Наэми

НАЭМИ
Бат-Шева Краус               

Она поднялась по наружной лестнице дома, следуя за тяжеловесным, пыхтящим мужчиной. Это был ее маклер, который помогал ей в поисках в старом городе съемной квартиры с красивым иерусалимским видом. Мужчине было трудно подниматься, и он бормотал не то ей, не то себе: «Верно, подниматься тяжело, но это компенсируется, когда тебе откроется вид из окна.»
Два ощущения неотступно сопровождали ее. Первое: «Я уже была в этом месте. Может быть, в другой жизни», -  посмеялась она над собой. И еще странное чувство: как будто кто-то шагает вслед за ней, смотрит, чтобы она не споткнулась. Время от времени она оглядывалась, говоря себе: «Нет никого, никто меня не преследует, я чувствую, что меня поддерживают».
Мужчина повернул ключ в замке, и они вошли внутрь.
Яркий свет лился из окна вглубь жилой комнаты. Она покрутилась там и сям по квартире и подошла к окну, которое сулило обещанный вид.
- Ты можешь увидеть отсюда почти весь Иерусалим, - снова повторил мужчина. – Смотри, сколько света в этом доме. Именно то, что ты хотела.
Наэми резко обернулась:
- Сколько будет стоить квартира, если я захочу ее купить? – услышала она свой неожиданный вопрос.
«Что со мной? В какую сомнительную сделку я вступаю?»
Мужчина улыбнулся:
- Я думал, что мы ищем квартиру на съём, тем не менее я готов спросить у хозяина дома.
«Откуда у тебя эта внезапная уверенность? – спросила она себя. – Никогда ты не принимала таких скоропалительных решений, да еще с явным ощущением, что это правильный шаг и сделать его нужно именно сейчас».
Снова и снова она оборачивалась из-за чьего-то, как ей казалось, присутствия. Такого впечатления она не переживала со времени своего развода.

* * *               
Дани был другом ее детства. Они вместе росли, вместе учились в школе, вместе были активными бойскаутами. Он был единственным из всех ее друзей, кто поддерживал ее в то время, как остальные покинули именно тогда, когда умерла ее младшая сестра. Он неизменно продолжал навещать ее и ее родителей и когда произошла трагедия. Было так естественно, чтобы они поженились и создали семью.
Через короткое время Наэми почувствовала отсутствие интереса у них обоих. В их отношениях не было страсти, жизнь стала просто скучной. Никаких сюрпризов, ничего неожиданного не происходило. Она знала из множества прочитанных ею книг, виденных фильмов, слышала от подруг по работе, что в жизни есть также волнующие переживания, и понимала, что не сможет продолжать жить по-прежнему.
Дани страдал, но сознавал, что нет смысла настаивать. Однако, когда она сообщила, что они собираются развестись, все набросились на нее:
- Чего тебе недостает? Он прекрасный муж, преданный и такой милый.
Родители были потрясены:
- Ведь он нам как сын, только этого нам не хватало, мало нам пришлось пережить? Развод в нашей семье?! Почему ты так поступаешь с нами?
Она боялась, что задохнется, но на лестнице раввината после развода впервые в жизни ощутила сладкое чувство свободы и независимости.

* * *            
Ее отец сидел в инвалидном кресле в доме престарелых, в отделении для душевнобольных. Он даже не мог отличить ее от других посетителей. Но когда она вошла в комнату, его глаза  засияли:
- Как хорошо, что ты пришла, госпожа, я хочу сказать тебе, что не прощу их.
- Кого не простишь, папа? – удивилась она.
- Они назвали меня изменником! Я изменник? Все, чего я хотел, это спасти свою жену и дочерей от опасности. У нас был там хороший дом. Из окна можно было увидеть почти весь Иерусалим. Но была стрельба, и я опасался, что с моей семьей произойдет то, что случилось с моими родителями в Европе, и когда объявили отбой, мы упаковали вещи и переехали в Рамат-Ган. Я продал все имущество и ликвидировал свой бизнес, и таким образом мы начали все заново. Все делалось ради того, чтобы спасти малышек.
- Но… кто это они, папа?
- Соседи говорили: «Только изменник покидает Иерусалим в трудное время», и поверь, я был не единственным, кто оставил его. Были еще семьи, покинувшие город, но изменником они назвали меня. Я никогда не переставал тосковать по нему.
- По кому, папа? Почему ты никогда не рассказывал мне об этом?
- По Иерусалиму, по нашему дому, из окна можно было увидеть чуть ли не весь город.
Голова его опустилась, и он задремал.
«Хорошо, что мама не видит все это», - подумала Наэми. Мама умерла тихо, как и жила, просто не проснулась одним утром. Все годы она была в тени отца. Никогда не повышала голос. Как жила, так и ушла в мир иной.
Жизнь мама делилась на два периода: один - в Иерусалиме, второй – после того, как покинули его. В Иерусалиме она была у папы «моей принцессой», он гордился ею перед друзьями, много говорил о ее аристократической красоте, росте, стройности, об ее искрящихся глазах и толстой косе, всегда закрепленной на затылке. Рассказывал каждому, кто только готов был слушать, как он вытащил ее с семинара учителей и не дал закончить последний учебный год. «Если ты хочешь выйти за меня замуж, тебе не нужна профессия. Моя жена никогда не будет работать вне дома».
Драгоценности, подарки, различные знаки любви стали участью мамы до тех пор, пока их жизнь коренным образом не изменилась в тот день, когда они покинули свой дом. Муж превратился в холодного, чужого и циничного человека. Она думала про себя, что время сделает свое и ее муж привыкнет к новой жизни и станет прежним, но их постигла горькая судьба, и они потеряли младшую дочь, которая умерла от тяжелой болезни, будучи еще совсем маленькой. Они оба стали равнодушными ко всему, и мама поняла, что теперь уже не осталось никакого шанса, чтобы папино поведение изменилось.
Отец, со своей стороны, все больше замыкался в себе и даже не обращал внимания на дочь, оставшуюся в живых.
Через короткое время после смерти мамы у папы началось душевное расстройство. Врачи рекомендовали поместить его туда, где он сможет получить наилучший уход, но Наэми упрямо билась, пока не поняла, что выбора нет. Дом престарелых был чистеньким. В нем царила приятная атмосфера, а главное – был профессиональный уход.

* * *          
Еще когда Наэми была маленькой девочкой, ее привлекала профессия медсестры. Уход за младшей сестрой во время ее болезни требовал от родителей постоянного присутствия возле ее постели, а Наэми проводила время в коридорах и иногда тоже в палате. Она восхищалась врачами и сестрами, спешащими-бегущими на помощь больному и семье. Когда она вырастет, думала Наэми, она тоже станет медсестрой.
Само собой разумеющимся было для нее попробовать записаться в школу ухода за больными. Родители не вмешивались, так что она смогла остаться в общежитии, с удовольствием учиться и отдалиться от угнетающей атмосферы угрюмого дома.
В конце занятий ее руководительница, которая ее очень ценила, посоветовала ей продолжить учебу, теперь на вторую степень, и перейти в институт. Наэми колебалась, так как предложение хотя и было заманчивым и очень лестным для нее, но когда она вышла замуж за Дани, поняла, что не сможет успешно реализовать подобный план и пошла работать в больницу. Она обладала природным способностью сочувствия больным и их семьям. Врачи хвалили ее работу и преданность, но воспоминания о болезни младшей сестры не давали ей покоя, и она хотела кардинальной перемены в работе.
Заведующий отделением предложил ей акушерство и рекомендовал ее в качестве кандидата на курсы. Со смешанными чувствами Наэми оставила детское отделение и вернулась к занятиям еще на один год.
С трепетом приступила Наэми к новой благородной работе, вначале сопровождаемая опытной акушеркой, а через некоторое время и самостоятельно. Она испытывала огромное удовлетворение, чувствовала, что словно сама создает новую жизнь, соучастница в деле великого созидания. Роженицы возвращались и рассказывали, как она им помогла, как поддерживала их и их мужей в трудные часы. Благодаря ей, говорили они, переживание родов стало приятным событием, и «заказывали» у нее следующие роды. Сменная работа не затрудняла ее. В особенности она любила ночные смены. Однажды ночью поступила роженица, которой акушерка показалась знакомой, она не помнила откуда, и тогда она спросила:
 - Твое имя не Наэми? Я была твоей вожатой, меня зовут Рахели, ты меня не помнишь?
Как далекий сон, к ней вернулись дни ее юности, и она вспомнила, как выстояла тогда благодаря поддержке Дани и активному участию в движении.

* * *       
Хозяин квартиры и маклер были удивлены, что она не торговалась с ними относительно цены и пожелала заплатить сразу же всю сумму, чтобы можно было поскорее переехать в новое жилище. Она понимала, что они воспользовались возможностью и запросили немного завышенную цену, но для нее было важно закончить сделку и перебраться в Иерусалим.
Занимаясь упаковкой вещей и прощаясь с соседями, Наэми надумала сходить в квартиру родителей и взять оттуда что-нибудь на память. Она крутилась среди мебели, которая была бережно сохранена ее матерью, и, наконец, остановила свой выбор на комоде с большим зеркалом, возле которого ее мать наносила на лицо косметику.
Нагруженный грузовик въехал во двор дома в Иерусалиме перед вечером, и грузчики начали разгружать его содержимое и поднимать его вверх по лестнице.
Когда суматоха улеглась, она могла вздохнуть с облегчением и тотчас начала наводить порядок в новом доме. «Прежде всего я уберу спальню, чтобы у меня было где поспать сегодня ночью». Она поставила мамин комод на место, которое, как ей показалось, будто давно и специально предназначено для этого: прямо напротив окна. Уставшая, она подняла глаза к большому зеркалу: оттуда на нее смотрело молодое, красивое, улыбающееся лицо – лицо ее матери. Растерянная и сбитая с толку, она пришла в замешательство от образа, отразившегося в зеркале, и в этот момент услыхала легкий стук в дверь.
У входа в квартиру, тяжело дыша, стояла довольно пожилая женщина.
- Это из-за лестницы, - сказала она, протягивая Наэми термос с ароматным кофе и собственноручно испеченный торт. – Я так рада, что у нас новая соседка. На самом деле я стара, чтобы стать твоей подругой, но всегда хорошо, когда есть с кем поговорить. Наэми, верно?  Я видела надпись на двери: «Наэми Мендель». Какое интересное случайное совпадение. Много лет назад здесь жила семья по фамилии Мендель, супружеская пара с двумя маленькими девочками, но они давно уехали. Почему ты так побледнела? Попей, попей немного кофе, которое я принесла тебе…