Припаси нам... счастья, ангел...

Гуляем мы с Юлькой, подружкой, с малышами в колясочках, теперь вместе. Её богатырю  Илье - 2 месяца, моей  Евушке - 2 недели.
Погоды в эти дни установились тихо-осенние, прохладно, но комфортно-безветрено и иногда даже солнечно. Чё ж не гулять-то?..

А на бульварах наших, перпендикулярно друг к другу разлёгшихся, кой-какой трафаретный марафет навели - заграждения к дороге кованы-крашены,  дорожки плиткой умощены, скамеечки таки воздушны-новеньки стоят... Вот на этих скамеечках, погуляв-скупившись(приятное с полезным, а че ж) мы с Юлькой обычно и приземляемся, или встречу по мобильнику метим:
- Ты ждёшь нас, а где, на нашей скамейке? Ага, подъезжаем...

Так вот, сегодня...
Мы, чуть припоздавши-долго одевавши-кричавши-на шапку возмущавши, подъезжаем на чиковском чудо-авто, и видим, что на скамейке рядом с Юлькой сидит... ну, не женщина, нет, это грубо. О!  Дама.
Взрослая такая очень, одета хорошо, макияж футы-нуты, и всё при ней.  А громоглааасная... Такие, как она, как это выразить, ну, вот вроде, занято всё пространство вокруг только ими. Вот как-то МНОГО её)

Увидев  Юлькину сигнально-страдальческую гримасу, я поспешила приземлиться рядом, причём Юльке пришлось подвинуться на краешек скамейки, так как мадама уселась к ней вплотную, и я оказалась втиснутой между ними...

Незнакомка резко-энергично захлопнула книжку мобильника, предварительно витиевато послав собеседника, оборвав явно неприятный ей разговор, и повернулась к нам. Повидимому, прерванная ею беседа её не удовлетворила, и, не имея "под рукой" других слушателей, она обратилась к праздно шатающимся колясочным мамашкам:

- Ну? И кто мне советы даёт, вы подумайте только! О семейной жизни! Кто?! Безмужнее бабьё!

Узрев непонимание на наших физиономиях, она развернула поширше:

- Моя мать! И подруги! А я им говорю, что сами дуры! С самодостаточностью и гордостью своей носятся, вот без мужей и остались! А я за стеной! Каменной. При мужике надёжном. И нечего соваться в дела семейные! Ну, вывела я мужика, не сдержался, замахнулся. Сама виновата, нечего было заноситься!

Глянув вопросительно нашу реакцию, пояснила:

- Извинился зато! Потом. И сапожки мне купил, что я давно хотела, а он отказывал.

Не обнаружив понимания и сочувствия, она напрямую к Юльке(а мож, и ко мне, просто чтоб обеих охватить опросом, через меня к Юльке?):

- Ты вот, как считаешь, а?! Я же права!

Юлька зажёванно так, с тормозом удивления, но переспросила таки, с всегдашней своей детски-наивно-трогательной интонацией:

- А откуда они знают? Что он вас ударил? Раз лезут к вам с советами по семейной жизни?

- От верблюда! ...Я поделилась!

- Ааа... - протянула Юлька. А я стала Еве одеяльце поправлять, чтоб избежать допроса)
Но незнакомицу одеялками не запудришь. И она, прям рявкнула, в мою сторону:

- А ты? Как считаешь? Я права?!

Видимо, постановка вопроса иначе, например, "как думаешь, мож, я не права?", ей в голову не приходила.

Я аж замешкалась, отвечать неохота, но гражданка имела настойчивость, завораживающую меня, и заасоциировала у меня с училкой, которой, никуда не деться, но урок ответить надо.
И я сделала паузу. Чтоб не мямлить как Юлька.
...И - взрослым! - голосом,  уверенно, как  на очковтирательстве со знанием невыученного урока, объяснила нежданной приятельке, что я со своим мнением вряд ли ей  интересна, так как я в её иерархии нахожусь есе не за плинтусом,  то не выше этой скамейки, так как являюсь безмужней уже месяца полтора.

- И я без мужа, - выпалила Юлька, - только ещё раньше!

Бедная женщина, не получив голосов за свою правоту,
повозмущалась современными одинокими мамками, и, не дождавшись парирования, отчаявшись отсутствием спора и обсуждения её ситуэшен,
похаяла произведённую реконструкцию бульвара,
критикнула зажравшиеся и до хрена наворовавшие с этой реконструкции власти,
и поднялась, отряхнув красивое пальто.
И зацокала "дареными" сапожками. Подальше от шизанутых.

Юлька освобождённо:
- Пфууухх...  Не, Ларис, ну как это? Муж вправе свою жену "поучить"? И, ведь она счастлива-то, по-своему. Мне вот, такого счастья не надо и даром, и за сапожки тоже!

Я не успела ответить. Потому что вступила в разговор дворник, женщина запенсионного возраста, которую мы поначалу не увидели, настолько занимала собой пространство и заслоняла всё остальное наконец-то свалившая громоподобица.

- Не говори так девочка, - сказала дворничиха, и я, взглянув в её лицо, поняла топорность и никчемность этого "дворничиха" по отношению к ней, такой... домашней, что ли...

А она сказала ещё:

- Слова  живые. Говоришь, счастья такого тебе не надо... А кто знает, какое счастье тебе припасено? Сказала так, а твой ангел заплачет и, не услышишь, как он ответит, что другого, доча, счастья, у него для тебя нет. И откажешься от счастья своего. Так что, спроси лучше прощения, за слова, бездумно брошеннные.

И Юлька, заморгав часто реснищами над своими киркоровскими глазами, послушно протянула:

- Нечаянно вырвалось. Не подумав. Прости меня, а...

Женщина улыбнулась:

- Да вы уже счастливые! Вон счастье - по коляскам сны видит. А я вижу... а ну-ка, гляньте на меня... Что всё у вас, обеих, будет самым лучшим! И мужья добрые, любящие, умные, руку на женщину не поднимающие - слышала я разговор, и детки замечательными вырастут, и ещё будут. Счастья вам, девчата!

И пошла мести бульвар дальше.

Мы с Юлькой молчали, думали,
и о незнакомке с её ситуацией, и о женщине с метлой. 
Что-то в этих словах её есть! Важное.

А счастья нам - ох, как хочется! 
Слышишь, ангел?..
Не тёткиного, с сапогами и мордобоем, а своего, только своего!

Припасёшь нам, да?..)))

---
14.10.2010