В зиме из подснежников

Закрывая глаза, я верил, что мне приснится сон, в котором будет лето, и мы будем летать.
***
«Милый мой друг. Это моё последнее письмо. Сегодня Валери сказал, что больше я писать не смогу. Постараться уместить весь смысл в одном письме это полнейшая глупость, а написать самое важное не так то просто. Ведь, я не смогла этого сделать во всех десяти письмах. Могу попросить только об одном перестань ошибаться. Ведь, за эти десять «передач» мы стали почти родными. Я похудела ещё на пару килограмм, но это наверное даже хорошо, ведь теперь я могу снова носить платье, которое мне подарили. В шкафу больше не осталось одежды, может только несколько пар туфель и множество книг. Спасибо вам за них. Когда-нибудь у меня обязательно будет своя библиотека, нет не только из этих грустных и нудных воспоминаний о той странной войне, но библиотека с этими нашими книгами. Которые будут только наши. Хотя я и не знаю, когда буду их все дочитывать, но надеюсь, что их от меня никто не заберет, ведь, это самое дорогое, что осталось в моей комнате. За окном пахнет дождём. Я очень хочу... Хотя уже многие годы зима, но что-то мне подсказывает, что скоро она закончится. Не спроста же дождь донёс до меня это чувство. Мне кажется, что там, куда я перееду будет очень хорошо. Мишель, я мало про него говорила, это милый молодой человек из соседней комнаты. Я часто наблюдаю за ним. К нему почти каждый день приходит девушка. Наверное они очень любят друг друга, и возможно, скоро уёдут от сюда. Я только вам наверное могу сказать, что наверное из этой тюрьмы не выйти. Разве только вместе с жизнью и теми фотографиями, которые я когда-то сохранила в себе. Он странный этот мальчик. Он рисует. Я всё могла бы отдать, только чтобы немного порисовать. Я ведь не умею. Каждый день он открывает новую банку с гуашью, и каждый раз новый цвет. У него каждый день особенный, каждый обладает своим цветом. Это особое рисование, не кистями. Он использует только цвет и свои чувства, которые переливаясь в пальцы выходят на стены. Он тоже иногда смотрит на меня. И знаете, наверное он в меня влюблён, но конечно ваша нежная любовь, которая скрывается в каждой строке этих бумаг не сравнится ни с чем. А сколько всего скрывают эти расстояния между строками. Мне кажется, что в последнем письме вам было грустно. Об этом мне рассказали те при точки в конце седьмого предложения. Знайте, милый мой, я вас очень люблю! Если бы не Валери, я бы уже давно была с вами. Как же хочется уже уехать!
Давно я уже не была на улице. На той настоящей улице, где полным полно людей. Наверное это хорошо. Я стала так думать. Приходите ко мне, теперь вы остались последним недостающем звеном моей новой цепи. Да, это ещё одна новость! Скажу вам по секрету, я правда и сама еще не до конца уверенна, но я начала новую цепь. Валери говорит, что это невозможно, ведь я скоро уезжаю. Я всё больше убеждаюсь в том, что он просто хочет переубедить меня, словно перекрывает мне путь к счастью, отнимает и выбрасывает те частички одной большой картины жизни разбитой на пазлы. Но скоро я уеду.
Я надеялась увидеть подснежники, вы ведь помните, что это мои любимые цветы? Но наверное снова не получится. Я даже не знаю, где очнусь в следующий раз. А что, если в Америке? Вы ведь не приедете ко мне. Слишком это далеко. Хотя, облака не ближе, помните, как мы долетали до них...
Прощайте же, мой милый друг. Я буду помнить вас, где бы не оказался мой запутавшийся переклеенный разум. Я люблю вас. Верьте, что жизнь бесконечна, и что однажды очнувшись Тристаном, ваша Изольда будет ждать на той самой скамье у входа перед клумбой, на которой вырастут подснежники, когда зима закончится, и дождь окропит наши мысли.»
Последнее письмо от Ребекки пришло в конце ноября. Я пришёл навестить её через два дня после его получения, но я опоздал. Знаете, это как на соревнованиях по бегу, кажется что все идут по одной линии, кажется, что ты первый. Всё время ты не торопишься, бережёшь силы, а на предпоследнем кругу ты убыстряешься, бежишь быстрее, быстрее, а в конце… я знал многих, которые приходили первыми. но я был исключением. И в моём случае этот круг был самым быстрым, но я умудрился растянуть его до самого длинного. И когда я пришёл в следующий раз, я не застал её. Я не смог узнать, кто она была на самом деле и кого видела во мне. Я познакомился с ней случайно. После института я иногда гулял по территории психбольницы. Я работал там около месяца уборщиком, но потом я устал. Слишком большое эмоциональное напряжение. Даже Ребекка… она не такая, совсем. Словно есть что-то, что знает только она, есть некий мир, в котором нет никого кроме неё, разве что ещё некто, кого она смогла разглядеть во мне.
Её лечащего врача звали Валери.
После очередного рабочего дня, я часто сидел на лавке около главных ворот. Сказать по правде, мне нравилось там находиться. В тени деревьев, я мог утонуть в своих мыслях, в воспоминаниях. Там было спокойно, словно я был в каком-то совсем ином мире, где мог быть только я. Совсем иногда я мог видеть как мимо пробегали врачи и медсёстры, но они никогда не обращали на меня внимания. Я знал, что за стеной, когда я выйду снова придётся жить, снова придётся бегать по кругу этих замкнутых будней и боятся, что мосты разведут прежде, чем ты дойдёшь до их середины. Я видел многих сумасшедших, которые казалось были совсем нормальными, но внутри у каждого из них был червь, который поедал их сознание. Каждый из людей, которые находились на территории этой «больницы» хотел добиться чего-то. Были те которые думали, что всё уже прошло, кто-то думал, что всё только начиналось, но всех их сковывала одна большая идея, вспоровшая их мозг от самой корки, им нужна была свобода. Словно люди пережившие войну, вдруг в самом её конце попали в плен. Они не могли признать своего поражения.
Люди, такие разные… а в чём разница? Все мы каждое утро встаём, каждое утро идём на работу, потом в перерыве забегаем в кафе  поесть, снова на работу, вечером по возможности кто-то кого-то завёт отдохнуть, а затем домой и спать. на следующий день всё по новому. Люди которые тут работают, психологи, с которыми время от времени приходится беседовать каждому заключённому здесь, у них уже сложилась своя картина мира. В их головах есть маленькая планета, макетик, у которого есть свои люди, свои идеи и свой идеал. Но они даже представить не могут, что все кто тут есть, все, с кем им надо будет общаться, тоже имеют свои макеты. И у них идеалы совсем другие. Спустя какое-то время я понял, что одинаковых людей и в правду не бывает. У моей строй соседки были двое братьев близнецов. Я часто ездил вместе с ними в трамвае, мне надо было в институт, а им в школу. Я наблюдал за ними. Такие одинаковые. Они каждый день ругались, кому останется сесть на высокое кресло, каждый раз устраивали драки, предлагали всё более интересные новы аргументы, почему этот стул должен достаться тому или иному брату. И казалось, что и в правду нет в них различий, но ход мысли в голове каждого из них. По какой оси вращались их планеты? Сейчас я их уже стал реже видеть. Но мне было бы интересно встретиться с ними лет через десять. Надеюсь, они не убили бы друг друга к тому времени.
Как-то раз я снова присел на ту лавочку отдохнуть, и вдруг подошла она. Лёгкая и нежная, села рядом со мной.
- ты почему не приходил раньше? Я ждала. Я уже было думала, что никогда не смогу начать новую цепь. Здесь ведь ужасно скучно, разве ты не видишь?
Я не знал, кто была эта девушка. Сначала в моей голове мельком пробежала мысль, что мы когда-то были знакомы или быть может, это какая-то старая мамина знакомая. Но всё же здравый смысл взял своё. Мы не были знакомы, я навряд ли видел её. Но она подошла, подошла именно ко мне.
- я тут работаю. И зачем же вы меня ждали?
- ах, странный мой. Неужели ты забыл?
- что? – я не понимал, что она хотела. Я  был не в самом хорошем настроении и не видел особого смысла заводить разговор с незнакомой психически больной девушкой. На её лице проявилось смущение. Я не должен был говорить с ней. Я должен был убежать, спрятаться где-нибудь и никогда больше сюда не приходить. Но я так не сделал. Какое-то чувство материнской ответственности и жалость да и вся та беда заполнявшая мою голову просто не позволила проявить такое неуважение к этой милой девушке. Да, не скрою, она была чертовски привлекательна. В ней просто был некий шарм, который заставлял всматриваться внутрь.
 Она естественно не ожидала, что я задам ей такой глупый вопрос. В последствие я пойму, что с ней надо разговаривать по особому, ведь она совсем из другого мира.
- я ведь люблю тебя! Ты говорил мне тоже самое! Почему ты забыл? Или, я больше не кажусь тебе красивой… наверное ты прав, я уж слишком стара, мне ведь скоро двадцать шесть лет. – она ввела меня в недоумение. Мне нужна была помощь. Я никогда не разговаривал с такими как она, и скажу больше, мне никогда, даже в шутку не признавались в любви.  В обычной ситуации я возможно выругался бы и пошёл домой или в кафе, в котором я часто обедал. Но сейчас я должен был ответить. Я видел как ё глаза жадно поедали меня, сканирую каждую клетку моих мыслей. Единственное во что хотелось верить, это что она не умеет читать мысли. Кто была эта девушка, и что привело её ко мне. Это ведь была не самая близкая к её корпусу лавка. Она не знала, кто я. Но тот факт, что он увидела во мне, кого-то родного для неё, был неоспорим.
- нет, ты очень красивая. Ты словно, цветок.- я был взволнован и совершенно не думал о том, что говорю. Только бы закончить предложение и выдохнуть. Я обернулся и посмотрел на клумбу. Тюльпаны, жалкой кучкой торчали откуда-то из середины этой клумбы, которая в основное своё содержимое включала траву.
- разве эти цветы красивы? Они ужасны. Словно по ним проехалась большая машина, на подобии трактора. Они помяты! На них даже бабочки не садятся. Если бы здесь были подснежники.
Она говорила со мной так, словно это я был ненормальным. Наверное это и есть странная особенность ненормальных людей. «Тюльпаны, как тюльпаны, ей же нужны подснежники. А почему бы и нет. Если она считает, что я нездоров и просто хочет надо мной поиздеваться?» пока я вёл беседу сам с собой она сидела рядом. Она уже не со мной. Просто рядом. Я сидел и смотрел на неё. Меня озадачила та ситуация в которую я умудрился попасть, но выйти из игры, пусть даже не по моим правилам, не приняв в ней участия, было бы совсем неинтересно.
Она задумавшись посмотрела в небо. Сейчас она была спокойным, вдохновенным мечтателем.
Какие у неё красивые глаза. Единственное странное было то, что глаза словно неживые. Мне наверное повезло, что я почти никогда не видел мёртвых людей, а если и видел, то глаза у вес у них были закрыты. Но если бы вдруг увидел, то мне кажется они были бы как у неё. Глубоко посаженные, они всё время оставались в тени, чёрные с тонкой зеленовато-серой полосочкой вокруг, они были на редкость крупными. Кукольные, словно сделанные из стекла. Простое зеркало, отражающее всё что видит.
В небе кружили птицы. Строя свои воздушные дороги в вглядываясь на жизнь, которая происходила внизу. Им не до нас, у них свои междуоблачные игры. Тогда я не знал о чём она думает, это только потом, я стал понимать с «полу мысли». Вдруг она легонько положила на моё плечё свою голову. А затем взяла меня за руку, и стала перебирать мои пальцы. Ещё много раз я буду пугаться её тишину. Она тёплая. Живая она, а глаза просто зеркальные.
Нужно было уйти. Не только от неё, на тот момент, мне нужно было уйти просто от себя. Я боялся не понять чего-то, боялся ошибиться, а тут ещё она. Я хотел убежать всё сильнее и сильнее. От её холодных глаз, от её пальцев, от очередных ошибок, которые я мог совершить здесь, оставшись за стеной.
- я наверное пойду. Извини, что так не долго пробыл с тобой.
- ты пиши мне письма, а лучше приходи ещё.
- хорошо. Я обязательно напишу.
Я знал, что скорее всего обманываю её. Я больше не хотел приходить. Долгое время я мог находить какие-то аргументы, которые позволяли мне появляться в психушке реже. но рано или поздно я всё равно должен был прийти. Моя мать, когда жила со мной учила меня шахматам. Она была очень умной женщиной. таких редко где встретишь. Она выигрывала на многих шахматных турнирах и хотела, что бы я стал таким же как и она. Но я ошибался. Каждую партию я проигрывал, выбирая самые неудачные ходы. Но она не расстраивалась. Она просто учила меня. «пешка, достигшая последней полосы становится ферзём. Главное верить, и тогда всё получится». Моя мать всегда верила, но она так ничего и не добилась. Я не знал, чего она хотела от это жизни. Неужели весь смысл был только в том, чтобы выигрывать в этих турнира и учить меня? Я и в правду не понимал тогда, какую идею она пыталась заложить в мою голову. но одно я знал точно, что если я эта пешка, то моя последняя полоса ещё очень далеко.
Я был занят с каждым днём всё больше и больше. Занят какой-то ерундой. Я смог прийти только через две или три недели. Мне было чему удивиться. Всё то время, что меня не было эта девушка ждала меня. Медсестра сказала, что её зовут Ребекка. Она была рада, когда я рассказал, что она разговаривала со мной, так как для таких больных общение это самое лучшее лечение. Хотя, они и неизлечимы.
Мне двадцать четыре года. Учусь в институте, пытаюсь работать одновременно. Я живу в съёмной квартире не очень далеко от центра города. Моя мать переехала в другой город следом за своим новым женихом. Она надеялась, что оставляет меня в заботливые руки моей девушки, которая бросила меня буквально через неделю после начала каких-то там отношений. Но ничего не было. я как и всегда один.
Когда я пришёл девушка сразу меня узнала и подола ко мне. Я не знал, где она была, что так быстро меня увидела. У меня начало строиться ощущение, что она пытается ворваться в меня. В самую глубь моих мыслей. Взболтать осадок с верхним слоем моей души. Словно,  должен был что-то вспомнить, что помнила она.
- я ждала тебя! – она обняла меня за шею, не, скорее она обвилась вокруг неё. Внутри что-то перевернулось. «она ждала меня!» я ведь ещё думал, может забыть про неё. А она тык бы и ждала до самой смерти. А я всё не приходил бы и не приходил. Вот опять этот материнский инстинкт. Это наверное из-за недостатка заботы ко мне. Не так ведь часто я был со своей матерью.
- прости, я не мог прийти раньше.- мне казалось, что если я буду сухим эта забота по отношению к ней потухнет и я смогу удержать при себе моё одиночество.
- ничего. Ты всегда опаздывал. Я написала тебе письмо. Если не сможешь прийти, то тогда просто передай ответ Валери, он отдаст твоё письмо мне. Ты ведь знаешь его?
- да, конечно знаю. Постараюсь не задерживаться с ответом. – «я не хочу её писать. Я забуду про неё через неделю –другую. И она про меня забудет и умрёт тут. Умрёт совсем одна.» от этих мыслей становилось ещё противней. Я решил не думать, что будет если она умрёт. Пусть всё идёт как идёт.
- обещаешь?
- да, обещаю. – «обещаю? Ну да, я ведь никогда не выполняю своих обещаний».
- ну и глупо. Очень глупо! Ты ведь знаешь, что никогда не выполняешь своих обещаний! –«Откуда?! Кто сказал ей?» я не знал, как скрыть весь ужас того, что незнакомая больная девушка вдруг смогла предугадать ход моих мыслей. - Но я всё равно буду ждать, как бы глупо это не казалось с моей стороны, я буду…
- когда-нибудь, я всё равно напишу тебе ответ. Я буду стараться как можно раньше.
- спасибо. ты ведь любишь меня? – стоит ли говорить о том, что я хотел ответить на этот вопрос? Я всё ещё был в неком шоке от того, что она практически прочитала мои мысли. Она определённо была не такой как все, с кем я общался раньше. Она и в правду была особенной.
Она говорила  очень тихо, стараясь не смотреть прямо в глаза. Она словно всегда чего-то боялась. Тот самый Валери говорил, что она была совсем другая. В первые, когда она попала в эту больницу она была Эллой. Но в скорее по паспорту удалось понять, кто она на самом деле. Эта Элла, словно живая копия злого гения, она может делать всё, что захочет. И однажды, она потеряла очень многое. Доктор говорит, что всё это как выяснилось потом было абсолютно случайно, но зарастая каждая рана оставляет совой шрам. Какой-то несчастный случай заставил ей сильно поменяться. Она будто разделилась. И вторая часть оказалась доброй. Даже не так. Она оказалась просто прозрачной, словно всего-навсего раскрашенная тень той великой женщины, которой была раньше.
- я обязательно приду.
Только вот она оказалась права и прийти я не смог и через неделю и через две. Когда я вспомнил про письмо был уже шестнадцатый день после того, когда я видел её в последний раз.
«Ты ведь тоже не помнишь, что было тогда; когда я сюда попала? Мне ничего не говорят. Со мной тут совсем никто не разговаривает можно сказать. Когда ты пришёл, я буквально увидела солнце. Или подснежники. Знаешь, это мои любимые цветы. Я так долго ждала, что накопилось очень много всего, что хочется сказать. Я не писала писем почти никому, так что ты можешь считать себя  первым.
Мой милый друг, наверное мы увидимся не скоро, так что прошу ответьте на это письмо. Это безумно если я вдруг попрошу вас увезти меня отсюда подальше. Но пожалуйста. Я боюсь, что больше не выдержу пребывания за стенами жизни. Когда до ночи остаётся полчаса, и ты лежишь на кровати, слушая как тикают часы, ты понимаешь, что больше ничего не надо. Но поверьте, те, кто ведёт себя так как считает нужным, не заслуживает такой страшной пытки. Когда какие-то жуткие воспоминания в такт часам приходят к тебе и садятся рядом на край кровати, тебе больше некуда деться. Им всё равно что у тебя что-то болит или может кровь из носа. Для таких как они это привычное дело. Ты только попробуй посмотри в их гордые глаза. Сразу холодно. Сразу страшно! Когда ты видишь как взрывается дом, в котором твоя последняя надежда на жизнь, которую ты стоил с момента рождения. Ты уже не видишь ничего, только жар по венам. Когда на утро встаёт солнце, в лице которого только его слова. Когда в небе глаза, ах, поверьте , нет страшнее муки чем эти часы. Я стала такой слабой, и меня больше не признают. Валери говорит, что во мне словно два человека. но он ошибается, я просто устала.
Я слишком много жалуюсь. Тут хорошо. Только холодно этой зимой.»
Письмо было написано в марте. Я написал небольшой ответ. Я не знал, каково это пережить то, что пережила эта девушка. Я не видел дома, солнца и неба такими, какими их видела она. Я только постарался чем-то её обрадовать. Говорил какую-то ерунду. Мне ведь совсем нечего было ей сказать.
Она говорила про зиму. Хотя была весна, она говорила о часах, хотя она были только в одном месте, на главных воротах. Она рассказывала мне о каких-то фотографиях, вагонах и людях, которых мне казалось никогда не было. она была там далеко всё то время, когда прижималась ко мне и хотела немного тепла. Да, возможно там где она осталась, действительно очень холодно.
Мы стали видеться немного чаще. И как-то раз, совсем неожиданно для себя, я вдруг понял, что полюбил её. Ей всё таки удалось украсть у меня какую-то часть моего одиночества. Теперь это словно был наш мир, не только её и не только мой.
Спустя некоторое время я начал писать ей ответ. Передать письмо мне удалось через главврача. Через три дня, когда мои ожидания свободной минуты стали уже совсем невыносимыми я забросил все дела и поехал в больницу. Она ждала меня всё на той же скамье. Со временем, мне казалось, что она очень изменилась, хотя может это было только моё отражение в зеркале её глаз.
За весь период нашего общения она написала ещё девять писем. На некоторые их них я отвечал в письменной форме, на какие-то я боялся отвечать и спешил прийти к ней, вдруг, что-то случилось. Она говорила слишком много непонятных вещей. Мне так и не удалось узнать, что пережил этот удивительный человек, до того, как оказалась здесь.
Когда я пришёл к ней  в последний раз, она не встретила меня на лавке, на которой обычно ждала. Ребекка всегда знала, когда я приду. А может просто всегда ждала меня. Но этих холодным ноябрьским утром, я её нигде не мог найти. Когда же мне удалось встретиться с одной из медсестёр, она посоветовала обратиться к Валери. Что-то наверняка случилось. Что-то то, чего надо было бояться.
Это ощущение, словно на соревнованиях по бегу, кажется, что ты первый, что успеешь. Всё время не торопишься, бережёшь силы, а на предпоследнем кругу ты убыстряешься, бежишь быстрее, быстрее, а в конце… я умудрился растянуть его до самого длинного.
- простите, можно войти?
- да.
- я хотел узнать что с Ребеккой? Я нигде не могу её найти.
- разве не знаете? Два дня назад вечером… она умерла. Никто не знает как. Медсестра нашла её на той лавочке около входа. Где большие ворота, может знаете?
И я знал.
- ну так сейчас она на вскрытии, патологоанатом говорит…
Какая разница, что он говорит. Вдруг, это нелепое ощущение, когда всё заканчивается. Кончилось всё, а я почему-то ещё здесь. Всё ещё чего-то хочу добиться. Какая жалось, что больше ничего не изменится. Кончилось всё. И больше не стоит пытаться. Цепь сложилась до конца. Последнее звено пришло ко мне два дня назад, а я, вот незадача, я даже не заметил его! Наконец я понял, для чего всё это. Что это за странный смысл жизни. Хотя, скорее всего моё решение ещё не раз поменяется, но то, что тогда я ощутил, то что ощущает каждый человек, при потери чего-то самого важного. То, за чем ты стремишься всё время, а потом внезапно осознаёшь, что единственное место, где вы будете вместе, оно точно не на этой земле. И ты всегда не готов понять это. И самое простое, что остается это умереть, но ты живёшь, и поверьте мне, эта жизнь больше никогда не вернётся на те круги, виражи которых она уже покорила.
Если когда-нибудь вам выпадет доля общаться с психически нездоровыми людьми никогда не верьте им. Эти люди не просто заставят вас поверить им, но и сведут вас с ума. Все, кто оказывается по ту сторону ограды разделяются на две группы. Те, которые собрали цепь жизнь до конца и всё ещё живы и те, которые разбили её, не дойдя и до середины! Мы же относились к первому типу.
Когда я хотел пройти к смерти вне очереди, меня остановили. Я попал в ту же психбольницу, где когда-то работал. Отговорки типа «по чистой случайности» это полнейшая глупость. Я хотел этого, ибо верил, что сойдя с ума я смогу чаще видеться с Ней. Но я ошибался. Я ведь всё понимаю. Просто не так как медперсонал. Не так как Валери. Да ну его, может это он во всём виноват. А теперь каждый простой неудачник может быть выдан за сумасшедшего. Ну да ничего страшного, только вот недостаток есть. Ни за что не верь себе и всему тому, что тебя окружает. Особенно тем часам. Которые словно из неоткуда появляются с приходом темноты и одиночества. Не надо их слушать, постарайтесь закутаться под одеяло, думайте о чём угодно, только не вспоминайте! У меня был другой врач. Я не запоминал его имени, не важно это уже. Как и все, он говорил, что можно попытаться начать всё заново. Хотя он и не знал о нашей теории безумства. Да, он вообще ничего не знал. Он слишком умный, чтобы знать какие-то простые вещи, на подобии этих. Как-то раз он пришёл и сорвал занавески с окон. Шла зима. Медленно, она прокладывала свою королевскую дорогу. Такая гордая. Потом этот чудак начал улыбаться.
- вставай!
- зачем?
- я хочу, чтобы ты прошёлся немного. Всё не так уж плохо…
- вы это уже говорили. Зима за окном. Ребекка всегда упоминала её в своих письмах. Сказать по правде, я уже и забыл, на сколько она идеальна.
- это уже правда не первый снег, но всё-таки! Посмотри какой белый.
- белый. Слишком глупо, называть это стеклянное кружево белым снегом. Да и что вы собственно улыбаетесь?
- я радуюсь, ведь я живу! А значит имею право радоваться каждой минуте. Послушайте, если это вам как-то поможет, то можете написать письмо. Адресатом может являться кто угодно. Но мне кажется, что вы знаете, кому хотите написать.
Конечно я знал. Только вот был ли смысл? Или это как с песней, если пропеть которую, расцветут цветы и наступит весна? Написать письмо той единственной, чтобы очнуться рядом с ней, на поляне из голубых и белых подснежников. Возможно ли?
- я не знаю от куда, но она знала что вы придёте к ней.
- что?
- держите. Напишите ответ. Ей было бы приятно.
Закурив сигарету, он протянул мне скомканный желтый листок. Ребекка никогда его мне не показывала. Ничего не говорила, а этот молодой врач знал, что курить в палате запрещено. Но я был благодарен. Он словно только для меня сделал исключение. Наверное надо было бы сказать спасибо. «Когда ты придёшь, я буду ждать на той лавке, на которой мы проведём ещё пол года. Правда милый? Я ведь так скучала по тебе. Сейчас уже не знаю, где я. А ты? Скоро ты? Долго ли ещё…». Я плакал.
Врач открыл окно. Зимний холодный ветер заполонил комнату. Мурашки пробежали по телу и снова скрылись. Я начал писать.
«Сегодня хороший день. Я каюсь перед тобой, что снова опоздал. Ты ведь знала, что обещание не сбудется. Ради Бога, прости. Сегодня, кстати зима. Она имеет запах. Свой особый, который не описать. Птицы не поют. На улице слишком ярко.
Я ведь тоже, очень люблю… тебя.»
Я не знал, что можно сказать ещё. Это ведь всё равно не дойдёт до неё. Хотя, как она говорила, то нужно просто поверить и исполнится самое волшебное желание.
- если вы не против, то я пойду.
- закройте окно. Я замёрз.
- извините, если потревожил вас.
- вы тоже простите. И… спасибо вам.
Он сделал едва заметный кивок головой и ушёл. Я сидел перед окном и смотрел на то, как снег хлопьями падает с неба на землю. Снежинки танцевали свой вальс любви. А я засыпал под музыку их лёгких шажков. Возможно я уже знал, что тот сон который мне приснится будет самым лучшим. В этом сне будет лето и мы будем летать. Только мы.
«вы говорите, что любовь меняет людей.
Вы ошибаетесь. Она заставляет сходить с ума.»