Дрожать на всех ветрах... Из дневников 1988 - 1998

Это не мемуары, не воспоминания, не выдумки...

Чернила повыцвели, странички пожелтели...

В электронную форму облачены некоторые из дневниковых записей романтичной советской девушки, на закате эпохи приехавшей из солнечной Средней Азии в северный Ленинград, не на шутку полюбившей город и не только, в начале переломных лет выдворенной из него "по распределению" и сумевшей (спасибо, Господи) вернуться.   





02.03.1988 У Бунина увидела:
“Есть, брат, женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые от этого от самого никогда и никого не любят”. Курсивом.
 
08.09.88 О, как это ужасно: слышать шаги, которых нет. Вглядываться в ночную жуть и пытаться уловить шаги, а их все нет, и каждый шорох вселяет надежду и смятение.
     Встаю и пью валерьяновый настой.  25 капель. И начинаю  писать. А вслушиваться все продолжаю... Жуть.

28.09.88 Года два назад читала в “Иностранной литературе” творение какого-то японца. Речь шла о том, как людям постепенно хочется жить в ящике, как сделать его. И мне тоже захотелось иметь такой вот ящичек, в котором можно было бы расслабиться, быть вне глаз, вне людей, временно, конечно. Уродство -общежитие для человека 25 лет. Как уютно, когда одна живу, чисто, приходят гости, а главное - могу быть одна. Не хочу ни с кем говорить, все чужие. Тоска...
     Живя в общежитии, постепенно перестаешь быть собою. Нет, немного не так. Некогда сосредоточиться, осмыслить, писать, читать когда хочется и что хочется, остаться с тем, кого желаешь видеть. Приходится тратить время на неинтересных мне людей, растворяться в веренице чужих лиц.

18.10.88 Что делать с распределением, с любовью? Послезавтра - решение судьбы (распределение). Владивосток? А любовь... это ужасно. Его не видеть - пытка, соблазн идти, идти, идти, подниматься по серым ступеням, сидеть рядом, коснуться рук... пытка. Все напрасно и беспросветно. Соблазн, когда не видишь. А когда видишь - боль и пустота. И совершенное незамечание всех других, нежелание замечать.
Обреченность.


13.11.88 Как лечиться от пустоты, всю жизнь меня преследующей? Разговоры, разговоры... Наверное, только творчество и ночи несут в себе нечто; творчество - это души работа, оно способно наполнить, поднять. Короче, счастливы творящие. А для обычных остаются только ночи, остальное -суета сует.

17.11.88 Какая негордая я оказалась в любви, какая негордая...
     Я хочу тебя не видеть. Совсем. Я тебя презираю за то, что ты хочешь жить чужую жизнь, идти по выбитой дорожке: по совету дяди своего учишься на нашей специальности, работаешь под его крылом, этому же крылу благодаря учишься в аспирантуре. Выберешь молодую, красивую, выгодную. А меня не любишь, несмотря на то, что любишь. Я прощаю, стараюсь не осудить. Ни о чем не прошу. Иди любою дорогой, но зачем  лежит на этой дороге мое бедное сердце? Ведь есть же посильнее, поустойчивей. А ты же добрый, и ты же знаешь меня давно и говоришь, что я самая хорошая из всех, ты же знаешь, что даже слово корявое для меня - боль.
     Обойди меня стороной, пожалей.

19.11.88  Сколько времени уходит на таскания по магазинам, сколько сил на достижение мнимых вершин, сколько переживаний по поводу невозможности хорошо одеться. Суетимся, бегаем, хлопочем. Пустота все, наслоение на основное, важное, и его, главное, за всем этим не разглядеть уже.
     Видится мне смысл какой-то разве что в бьющихся наших сердцах.
     В жизни всегда кто-то лавочник, кто-то печник, а кто-то на чердаке при горящей лампаде с книгою в дрожащих руках студент.

     Раздражает чужой смех, люди в метро, на улицах, тупые разговоры, - почти все. Твои руки спасают меня, твои губы, запах твой.
     Со времени начала романа моего почти не могу читать, смотреть, слушать. Не хожу в театр, не могу отключиться от тебя ни на минуту, проникнуться ничем.

21.11.88  Женщина, находясь в близкой связи с мужчиной, ощущает его как нечто реальное, близкое, конкретное (по крайней мере я), через       э т о обретает близость к человеку; для мужчины же женщина в тот самый момент неконкретна, она повод, только повод...

23.11.88  «Быть вытесненной непременно в себя, в единоличье чувств...»

15.12.88  Мои отношения с М. ...
Когда я думаю о них, у меня возникают ассоциации...
     1. Я - в сосуде, из которого выкачан воздух. Он (М.) загнал меня туда, где нечем дышать. Выбраться не могу: стены пологи, скатываюсь. Всем хорош сосуд, но воздуха - нет. Не выпускают стены, но главного не дают.
     2. Горит огонь, ярко горит, тепло, хочет гореть (я). И человек у огня, он погреться не прочь. Н о - не бросает дров. То ли не знает, что без них огню не гореть, то ли их нет у него, может, просто лень собрать их, найти (он). Гаснет огонь, не говорит ничего, не просит - задыхается (я).
      3. Может, это главное сравнение.
Красивое, хорошее дерево растет (может, мое чувство). Хочется дышать ему, тянуться вверх. Бац - крыша вверху, непробиваемая. И пошло деревце куда-то вбок, вкривь да вкось, скособочилось - больно, нездорово. Как люди в колбах у Гюго.

     Рада бы другого найти. Могла бы, наверное. Но организован ли другой тоньше? И чужих губ не хочу, рук, запахов. А значит, и не могу.

26.01.89  Не могу примириться с ролью, которую ты навязал мне. Не хочу втискиваться в те рамки. Порою уговорю себя и вроде согласна, но потом... И не ревность это, а обида: почему, за что?
     Ты так просто уходишь от меня...  Утром,  вечером, утром...
     Для меня уйти - умереть всякий раз. Тянусь чувствовать тебя каждую минуту. А приходится умирать.
     Не гордись: нечем. Лучше приходи. Или позови.
     Мое огромное желание - быть очень красивой и подарить тебе эту красоту.

Свою лихую дрожь я превращу в слова - пускай кричат они.
Пускай неумные, пускай несмелые - они сейчас мои.
Хочу с любимым быть, ну а его все нет: любви, наверно, нет.
Любви пропал и след, и льет унылый дождь, и скатерть с пятнами.
Тебя не вижу я уже не первый день - заменой долгий дождь.
И белая постель, и глупая постель, а где же ты живешь?
И я уже не я, а только этот дождь и только та струна,
Струна ненужная, струна последняя, почти оборвана...


16.02.89  В с е ! Институт - в с е ! Защитилась. Конец, значок, диплом. Пили. Отпили. Обмыли. Отпели. Отголосили.
     Что теперь? Долгая скучная дорога? Белоколонный, прощай. Теперь - маленький (не знаю какой еще) городок. Что буду делать в нем? Возвращать государству потраченное на меня! А что потратило оно? Что дало? Наверное, и отняло немало. Или я у себя сама? Скорее так. Или вместе? Короче, электрик. Смешно, нелепо, дико, страшно. Не хочу!

В углу электрички забившись - растерянный серый клубок -
Под стуки колес засыпая и просыпаясь от холода,
Жую шоколадную радость и страшный вопрос:
Ничто не сбылось, ведь с тобою мы разных два города?

Ну как осушить эти слезы  на желтом окне
И как отвести состояние этой подавленности?
И нет той вины, чтоб легко растворилась в вине.
И где-то вдали колокольчики тонко позванивают.
 
И белый мой плащ не нарядит меня, и никто,
Никто не вернет мне тебя и не сделает сдержанной женщиной,
Весеннею женщиной... Мокрое это окно
В начале пути еще тучами было обещано.


     Хорошие слова есть у Бродского: “жизни, как и дареному коню, в зубы не смотрят”. Правильно! Жизнь стоит любви и благодарности. И восхищения. Жизнь, но не я. Я - ленивая, безрадостная сволочь. А жизни - спасибо до земли. За все, что дала. Давала - вообще все. Брать - меня не хватило.
    

Я останусь в тебе, наверное,
Очень слабым воспоминанием,
Со своими нехитрыми мыслями,
Со своим незатейливым ужином.
Я не знаю какая по счету я,
Только в чем-то, конечно, первая
Со своими простыми одеждами,
Со своими нестрогими правилами,
Со своею серебряной песенкой.


04.03.89   Я - дома (в Душанбе).
     Снова скучаю по тебе... Неопределенное, больное чувство. Влечет к твоему теплу, рукам, губам... После невстреч ты такой беспомощный, обиженный, молящий...
      Но!.. Я - повод, только повод... Ты всегда сможешь меня забыть. Поэтому  м н е  надо забыть тебя.

19.06.89  Может, это есть любовь, та самая, о которой..? Ну, не та самая, пусть другая, но она? Я так скучаю по нему, так скучаю... Опять сделаю шаг навстречу... Все пытаюсь рвать... Напоминает магнит: тянет неудержимо.
     Всегда думала, что люблю темноволосых выше среднего с глазами... с душою... А схлестывало с блондинами ниже среднего с глазами бледными (цвет самый нелюбимый), с душою, против которой все во мне.
     И “самый” мой - такой вот. И как хочу я хотя бы видеть его, коснуться.
     На улице вдруг холодно как осенью; осень в лето вклинивается... Разве можно так?
       У кого-то читала (кажется, у Толстого): всякую мысль нужно писать немедленно, ловить момент. Верно, иначе смерть ей. Но сделать это так трудно, чаще всего бывает лень, или не та обстановка.
     Я всегда буду учиться на с в о и х ошибках.

25.06.89  Прочитаешь иную книгу или песню услышишь и почувствуешь: еще можно жить, заряжаешься как подпитку в своем одиночестве получаешь. Читаю Олдингтона “Смерть героя”.

29.06.89  Что такое внутренний мир? Что это? Видения человека? Его сказка? Человек ведь ничего о себе самом не знает. Однако этот внутренний мир его проступает в глазах, словах, поступках, и у каждого свой, неповторимый, и разными оттенками обозначен. И как интересно чужого коснуться, удивиться, любоваться, ощутить капельку своим.
     Идем с девочкой-соседкой десяти лет. Она: “Ира, я, когда иду по полю, все время мечтаю о чем-нибудь, о лошади, например.” И я лошадь вижу сразу. Или: “Ты знаешь, что такое “качания”? Когда я ложусь спать, я качаю головою (показывает) и вижу небо, и облака, и боженьку золотого, и я уже взрослая в красивом платье, и меня выдают замуж, и туфельки...”
     Какие при этом глаза, голос - чудо!

04.07.89  Передо мною шел человек. Сорвал цветок с куста, измял, бросил... поступок ужасен.

     Выйти замуж за Борисова Колю? Это было бы неплохо, может. Даже свобода. Потому что не любовь. И он сильный, это хорошо для меня, слабой. А то пройдет впустую жизнь в ожидании счастья и любви, без простого, общедоступного, без детей в конце концов, без моей надежды на их попытку с т а т ь.
     Как быть?
     Нет, в этом, наверное, я предать себя не смогу. 

06.07.89  Какие тетки эти сытые, благополучные, самодовольные...
     Кровоточит душа, все вспоминает, вспоминает...
     Неужели теперь навсегда т а к? Все бывшее - прощай? Хомут на шее?

     “И наградой за одиночество будет вечный полярный день!” Неужели не будет?

12.07.89 Выходные с М.. Мне мало его. Во всем. До слез, до отчаяния, до раздражения.

19.07.89  Сужается область наидорогого. Оно может в конце концов сконцентрироваться в одного человека, Вселенную заслонив.

     Какой скучный город эта Луга... Некрасивое все.

02.08.89  Потерянное поколение... Тоска тому, кто к таковому себя причисляет, потому что именно тогда он к нему и относится.
     Только не надо искать причин социальных и политических, они всегда - дураку ясно - найдутся. Два “но” - противовес им. Первое: все поколение никогда не “теряется” - “теряется” его часть. Второе: такая часть есть в поколении любом. Разве не одною болезнью больны Печорин и герой “Полетов во сне и наяву”, и “плохой хороший человек” Чехова?
     Поколения - словно плоды, падающие с деревьев осенью к нашим ногам. И люди в них  вполне определенных сортов, и сорта эти мало меняются с течением лет.
     Потерянные  - есть такой сорт людей в поколении любом. Печальная роль его - ощущение бесполезности бытия, бессилия и вечного перед ним вопроса.
     И я о нем (о потерянном) говорю, потому что в нем - я. И когда я думаю о себе, маленьком человеке, мне не до вселенских смыслов. Мое четкое ощущение: в с я  я никогда не жила и не живу, и та часть меня, которой я никогда не жила и не живу, - главная. Мне постоянно больно от ее н е жизни.

Линия солнца на моей руке... что она значит?
Ведь не эти ж больные кораблики.
Чувствую свет;  если ты - не круги в реке,
Переделай наружное, переиначь, обозначь его...

12.08.89  Пришла вчера с работы. Почувствовала сильную усталость. Легла. Чувствую: все не так. И еще чувствую: если встану, все будет тоже не так. Приподнялась - качнулся пол, потолок, - все. Испугалась. Подумала: отказал вестибулярный аппарат. Потом неосознанное: беременна, может? Страх. По стенкам дошла до двери, выползла на улицу, доплелась до соседки. “Что-то, - говорю, - с головой. Кружится все.” В ее глазах - смятение, испуг, неудобство. Зачем-то дала яблок и слив. Я ушла. Вспомнила о тебе: раздражение, злость, потом - нежность, нежность. Легла и уснула.
     Утром все в порядке было, прошло.

август 89  Живешь, живешь себе...
     В критические моменты, в обрушивающихся порой обидах и несправедливостях,  неудачах,  одиночестве просыпается вдруг, вырывается чувство одно - чудо, спасение. Это чувство... как бы его определить? - внутреннее какое-то достоинство, осознание неповторимости “я” своего, перед самой собой правдивости... как еще?...сокровенности своего внутреннего мира.

     Жажда свободы - естественное, неизбежное чувство... Делать что хочешь, как хочешь, распоряжаться собою и - главное, может, - временем своим - существует ли что восхитительней?

29.08.89 Как мечтаю о “мещанском”, “обывательском” счастии: пусть за окном дождь, холод, а за моими стенками тепло, уют, чистота, тишина, горячий чай, хорошо-хорошо чтоб все, и рядом ты, ты, ты - лежишь, сидишь, молчишь, улыбаешься, чувствуешь, как хорошо, мною счастливый. Без тебя мне всего мало.

07.09.89  Люди... мелкие ничтожные уродцы с расщепленными конечностями с пучком соломы наверху с двумя страшными прозрачными впадинами. Глупые неуклюжие лужские медведи. Человек - звучит гордо... ха-ха-ха. Только не ищи его в городе Луге. Здесь человек еще зверь, амеба, животное кенгуру с сумкой набоку, даже с несколькими огромными сумищами, сетками, корзинами, грязными, как и он сам, неуклюжими и вечно бьющими по моим ногам... А ноги эти - ноги сволочи одной, которая - надо же - о 
л ю д я х  может писать такие вот слова.

08.09.89  Я так невыносимо одинока здесь...
    Иногда, мне кажется, я стою на самом краю того, что считается нормой. Кажется, капельку еще, самую малость и чуточку - и все: бездна, потеря разума. Я страшно худею в такие дни. Если и ем что, все испаряется сразу, брюхо впало. Хожу привидением, руки висят - плети, ноги волочатся. Лицо желто. И курю. А мысли роятся роем, обостренные и незаконченные. И стихи, и строки какие-то выплывают из меня и кружатся, кружатся. Кажется, не выдержу - и вдруг спасение какое-нибудь. Так, сегодня меня отрезвили пушкинские (милые, добрые, правильные, мудрые) строчки, затмив все глупые и черные мои:
     Сердце будущим живет,  настоящее уныло,
     Все мгновенно, все пройдет,
     Что пройдет - то будет мило.

     Чудо!

Провожу до отхода поезда,
На прощанье качну рукой.
У тебя, как у этого поезда,
Нехороший характер такой.
От разлуки и вновь к разлуке,
И все время вперед, назад,
И колесные стуки, стуки
В моем сердце стучат, стучат...

Что ж, сломал: готова ползти, плестись повсюду,
Целовать исчезающие следы на воде,
Выть как волк... Не услышь, не узнай - я буду
К горизонту идти - это значит идти к тебе.
Никогда не вернись - не дай бог возвращений угрюмых,
Никого не люби - оставайся веселый король,
В целом свете один, позабывший и руки, и губы,
И глаза, и походку плетущейся вслед за тобой.

02.11.89  Нужно, нужно носить сказочку в самом себе. Тогда и вовне сочинится какая-нибудь сказочка. А иначе жить серо, иначе жить скучно. Надо оттаивать, благоустраивать свой душевный домик, цветов в него натаскать, в самой себе обуютится.

16.11.89  Первый снег появился. Поздний. Осторожный.

05.12.89  Я сейчас часто думаю: все останется неизменным. Все остается неизменным вопреки даже поступкам нашим, ибо они часто - нами вроде бы совершаемые - совершаются нами только вроде. На самом же деле мы - точка приложения самых разных сил (обстоятельств, людей...). И движение точки одной зависит, конечно, от ее внутреннего потенциала, но не только. И даже не в первую очередь. Величина сил часто огромна, изменчива. А сама точка... В ней все неизменно. В ней все прекрасно (хочу сказать так!). В ней неизменно все.
     И   м о е   к   т е б е  - оно навсегда останется. Как бы я не поступила, что бы не сделала.
     И твое ко мне - оно останется тоже.
     И еще. Бывает обратное, но похожее.
Это когда внутри все горит, и рвется, и мечется, и не находит выхода. Тогда спасает внешнее, вечное, точкой застывшее, неизменное. Это природа. Небо над головой. Деревья в снегу. Мама. Это все лечит, когда жизнь душит. Жизнь в смысле обстоятельств, конечно. А сама жизнь - она и врач с морем лекарств, из которых главные, может, - снежные дороги, по которым хожу, и звезды над дорогами (темнеет рано - вижу их утром, вижу вечером). И огонь внутри притупляется, и хорошо становится идти.

06.12.89   А сейчас запишу свой здесь день. Скудный, скучный? - не знаю. Наверное. Мой день. Похожими на который семь месяцев живу.
     6 ч 15 мин - пляшет будильник. Я еще далеко. Почти сплю еще полчаса. Почти, но не совсем. Что-то во мне уже сработало, потому что через полчаса я открою глаза и встану. Включусь. Колготки (шерсть), майку и свитер напялю сразу: холодно. Два-три быстрых (все - быстро) приседания, рукамиразведение, чайникоподогревание, умывание (вода -ух - лед), лицарисование, чаесхлебомпитие, юбки глажение-надевание, потом - шарф, пальто - закрываю дверь; мороз за нею окончательно завершает мое просыпание, просовываю в варежки руки (сначала  ключ - в карман). На дороге. Иду. Дорога белая. Небо синее-черное, звезды. Хорошо. Но кровать еще в памяти. О ней еще думаю. Жалею. Хочу назад. Но иду. Пять минут. Еще пять минут торчу на остановке. Мерзну. Автобус битком. Худая - на нижнюю ступеньку встану, помещусь. Теплеет. Оттаиваю, и снова - глаза закрываются, и двадцать процентов меня уже спит. А вокруг разговоры, разговоры. Люди каждый день те же самые, знаю их имена и имена их детей, и заботы их, и голоса, и другое прочее. Не люблю толстых и громких. Но их большинство. Толстые жизнерадостно ржут и занимают много места. Стараются сесть. Свисают с двух сторон. Оттого в проходе узко. Но ничего: мы худые, помещаемся. Да, в проходе я оказываюсь уже после того, как часть людей выйдет. Каждый на своей остановке. Знаю кто на какой. Вот тот парень, что сидит на подоконнике, выйдет у Зеленого озера. Один. Перед тем нажмет кнопочку: боится,  что не остановит шофер.  Женщина по имени Лариса мне нравится. Пожалуй, одна из всех женщин этого утреннего автобуса. Лицо белое, глаза смоль. Накрашена и одета неплохо, осанка что надо. Немного резка. У нее сын служит в армии, пишет первые письма, слышу их содержание. Лариса находчива в словах, но иногда за рекой заходит в автобус мужчина, встает рядом с ней, и она тает, я это точно вижу. Интересно очень.
     Остальные базарны, бесцветны, может, интересны чем-то, но мне не нравятся.
     Выскакиваю из автобуса. Еще дорожка. До конторы. Мимо подстанции. Иногда приходится идти с моей начальницей и скучно слушать или говорить. Люблю одна.
     Второй этаж. Поворот ключом. Мой кабинетик. Рубильник - щелк. Светло. Тепло. Раздеваюсь. Помашу еще руками (продолжение зарядки). Цветы полью. Постою у зеркала. Сажусь. Думмаю. О Мамонтове, о другом чем-нибудь. К окну повернусь. Там темно совсем.
     Завтра допишу: спать.

Не вписываюсь. Даже если лбом о стекло
Рванусь - все равно не вписываюсь.
Качаюсь ванькой, клубком верчусь,
Но скатываюсь, но скидываюсь,
Не вычернясь ни в какой золе,
Ни в каком серебре не высеребрясь.

     26.01.90  Когда мы идем вместе со снегом, он всегда метет мне навстречу. Например, сегодня: шла я в обед к своей избе, и упиралась в снежную лавину. Через полчаса возвращаюсь назад и упираюсь снова в снежную лавину.

     05.02.90  Набоков нравится очень, до каждого словца. Необыкновенный сосуд. Что же отталкивает в виртуозности линий? Даже кажется, из-за них и отталкивает. Наверное, так можно восхититься и испугаться идеально красивого лица, созданием которого так увлекся творец... Как к нему подойти?
     И еще. У Достоевского меня всегда удивляла недосюжетность (это мне так казалось, может, на самом деле это и не так). У меня было ощущение, что сюжет ему слишком мал, что автор так переполнен мыслью, безумием, чувством, страстью, что сюжет для него лишь попытка вложить во что-то безмерность своего сердца. Отсюда  огромные во всех смыслах этого слова монологи.
     Проза Набокова. Редкостный неповторимый сосуд. Но как не пытаешься разглядеть содержимое, оно дразнит отражениями, бликами - и только.
     У Достоевского суть - плещет, хоть купайся в ней. И даже не постигнув до конца, окунешься с головой.

     14.02.90  Мамочка моя, братики мои, жены их, тетушка, отец, племянница Анечка... боженька, умоляю тебя: убереги их всех. Убереги Ирку Антонову и ее родных, учителей моих, Светку Золотых, М-ва маму, одноклассников, соседей, Соломахиной бабушку... убереги их всех. Умоляю, господи. Успокой город мой, вразуми Горбача сделать что-нибудь, пусть бы он представил, что там его мама. Ведь это ужасно.
     Боже, дай им уцелеть всем, уехать оттуда, останови убийц.
     Умоляю, господи...

     15.02.90  Совершенно не знаю, что делать. Два дня не могу дозвониться до дома. Как же так? Вводили войска в совершенно чужую страну, а здесь наши, русские гибнут... Боже мой, страна не слышит, не слышит страна, так редко об этом говорят по телевидению, но даже те картинки, что показывают, так страшны... Господи, сохрани их, на коленях стою.
     15го, вечер   Я их всех, я их всех вспоминаю. Каждую соседку, каждого кого и не думала, что помню еще. Господи, поддержи их. Хоть бы они вместе были все, хоть бы продержались, хоть бы было, что поесть. Жаркое душанбинское солнце, не обернись бедой. Родной город. Люди, с которыми рядом росла...
     Мамочка моя, детство мое, все, все, не обернись бедой, на коленях стою.

     20.02.90  Один человек (общалась не более недели, не увижу теперь никогда) сказал, что самые яркие ассоциации вызывает музыка. Я тогда не огласилась с ним. А, пожалуй, он сказал правильно.
     Если услышу когда-нибудь песню со словами:
     И я тогда зову гостей,
     Зову гостей, моих друзей,
     Зову всех тех, кого люблю,
     Давно люблю.
     Мир зазвенит, зазвенит голосами вдруг,
     И улетит, улетит горький дым разлук,
     И заслонит нас с тобою от зимних вьюг
     Наш тесный круг,
я вспомню Колю Шутя, Лодейное поле, и нас всех, и себя пьяную, орущую стихи у входа в какой-то деревенский клуб, и незнакомого парня, который не отходил от меня тогда, и проводил, и пытался в последний миг наконец поцеловать, а я увернулась: мне совсем не нужно это было, мне нужно было только его и всех слушание, и я убежала прочь, и больше никого из них не видела.
     А если я когда-нибудь услышу музыку из старого фильма “Песни моря” - как щемяще вспомнится наш пионерлагерь “Космос-2”, и огромный ночной костер, и шумная горная река, и сами прекрасные горы вокруг, и - главное - звезды такой величины... низкие, близкие. И, конечно, своих детских, теперь потерянных, друзей Таню Колесникову, Лену Рогачеву, Чигирева Лешу, мою первую любовь.
     И сколько их, таких песен, мелодий, сопровождающих жизнь. У меня на них слух и память. Услышишь - все переворачивается, заболеваешь прошлым.

     Дома (мама сказала по телефону) немного стихает все. Ехать туда запретили. В эти дни я ощутила вдруг, что очень люблю малую свою родину, что она совершенно жива во мне.  Я бы очень хотела бывать там часто и даже видеть эти наглые смуглые лица, и дышать пылью и жарой. А весеннее цветение... ему равного нет. И вообще, как прекрасен, наверное, всякий уголок на земле. По своему каждый лучше всех. И все равны в прекрасности. Разве не так? И разве не так с людьми? Так должно быть.

26.02.90  Господи, жила-была девочка. Хотела счастья себе и людям. Больше ничего. Готова была все отдать. Превратилась смолоду в старуху с изломанной душой,  без просвета впереди. Зачем, зачем ей жить?
     Плачу второй день беспрерывно. Не могу, не могу. Боюсь приезда родителей, отца...
     Зачем ты живешь без меня? Я без тебя - за что?
     Где искомая точка ответов и преломления судьбы?
   
02.02.90  Не знаю, что будет вскоре с моей нервной системой. Наверное, от нее останется две-три напряженные клетки, не больше. Холод, дрова, отсутствие горячей воды и элементарных удобств (в 26 лет - впервые в жизни)... Это, наверное, все же фигня, переживаю же, даже не пишу об этом никогда. Не фигня - одиночество и бессмысленность, об этом пишу постоянно. Но не фигня еще - крысы, живущие в этом доме. Их не было зимой, спали, может. А сейчас... Боже, вот испытание-то. Приходят каждую ночь (сейчас - тоже ночь, я встала с постели, не могу). Они носятся, шарахаются, мне кажется, не только под полом, но и по полу уже. Курю мерзкие сигареты, покоя - нет. Как люди живут здесь годами? Из чего они сделаны, необычные люди, которые не боятся, не обращают внимания на крысьи бега? Кому рассказать, кто поможет?
     М., забывший меня М., ты прав в своем забвении. Безнадежнее меня нет. Ненужнее меня нет.

С крокодилом гулять не ходят,
Даже если он очень грустный,
Даже если навыкат глазки
Переливчаты точно бусы,
Даже если волнисты лапки,
Даже если узорчата кожа
С крокодилом гулять не любят
Ни ученые, ни поэты.
Крокодил ведь не стройная лошадь,
Не кичливая обезьяна,
Не прекрасная чайка над морем
И не в райском саду жар-птица.
И ведь надо ж какое дело:
Крокодилы все понимают,
Даже если изнемогают,
О прогулках они не просят.

27.03.90  Я столько думаю о тебе. О тебе и только о тебе. Сегодня слышала голос твой по телефону. Родной, теплый голос. Почти коснуться. Почти коснуться.
     Почему ты со мной так? За что? Да нет, это не ты. Это жизнь со мной. Сама я с собой. Детство мое со мной.


Пароход так тихо едет,
Паровоз так тихо едет,
Самолет так тихо едет...
Но когда-нибудь приедем
В золотое наше счастье.
Но когда-нибудь случится
Осень - время урожая.
Я тебя все провожаю,
Очень долго провожаю...
Но когда-нибудь настанет
Время возвращений - вечер.


Серый дымок из моей трубы, полети к нему,
Появись над его палаткою,
Над песочком спелым как зернышко,
Пусть лежит он на нем и думает:
И откуда здесь взяться облачку,
Да такому лохматому, серому,
Если небо достаточно чистое,
Если море настойчиво синее,
Если день - убедительно ясный?

28.05.90  Родина моя, большая и трудная родина. То, что происходит с тобой, называют трагедией. Но... мне радостна она, хотя произнести вслух - никто не понял бы. Происходящее сейчас сродни прорвавшемуся нарыву: мерзость рекой. Мы в шоке от потоком хлынувшей дряни (как? откуда? столько?). Но мне (о других не скажу - не знаю)  легче дышать.
     Ведь всю недлинную жизнь мою томление - главное ее содержание, и только приблизительное ощущение “почему”, а сейчас ясно.
     Вечное ощущение нереализации огромных сил. О глупостях и стенах в стране моей - бесконечно можно. И сколько нас в ней,  любимой, загублено. Мы  не знали к а к иначе, к а к  у других, только смутно чувствовали, что что-то не так, и лишь томление оставалось нам внутри стены.
     Горбачев... Сейчас люди ненавидят его, во всех смертных грехах винят. Но мне кажется, не так просто  все. Пройдет время, и должное воздадут ему: он сломал страшную, крепкую стену.
     И если скоро спихнут его (“последователей” всегда  хватает), то в том будет не только поражение его, но и победа. И все же:

     О знал бы я, что так бывает,
     Когда пускался на дебют...

15.07.90  Господи миленький, спаси меня от моей любви. Зачем я люблю так долго, так больно? 
     Или его ко мне прибей, или меня к другому, вытеснить способному, умоляю.
    Ира, возьми себя в руки, у тебя же глаза черные и губы как ни у кого.
     Помоги, господи, помоги...


Сегодня была я звездою, летящею вниз,
Листом, ударившим в озеро,
Сорвавшимся альпинистом,
Не оттого, что горяч канат
Или скала скалиста,
Просто сегодня не стало сил
У твоего альпиниста.

26.11.90  Мне очень тревожно в последнее время. Очень тревожно. Все зыбко, непрочно как-то. Непросто. Работа. Личная жизнь. Пути-перепутья. Черная дорога из дома. По комнате моей часто бегают мыши. Это самое страшное. Я все время напряжена. Слух.
     А еще страна - куда она?

05.12.90 Всем не угодишь. Советам всех не последуешь. Остается верность одному. Себе. Это вполне возможное. Реальное. Но и трудное.
     Я стою у окошка в М.комнате в 12м общежитии. Крыша, и еще крыша. И этот дом. И дорога размытая. И клочковое небо серое. Дождь. Все воспитывает. Окрашивает восприятие. Может, даже создает.
     Петербург, Петроград, Ленинград - кто придумал спорить о названии? Я не словом, я кожей этот город чувствую, не в сотрясании воздуха - в запахе его название, наощупь, зрительно. Эти каналы, крыши, этот дом и дорога размытая - его название. Хмурый дождь и клочковое небо - его название.  И мы, этой дорогой идущие и поливаемые этим дождем, - в имени его. Родные. Ибо он пронзил нас и нами завладел. И ногами его мы ходим и его сердцем чувствуем. И где бы мы ни были о нем подумаем и к нему захотим. И, наверное, одно и то же чувствуем, когда сквозь облака прорываемся к огнями рассвеченной карте и после ступаем ногами на трап, а головою - в пулковский ветер.
     Как живу я без тебя, единственный город?

Я вдыхаю сигарету “Ленинград”,
Я стою, где указатель “Ленинград”,
Я смотрю по направленью “Ленинград”,
Ну а в пятницу я вижу Ленинград.
Белый город, ты не каменный цветок,
К каждой клеточке я веточкой тянусь.
Никогда с тобой навеки не прощусь.
Если бы и ты меня берег...
Но я верю, но я верю: ты мне рад,
С этим небом мои ниточки срослись,
У Казанского поэты собрались,
Я вернусь к тебе однажды, Ленинград.


Лариса милая, пойми, я не могу,
Я больше не могу, я так хочу уехать
В тот город, жить в нем, утром выходить
В погоду, будто в океан выходят
Огромный корабли, дрожать на всех ветрах,
Трамвая ждать на долгой остановке,
В квартире поздней пить горячий чай,
Дышать сирень в июне. Думать, думать...
Прими меня, о равнодушный город,
Я рядом прохожу так много лет.
Не растопить заснеженного сердца...
Ты жжешь меня иглою золотой.
Я однолюба, несвобода, - знаю,
Но что мне делать, город? - я люблю.


10.12.90  Как это ужасно... Кто я? Нечеловек какой-то. За два дня я довела до слез - ужас - мужиков. Видела это впервые в жизни. Милый М. Потом отец. Я просто сволочь.
     Неужели меня можно воспринимать так всерьез? Неужели М. любит, а отец в моем внимании нуждается? Я не могу в это поверить, мне плохо, я не умею быть хорошей, я привыкла ежиком, я привыкла знать, что М. мной пренебрегает, а отец держит за врага.
     Отец... Это ужасно... И я не могу ничего сделать, не могу измениться, моя любовь к нему если и есть, то такая уродина. Как стать доброй?
    А М. люблю. проявлять любовь к нему как дышать. Это моя частичка, человек очень близкий. Хочу быть с ним всегда. Но не верю ему.

Я к тебе приеду, я к тебе приеду,
Даже заболею - все равно встречай.
Будет вечер тихий, буду я согрета,
Ах, душистым будет твой заветный чай.
Пусть тревожно время - разговор струится,
Пусть в смятенье небо - хороши глаза,
Этот вечер синий, кажется, что снится,
И плывут над нами небеса...
Ты дорог не знаешь, ты дорог боишься,
Я дороги знаю, я хожу по ним
В золотые дали, в голубые выси,
В золотых волос дым.

25.03.91  Читаю прозу Цветаевой, письма Пастернака,… Они (Цветаева, Пастернак) называют незнакомые мне имена, которыми дышали, Я назову их, тех не зная. Эстафета.
     Переписка удивительна.

     Музыка, живопись, поэзия и – даже – химия, физика, математика – взгляд на одно с разных сторон. Мы в школе учились параллелями, а надо бы пересечениями.

     Вечно мне кажется, что кто-то что-то знает, знает правду, оценивает, слушает. Может, оценивает, может, слушает, но – никто ничего не знает и не имеет права суда…

Гаснет сигарета на ветру,
Не сбывается душа, не сбывается…

18.04.91  Есть ли смысл в утверждении себя, в значительности? Ну зачем, зачем? Нет, есть. Не для славы, Для с собою согласия. Пожалуй так. Осуществлять себя – долг каждого. Не осуществить – беда.

     У меня часто бывало такое (с близкими): говорю что-нибудь свое больное, горячее, хочу, чтоб понял, помог. А оказывается, что он принял мое, пронес через себя, и – вот – такою же болезнью болен. не сочувствует мне, а именно болен такою же болезнью по отношению к себе (нереализацией в жизни, например, уже себя в своей жизни). Я этого очень боюсь всегда, и теперь стала осторожней. У моих друзей достаточно своих проблем. Я своих друзей очень люблю.

     Судьба морской волны: вечное стремление вырваться - и неизбежность возвращения, и невозможность достичь.

10.06.91  Я второй раз совершила страшный поступок. Тот же самый, Боже мой, это уже открылась кладовая моих непростительных грехов. Я не могла это сделать. Но это была я.

Белой простыней на белые пороги…
В рот, в глаза, в сто тысяч прошлых лет…
Крошка, крошечка, куда ты? – Прямо к Богу,
В свет Е г о, минуя этот свет.
Черные круги, не вырваться, не вырвать.
За двоих одна держу ответ.
Маленького – жуткими руками
Через свет – на свет. – Вернись! – на нет.


20.08.91     Напряжение… Курю, волнуюсь, слушаю радио… Дома, на работе. Хочу в Ленинград, но не решаюсь прогуливать. Милая многострадальная родина, удержись, будь умною в этот раз. Боюсь предсказывать, но думаю: победим. Страна моя  и мое сердце.
     Ночью по дороге шли танки. Ленинград предостоин. Золотой город.
     Господи, помоги городу, России, Ельцину, умоляю.
     Слышу по радио только переворотчиков, страшные постановления третье, четвертое… Не хочу.
     Помоги, Боже мой, помоги. Откуда может прийти чудо? Я не знаю.
     А какое началось ненастье вечером 18 августа. И дожди идут, и холод…
     Господи, помоги.


21.08.91       Все – п о б е д и л и !!!!!!!!!!!!!!........
Выкурила две последние нервные, радостные сигареты. Можно смотреть телевизор. Снова жизнь. Звонил М.. Ночью дежурил у Ленсовета. Но в наших личных отношениях все по-прежнему. Не хочу к нему – но как хочу в Ленинград. Люблю мой город.         

     Как обозначились в эти дни лица людей…

21.09.91  В детстве с братьями часто дрались сильно...
     Теперь я получила такой удар в сердце,  душу, голову, самолюбие, стать, суть, - в каждую клеточку. Сжата в «ах» до зародышевого состояния: ни писем не пишу, ни дневник, не разговариваю почти. Предали будто сломали. Как жить? Чем? Если бы всю мою писанину здесь, всю тетрадочку искромсали жирным, острым пером, насквозь продирая бумагу, вдоль и поперек, - тетрадь была бы моя истерзанная душа, бессильная душа.
     Совершенно родной человек, мои руки, мое лицо (его – мои, мои – его)… И я в банальнейшем ряду обманутых женщин, несчастных женщин… О каком в дальнейшем счастии может идти речь, когда как лезвием – первое, естественное для женщины и для ее судьбы решающее?
      Значит, со мной так можно. Значит, я дура.
     Да нет, не дура. Даже дневник мой уже первыми записями о нем кричал и тревогу бил. Я не слушала свое сердце. Голова не слушала сердце. Нет, сердце не слушало сердце. Половина кричала, половина успокаивала. Ой, ой, ой...
     А может, он прав? Зачем ему эти черные глаза каждый день? Нет, нет, а как же мужество, сила, честь, у него же будет сын или дочь, как же я одна справлюсь? Три с половиной года врать? Бросить?
     Нет, моя голова может принять это только как знак патологии (душевное уродство) или полнейшей низости. Какая у него может быть мать? Здесь предел моего понимания.

22.09.91    Еще о Горбачеве в Форосе сомневаются, о его причастности-непричастности спорят.  Н е  п р и ч а с т е н.  Друзья, единомышленники (он считал) – и так предать! Он думал о совести спор, оказалось – о шкуре. Вот и у него – о шкуре. Как я могла верить?
     Совсем нет искры жить. Совсем нечем. Даже друзьям не кричу. Какая жалкая моя судьба.


Пусть будет все театрально:
Будто бы с неба на землю
Падают красные астры – лучшие в мире цветы.
Будут изломанны жесты,
Будут изысканны фразы,
Будет смеяться и плакать красный измученный рот.
И я поверю в театральность любви,
Что мы не лгали, а играли роман,
Что это небо, эти звезды – только зал,
А эти годы только время до финала.

Пусть будет все театрально,
Пусть завтра снова на сцену,
Снова начнется круженье этой красивой любви.
Свечи, и астры, и звезды, -
Все повторится сначала…
Может быть, завтра отважно выдержу страшный финал…

И я поверю в театральность любви,
Что ты не лгал, а просто вел свою роль,
Осенний ветер наиграл мою боль,
А я, увы, великолепная актриса.


14.01.92     Жду малыша. Настроение классное. На фоне всяких ужасов в стране. Я, конечно, поддакиваю в разговорах на работе: о кошмар, о ужас! Но в самом сердце моем появился секрет, который храню: жить хорошо и жить стоит. Несчастливое и грустное стремлюсь отдалить, знаю, что главное – личное счастье, личные дела, литература, театр, друзья и – человечек во мне. Это есть. А продуктов нет и цены – жуть. По-прежнему удручает неставшесть моя (профессия).
     С М.Л. вновь любовь-морковь. Смешно с ним. Все ближе большая разлука. Отлучит она нас друг от друга наконец? Или притянет? Предсказать не берусь. И даже не предчувствую. Не представляю только: как я смогу без него долго жить?
     Умоляю бога простить прошлое и создать крошечку в этот мир эдоровой и счастливой. И – это второе – дать мне сил и мужества родить.

     Показали Горбачева. Первый день в новой должности. Бесконечно уважаю этого человека. Как многие не любят его… А он просто из будущего немножко. И мужественный.

11.02.92   Начались мои любимые дни. Талые. Рыхлый снег, влажный воздух… Не весна – предчувствие ее. Каждый год я отмечаю такие дни в феврале или марте. «Вот они», - говорю себе. А когда говорю другому кому, что это почти весна, меня не понимают: и снег может быть еще, и мороз. Могут. Но такие дни – ее знак, ее первая улыбка сквозь возможные последующие холода. Я чувствую уже, что близятся разливы, ручьи сквозь черные снега, радость.

Господи, март,
Господи, март, лед раскололся – колода карт
Вдребезги –и потекли ручьи
Черные. Сердце мое, кричи!
Сердце, недоброе сердце мое
Плачет, опьянено.

     Близость радости природы (и моей от нее) ощущаю, но вообще у меня спад. Уныние, тоска… Опять гнетет неустроенность: бесквартирность, безрадостность труда (самый ужас), пресность отношений с М., неопределенность. Осталось ходить на работу две недели. Малыш ведет себя неплохо, правда, «давал прикурить» до слез, когда давил на какую-то нервную точку в низу спины. Сейчас отпустил. Крошечка, родись хороший. Я стараюсь, я ем витамины, это не так просто в наше безденежное и беспродуктовое время. Но я кормлю, кормлю тебя растительной и молочною едой. Расти и будь молодец. Как мы с тобою поладим? Как тебя назвать? Как определить твои отношения с папашей? Он нам такой нужен? Как много я теперь уже должна тебе, и как уже виновата…
     Сейчас мы посмотрим фильм Данелии.

06.06.92    У меня есть сын. Андрей. Ему уже 38 дней. Активный хороший мальчик. Любимый.
     Всякие ужасы позади. Сильнейшие во всей предшествующей жизни. Остался пока маленький живот. Огромна и некрасива грудь. А так все как прежде.
     Сын совсем не похож на меня. Не любит кроватку. Любит руки. Спит, прижавшись щеночком. Сосочку сосет. Ест жадно как волк. Первый раз принесли – вялый был, маленький, глаза – синие щелки (луп, луп – и снова закрывает), кушать не умел, так жалко его было, так жалко. Теперь подрос. Уже характер. Привычки знаю, недовольства (сосочку уронил, мокрый, животик болит, голоден, хочет на ручки – на все особый голос). Вот плачет, проснулся. Иду.

29.06.92  Андрею сегодня два месяца. Уже исполнилось. В 15 часов 22 минуты. Он многому уже научился и понимает многое. Смотрит осмысленно, следит, часто улыбается, держит голову, любит купаться, плачет жалобно, если болит животик, брови сводит, скулит тоненько, редко-редко бывает сердит, только по случаю голода. Не любит один, Спасибо за него.

     Тягостна оторванность от Ленинграда, лишение свободы передвижения. Как на острове. Ладно, вырастем – вместе погуляем.

30.06.92   А все-таки как непривычно до сих пор: у меня есть сын, мой сын. Не одна уже. Он – в очередь первую. Странная несвобода.

     И сейчас еще: закрою глаза – страшные картины тех дней. Записать все заняло бы много душевных сил и времени. Нет в достатке ни того, ни другого. Удивительно: никто подробно не описывает случающееся т а м. Прошло и закрыто, возврата памяти даже не хочется. К боли, уродствам, некрасивостям. Как все там ходят-ползают, и эта кровь, ужасные походки, белые халаты, проблемы после родов у каждого свои и общие, - ой, не хочу писать.
 
19.08.92     Андрейчик становится таким забавным. Часто улыбается, смеется, поет громко, ножками по столу бьет. Стою над ним, смотрю на его пляски (руками машет, ногами пружинит, лицо старательное, повизгивает) и смеюсь.

     Завтра, наверное, приедет М.. Становится холоднее, электрички подорожали – он приезжает теперь раз в две недели. Думаю, впереди не такие еще холода, и мы будем скоро видеться с ним хорошо если раз в месяц.

27.08.92     Снилась Нева, мои прогулки прямо по ее поверхности, Нева белая, зимняя, но пенится. Хожу по ней и одновременно тоскую – потому, наверное, что чувствую: сон.
     Люблю свой город и болею разлукою с ним.

29.08.92    Андрейке четыре месяца.
     Приехать – не приезжать. Самое трудное время от 19 часов 30 минут до 20 часов дня неприезда. Потом – чуть легче – длинные выходные. Если бы не мама, что было бы со мной? Не представляю. Не физическая усталость – душевная. Когда Андрейка долго плачет, я почти на срыве. И так часто хочу спать. И такая одинокая.
     Но никогда не жалею. Он так улыбается в ответ, так лепечет, так тянется после сна… У него такие веселые глазки. Он подрастет, мы подружимся.

30.08.92   Второй день отличная погода. Удивительная. Говорят, бабье лето. Тепло, спокойно. Сижу около колясочки. Хорошо.
     Небо, облака, теплый ветерок, березы шумят, тишина… Там – люди, метро, пестрит все и кружится… Андрюша вырастет, я покажу ему все.

25.09.92    Не приехал…Когда не приезжает – ужасно. Становится страшно, жутковато как-то. Я чувствую себя и Андрейку обманутыми, жалкими, будто потеряны мы на этой подстанции и одинокие совершенно, и я слабая совсем со своим сыном. Это ощущение на два следующих дня. Я убеждаю себя считать субботу понедельником, потом воскресенье считать понедельником, так доживаю до понедельника – и легче уже: новый круг.

     Письма от Абрамовой, из Душанбе. Тревожные письма.

     Надо идти спать, иначе утром буду как пьяная. Меняется система ценностей. Становится проще. Потому что жить оказалось тяжелее. Я хочу, чтобы здоровы были и жили благополучно близкие люди и я. И это все. И никаких высот. Я не хочу получать таких писем.

18.12.92     После каждой новой драки
Станешь ты сильней-умней,
И залижешь как собака
Крик души в груди своей.
(не мое)

29.12.92      Андрейке восемь месяцев.
Были у нового врача на приеме (переехали), сказала, в сердце у него шум.
     Господи, пошли мне плохое – только не ему. Пусть он будет здоров, ему ведь не за что. Он беззащитный, маленький. Боже мой, я буду стараться, пусть сильное из меня в него, у меня умаляясь, а если есть что хорошее, все в него, все. Я буду стараться, господи, он не сделает страшных, моим подобных, шагов. Молю, господи.

21.01.93   Смотрим с Андреем по телевизору картинки нашего города.

22.02.93   Как трудно растить ребенка. Мало есть, мало спать (самое тяжелое для меня), противостоять отрицательным эмоциям… Андрей научился драться, бьет по ложке во время еды, кричит по ночам… Иногда мне кажется: все, не могу, предел, уйду. Не ухожу. Если бы хоть М. был рядом…

Не дорожишь моим существованьем
В твоей судьбе – и ничего не сделать –
Не склеить желтый лист с зеленым стеблем
Как было раньше, не суметь заставить
Расти, и молодеть, и зеленеть.

Не дорожишь моими ты словами,
Их не вложить - как было раньше - в сердце,
И падает все круче желтый лист,
Все безнадежней, все опустошенней,
Как будто сердце падает мое.

Не дорожишь моим существованьем
Ты на земле, моею тонкой искрой.
И этот мальчик будет без тебя
Смотреть на небо, на круженье листьев,
На целый мир – вот без вины вина.
------------------------------------------------

Никакие сигареты не помогут,
Даже пачку искури да брось:
В твоей жизни как медведь в берлоге
Я лишь гость, только зимний гость.
Зимним гостем посижу
Да в окошко погляжу
И от белого порога
Этой серою дорогой
Соберусь в далекие края.
Ты, дорога, вылечи меня.

Пыль дорог, колесный стук и ветер,
И перемещение картин
Заслонит картину дорогую,
Где гостить не стало больше сил.
Где однажды я сидела
Да в окошко все глядела
Да на серую дорогу,
Что от белого порога
Как от сердца моего легла.
Ты, дорога, вылечи меня.

09.04.93   На страшной мысли ловлю себя: не люблю свою страну, она раздражает меня, меня от нее мутит.
     Лишнею в ней считается горячая вода, и вот уже две недели как отключили ее на неопределенный срок. Топят плохо, холодно, в халате сплю. Когда ложусь вечером, орут соседи сбоку, а частенько пляшут соседи сверху, музыка гремит, крошечка заворочается, я возьму его к себе, он успокоится, а начинаю ненавидеть тех, кто сбоку и сверху. Кто придумал, что русские добрые? Я ходила как-то к добрым сверху, просила сделать музыку тише (ребенок спит), так добрая красномордая корова так обложила меня матом и хлопнула дверью… А все эти ельцины-мельцины… Может, страна эта и великая, как велик бурый медведь, то ложащийся в спячку, то бушующий после сна. Надоели мне эти медведи.
    
09.05.93    Идет гроза в начале мая… Убежали с прогулки. Андрей устроил такой концерт…не нагулялся. Еле успокоила. Уснул без обеда.

     Разлучились… Я бы смогла принять в нем все, все. Не могу принять главное. То, может, что и отличает мужчину от женщины. Но если бы так.
     Он не отец ребенку, не спутник мне. Наверное, у меня никогда не будет нормально. Пять лет из жизни просто так не выбросишь.
      Слишком много обид и жертв. Под нож посылал – я шла. Ведь и … Не забыла. И как я не хотела, ревела…особенно во второй раз. К врачу ходила, анализы сдавала, а знала: не отдам. Еще не поздно – все вопило во мне, еще не поздно. Потом – конец, поздно. Пустота, чернота, отсутствие смысла.

11.05.93   Сегодня мне необычно спокойно. Даже хорошо. Андрейка веселый, ездили в гости к бабушке, он много гулял, много узнал нового, хорошо вел себя в автобусах и вообще везде. Погода классная: безветренная, теплая. Правда, денег осталось мало. Еще книгу приобрела из любимых и сейчас буду читать. Андрюша спит.

14.05.93    Не приехал. Не хотела ждать. А, наверное, ждала. Так плохо, так плохо. Реву, и становится холодно.

15.05.93   Совсем нет денег. Совсем. Маме должна 5 тысяч. Цены зверские. Покупаю самую простую еду. Не хочу выходить на работу, когда я потом посижу с крошечкой?  Он будет расти, целый день меня не видя, кто научит его всему? А что же делать серой мышке?
     Подошла к сынуле. Он спит такой заинька, такой пухленький и тепленький. Как М. умеет жить вдали от такого мальчика? Ненормальный.
   

08.08.93   Четырнадцатое ленинградское лето мое. Ни разу не было таким совсем уж холодным, совсем уж дождливым.
    Андрей спит. Хотели после сна пойти гулять, но за окном снова проливной. Трудно выкроить сухой кусочек времени для прогулок.
     Сколько живу в Луге – все в ожидании суббот да воскресений. Каждую неделю так. Время тороплю. Раньше – в ожидании свидания с городом, теперь - в ожидании его, может быть, приезда. И в надежде вырваться отсюда когда-нибудь, хоть бы скорее.
     Как из ведра дождь. С прогулками время быстрее идет, забываю о грустном.

     А зачем я все чего-то хочу? Ходить по ленинградским улицам, например. Зачем мне это? Разве я на этих самых улицах не отыщу причин для тоски? Или вдвоем с кем-то мне будет лучше, чем одной? Да нет, ерунда, конечно. Люблю мой город и в мечтах о нем. Конечно, одинока я по случаю, а не по природе и найти родного человека очень хочу. Это – радость, а не это – тоска. Но почему так стремимся к радости, что за пружина? Не все ли равно как идет жизнь? Принимай, принимай все как есть, совершай машинальные поступки – какая разница? Равнодушие непритворное - это ли не цель? Один ведь конец. Стремимся, жаждем положительных эмоций, ищем смысла – а что, если его и нет совсем, просто нет ни здесь и ни там, так – мираж, туман, дымка, вот оно, кажется, что-то есть – а уже и нет, было да прошло.
     Мы как слепые котята, все на инстинктах. Один из них – стремление к благополучию. Для себя. Для детей. Но, наверное, все не просто так замешано. Инстинкты служат сомкнутости звеньев, продолжению того, что называем жизнью. Вообще-то иначе и быть не может – не может же оборваться плоскость. А в других плоскостях те же законы ли? Попадем ли мы в них? Если попадем, то, очевидно, ничего не вспомним уже. Здешнему уму этого не постичь.

09.08.93    Снова сильный дождь, долгий дождь. Зачем я выше писала «мы»? Баба Лиза сегодня рассуждала в поликлинике о канавах на огороде и молодых б… У соседей глаза безумные пьяные… А где «мы»? – где-то далеко. Впрочем, для бабы Лизы канавы – вещь нужная и важная не менее, чем писанина для меня.

22.08.93   Все приготовила. Завтра – в больницу, исправлять свой давний недуг. Боюсь. Боюсь операции и боюсь оставлять сынулю на две недели. Господи, помоги нам. Пусть без меня здесь все будет хорошо. И мне там помоги продержаться, и чтобы у врачей все получилось. Прошу и верю в тебя, спасибо, на тебя одного уповаю и в небо высокое гляжу.

13.09.93      Больница – в прошлом. Я влюблена в своего доктора глупо и безнадежно. И скоро забуду его, потому что не увижу. Уже размываются лицо и голос. Не забуду ощущения всех дней, как не забываю впечатлившее никогда.

Я в электричку сяду вечером осеннюю,
Такую же осеннюю как грусть моя.
Прощайте, доктор, мое чудо исцеления,
Я удаляюсь будто желтая листва.

А на перроне пассажиры равнодушные,
А я все думаю, все думаю о Вас.
Вот задрожала электричка – ехать нужно ей,
Прощайте, доктор – она тронется сейчас.

И оборвался и перрон, и небо серое,
Все замелькало – электричка понеслась.
Прощайте, доктор, мое чудо исцеления,
Ничто не сможет вылечить от Вас.

      А домашние заботы уже затянули. И Андрейка без меня приболел. Лечу. Про М. и писать не хочу. Кажется, возврата уже не будет.  Равнодушие и хуже.

03.10.93     Господи, помоги демократам и останови кровопролитие в Москве. Молю тебя, всемогущий Господи. Дела творятся ужасные. Мне страшно. У меня сын, беспомощный, доверчивый, маленький, не дай детям страдать, сиротеть, вразуми русских людей не драться азиатски, еще вразуми моих родителей не ехать завтра в Москву, а если поедут, сделай путь их безопасным, а дальше Москвы не едут пусть, пусть возвращаются. Прошу тебя, Господи, об этом обо всем, помоги родине моей красной не стать, чтобы не гибли люди и не ширился ужас войны – это главное.
     Слушаю «Вести», а «Останкино» нет.
      Умоляю, Господи, помоги демократам, на коленях молю.

26.10.93   Все нормально. Очень часто вспоминаю своего доктора: что сказал, как, отчетливо вижу лицо, слышу голос. Думала, все растворится. Зачем помню? С Андрюшей иногда совсем трудно, упрямый, часто противоречит не только мне – себе. Вчера довел – ревела навзрыд. Потом уснул. Проснулся веселый, забыл все. И я забыла.
     Моя одинокая жизнь здесь сказывается и на нем, чувствую себя виноватой. Он не любит незнакомых людей, не хочет играть с детьми на прогулке, к чужим не привык. Это плохо, плохо. Все было бы иначе, если бы мы жили в Ленинграде, там у меня есть друзья, у них есть дети, везде бы его водила. А здесь куда пойдешь? Только машины глядеть. Когда, когда судьба поможет мне жить в городе мечты моей?

28.10.93   Совсем одни с Андрюшкой целыми днями. Сегодня, правда, приезжала Лена, но только на два часа. Андрей сначала побоялся ее, а потом ничего, освоился. Очень много читаю ему. Все время тащит книжки, просит читать. Знаю давно наизусть все, листы книжек  обтрепались-изорвались… Читаем, играем, гуляем, едим – с удовольствием. Надо думать о выходе на работу, это неприятные думы. Нужны деньги, чтобы жить и не зависеть от М.. Но жить на моей работе…может, лучше сидеть без денег и зависимой, зато жить с надеждой на счастие. Нет его или оно где-то есть?
     Вероятно, оно возможно для деятельных натур. Хотя, может, если это внутреннее свойство, состояние души, оно дается от природы или воспитания. Может, это привычка детства для некоторых. В моем детстве такой привычки не сложилось, хотя искорки, несомненно, были. Иначе и не писалось бы.

23.02.94   Наверное, проживаемое мною сейчас время после будет вспоминаться как тихое, спокойное, счастливое. Как бухта, пещера, скрытое от внешнего нечто. Только я и ребенок мой. Все чисто, размеренно, не спеша. Андрей ласковый, очень привязан ко мне, обнимает прекрепко, улыбается, светленький, тепленький. Как на острове с ним. Никто не дергает, не треплет, будто и нет никого, ничего. Дни похожи друг на друга, но скуки нет. Пауза, передышка.
     Дни все длиннее и солнечней. Скоро снег почернеет и потекут ручьи – мною любимое время ожидания и веры в скорое постоянство тепла, ну, если и не постоянство, так продолжительность.

09.03.94    Прошел День рождения мой. Приезжал друг и отец. Тяжелы и приезды его, и неприезды. Как под тупым ножом – когда отпилит? Вот так – на распиловку целая жизнь моя! Почему? Потому что позволяю. Слабая и зависимая, и точки опоры нет. Только нельзя так, не оправдание это. Должна быть точка опоры. Не одна даже.

     Читаю Булгакова. Много. Нечитанное ранее: повести, рассказы о Москве двадцатых годов, и не только о Москве. Чтение удивительно –это тоже ведь одна из точек опоры, доступная и верная.


/Тетрадь соломенная/

03.05.94     Завтра выхожу на работу. Андрюшка уже сегодня поехал к бабушке. Зайчик, он не понимает еще, что отныне не с мамой проводить будет большую часть времени. Как мне плохо это, уже скучаю. Будет побольше денег, а стоит ли это разлук? Тем более, что с папою и после этого, скорее всего, будет не разобраться. Как не повезло мне с ним.  Говорит мне сегодня: мужчинам нравятся женщины спортивные, еще там какие-то… Да ради бога. Мне довольно было бы, и даже не нужно более, - одного, любящего, с которым было бы родство сути, было бы хорошо – ни с кем не было.

02.03.95 Убили Владислава Листьева.
Не могу верить, пустота… Он вчера вечером еще говорил «До завтра», а в десятом часу его уже не было…

21.03.95 Ужасный спад настроения, сил. Одиночество невыносимое. И близкий человек не хочет этого знать, не видит, не слышит, не понимает. Близкий?...
     Я холодею в такие периоды жизни. Как лед. Мне не согреться, разве что в ванной, но вода из крана едва тепла. Тогда где? Руки холодны, дрожу… Кто поможет мне? Где опора, за какую соломинку ухватиться? Как научиться спокойно жить? Мы неизбежно расстанемся. Но он так нужен мне…

10.01.96 Болеем. И Андрей, и я. У Андрея температура уже шесть дней, у меня – пять. Боюсь за него сильно, так долго температура никогда не держалась. Лечимся без толку. Вообще то одно, то другое. Срочно надо к стоматологу с ним. Тоже боюсь. Вся жизнь – цепочка мелких неприятностей и бесконечных тревог. Нет места ни радости, ни исполнениям желаний, ни чудесам даже в Новый год. И о том же читаю в глазах встречных лиц. Почему?
     Я люблю смеяться и всякое такое. Ну какой тут смех? Вечно что-нибудь не то. Спина болит все эти дни. Чего бы ей болеть? И горло. И снятся тревожные сны, сумбурные какие-то, все ищу кого-то и не нахожу, или вижу болезненно как-то близких мне людей, что, конечно же, происходит от подсознательных моих за них переживаний.
     Ничего из главного не сбывается и, скорее всего, не сбудется уже. «Душа сбылась» - прекрасно сказано, но оплачено ею большой ценой.
     М. прав: что не замечено другими, того не существует?
     Да, конечно, были люди, которые ценили и уважали меня. Но М., он-то ведь в грош меня никогда не ставил, я для него – ноль, ну в крайнем случае – копейка, да и то в базарный день. А с ним связана жизнь, он – отец моего ребенка.
     Как бездарно и глупо все это…

     И все же волнуюсь за долгую нашу простуду. Теряюсь от бесполезности лечения. Господи, помоги малышечке и мне. Спасибо за все, господи.

14.05.96  В е с н а   л  ю б и м а я. Шла сегодня по дороге, где лес с двух сторон. Тепло. Тихий, тихий дождь. Безветрие абсолютное. Влажность и свежесть .Это состояние здешней природы обожаю. Такой покой, такая радость… Мне вспоминается день, когда я впервые такое заметила, ощутила – не весной, осенью.
     Я, выросшая среди палящего солнца (которое тоже очень люблю), за несколько лет жизни в Ленинграде как-то отвыкла его постоянно чувствовать, все мерзла, мерзла… А лето после второго курса – целое лето – провела вновь среди жары. Сначала была в Астрахани в стройотряде, потом дома. Вычернилась как негр, и помню как неожиданно, увидев себя  в зеркале в стройотрядовском медпункте, просто обалдела: такими белыми на черном сверкали белки глаз и зубы.
     Так вот, после отдыха дома я на две недели опоздала на сбор картофеля в колхоз «Красный Октябрь». Поздно ночью я прилетела в Питер, а в семь часов утра мы с девчонками, встретившими меня, были уже на колхозном поле. И вот тогда это и случилось впервые. Я заметила т а к о е  утро, и люблю его до сих пор. Влажность земли, деревьев, воздуха, сочная зелень вокруг, - из всего струилась на меня тихая радость, любовь, - удивительное ощущение. И красота, и природа эта роднится с пленительным словом «Россия», я почувствовала это тогда, и чувствую то же сейчас.

      А потом началось в моей жизни самое красивое, удивительное, странное, казалось тогда – настоящее, оказалось потом – хрупкое, тоньше лепестка.

Мне снится сон:
по лестнице,
по невесомой лестнице,
по снежной –
Мы восходим –
Вы и я.
Соседство неожиданно,
поверьте, неожиданно,
я прежде Вас не видела
так близко от себя.
Я прежде и не думала,
но – Боже – что я чувствую:
как в детстве дух захватывала вдруг
от быстрого падения,
теперь – от восхождения
и от круженья снежного вокруг.
Я вижу: улыбаетесь,
и мне с собой не справиться,
такого не бывало наяву.
Мне восхожденье нравится,
Мне Ваше имя – нравится,
Мне слово вспоминается …………

04.07.96  Что писать? О чем?
Хоть о чем – надо ли?
    В.Н., хочу немного о Вас. Потому что во мне – уже давно – многое о Вас думается, чувствуется, снится.
    Это никакая не любовь. Это – не знаю что. Но такое во мне – только к Вам. Намного старшему, от жизни личной моей далекому, и все-таки родному какому-то человеку. У нас с Вами никаких пересечений, кроме разговорных, и мне бесконечно жаль, что никогда не скажу Вам слов, которые сказал один человек мне, а теперь они обращены в моем сердце к Вам: «Я очень хочу, чтобы у Вас все было хорошо. Очень хорошо. Чтобы Вы были спокойны и счастливы. Я неплохо отношусь к людям и желаю им добра. Но редко, исключительно редко это бывает так сильно и искренне. От всего моего сердца. Словно молюсь за Вас. И сейчас, когда Вы в дороге, я желаю Вам хорошего пути. И мне очень не хватает Вас. Незачем ходить на работу. Вот так». И это еще не все.
     Вы из тех редких людей, движения души которых – изначально добрые. Я слышала про Вас дурацкую всячину. Злой бред. Мне слушать никого не надо – я Вас чувствую. У меня всегда поднималось настроение от одного голоса Вашего, даже издалека, не говоря уже о том, когда Вы рядом. Ваша улыбка, Ваше «здравствуй, Ирочка», Ваши слова всегда в тему, - если случится однажды вырваться из «сетей Лужских», это единственное, о чем буду жалеть.
     Владимир Николаевич, возвращайтесь скорее.

09.08.96 Спад…
     Президентская предвыборная кампания… Ложь, ложь, ложь. Снова Чечня, кровь. Даже нескольких дней переждать не могли. Получите, дураки, что хотели.
     Отвратительно.

     Собиралась написать о другом, а написала об этом.

14.08.96  С М. сейчас как-то спокойнее, лучше, прочней. Может, Я учусь прощать, нет, не учусь, наверно, а просто научаюсь, не стараясь специально. Наверное, в чем-то помогла книга Лазарева, подаренная Якимчуком. Мне не все в ней нравится, но как верно о греховности обид, их неоправданности и бессмысленности. Мне очень помогает сама эта мысль, она явилась для меня открытием. Я всегда отличалась обидчивостью, ранимостью, никогда не считала, что это плохо: просто такой человек, просто мне тяжелей. А сейчас поняла, какая за обидой выстраивается цепочка бед. И изначально обидеться - значит осудить, а разве можно судить другого, ведь у обидчика тоже есть мотивы, причины? Конечно, справиться с обидами совсем наврядли удастся, но и само понимание помогает установить равновесие в душе. А ведь об этом есть в Библии, я же почувствовала только теперь.

05.09.96 Что же мне делать с этой, наверное, все-таки любовью? У меня давно, давно такого не было. Я постоянно о Вас думаю. Вы мне снитесь, и в снах этих инее удивительно, уютно, хорошо. И еще я чувствую множество точек общего, это сквозит в словах, поведении, в отношении Вашем ко всему вокруг. Мне бы хотелось говорить с Вами часами, обо всем на свете, такого у меня ни к кому не было. Но разве возможно открыться в этом? Я никогда не делала первой шагов. Может, у Вас все не так ко мне? Может, Вам просто весело меня без конца задевать, отмечать? Может, Вам просто смешно? Да, то, что весело и смешно – это точно. Навряд ли что кроме.

19.09.96  Я не видела Яковлева 15 лет – какая большая цифра в моей жизни… Порою вспоминала. Иногда остро. Последнее время – нет. А летом мы с Андрюшей были на Азовском море. И Яковлев мне приснился. Будто бы я среди старых друзей. И он должен приехать, и даже где-то рядом уже, а мне никак не встретиться с ним. И я думаю вдруг, что он болен, что его нет, что встречи не будет. Меня охватывает ужас, душевная боль, мне не выдохнуть эту боль, я подхожу к одному, другому, говорю, что Яковлева нет. А люди говорят: да, слышали, равнодушно говорят.
      Я проснулась с ощущением, что с ним действительно что-то произошло. Но ведь я даже приблизительно не знаю где он. Может, недалеко, может, на другом конце Земли. Днем лежу на пляже, небо голубое и бесконечное, ничего не вижу кроме неба. Расслабляюсь, напрягаюсь, пытаюсь почувствовать нити, о которых часто говорят и пишут – не почувствовала ничего. Не телепат.

Сегодня неспокойно море,
И борются друг с другом волны,
Тебе пока не до покоя,
Ну что ж, тогда меня не помни.
Но день придет – и ты устанешь,
Подумаешь о теплом поле,
О журавле, домой летящем,
Забывшем о недавней воле.
Ты улыбнешься: в прошлом лето,
Листву с деревьев осень рубит.
И вспомнишь: грустное все это
Одна душа живая любит.
Ее ты недотрогой знаешь,
Которой даже ты не нужен,
Но разве в марте понимаешь
Как остывает сердце в стужу?
Когда уставшими губами
Осушишь слезы ей несмело,
Она прошепчет: плохо было,
А ты ей скажешь: потеплело.

15.01.97 В сентябре 1987 г. я была дома, в Душанбе, на каникулах после стройотряда. Дневника с собою не было, и я писала на листочках. Они все лежат в столе, обтрепанные уже. Мне захотелось переписать текст, а листочки выбросить.
Написано так:
     Оказывается, и у меня была школьная любовь. Была...
      Ты - первая скрипка моей ностальгии.
(Господи, ночь... Одна я, тишина... Но летает какая-то бабочка, или моль... Почему-то мешает нестерпимо. Устремляюсь за ней взглядом, как вертит глазами котенок за звенящем мухой, что бы он до этого не делал, пусть бы даже ел.)
     Так вот. Брожу здесь. Все в какой-то грустной поволоке. Как будто совсем рядом притаилось мое розовое детство, а серый туман никак не дает его увидеть, потом догнать, обнять, обнять с такою силою, которую вытолкнут из меня все мои взрослые страдания, тяжелые думы, бессонные ночи, а главное - несбывшиеся мечты.
     Боже, какой багаж воспоминаний теснит... Двадцать четыре зимы, весны, лета, осени. Впрочем, ностальгия преследует меня, наверное, уже лет с десяти или около того. Помню,  еще ребенком мне было очень жаль себя в будущем, старую, вспоминающую все наши детские игры и прелести. Сейчас удивляюсь: как могла додуматься...
     Когда я прохожу мимо школы и глаз оторвать от нее не могу - вся я уже прошла, а шея трещит из-за невозможности вернуть на место голову, то есть оторвать взгляд - воображение высвечивает только тебя, тебя, тебя. Никого больше нет. Ни учителей, ни друзей, ни подруг. Стоишь перед глазами ты. И в жизни т а к о г о  я больше не встретила.
     Помню слова твои вдруг серьезные среди беспечной болтовни перед выпускным вечером: “Ир, скажи что-нибудь значительное, ведь, может, расстанемся скоро надолго, а может, навсегда”. Я ни на секунду не поверила: в моей жизни еще не было ничего навсегда. Но прошли годы, и ты оказался прав. Зачем, зачем, зачем?
     Твою избранницу зовут также как меня. Когда сказали, обрадовалась очень. Словно голодный хлебной корке. Еще бы: ты в своем далеке, неведомом и недостижимом, произносишь мое имя. Каждый день. Много раз.
    
     По каким тебя носит морям?

А за окном поля,
А на полях цветы,
А всех несчастней я,
А всех желанней – ты.
А я люблю мечтать,
Еще люблю цветы,
Всего милее – спать:
Во сне приходишь ты.
Приходишь ты – большой,
Далекий и морской.
С тобою всей душой,
Шагаю стороной.
Тебе я так нужна,
А мне так нужен ты,
Но только как всегда
Весной цветут сады.
А за окном поля,
А на полях цветы.
Всего милее – спать:
Во сне приходишь ты.

23.11.96  Чувство страха. Постоянное. До дрожи. Не представляла что может быть такое. Занимаюсь обменом квартиры. Как всегда в одиночку. Поддержка Мамонтова 2590 долларов. Дал сегодня. Их тоже боюсь. Встречаюсь с ужасными людьми. А месяц назад на меня было нападение. В собственной квартире. Ночью. Я спала. Через форточку на кухне. До сих пор не знаю кто. Благодарю Бога, что не было Андрея. Что не тронули меня. Боюсь людей и повторения. Все время страх. Отсутствие эмоциональной поддержки М. добивает меня. Где-то внутри есть сбой. Господи, пошли мне сильного человека в помощь, спаси меня, Господи, сделай необходимой кому-нибудь. Чтобы любил. Боюсь за ребенка. Иногда срываюсь. Но больше молчу, молчу, молчу. Нет сил даже заниматься сыном. Как пережить все это? Боже, дай мне сил, пошли поддержку. Да светится имя твое, да будет во всем воля твоя. Ты учишь меня, Господи, ты хочешь, наверное, чтобы я что-то поняла, чтобы, страдая, ширилась душа. Спасибо тебе. Но прошу, помоги, пошли мне любимой быть. Считала в юности: любить – главное. Хочу, чтобы меня любили, чтобы с кем-то могла маленькой быть. Не умею быть сильной. Дай силы, Господи, снаружи или изнутри, напои меня силой, Господи.


22.04.97   Для чего мы все-таки любим? Отчего? Ее хочешь и мечтаешь о ней, но, когда она приходит, то, если не традиционна, она – болезнь, и не знаешь к ней или от нее бежать: зачем – к ней, если она бессмысленна и безбудущна, и почему – от нее, если она – свет? Хватаешься за голову на перекрестке двух пресловутых дорог в мучительности выбора, но и перекрестка состояние мучительно не менее – действительно болезнь, так зачем же она?
     Вот он стоит, телефон, и так просто набрать пять знаков, но и – все же – не проще, чем шагнуть в пропасть, также близко и страшно.
    А может, она затем, чтобы не было пустоты?
    Час ночи. Ночной час.

23.04.97 У меня бессонница каких давно не бывало. Вернее - бессонницы. По поводу любви – зачем же она?
     Позвонила подруге в Питер, у нее еще с институтских времен день и ночь местами поменялись, стало полегче.
     Почему я упрямо сижу над тетрадью и никак не иду спать?
     Все приходит как-то поздно, когда не так и надо уже. Поздняя встреча с Н.Я. и творческие миражи, выравнивание отношений с М., реальной звездочкой Питер, квартира… Впрочем, квартирный вопрос…конечно же, он важен во все времена.
      И есть еще важное, о чем не напишу...
      Просто я инерционная мышка, поэтому у меня все пока само не случится, большинство же людей имеет свойство ускорять.

     17.05.97  В.Н. – редкий, гармоничный человек. Всегда был или сумел стать? Не знаю. В нем нет дурного отношения к людям. Конечно, негативные эмоции бывают, но отношение – нет. Несколько лет назад, не умея понять и ценить эту черту, я удивлялась его неразборчивости. А сейчас я вижу в этом незамутненность его души, ведь плохое отношение к людям калечит прежде всего душу относящегося. В.Н. – единственный такой. Отсюда его обаяние, любовь к нему многих людей. Он живет по божеским законам, понимает их, ну зачем, зачем я так его люблю? Как нелегко мне это…
     Наши отношения ослабли сейчас, они сходят на нет, я старалась победить чувство, ведь оно безбудущно, что делать с ним? Я ощущаю сильную от него зависимость, зачем она? Из-за одного этого уже мне надо смываться отсюда, в Питере я смогу это преодолеть, а здесь мне тяжело, забить нечем.

31.05.97  За окном – заход солнца.
      Если посмотреть на самый верх - там пелена светло-серых облаков. Потом по наклону вдаль облака светлее, за ними – голубая полоса неба, а у самого горизонта, посреди бело-желтого – пылающий шар, скоро исчезнет совсем. Тогда я включу свет.
      А пока смотрю на солнце и думаю: боже мой, я тоже чувствую себя огнем, ощущаю в себе ту же неведомую, пылающую, реальную силу – жизнь и совершенно не понимаю: кто я-что я, откуда и зачем. Мы решаем кучу проблем и испытываем море чувств ежедневно, но никто не помнит себя настоящего: откуда он, где был, что он значит, с какою сольется рекой.
     Все, оно упало, скрылось, оставив отсвет апельсина, а ведь было ярко желтым, откуда же апельсин?
     Прошло полчаса. Над окном облака сизо-розовые темные, далее (ниже) – розовые, потом голубое небо, а на горизонте – снова сизо-розовые облака. А сам вечер-ночь холодно-сиренев, но там (на улице) наверняка тепло.

06.06.97 Сегодня было множество звонков. Всякий раз замирала: Ваш. Всякий раз не то, не то… Я не увижу Вас две недели… Простые слова. Пустые слова. Я хочу, чтобы они прошли уже, эти долгие две недели.

11.06.97 Пишу по вечерам, и каждый раз – закат. Замечаю, что жаркою порою заходящее солнце – желтое.
        Вообще сейчас такая Африка, я будто расплавлена…

13.07.97 Перед сном смотрю в окно. Хорошо все-таки, что за окном небо, озаренные облака, они роднят меня с высью за ними, я будто устремляюсь туда, ощущаю свою невесомость, призрачность телесную, отчего и жутковато немного.
       Настроение очень плохое. 22 июля в «сторону южную» уезжают родители, такую южную, чужую, далекую, наверное, правильно делают, но мне так одиноко, так больно, что есть ощущение «навсегда», а может, мне нужно было суметь их удержать, но это ведь их решение. Очень боюсь за маму, она самый значительный и нужный в моей жизни человек, несмотря на тихий спокойный нрав. Без помощи ее трудно, но не в этом дело – дело в изначальной с нею связи, в том  е е, что в себе всегда чувствую, в части ее в моей сути. Она – первое, как и всякая мать. Но она и удивительная мать, как не всякая. Никто из нас не говорил ей заслуженных ею слов… Печально.

23.10.97  «Звездочка моя ясная…» - поет магнитофон.
       Столько работаю над собой, чтобы не любить, не помнить этого человека… Уезжаю, отвлекаюсь, обсуждаю это с подругами, - кажется, стираю «на нет»: не смотрю, не помню, не хочу. Но стоит ему подойти, но стоит ему позвонить – куда девается все?

12.11.97  Ну и подъем был… А потом такой спад… Праздники и веселье на работе…Потом всех развезли по домам, я забрала из сада Андрея, но вместо вокзала оказались в гостях у В.Н.: я, Серега и Андрей. Музыка, конфеты, танцы, рюмочки...
     Чувство огромной любви к этому человеку, хочется бесконечно писать это драгоценное слово – любви – и его (чувства) ответности, даже не понять что раньше: его любви – моей ответности или наоборот, - в конце концов эта игра (игра ли?) длится уже так долго…
     А потом на ночь глядя поехали с Андреем в Питер. Встретил нас М., и ему было очень плохо, он болел и в жутком был настроении. Начался мой спад. Ужасное ощущение: близкий человек болен, а я не могу никак отойти от того своего состояния. Чувствую необходимость поддержать его, но не могу пробудиться от чудесного сна своего. И совесть тут как тут. И все это вместе – видения сна (та любовь), чувство нужности близкому, совесть… - заболела сама. Поднялась температура, заныла спина, обложило горло. Начались неудобства физические, заслонив душевные. Болела и дома. Хотелось зарыться, закопаться в одеяло, не слышать и не видеть никого. Просила: только бы В.Н. не звонил, и он не звонил как будто чувствовал.
     И я молилась за М., читала Библию, положила ее под подушку. Я хотела делать все это. Наутро стало легче, почти хорошо. И М. позвонил с положительными новостями о здоровье.
     Сейчас мне просто грустно и все. Как обычно, впрочем. Но этим человеком  я все-таки болею. Он значителен во мне.  Мне нужно уехать, но правильно ли это?
     Я как-то чувствую, что моя душевная связь с В.Н. негативно влияет на М., хоть он не знает о ней. Что делать? Верно и то, что эта связь, эта похожесть наша, единая струна дороги мне, я ощущаю их как неслучайные и ничего с этим поделать не могу. И, более того, чувствую даже, что когда порву все нити (расстанемся), это будет против чего-то главного.
     Вот как перепутано все.

08.12.97   Люблю – и бесконечно читаю Цветаеву. О своем сердце – как о моем сердце.

…..Все ты один, во всех местах,
Во всех местах, на всех мостах.
Моими вздохами – снастят!
Моими клятвами – мостят!

И дальше:
…На тебя, небывший мой,
Оглядываюсь – в будущее!

В с е  ею написано:

Точно гору несла в подоле –
Всего тела боль!
Я любовь узнаю по боли
Всего тела вдоль.
…………
Я любовь узнаю по дали
Всех и вся вблизи.
……………………
Я любовь узнаю по щели,
Нет! – по трели
Всего тела вдоль!

19.12.97    Вот она и закончилась (не начавшись)…
     Погасли две звезды… Одна - яркая, ясная, огромная и жалкая – моя бессмысленная звезда. Другая – зажженная от моей, небольшая (потому что от моей, вторичная, отсвет, след), пустая и умная звездочка.
     Как это пережить? Придется.

21.12.97   Мне ничего другого не остается как пережить эту любовь. Бесконечно смотрю на фотографию. Совершенно родной человек… Вчера он сказал мне, что я дорога ему, что он благодарен мне за любовь, что никто его так не любил. А ведь мы и вместе никогда не были. И еще сказал, что оставляет со мной часть своего сердца.
    Так лучше. Неосуществленная любовь самая верная, вечная. Где-то высоко она осуществилась все же, и осуществилась в наших сердцах.

22.12.97  Глупая привычка переделать все дела до 22-х часов. Она не нужна сегодня. Мне никто не позвонит. Не позвоню и я. И то же завтра. И послезавтра. И каждый день. Ничего не обсудим. Ничего не скажем. Море времени перед сном. Но куда, куда убежать от чувств и мыслей? Наверное, сегодня будет трудно уснуть. А потом, может быть, я к этому привыкну.
     Боже мой, как я люблю… Бежать отсюда, бежать от боли. Но в любом случае привыкнуть жить без него. Просто другого варианта нет. Нет у меня выбора.
     Как мне смотреть каждый день в эти родные глаза, сделавшие выбор?

     Почти час ночи. Уснуть не могу. Курю, курю…Как выкурить любовь?.. Не выходит пока. Он оставил мне часть сердца. Что же делать с ней? Завтра в жутком состоянии идти на работу. Есть не могу. Все валится из рук.
     Позавчера были вместе. Праздничный вечер. Танец за танцем с ним. Ничего не видела, не ощущала кроме. Я воробей (его слово), он – высокий. Заслоняет всех. Уткнусь ему в грудь, глаза закрою…такое родное, мое тепло, ничего, никого не хочу, ни о чем не помню. Вот оно – «время встало». От рук его нежность, бережность, любовь, чувствую, что действительно дорога.
     Подружка на работе сказала мне сегодня: «Он любит тебя, любит. Но ваша разница в возрасте…» Неужели и правда важно? А если  действительно так, то это непреодолимо: она всегда будет 19 лет, и с этим ничего не поделаешь. И я действительно чужая жена, и у меня маленький ребенок, и у него есть отец.
     Остается часть сердца, часть сердца. Родные синие глаза. Две фотографии в одном альбоме. Вот и все.
     Очень скучаю.

10.03.98  Был роман и почти развод. На тооонкой нити висело прежнее все. Не смогла. И он понял.
      Только люблю все равно. Хочу быть рядом.
      Близок и дорог, все понимал, у меня никогда такого не было.
      Я желаю ему всего, всего самого хорошего.

19.08.98  Ездили к маме. Все сказала ей. Одобрения, конечно, не получила. Расстроила. О предстоящем разводе она не знает еще. Событие – 7 сентября в 15 часов. Наверное, состоится. Навряд ли что-то изменится до тех пор. М. молчит, не звонит, что для него естественно, конечно. В.Н. на море, звонит как положено. Мне очень тревожно. Делаю ошибку со всех житейских сторон. А больше всего волнует, что это неправильно по отношению к сыну. И еще: поступком этим закрывается Питер. Но что делать, что же делать? Очень жаль, что В.Н. далеко, с ним бы я успокоилась. От совместной жизни устаю, непривычно. Но скучаю по нему. Еще неделю ждать синих усталых глаз, родных.
     Столько ждала белого города моего, так стремилась. Одной мне это не под силу, с В.Н. он несовместим.
     А в общем – жду, скучаю. Приезжайте скорее, смешной и грустный человек.

    Перечитывала сейчас тетрадки свои.
    Как много написано об отношениях с М., переживаниях, любви…  Мне  подумалось сейчас, что это не моя любовь именно к нему, а просто – моя любовь. Он не готов был, ему нечем было ответить - отсюда мои многочисленные страдания. Моей любви много было, ему не нужно было вовсе, и никто не виноват. Он, может, и дорос потом, а мне не забыть уже моих перенапряжений, они уже в подкорке, при одном виде его дают о себе знать. Так и с В.Н.. Он не то что любит меня - в нем просто живет любовь. А я случилась на его пути, с любовью нерастраченной… Сможем ли? Уже сложившиеся люди, со своею судьбою каждый, привычками, детьми… Родство же душ несомненное.

     Перепечатывать дальше просто невозможно…