Дети войны. Нежность

Как-то, во время летних каникул, мама меня отправила в деревню к родителям своей сослуживицы.  Расчёт был прост: избавиться, на время, от лишнего рта, и подтянуть никудышнее здоровье, вечно голодного сына. Было мне в ту пору 12 лет. Кроме того, на селе старики всегда найдут детям подходящее занятие.
 
По нынешним меркам - это рукой подать, а тогда, путешествие на волах, заняло целый световой день. Лето. Зелённые поля до горизонта, а ты лежишь на телеге с сеном, смотришь ввысь и слушаешь трели жаворонка. Трещат кузнечики. Блаженство. Иной раз, со скуки, идёшь рядом с телегой или бегаешь в поле заглядывать, куда с высоты ныряют жаворонки.

В деревню втянулись уже в сумерки.  Деревня покорила меня своим запахом. Вдоль дороги, по которой мы въезжали,  пахло стадом, только что прошедшим с пастбища. У дворов хозяйки встречали своих, зазывно мычавших коров.  Настоящая идиллия. Во дворе запахло свежескошенной травой, свежей сырой глиной. У сарая – запах свежего навоза. Одним словом, я ступил на украинскую сельскую землю. Я и сейчас мог бы, босыми ногами, узнать тепло той нежной, ласковой и чистой земли.

Любопытство не давало мне покоя, и я начал осматриваться, присматриваться: куда же меня завезли? Деревенька небольшая, в одну улицу по обе стороны от въездной дороги. Улица широкая, покрытая вся травой и только чуть-чуть просматривается колея от телег. Да и откуда быть другой? Самая серьёзная техника - это плуг и борона, а самое надёжное тягло – волы. Тишина и чистый воздух поражали. Вдоль улицы стояли белые, крытые соломой хатки – мазанки. Заборов ни у одной хатки не было, в отличие от городских улиц. Хатки утопали в зарослях садов. Деревня степная, маленькая и хоть прошло после войны «всего ничего» она выжила, сохранилась и быстро восстанавливалась. Однако люди жили бедно, в основном за счёт натурального хозяйства, которое, ко всей нищете, облагалось налогами.

Хатка – это особый мир и уют. Напротив входной двери стоял непокрытый стол с лавками. В углу образа с лампадкой покрытые рушником вышитым крестиком.  По левую руку, в углу, лавка с вёдрами воды. Поверх ковш на крючке. По правую руку - большая печь, рядом ухваты. Между печкой и стенкой полати. На полатях рядно и подушки. Вот, пожалуй, и весь скарб немолодой женщины, куда меня привезли.

 Особо хочется отметить полы этой хатки. Кто помнит те времена, тот знает, что полы были глиняные. Глиной промазывали и внутри, и в сенцах, и у входа и даже наружную часть низа дома. Но самое главное, это свежескошенная трава по полу всей хатки. Дурманящий аромат убаюкивал, едва залезешь на полати. Что сказать, понравилось.
 
Утром, вместе с хозяйкой, проводив корову в общее стадо, пошёл осматривать подворье. Для меня, городского мальчишки, повзрослевшего за годы войны в одночасье, впервые оказавшегося в настоящей, обжитой, ухоженной деревне, всё вызывало житейский интерес. Сколько у хозяйки кур?  Сколько и что ест корова? Хватает ли ей на зиму корма?  Сколько у хозяйки земли и что там растёт? Мой живой, вполне взрослый интерес к жизни села, хозяйке понравился и мы подружили.  Каждое утро я провожал корову в стадо и убирал стойло от навоза, готовил свежую подстилку и корм. Готовил воду. Помогал окучивать картошку. Работы хватало. Питание была отменное и я поздоровел.

Кроме работы по хозяйству был и досуг. У молодёжи, на краю села, был пятачок, куда в конце трудового дня, стягивалась молодёжь на посиделки. Естественно и мы, дети, бегали туда. Пока, кто постарше, тискались - целовались и пели песни, мы бегали, играли в прятки и с любопытством подглядывали на их возню. Украинская песня тех времён – это особый жанр. Ни гармониста, ни гармошки на селе не было, но как певуче разливалась песня в два, три, а то и в четыре голоса по степному селу и дальше в степь! Кругом тишина, даже ни один лист не шелохнётся на ветке, и тут грудной, глубокий, нежный, певучий и сильный голос несётся через село в степь. Красота неописуемая. Слов тех песен не помню, но мелодия, душевность исполнения остались во мне навсегда.

С детворой села я сошёлся легко. Меня приняли,  как и положено добрым, доверчивым людям, открыто и доброжелательно. Я ответил им тем же. Жили дружно, заботливо друг о друге. Конфликтов не было. Шло время, и наша ватага узнала, что назавтра утром я уеду в город, домой. Вечером мы собрались на пятачке. В этот вечер мы не бегали. Сидели грустные, грызли семечки с подсолнухов и болтали. Грусть расставания угнетала всех. Прощались не долго. Разошлись по домам. Вдруг меня догоняет девочка, к сожалению, имени её не помню, и мы пошли рядом. Где мы ходили, о чём говорили одному Богу известно, но нам было вдвоём не просто хорошо, а очень хорошо, но грусть всё равно угнетала. Стала садиться роса. Мы начали мёрзнуть, но о расставании не могло быть и речи. Спрятавшись от росы под навесом, мы прижались друг к другу. Мы, мальчик и девочка впервые в жизни обнимались, испытывая тепло и нежность. Мы стояли, молча слушая стук сердец, каждый погрузившись, в нежные объятия друг друга. Мы неосознанно, инстинктивно отдавали друг другу тепло и нежность наших сердец. Тепло, которого нам не хватало, нежность, которую мы недополучили от наших мам за годы войны!

Расстались мы под утро, когда пропели петухи. Я уехал.

Тот Ангел, тепло и нежность её сердечка живут во мне до сих пор.