Прощай, детство

Сложить печь - дело мудреное. Не у каждого печника получится, чтобы грела хорошо, не чадила и не подвывала.
Очень долго искали мастера, когда решили сломать большую русскую печь в бабушкином доме, чтобы придать жилищу современный вид, сложив “обогревку” без лежанки. Спрашивали у соседей, кто кого приглашал, как новая печка топится. Наконец-то нашли умельца из дальней деревни. Петровича все хвалили, и дедушка ездил к нему на лошади договориться о цене и питании.
На следующий день он пришел рано утром со своим инструментом. Помолившись, печник принялся за работу. Разбирать печь помогали все. Дедушка и папа аккуратно вытаскивали кирпичи и сортировали: которые снова в дело пойдут - оставляли дома, а битые выносили в сад и складывали за амбаром. Бабушка и мама убирали мелкий мусор, готовили обед. А мы с сестрой крутились рядом, пока нас не прогоняли взрослые, если докучали им своими многочисленными вопросами.
Обычно печник работал до обеда, а потом, хорошо покушав, ложился на часок отдохнуть. На это время все выходили из дома и занимались другими делами или, если было очень жарко, сидели в тенечке на бревнышке.
И вот в один из таких дней шел по деревне нищий. Подошел к нам, попросил водички, хлебушка и присел рядом на травку. Мама ушла в дом за хлебом, а он, увидев кирпичи в саже от старой печки, вздохнул и сказал:
- До войны все церкви порушили, святых из дома вынесли, а в мирное время и до печей русских добрались. Весь дух народный уничтожили, всю память о прошлом. И что, легче жить стало?
Бабушка растерялась и стала оправдываться:
- Раньше в печи хлеб пекли, пироги к большим праздникам, зимой под хорами ягняток маленьких в морозы трескучие выхаживали, а теперь хлеб в магазин каждый день привозят, по праздникам все работают, овечек перевели - вот вроде нужда в печи и отпала. А что до церквей и святых, - она посмотрела на нас и добавила, - это время такое. А храм у каждого в душе свой был, есть и будет. Дух русский уничтожить нельзя. Вот они, внуки наши, вырастут и поймут, чем земля русская сильна. Может, наши церкви из руин поднимут, может, свои построят.
- Тебя как звать-то? - спросила вдруг бабушка у нищего.
- Алешей нарекли родители, - ответил он, перекрестившись.
- Вот тебе хлебушек в дорогу и ступай себе с Богом, Алеша. Живи с верой и любовью к людям и не злобствуй. В любые времена простому человеку нелегко было.
Алеша поднялся, поклонился бабушке и пошел вдоль деревни, бормоча что-то себе под нос.
А бабушка, посмотрев на нас, отряхнула фартук от невидимого сора и позвала:
- Хватит прохлаждаться, пошли строить, а то Петрович один уж поди работает.
Действительно, мужчины приступили к работе. Когда печь разобрали до основания, в кухне стало пусто и гулко. Не торопясь, печник принялся за новую: заложил фундамент, выложил поддувало, установил колосники и духовку, вмазал плиту с четырьмя “блинцами” в каждом гнезде. Затем сложил щиток с замысловатыми ходами внутри и вывел один, главный, на чердак. Там заново переложил “боров” и поставил новую трубу. Печке дали просохнуть три дня.
Затопили новую печь под вечер, когда солнце село и дневная жара спала. Дым прозрачной струйкой поднялся в небо и растворился. Мы с сестрой закричали: “Пошел! Пошел!” - и забежали в дом. В топке весело трещали сухие вишневые сучья и серым пеплом осыпались в поддувало. Петрович, в белой рубахе по такому случаю, подложил еще веток, нарубленных чуть покрупнее. Огонь мгновенно накинулся на них, с хрустом пожирая новую охапку.
Печь ожила: внутри что-то довольно загудело, из трубы вырвался на свободу клубок белого густого дыма и, вытягиваясь, стал подниматься все выше и выше в вечереющее небо.
- Молодец, родимая, не подвела, - сказал, улыбаясь, печник, довольный своей работой.
Мы с Иринкой снова забежали в дом, зашли с обратной стороны печки, чтобы потрогать ее высокую белую стенку. Прижав к ней ладони, ощутили заметное тепло. Посмотрев обрадовано друг на друга, мы вдруг почувствовали и нестерпимую боль, будто только что предали своего лучшего друга. На том самом месте, где мы сейчас стояли, высилась многие годы теплая печь, заменявшая в свое время нам детский сад.
Мы  вспомнили ее теплые, отшлифованные нашими предками кирпичи, длинные зимние вечера, бабушкины рассказы про доброго домового, оставляющего нам гостинцы, наши наивные детские просьбы: “Домовой, домовой, на тебе молочный зуб, дай нам костяной”, свои первые девичьи секреты и черных усатых тараканов, шуршащих в дальних углах этой сказочной обители, пахнущей душистыми пирогами и праздниками.
Теперь здесь стало пусто, пахло сырым кирпичом и едким дымом. Больше нам никогда не вернуться туда, где жила все эти годы сказка. В эту минуту мы распрощались с детством.