2. Сидела нагая

      Сидела нагая, свесив ноги над бездной; ветер шевелил легкие светлые волосы и белый пух крыльев. Впереди, в необозримой синеве неба, лежал Город, и лес обнимал его с четырех сторон; и листья, желтые березовые листья носились в теплых потоках терпкого воздуха, над Городом, под ногами.
 
      Их ловило Солнце нежными, прощальными лучами, словно любимого при последнем свидании: расставаясь и удерживая. Безбрежная ласковость разлилась во все стороны, ужасом и радостью сжимая хрупкое существо. Твердый подоконник холодил ладони. Манили верхушки деревьев – крошечные, рыжие, зацелованные Солнцем, и, поддаваясь зову, она оттолкнулась от острого камня, расправила огромные белые крылья, и упругий ветер принял её. Окружило лазурным блеском, пронизало ледяным, облило сиянием света; она задохнулась на мгновение… высота и разрывающая грудь свобода.

      Внизу проносились домики – с красными крышами, расписные; яблони, будто обсыпанные светло-зеленым горохом; пластилиновые тополя с ломкими сучьями; дороги в черной паутине проводов. Переливчатый благовест тек с холма, где подмигивали золотые искры маковок. Пахло яблоками и чем-то ещё, пока неузнаваемым, но подкравшимся уже близко.

      Избы внезапно кончились. За желтыми полями, на охрово-зеленом сатине сверкнула сабля дамасской стали. Река – пятнистая рысь, осторожным изгибом подойдя к городу, пугалась его, резко поворачивала, убегала в леса. Лоскуток отраженного неба струился, стремился, вливался где-то в лазоревый океан.

      Вот берег с осокой совсем близко, рябь на воде от частых взмахов, - там расступается тина над глубиной, могильный вздох черного омута, - о ужас! Кто это,  за его гладью?  Скорее вверх, вверх, вверх! Прочь!

      Под крыльями проносятся болота, покосы заплатами в хвое, кудрявое, темно-зеленое, бархатное одеяло, зовущее укрыть покоем и долгой, древней мудростью, и во все стороны раскинулся, разлился лес. Блаженна дрема прикорнувших деревьев – сильные руки дубов обещают защиту - но только вершины их щекотнули живот. Выше, выше!

      Припасть к своей же тени, взбудоражить сильными взмахами листву, коснуться кожей упругих веток – и ввысь, в безмятежную ласковую бирюзу, и нет ничего – только беспредельная сияющая свобода. Пить ветер – кристальным эфиром наполнять грудную клетку, горным ручьём – на лице брызги солнца. Потоки, безбрежные могучие потоки ловить крыльями, купаться в их гигантском течении, и на миг – век, год, жизнь – быть песней жаворонка в самом пике творения.

      В какую неоглядную глубь неба она принеслась! Земля своим горбом сжалась, скукожилась вокруг слюдяного озера – веселый глаз косится в густой поволоке зеленых ресниц. Словно ящерка - Хозяйка Медной горы - показывает гостю свои сокровища: вот адамант – озеро в малахитовой оправе сосен; яшмой и хризолитом увенчаны леса, и россыпи сапфиров нанизаны на золотые нити Солнца.

      Громоздятся невесомые замки, тают, летняя синева вот-вот, сейчас исчезнет в сером. Невозможно дышать: восторг и грусть
струёй забивают легкие.