4. Спор

     Сергей присутствовал, когда руководитель лаборатории ИТЭ (гнездившейся за стенкой  кабинета Феофана Никича) вводил новую сотрудницу в курс дела. Она тогда ещё переспросила, как бы не понимая сути проблемы:

     - Вы занимаетесь определением счастья? Странно… Мне кажется, даже подростки знают, что это. Намного труднее определить своё предназначение и исполнить его. Догадаться, в чем твой долг? Ведь разум, тело без болезней, магическая сила – это кредит, и как понять, на что именно он тебе дан?

     - И что же такое, по-вашему, счастье? – Ивана Людвиговича задело небрежение, с которым выскочка из Москвы говорила о теме его будущей докторской диссертации. – Расскажите, раз вы так давно в данном  вопросе разобрались. А то вот коллектив уже три года, как бьётся, и вопрос всё равно до конца не ясен.

     Руководитель ЛИТЭ на досуге не любил задумываться о счастье. Часто человек, работая годами над общественной проблемой, в глубине души считает, что она стоит на самой последней строчке в предъявленном человечеству и лично ему списке.

Поэтому, наверное, остаются вечными вопросы религии, экологии и снабжения населения горячей водой.

     - Я вам, Иван Людвигович, лучше докажу, - улыбнулась тогда Ирина. – Экспериментально.

     От Ирины веяло юношеской созидающей энергией, она словно светилась от идей, которым только предстоит воплотиться. Этим её наивным вдохновением хотелось заражаться. Может, просто быть рядом и наблюдать с доброй улыбкой, как за пушистым котенком.

     Сергей никогда не смущался знакомиться с интересными женщинами. Он собирал особую коллекцию. Уже на вторую субботу новая коллега была приглашена после работы в кафе.
 
     Небольшой зал на одиннадцатом этаже новой высотки был пуст и прохладен. Здесь всё лучилось чистотой, ненавязчивостью, к тому же хорошо готовили. Все остальные кафе в округе уже были испробованы и надоели. Дома же мать была обычно занята и он готовил всегда сам, всегда блинчики – один с мясом, один с творогом, всегда оба на одной сковородке. Своё свободное время он полностью отдавал чтению. Нет, не правда; всё его время  было чтением. Сергей читал, когда ел, читал, когда ехал в транспорте, на службе читал с монитора, ложась спать, не глядя нажимал торшер и листал страницы. Дома не терпел телевизора, не держал собаки, с матерью-риэлтором они жили в разных координатах, а отец ушел слишком давно.

      От прадеда-татарина Сергею достались крупные красивые губы с надменным любованием и круглые чувственные ноздри. Русые волосы аккуратным ежиком, льдисто-голубые глаза; Сергей высок, его телосложение можно описать как «ничего лишнего»: оструганный рубанком деревянный брусок, глазу просто не за что зацепиться. Пиджак слишком свободно вставал над плечами сидящего, что молодого ученого не портило и не смущало. Обыденная форма для обыденной рабочей рутины.

     Девушки были ему скучны. Ни в их словах, ни в поступках не находилось и намека на оригинальность.

     Да, в общем-то, и читать стало неимоверно скучно. Просто к чтению выработалась привычка.

     Впрочем, как и к работе.

     Впрочем, как и к взаимозаменяемым девушкам.
   
     - Счастье, Ирина, - говорил он иронично, словно презирая определение, которое давал, - Это семейный очаг, любимое занятие и вкусная еда. Стандарты тебе надо знать.
Голубовато-холодные зрачки наблюдали за московской красоткой с неуловимой долей скепсиса, словно и тело, и душа её были абсолютно прозрачны. Она чувствовала себя хлореллой на приборном стекле, простейшим, внутри которого двигаются какие-то червоточины, кусочки пищи. Причем, казалось - только их передвижения и занимают собеседника.

     - Настроение человека зависит от количества вырабатываемых эндорфинов. А количество зависит от правильного питания, достаточных физических нагрузок…

     - Но мы же говорим не об этом, Сергей. Что ты сам думаешь, только честно?

     - Да, конечно, - он чуть скривил уголки губ, - Ну, по-моему, Ир, счастье – это стабильная работа, которая тебе нравится, приличный доход, здоровье и полная семья. Что тут ещё можно разрабатывать? Вся ваша лаборатория, - извини, моё мнение, - просто  мается дурью.

     Девушка беспокойно посмотрела в сторону и немного нахмурилась.  Гримаска ей чрезвычайно шла.

     - Если всё так просто, - наконец, сказала она тихо, - Если во всех учениях это сказано, если мы все это понимаем – почему же мы все не счастливы?

     «И почему ты, Сергей, такой умный, такой восхитительный, - читалось в её карих глазах, - Почему ты не счастлив?»

     Сергей отвернулся, сощурился на мгновение. Потом отхлебнул ещё кофе латте. Латте здесь подавали отличный, четырехслойный, с клюквенным сиропом и взбитыми сливками.

     - А ты как считаешь? – наконец, спросил он.

     Ирина, глубоко и беззащитно склонив голову направо, изучала сумрак под столом. Молчала. И вдруг решительно вытолкнула:

     - По-моему, счастье – это свобода.

     Она замерла, приостановив себя, но тут же – неудержимый поток скорее боли, чем речи, понес её:

     - Больше свободы – больше счастья, нас слишком притягивает земля, мы теряем столько времени, ожидая «потом», разыскиваем и поглощаем пищу, добываем средства, нам нужны деньги, вещи!..

     Девушка чуть-чуть приблизилась к Сергею и убеждающе зашептала:

     - Сережа, мне тоже кажется, что счастье - не проблема. Я в своей жизни никогда не искала счастья: все занимали мысли - как помочь больному отцу, сестре, как выполнить долг перед Родиной. Все, что кроме; только не его. Но если бы взяться! Если бы поручили кто-нибудь! Если бы всего лишь задуматься над этим!..

     - Поздно уже, тебе долго возвращаться, - маг слегка улыбнулся; он был похож сейчас на сытого кота. – Пойдем ко мне? Здесь недалеко, смотри, - он указал в окно, - Вон там, за магазинчиком с сапогом на вывеске, дом-шоколадка. Семнадцатый этаж, последнее окно справа – моё.

     - Как-нибудь потом зайду, - мягко улыбнулась Ирина.