Дом

Дом.


Жалобно скрипнула ржавая покосившаяся калитка. Звук тяжелых шагов по гравийной дорожке заставил встрепенуться звенящую тишину. Он медленно шел в сторону сада. Узкая тропинка уткнулась в буйно разросшийся малинник. Крупные спелые ягоды свисали с него гроздьями, распространяя вокруг сладкий пьянящий аромат – аромат давно забытого счастья и беззаботного детства. Продираясь сквозь колючие кусты туда – дальше, вглубь, он вспоминал иные времена.
Ровными рядками расположились на огороде гряды: бодро торчащие густо-зеленые хвосты морковки, покрытая яркими сиреневыми цветками картошка, разлапистые плети огурцов, свисающие с веревок почти до земли. Слева от тропинки возле забора копошится отец, вырезая и подвязывая малину. Мирно гудят шмели, выполняя свою вечную миссию. Солнечно. Тепло. Лето! Отец оборачивается и весело улыбается ему. Морщинки косыми лучами бегут от глаз к вискам. Он что-то хочет сказать сыну…
Малиновые заросли внезапно кончились. Медленно, словно туман, растворялось видение, оставляя щемящую боль и горький привкус во рту. Алексей ошарашенный и растерянный стоял посреди заросшего бурьяном и крапивой пространства. Тропинка исчезла. Колышущаяся буйно разросшаяся зелень похоронила под собой все. Немым укором посреди этого зеленого буйства стояла лишь старая яблоня. Она до сих пор обильно плодоносила, будто бы в пику всему миру напрочь забывшему об ее существовании.
«Что тогда сказал мне отец?» Эта мысль засела в его голове колким маленьким буравчиком, не дающим покоя. Почему-то, именно сейчас, по прошествии стольких лет, ему казалось, что это очень важно – вспомнить. Но как ни рылся Алексей в голове, перебирая все любимые отцовские фразы, на ум ничего не приходило. Воспоминание засело где-то глубоко, в напрочь захламленной кладовой его разума, на краткий миг показываясь из-за груды ненужных сведений, оно опять исчезало с пугающей быстротой, и память в отчаянном бессилии вновь начинала биться о непробиваемую стену.
Постояв еще немного, но так ничего и не вспомнив, Алексей взъерошил седеющую шевелюру и решительно направился обратно. Дом встретил его угрюмо и неприветливо. Казалось, он не простил ему долгого отсутствия. Облупившаяся на двери краска свисала лохмотьями. Большие окна глядели на Алексея ничего не видящим взором слепца. Их покрывал толстенный слой пыли, превративший когда-то сверкающие стекла в блеклый серый камень. Тонкие светлые дорожки, оставленные на них дождевыми каплями, сейчас казались бороздками от высохших слез. Он медленно поднялся по скрипучим рассохшимся ступеням. Дом отозвался тяжким старческим стоном. Ключ, вставленный в замочную скважину, натужно заскрежетал. Сухим выстрелом в гнетущей тишине раздался щелчок. Дверь распахнулась, и из полумрака коридора мощным потоком хлынул спертый воздух. Мужчина невольно отшатнулся.
Алексей никогда не считал себя человеком сентиментальным. Всю жизнь он шагал вперед и только вперед, легко забывая и откидывая в сторону обиды, зло и неприятные моменты. Там впереди всегда… Впрочем, он и сам не знал, что там такого хорошего было впереди. И лишь сейчас, наконец, понял, что там уже ничего нет.
Ссутулившись от тяжести одолевших мыслей, Алексей переступил порог и открыл дверь в комнату. Взгляд медленно, словно ощупывая сантиметр за сантиметром пространство, перемещался с места на место. Старый диван, покрытый некогда пушистым пледом. Дубовый массивный стол, палас и кресло  - все оставалось на своих местах. Любимая ваза мамы, фарфоровая пепельница отца.
Тяжелые зеленые шторы были плотно задернуты. Казалось хозяева вышли всего лишь секунду назад и вот-вот вернутся… Но пыль, лежащая ровным, не потревоженным никем, слоем, говорила об обратном. В углу стояло трюмо, зеркальная поверхность которого давно ничего не отражала. Он тихонько провел по зеркалу рукой, оставив на нем яркий слепящий след, и отдернул занавески. В комнату ворвалось солнце, заполнив светом даже самые потаенные ее уголки. В этом огненном потоке летало бесчисленное количество пылинок, создавая причудливой формы завихрения. Алексей устало опустился в кресло. Взгляд его остановился на семейной фотографии.
Воспоминания нахлынули все разом, и он, не в силах больше сопротивляться, погрузился в них целиком. Дом ожил. Откуда-то из-за печки тонким ручейком проник в комнату запах жареной картошки. За окном весело засвистали пичуги. Он слышал скворчание сковороды и неспешные шаги матери. Вот она, улыбаясь и вытирая руки о фартук, появилась на пороге и сказала: «Мужики, пора ужинать! Оголодали, наверное?». Ее голос был таким домашним и уютным, таким близким и родным!.. На лице Алексея впервые за этот визит появилась счастливая, почти что, детская улыбка. Из спальни вышел отец, оживленно потирая руки, он прошествовал вслед за матерью, не забыв при этом заговорщически подмигнуть сыну. Весь его вид говорил: «Сегодня славно поработали, пора и подкрепиться».
Дом выдавал воспоминание за воспоминанием. Вот опять заливается мягким смехом мама. «Интересно, у нее когда-нибудь было плохое настроение?», - Алексей такого не помнил. Отец увлеченно что-то мастерит, разложив сотни запчастей и проволочек на столе. Казалось, старый, покинутый всеми дом хотел показать ему самые счастливые, самые  добрые моменты из их совместной жизни. Он надеялся, он верил в то, что Алексей останется здесь навсегда…
Громкий лай собаки донесся с улицы, нарушив его уединение. И вновь вокруг молчаливо закружилась пыль, а сердце сжало словно тисками. «Хватит!», - сказал Алексей и решительно встал. - Нельзя так над собой издеваться». Он отчетливо понял, что никогда не сможет жить в этом доме. Ничего не вернется. Ничего. Ничего…
Он стремительно вышел и закрыл за собою дверь. Жалобно скрипнула ему вслед калитка. Где-то в саду с глухим стуком упало на землю сорвавшееся с ветки яблоко. Впереди снова была жизнь - яркая и насыщенная, полная дел и эмоций.
«Хозяин вернулся!», - раздался где-то за спиной крик соседского мальчишки. Мужчина вздрогнул и обернулся. Дом грустно, старчески скособочась, смотрел ему вслед пустыми глазницами окон. Казалось, он еще больше просел в землю. Алексей все же вспомнил, что сказал ему тогда отец: «Никак молодой хозяин вернулся?» Тогда он только что окончил институт, и оставаться здесь надолго был не намерен. Впрочем, как и сейчас.
Буквально через неделю в доме появились новые хозяева. Мужчина деловито давал распоряжения строителям. Женщина выносила и складывала во дворе «старую рухлядь». Дом не издал ни звука, ни скрипа. Его век был окончен.
А. Готко.