Пусть помнят гл. 16 Вместе

 

Поворот направо и они вышли на площадь. В центре, высокий столб, на нем ангел, взирающий свысока на мелочи жизни. А перед глазами – длинное здание.
Вошли в подъезд дома, дугой охватывающего площадь, поднялись на второй этаж. У одной из дверей Тимофеев остановился, обождал всех, не стучась вошли.
Максим указал на сидящего за столом усталого человека, шепнул Володе:
- Член коллегии товарищ Уралов.

Уралов поднял голову от вороха документов, лежащих на столе, внимательно оглядел вошедших, потер переносицу и спросил:
- Зуева говорила, что их десять.
- Было десять, трое осталось там, - ответил Тимофеев.
Уралов вздохнул, немного помолчал, внимательно вглядываясь в лица пришедших к нему, незнакомых, но теперь таких надежных товарищей, похоже, он что-то решал:
- Товарищ Урицкий хотел вас видеть.
- Председатель ЧК, - подсказал Тимофеев.

Уралов, опираясь на стол, тяжело поднялся, медленно выпрямился, пригласил всех за собой.

Урицкий знал об этих людях только то, что они сумели сберечь хлеб, он увидел их темные, плохо промытые, мозолистые руки и поверил в них сразу:
- Нам нужны преданные, знающие военное дело люди, кристальной честности. Нам остро нужны такие, как вы, боевые и идейные товарищи в отряд Петроградской ЧК.
Урицкий, казалось, заглядывал прямо в душу. – Вы согласны? – похоже, отрицательного ответа он не ждал. – Хорошо, но вы всегда должны помнить, что являетесь мечом, в руках революционного пролетариата, а попросту размахивать этим мечом не горже!

Из набухших почек проклюнулись зеленые листочки, словно проверяя – вовремя ли? Не обидит их студеный северный ветер?
Природа оживала от спячки, наполняя воздух запахом народившегося листа, запахом жизни.

Первая весна Республики!

Володя скоро вновь увидел ее. Зуева стала, вроде, выше ростом. Побледнела, багровый шрам на скуле, не портил ее миловидного лица. Виноградов не мог наглядеться не ее милое лицо, на ее глаза, зеленоватые, когда она сердилась, солнечные, когда улыбалась. Эти глаза часто ему снились в сырых окопах, и еще раньше, когда он бродил в тайге в поисках Лады.

А время шло, отсчитывая этапы новой истории.
Бессонные ночи, сменялись беспокойными днями. Свое участие в ликвидации «Союза защиты Родины и свободы» Виноградов позднее охарактеризовал весьма просто – он учился!
Учился любить, научился и ненавидеть. Учился различать врага и беречь друга. В его работе важно было не просто уметь метко стрелять, задерживать, доставлять арестованных. Куда важнее было не допустить оскорбление не виновного. Важно было, копаясь в грязи низменных человеческих отношений,  оставаться самому чистым, а в человеке ошибающимся, не видеть классового врага.

Ночь. Белая ночь. Удивительно и неповторимо… Ночь, а светло, словно днем, удивительно!

В казарму, где размещался отряд Виноградова, отталкивая часового, протискался пожилой мастеровой, худой, обросший рыжей, как стружки меди, щетиной.
- Да, постой ты, - отталкивал он часового, - Хто командир? Скорее сынки, они там оружие носют, - старик захлебывался словами, но понять было можно, - сам-то я живу в подвале, а на втором этаже нашего дома, братья живуть, гвардии Его Императорского величества, одно слово офицера. А теперича, примечаю, стали к ним наведываться всякий люд. Што ни день, то ходют всякие, с чимоданами, да сумками, а носют то тяжелое, примечаю! Намедни шасть один, а ручка у чимодана возьми и оторвись, чимодан хрясь о мостовую, да раскрылся, а оттуда пистолеты, патроны. А все новенькое, в смазке!

У дома Митрича, как назвал себя старик, выставили часовых, поднялись по широкой лестнице, выше и ниже этажом, Виноградов оставил по два человека.
- Стучи! – приказал Володя дворнику.
За дверью тихо, потом, что-то загрохотало в глубине квартиры. Володя прислушался, попробовал нажать на дверь, ему помогли. Дверная коробка треснула, подалась внутрь.
Кубарем влетели в просторную прихожую. Из комнаты раздались выстрелы, сзади Володи кто-то охнул. В нос ударил запах жженой бумаги.
Виноградов привстал и стал стрелять с колена, лежавший рядом боец поднялся, рванул было в комнату, но опрокинутый выстрелом в упор, упал на Володю.
Из пробитого горла, пульсируя, выстреливала кровь.

- Не  так! – закричал Виноградов. – А, ну, все разом!
Он дважды выстрелил в комнату. Поднялся на ноги. В это время у черного хода рванула бомба, запахло паленым.
Володя бросился к крупному мужчине, выглянувшим в коридор, наотмашь, стукнул его по голове рукояткой пистолета, хотел вбежать в комнату, но едва не столкнулся с другим, внешне совсем спокойным человеком, с потертым наганом в руке.
Мгновением раньше выстрела, Володя нырнул тому под ноги, в падении выстрелил, упал, больно ударившись коленями о паркет, еще не потерявший блеска, катнул в сторону.

Когда Володя встал на ноги, увидел, что перед ним лежит могучий мужчина, длинные волосы закрывали его лицо.
Над убитым склонился Митрич, не сдрейфил старик.
- Упокой, господи, раба твоего…
- Ну, и дела, попы взялись за оружие, - удивлялся молодой боец.
- Какой энто поп, несмело выглядывая с лестничной клетки, сказал дворник, - сослуживец хозяев, полковник.

При обыске квартиры было изъято большое количество ценностей, оружия и весьма интересное письмо. Из этого письма стало ясно, что братья занимались еще и продажей акций и ценностей, сбывая их иностранцам.

2 июня 1918 года газеты писали: «…расстреляны за государственную измену и незаконную сделку по продаже акций на 5 миллионов Александр Артурович и Владимир Артурович Череп-Спиридоновичи, бывшие офицеры лейб-гвардии Семеновского полка».