Жмых

Чик вышел на улицу и огляделся: - Никого. И пошёл направо, в арку. Там, на южной стороне дома, где хорошо пригревало солнце, рядом с воротами пожарной части, сидели на табуретках старики и здесь же неподалёку собирались ребята из дома.
 Впереди, перед пожарной частью, простиралось болото, слева находился кирпичный дом, покрытый штукатуркой серого цвета. Временами по неизвестной причине, между маленькими обитателями соседних домов вспыхивали «войны», во время которых противные стороны швыряли камнями и пробивали друг другу головы. За болотом стояла пивнушка - небольшое деревянное строение, всегда  заполненное посетителями и густым табачным дымом. Рядом проходила трамвайная линия, один конец которой упирался в Михалково, а другой  тянулся  через пол Москвы, через Савёловский вокзал, Пушкинскую площадь и заканчивался в районе Петровки.
 У пожарной части его поджидали Жека и Шига.  Завидев Чика, Жека  запустил руку в карман, вытащил небольшой, в половину грецкого ореха, желтоватый комок, повертел его перед носом товарищей и со словами: - Видали вот это! тут же отправил шарик в рот.  До приятелей лишь долетал приятный запах, который источала еда, когда Жека рассказывал им, куда вчера ходил со взрослым и как там плитками таскали из вагонов этот самый жмых, который он сейчас ест. Сам он не лазил в вагон, просто подобрал небольшой обломок, который кто-то обронил. То, что Жека сейчас ел, являлось остатком вчерашнего изобилия, а он хотел ещё, он знал, где много много жмыха  и он предложил:  - Если вы пойдёте, то я покажу!
 Уговаривать никого не пришлось, приятели тут же отправились в путь. Одну трамвайную остановку они прошли пешком, миновали школу, где учились,  и оказались возле  магазина «Диета», ассортимент которого самым строгим образом соответствовал названию: кислая капуста в бочках, перловая крупа и больше ничего! Натощак или после кислой капусты с перловкой, (исключительно по усмотрению граждан или по рекомендации врачей)  можно было выпить газированной воды с сиропом. У дверей магазина стояла тележка под тентом, укрывавшим от дождя и зноя два стеклянных цилиндра с  тёмно красной жидкостью и толстую продавщицу в мятой несвежей куртке, имевшей изначально белый цвет. Удовольствие стоило пять копеек. Тем, кто не владел такой суммой, можно было выпить стакан шипучки без сиропа всего за копейку. Поскольку прибыль добывалась путём недолива  сиропа, чистую воду продавец наливала весьма неохотно, отпуская при этом всякие замечания: - И чего вам дома не сидится! Лучше выпейте воды из-под крана! И куда только смотрят родители!  В школе–то, небось, одни двойки!
 Под  её недобрым, настороженным  взглядом приятели поспешно прошли вперёд, свернули налево и направились вдоль железной дороги. Узкая тропинка между бесконечными заборами и железнодорожной насыпью там и сейчас вьётся точно так, как много лет назад, то ныряя глубоко в овраг, то взбираясь к самому полотну и там, на верху, рельсы так же слепят глаза, отражая солнечные лучи.
 После часа ходьбы, изрядно уставшие, приятели, наконец, добрались до места. На рельсах стояла толпа: взрослые, дети, мужчины и женщины, в хаки, в перелицованных  всесезонных пиджаках, в чёрных сатиновых штанах, в сапогах, в залатанных ботинках и брюках, в тапочках на босу ногу, в выцветших, полинявших от бесчисленных стирок платьях. Серые мужские лица, землистые, худые, те самые, что  играют вечерами во дворах в домино и дерутся возле пивной в день получки. Женщины  со спутанными, грязными космами, кое–как зашпиленными, кое-как прикрытые косынками, с загрубевшими от работы руками, которыми они носили дрова и вёдра с водой, которыми готовили, шили, латали и убирали. Словом всё не так опрятно, прилизано, чисто, как показывают сейчас в кино. Всё грязней, измученней, изношенней, всё страшней. Никаких маникюров-педикюров! Ни пупков, ни полуголых задниц! Ни японских барабанов, ни немецких оркестров! Толпа стояла тихо. Никто не размахивал руками, не кричал: - Свободу сексуальным меньшинствам! И, наверное, были там кэгэбэшники. Но они вели себя тихо, просто брали, кого надо, на карандаш, не кричали, что они демократы и, конечно, не ходили в церковь. Нет, таких тогда в помине не было, они объявились позже, много позже, потом, после японских барабанов и дефолта.
 Были там, конечно, и блатные: с фиксами, в «прохорях», брюки навыпуск и  кепки с разрезом. Они держались вместе, особняком и плевались сквозь передние зубы: - Цик!  Наглые толстые морды, точно такие целыми днями теперь курят и маются дурью возле местного офиса «Единой России».
 - Посмотрите, вон там, вагоны!- Жека показал, в ту сторону, куда устремлены были взоры толпы. С насыпи хорошо просматривался весь объект: железнодорожные пути, пандусы, грузовые платформы, вагоны и длинные одноэтажные здания складов в несколько рядов. Территория обнесена была невысоким дощатым забором, с двумя рядами колючей проволоки по верху. Кое-где проволока была оборвана и свисала до земли. В двух углах складской площадки были устроены вышки, на которых стояли часовые с винтовками. Одна находилась далеко, на противоположной границе обширной территории, а вторая намного ближе, метрах  в трёхстах. Часовой, стоявший там, был отчётливо виден и его иногда окликали  из толпы: - Ты зачем там стоишь? Эй, не вздумай! Что же ты по детям и бабам будешь стрелять! Едва солдат отворачивался и отходил, чтобы посмотреть, что твориться по другую сторону вышки - с той стороны тоже собирались люди, как несколько человек прыгали через забор и бежали в сторону путей. Достигнув их, они ныряли под вагоны и скрывались из глаз по ту сторону состава. Чик обернулся к приятелям: - Ну, что пойдём?  Шига в испуге затряс головой: - Не, не полезу! Жека тоже отказался: - Да ты что! Вчера на вышках не было солдат!
-Ну, хотя бы подождёте?
- Подождём, подождём!
- Лезь вон в ту теплушку, во вторую слева. Из неё вчера тащили жмых - подсказал Жека.
 Чик сбежал с насыпи, протиснулся  в щель под забором и оказался в неглубокой канаве, по дну которой стекала какая-то жидкость от складов. Сейчас канава была суха, дно растрескалось, а от жидкости остался тёмный след, местами покрытый рыжими пятнами ржавчины. По обе стороны росли сорняки. Чик пополз по руслу, прижимаясь к земле, до места, где канава уходила под пути. Здесь трава росла пореже, до ближайшего вагона оставалось десять метров открытого пространства.  Вышка хорошо была видна отсюда. Чик дождался, когда скроется из виду часовой, и метнулся под вагон. Под платформой, согнувшись пополам,  он достиг намеченного места и, просунувшись в зазор между вагоном и краем платформы, огляделся. Двери склада, далеко, напротив  противоположной стороны состава, были открыты, кругом не было ни души. Знакомый волшебный запах окутал его. Дверь теплушки, под которой он сидел, оказалась приоткрыта и Чик быстро проскользнул внутрь вагона.
 Вагон был практически пуст,  пол и потолок покрывал толстый слой рыжей пыли. Лишь в одном углу оставалась небольшое количество груза,- груда сломанных и целых плиток жмыха. Чик наполнил карманы обломками, сунул за пазуху две целые плитки и направился к двери. Бац!Бац!- громко раздалось вдруг на улице и эхом разнеслось - Ааац!Ааац!   С улицы послышались крики, где–то рядом пробежали люди. Чик забился в угол, присев на корточки. Чьи-то шаги раздавались всё ближе и ближе. Дверь  вагона широко распахнулась и в него заглянул военный. - Это кто тут у нас? – спросил он, заметив Чика, – Выходи-ка! Давай познакомимся! Чик не шевельнулся. Тогда военный  вошёл в вагон  и, приблизившись вплотную, спросил:- Ты чего там набрал? Покажи! Чик поднялся на ноги и приподнял рубашку. На пол упали две плитки жмыха.
– Это всё?
- Ещё в карманах немного, - ответил Чик и вынул оттуда две горсти обломков.
-Что же ты? Где живёшь? А родители есть? – спросил военный. Чик сказал, где живёт, что есть мать, но она на работе.
- А отец?
- Он погиб на войне.
- И ты знаешь, где?
Чик ответил, что знает, и назвал это место. И сказал, что знает, как и когда это было - товарищ отца написал.
- Где он воевал, в каких войсках?- спросил военный.
- В пехоте.
- А фамилия как, я тоже там воевал?
Чик назвал фамилию и военный, подумав, сказал, что не знает, и потом добавил: -Ну ладно, пойдём!
Они вместе направились к двери, как вдруг  военный остановился.
- Ты вот что … Возьми-ка эти плитки.  И заметив, что Чик колеблется, добавил: - Если кто-нибудь спросит, то скажешь, что я разрешил.
 Чик подобрал и спрятал за пазуху жмых. Они вышли из вагона и направились к  небольшому зданию, расположенному на линии забора, вошли в него, миновали коридор с дежурным и оказались на улице.
- Ну, прощай, не лазай больше, - попросил военный – Вон железная дорога, откуда ты пришёл. Он повернулся и скрылся в проходной.
 Минуту спустя  Чик стоял на знакомой насыпи. Вокруг не было ни души. На территории складов между забором и первым составом, в котором он недавно находился, лежал на земле человек в гражданской одежде, валялись какие-то мешки и ящики, неподалёку курили два солдата. Чик отправился в обратный путь знакомой дорогой, по тропинке, которую проложили рабочие складов и владельцы огородов. В том месте, где железная дорога пересекалась с путями другого направления, тропинка поднималась вверх и выводила на  мост. Там, устроившись на пешеходных настилах моста, на его перилах и арках, Чика ожидала  большая компания. - Эй, пацан,  поди сюда! – окликнули его, - Что там у тебя? Наверно сахар?
-Не базарь! Тащи его сюда! – приказал другой в майке, покрытый наколками от шеи до кистей рук. Двое встали и вразвалочку направились к Чику. Чик прыгнул вниз, под мост, покатился по насыпи и побежал  по склону, вдоль путей. Компания с гиканьем устремилась за ним. Кто-то толкнул его в спину, и он покатился вниз через бурьян. Было больно, рубашка задралась, плитки жмыха полетели в стороны. Перевернувшись несколько раз, он поднялся и, что есть мочи, помчался прочь. Крики стихли. Компания отстала. Чик обернулся – вдали преследователи, столпившись, делили добычу. Руки были исцарапаны, лоб саднило, рубашка была разорвана. Чик залез в карман – там остались три кусочка жмыха. Он выбрал самый маленький, положил его в рот и побрёл домой, мимо магазина «Диета», мимо щита, извещавшим о фильме «Подвиг разведчика», который Чик смотрел много раз и знал наизусть: - У вас продаётся славянский шкаф? Шкаф продан, есть никелированная кровать с тумбочкой. Проходите!
 И ещё: - Спокойствие, Штюбинг! И ваша щетина превратиться в золото!