Песнь о Pомане

   Бутылка водки опустела, отдав последние капли прозрачной жидкости толстостенной стопке. Я некоторое время рассматривал стопочку, как будто первый раз её видел, гранёная, прозрачная, а главное полная, грамм пятьдесят, не меньше. Поднял, закрыл глаза и опрокинул стопочку в рот. Проглотил, следом отправил кусочек жареной свинины и выдохнул.
- Бутылка опустела, а я ни в одном глазу. – Начал я мрачно самого себя жалеть.
- У мамки в шкафу был кагор, - возразил я самому себе, - не бежать же в магазин.
- Нет, в магазин я не хочу, лень.
   Я подошёл к шкафу, дверь была заперта. Маленькая отвёрточка, замочек щёлкнул и шкаф открылся. Порывшись на нижней полке рукой, я нащупал бутылку. Аккуратно, чтобы не вытащить ничего лишнего, я потянул бутылку на себя. Но на свет из глубины шкафа вылез не кагор, это была прозрачная бутылка «Столичной». Матушка частенько покупает эту самую твёрдую валюту, на даче за бутылку можно нанять помощников, купить навоз, ну и вообще. Закрыв дверь, я вернулся в свою комнату, осмотрел свою закуску. Добавил пару огурчиков и кусочек сыра, вновь осмотрел стол и наконец, уселся.
- Роман Петрович! Угощайтесь, - сказал я сам себе и налил первую рюмашку.  На душе не полегчало, депрессия, загонявшая меня в алкоголизм, не отпускала. А чему радоваться, если платили мало, в личной жизни полное ничего, друзей нет, увлечения требуют денег, а их не хватает. Почему, ну почему я родился в двадцатом веке, а не в средние века? Я рос бы на природе, изучал бы фехтование и джигитовку, а потом стал бы рыцарем. Да, да рыцарем, и обязательно странствующим. Только не в Европе, а у нас в России. Я бы защищал тёмных и забитых русских мужиков, а сон не идёт, а тьма томит докучно, как прав господин Огарёв. Великий поэт, просто оракул. Я налил ещё рюмочку. Как хорошо в фантастических романах, переход через время, или параллельный мир, здорово. Я так и вижу себя на коне в доспехах, на полном скаку нападаю на ведущих рабов татар. Роланд рыцарь запада, а я Роман рыцарь востока. Любовь прекрасной княжны, подвиги во имя дамы сердца. Как же я несчастен в нынешнем веке, тупо влачу жалкое существование и жду смерти. И ведь никто не заметит моего ухода, все так увлечены добыванием хлеба насущного, что им всё безразлично. Новая стопка отправилась в мою глотку. Есть уже не хотелось, я закурил и уставился на дымок сигареты. Жизнь полная опасностей и приключений, радость победы, горечь поражений. Глядя на меня, другие богатыри стали бы совершать добрые поступки, а может быть, и объединились под моим командованием. Нет, не хочу терять друзей, лучше останусь один. И если погибну в честном или неравном бою, то обо мне сложат песни, и по всей Руси будут ходить калики перехожие и петь о геройском Романе, защитнике слабых и униженных. В наше время за такое посадят, нельзя сегодня защищать людей, себя-то и то не рекомендуется, а то схлопочешь срок за превышение самообороны. Я смотрел на тлеющий окурок в пепельнице, и мрачные мысли грызли мой мозг, а может и не мысли, а выпитый алкоголь. Я начал себя жалеть, мне захотелось всплакнуть. Водку стали делать, какую-то не пьяную, не помогает совсем. Вспомнился маленький принц и пьяница. Пью, чтобы забыть, что мне стыдно, что я пью. Нет, мне не стыдно пить, мне стыдно ничего не сделать для своей мечты. Дожили, человек не может с оружием в руках защищать честь и достоинство своих сограждан. Хочу в древнюю Русь, хочу стать рыцарем, хочу турниры. Сам буду вызывать на бой княжеских дружинников, чтобы никто из них не смел, издеваться над простыми пахарями, не грабил купцов. Феодалы проклятые, я бы им показал, а народу рассказывал бы о коммунизме, о социальной справедливости, посоветовал бы им организовать милицию и сопротивляться не только захватчикам, но и несправедливым обидам от собственной знати. А любил бы княжну, и сам был бы знатью, что-то я не то думаю.
- Заговариваетесь неустрашимый Роман, рыцарь востока.
- Ничего не заговариваюсь, я был бы хорошей знатью, справедливой.
- Размечтался, дурачок.
- Заткнись и наливай, - мысленно приказал я сам себе. Наполнил стопочку, но пить не торопился. Погладил бутылку, закурил сигаретку, поднял стопку и посмотрел сквозь неё на окно.
- Эээх, - выдохнул я и выпил. Глубоко затянулся, сигаретный дым выпускал медленно, тонкой струйкой. Вновь наполнил стопку, ещё раз глубоко затянулся.  Немного закружилась голова. Что это? Мне показалось, что стало светлее. Взгляд упал на место, где стояла стопка, вместо неё я увидел металлический кубок. Я закрыл глаза, открыл. Кубок не исчез. Стол, письменный стол почти рыжего цвета стал массивным дубовым обеденным столом. За спиной что-то потрескивало, я оглянулся и увидел камин с вертелом на котором жарился кабан. Вертел крутил здоровенный мужик с густой чёрной бородой. Мужик не смотрел в мою сторону, я огляделся по сторонам. Моя комната превратилась в огромный зал, стены увешены оружием, головами животных, два огромных окна. Допился, это наверное горячка, белая. Интересно, а как зовут мужика, и услышит ли он меня?
- Любезный, - я никак не решался посмотреть мужику в глаза, - как тебя…?
- Василий, я, господин запамятовал, оруженосец твой. Эк тебя саданул воевода киевский.
- Когда?
- Да сегодня, поутру ты ему предложил поединок.
- А он?
- А он тебя за немца принял, говорил я тебе не надевай немецкий доспех, тяжёл он и не удобен. Наша кольчужка куда сподручнее.
- Хорошо, хорошо, нужно заказать наш русский доспех.
- Да во он, в чулане лежит новёхонький. И копьё там новое, твоё уже никуда не годится.