Пепел и лава

В рунете его называют просто: Эякулятор. Действительно, что-то  есть эякуляционное в этом слове: Эйяфьятлайокудль. Очень простое слово. Могу произнести без запинки и без копирки: Эйяфьятлайокудль. Очень чётко прослеживается замаскированное английское fly. Австрийская Heute («Сегодня») называет это тектоническое чудо Der Eyjafjallajokull.

Из-за этого исландского вулкана я стал нелегалом в законе — консульство визу мне не продлило, моя аэрофобия достигла предела, я отказался лететь обратно.

Аэрофобия. Никакие утешения моей спутницы (моих спутниц), что австрияки удесятерили безопасность полётов, никакое предвкушение встречи с местами, где жили гегемоны мысли, никакая техника в виде психотерапевтических ЖК-дисплеев — ничто мне не помогает. В крушении сгорают даже чёрные ящики. Страх только на мгновение оставляет меня, когда я случайно заглядываю в разрез юбки стюардессы.

Стюардессы. Большинство австрийских стюардесс — платиновые блондинки. Это соотносится с их красной формой на грани фола. Чуть оттенок в сторону — и в сочетании вульгарный разлад. Ну а красные колготки на них — радикальное, но непроверенное решение имиджмейкеров. Я так думаю.

Вопрос: что я знал о Вене до того, как прибыл сюда? Что на Stephansplatz булыжная мостовая, кондитерские, цветочные магазины и всё время идёт дождь. Что в 1957 году в венском отеле случайно встретились военный преступник и его жертва, и между ними вспыхнула противоестественная страсть в формате садомазохизма ( «Ночной портье», Liliana Cavani (1974)).

В этом самом музыкальном городе на земле днем и ночью поют птицы. Фиакр стоит от 40 евро. Фиакр — меня многие спрашивают — это… Как бы сказать. Это карета, такая же лёгкая, как прекрасная Вена с её вальсами Штрауса, Sachertorte и шпилями собора Святого Штефана. В городе уже в апреле распускаются тюльпаны, грузовики откуда-то привозят кадки с пальмами — их выставляют в парках и у ресторанов; на бульварах можно встретить реликты-платаны, все учтены (дюралевые таблички с номерами прибиты гвоздями прямо к стволам); цветёт липа, черёмуха и — розовым — дерево, похожее на магнолию. Город наполовину зелен, а в пойме Дуная воинствующие экологи отвоёвывают у строителей землю гектарами.

Сперва я обитал в отеле Alexander на Augasse. Это рядом с мусоросжигательным заводом работы архитектора Hundertwasser, которого то ли матушка назвала Фриденсрайх, то ли он сам выбрал себе такой псевдоним. Поселившись на Augasse, например, говоришь, что живёшь рядом с Хундервассером, а знающие люди уточняют: на помойке или у дома (ещё одного архитектурного шедевра Хундервассера — Hundertwasserhaus)? Рассказывают, что московский мэр очень загорелся идеей мусоросжигания, когда посетил Вену и 19-й район. И замахнулся построить таких заводов аж шесть штук в Москве. Но что-то  мне подсказывает, что он не успеет это сделать.

Потом местная газета написала о хаосе на Западном вокзале. Кто-то пробовал ехать через Варшаву (но и там трафик), кому-то  авиакомпания успела оплатить Hilton (в первое утро после отмены рейсов), ну а я, надеясь сэкономить и привезти своей девочке что-нибудь от Svarovsky, переехал из района 19 в девятый — в отель Mate на Bergsteiggasse. Несмотря на то что он центральнее, выходит так, что я поменял университетский квартал на венский Гарлем. Здесь дьявольская слышимость. Если в соседнем номере наполняют ванну, то напрашивающийся образ Ниагары кажется не таким уж пошлым. Чтобы как можно меньше привлекать внимание, в H&M купил джинсы за 29 евро и футболку за девять. Перешёл на местные сигареты Smart. Еженощно сопровождал своих соотечественниц от метро Alser Strasse.

Венский лес. На окраине города — коттеджи чистоплотных венцев. К Wiener Wald подвозит трамвай D. Как в рекламе: широкие террасы, тёплые терракотовые крыши. Здесь пахнет Дунаем и берёзы. Когда возникла необходимость передвигаться по городу не бездумно, как подобает поэтически настроенному туристу, а по карте, чтобы избегать проезда на общественном транспорте и соответственно встреч с криминальной полицией, мне пригодилась карта города в буклете Vienna GayGuide, удачно подвернувшемся мне под руку в отеле Alexander.


Шёнбрунн. Sch;nbrunn — загородная резиденция австрийских императоров. В этой резиденции, кстати, — старейший в мире зоопарк, в котором содержатся в том числе и коалы (известно, что коалы питаются только эвкалиптовыми листьями). Этот зоопарк получил развитие от императорского зверинца, основанного, кажется, Иосифом II. Конструктивная особенность нынешнего венского Tiergarten в том, что люди и звери в нём поменяны местами: люди как бы в вольерах, звери как бы на воле. И здесь, несомненно, происки «зелёных»… А коалы потому такие пассивные, что постоянно одурманены эвкалиптовыми маслами.

Есть два лагеря сумасшедших: одни путают Австрию и Австралию, другие коммерциализируют эту путаницу (самый распространённый слоган на сувенирной продукции — No kangaroos in Austria – «В Австрии нет кенгуру»).


Общепит. Наиболее популярный супермаркет Вены — Billa, а столовая — «Макдоналдс». В Вене можно спохватиться только через неделю, что не пил обыкновенного чёрного чаю. И даже если ты присел в итальянской кофейне у знаменитого Чумного столба, espresso тебе подадут изысканно: в напёрсточной чашке и со стаканом водопроводной воды в придачу. От кофе ли, от частой ли перемены погоды — к полудню на грани обморока. Бежишь остудить голову к фонтану на Schwarzenbergplatz, в радужных струях которого ещё живёт фиолет ночной подсветки.

Карлcплатц. Karlsplatz — это всё равно что «Пушкинская» в Москве, в Вене же вообще не потрудились над отделкой подземки, оставив почерневшие своды вафельной фактуры вступать в унисон с возвышенной частью города со всеми этими атлантами, нимфами и химерами. В музыкальном сортире на Karlsplatz играет Штраус. Вход стоит 60 центов. Если кого-то интригует заглянуть в мужскую венскую уборную, то пожалуйста. Ничего особенного.

Соотечественники. Наших (скажем, часто «прозрачных») задерживают в Вене с настораживающей регулярностью. Может быть, потому, что они разливают в общественных местах. И странно, что вискарь с колой в середине дня в Stadtpark — это для австрияков подозрительно. Сами же хлещут вино в рыночные дни на площади перед ратушей. А может, потому подозрительно, что у нас в России больше баб, чем мужиков, и при каждом российском путешественнике соответственно не одна подруга. И патрульных завидки берут, тем более что бабы-то у нас красивые, одеваться умеют, не то что эти западные кошёлки.

Общественный транспорт. По сравнению с венскими московские трамваи истеричны, лихи (особенно на участке шоссе Энтузиастов) и склочны. Так же, как люди-москвичи, они не живут, а доживают свой век в ужасе и панике от внезапно закончившегося Die Gemutliche Alte Zeit — прекрасного прошлого, загоняемые прорезающими столицу автострадами в резервации, ежедневно штурмуемые воинствующими безлошадниками. Какое, извините, длинное предложение с точки зрения синтаксиса. Только у трамваев, заметьте, в отличие от маршруток и автобусов, есть человеческие имена (вспомним хотя бы «Аннушку»), только заблудившийся трамвай может унести, как в известном стихотворении, далеко в Африку.
Гонг венского Трэм Ди забыть невозможно, как и голос диктора, называющего остановку словом, первая половина которого, как правило, непонятна, а вторая почти всегда — «…штрассе». Или «…гассе». (Между прочим, объясню разницу между strasse и gasse: первое слово — «улица» — соотносится с итальянским strada, португальским estrada, греческим strata, английским street; второе — «улочка», «проулок» — с малороссийским «гать», шведским gata, норвежскими gate и gatt и английским gate.)

Об интервалах его движения сообщают электронные табло на остановках. «Нихт штемпель!» — подскажет вам местный пассажир, если вы, увидев в салоне считывающее устройство, поддавшись ностальгическому настроению, попытаетесь прокомпостировать проездной билет. Двери трамваев открываются по нажатию кнопки, как в лифте, причём и снаружи, и на выходе.

Ночью по улицам Вены пускают ночной клуб на колёсах. Граффити и бутлегерство приветствуются. Секс — только на остановках.