Дети Арбата

ДЕТИ АРБАТА
Осень 2004 года


Тимофей Александрович – высокий, статный старик с суровым армейским взглядом. И уверенной, несмотря на сверхсолидный возраст,  походкой.
 
Он – кореннейший арбатец. И, пожалуй, один из последних старых детей Арбата, кто продолжает жить здесь и поныне.

Большинство его ровесников ушли в мир иной. Других «новые русские» теми или иными изуверскими способами вынудили убраться из престижнейшего района Москвы.

Тимофей Александрович родился в арбатском переулке. Закончил школу. Отсюда уходил на Великую Отечественную. Здесь же праздновал свадьбу. Рождение  сыновей, внуков и внучек. Генеральское звание.

Арбат – это вся его жизнь. И он знает о нем все. Верно любит и… люто ненавидит одновременно.

Началось все в брежневские времена… Кого-то из высокопоставленных неожиданно посетила мысль организовать пешеходную улицу в старом центре Москвы. Тихую такую. Спокойную. Без машин.

Чем мы хуже заграницы, спрашивается?.. Везде есть, а у нас нету. Значит, для поддержания международного паритета надо срочно создать этакий Монмартр по-советски.

Надо так надо… Засучив рукава,  известные московские архитекторы и градостроители принялись за проектирование отечественного пешеходного рая.

На их эскизах нарисовались блаженные группки советских тружеников, приехавших в столицу на экскурсию. Счастливые семейные пары с малолетними детьми, восхищенно рассматривающие многоцветные фасады арбатских домов.

Аккуратненькие старики и старушки, степенно прогуливающиеся по брусчатке знаменитой улицы. Вдохновенная учителка, что-то самозабвенно рассказывающая своим прилежным ученикам… И прочие оптимистические сюжеты.

В начале восьмидесятых, с трудом пробираясь с колясками по вдрызг разрытому Арбату, молодые арбатские мамы мужественно переносили временные трудности. Надеялись, скоро все наладится.

Скоро не скоро, но работы в конце-то концов закончились… Первая пешеходная улица некоторым  очень даже понравилась. Тимофею Александровичу и прочим ревнителям московской старины – категорически нет.

Не пришлась им по душе ни форма фонарей (к тому же ни один из них загадочным образом не стоял вертикально). Ни фасады домов, свежеокрашенных непонятно зачем ядовито-кислотными красками… Но, как говорится, на вкус и цвет товарища нет.

Другое дело – стряслось нечто такое, о чем ни у кого и мысли не было. Никто не думал – не гадал, что окончание великой реконструкции московской улицы совершенно случайно совпадет с началом…  величайшей всесоюзной перестройки.

Посему благостные картинки на эскизах архитекторов очень скоро станут неактуальными. Вообще исчезнут из нашей жизни, с наших улиц. С Арбата – тем более.

Символ старой Москвы, пропитанный духом искусства, превратился в место, где делают деньги. Строили тихую пешеходную зону, а получилась шумная торговая точка. Огромный ларек под открытым небом…

Впрочем, все начиналось более или менее нормально. Коммерции, будь она проклята, было немного. И воспринималась она весьма доброжелательно, с неподдельным интересом.

Незамысловатому советскому человеку очень уж было непривычно и даже забавно что-то платить за собственный портрет (пусть и не очень похожий). Или – за несколько песен, лихо исполненных лохматыми парнями.

Помнит Тимофей Александрович такой эпизод из первых дней существования пешеходного рая.  В окне желтого особняка показался придурковатый персонаж. И стал… корчить несусветные рожи. Публика засмеялась.

Тогда затейник спустил на веревочке коробку из-под вафельного торта. Громогласно потребовал… гонорар. Народ развеселился еще больше. И в нее полетели мелкие деньжата.

Первыми признаками надвигающейся, по мнению Тимофея Александрович, беды стали толпы молодежи. Поначалу они тусовались на Арбате время от времени. Потом – регулярно. И днем и ночью.

Танцевали брэйк. Круглосуточно орали песни. Стращали арбатских старушек истошными воплями и своим непотребным внешним видом. Устраивали кровопролитные побоища «металлистов» против «люберов».

Дети Арбата (как и все остальные), рожденные в конце семидесятых, в начале восьмидесятых, саранчой налетали на иностранцев. Показывали им октябрятские звездочки. Пионерские и комсомольские значки.

Размахивали красными галстуками. Синими пилотками… И голосили. Голосили. Голосили:

– Чендж!.. Чендж!.. Чендж!

Выпрашивали жвачку. Шариковые ручки. Заграничные сигареты. Выпивку. Юродствовали. Унижались… И клянчили. Клянчили. Клянчили

Иногда на пешеходную улицу неожиданно и нагло выползала милицейская машина. Из нее выскакивали стражи порядка. Отлавливали кого-нибудь из нарушителей тогдашних советских законов. И отвозили их в местное отделение на «разбор полетов».

Вскоре, впрочем, правоохранительные органы перестали этим заниматься. Поскольку в перестроечном Советском Союзе все окончательно и бесповоротно запуталось. Никто уже не мог толком понять кого и за что надо ловить. И отправлять в
кутузку.

Арбат, Москва, да и вся страна неумолимо превращались в один грандиозный рынок, базар. Где, как известно, милиционеру лучше не обижать торговца. А просто регулярно брать с него мзду. Тому и другому – сплошная выгода…

Тимофей Александрович, как и все арбатцы, люто ненавидит матрешечников. Так они называют всех продавцов. Независимо от того, на чем они делают деньги.

Здесь давно уже поделен каждый квадратный метр лотков. Магазинов. Кафе. Ресторанов. Даже стен и брусчатки… Арбат – это государство в государстве.

Точнее, Россия в миниатюре. Со своими «денежными тузами». Немногочисленным средним классом. И толпами «шестерок», промышляющих тем, что Бог послал…

У Арбата – свое расписание жизни. Оно повторяется день ото дня. Год от года. Выходные и праздники почти не отличаются от будней.

Только ранним утром он напоминает Тимофею Александровичу прежнюю улицу. Пустую. Почти чистую. Спокойную. Доброжелательную. Тихую.

В начале девятого узкая колея между Смоленской и Арбатской площадями заполняется служащими разного ранга из министерств, ведомств, контор. Полусонные, неразговорчивые, они растекаются по окрестным переулкам.

К одиннадцати на Арбате появляются торговцы. И неторопливо, чавкая жвачкой, раскладывают столики. Расставляют по росту матрешки. Раскладывают прочий товар. Развешивают по стенам «живопись».

Одни на полную мощность включают магнитофоны. Другие громогласно приветствуют друг друга. И все, как один, обязательно… матерятся.

В двенадцать – начало перестроечного бизнеса… Появляются интуристы. Они покорно идут сквозь монолитные ряды матрешечников. Ведь другого пути у них просто нет.

По всему Арбату долбят барабаны. Воют трубы. Звенят гитары. Звучат свирели. Верещат детские дудочки и прочие музыкальные инструменты. Но все эти звуки перекрывают громоподобные возгласы торговцев с зазывными улыбками:

– Рашен экзотик!!!... Супербьютифул матрешка!!!

Если из своей квартиры высунется интеллигентная пожилая арбатка. И попросит кого-то не шуметь, поскольку ее очень старая сестра тяжело больна. То ответы-советы она услышит стандартные:

– Вставляй, бабка, новые окна. Шумонепроницаемые!.. Отвези свою сеструху в больницу. А лучше – сразу в морг!

Целый день владеет Арбатом эта какофония. Лишь после восьми вечера улица пустеет и затихает… Исчезают интуристы. За ними, соответственно, уходят и матрешечники
 
К этому времени многие из них, напряженные рабочие часы согревающиеся, ясное дело, не только чаем, доходят до полной кондиции… «Пешеходный рай» заплеван. Загажен. Захламлен.

То же самое – и с арбатскими  подъездами… На их стенах надписи-просьбы: «Господа! Не ломайте почтовые ящики. Они хорошие», «Товарищи! Помните, что это не туалет».

Но ничто не помогает… Матрешечники и прочие запросто заходят сюда по нужде. Тут же принимают горячительное. Перекусывают. Колются. Считают деньги. Устраивают разборки, заодно круша все вокруг.

– Сколько фильмов у нас снималось?! – сокрушается Тимофей Александрович. И на его  глаза навертываются слезы. – Теперь почти нет… Интерьер, образно выражаясь, не тот, что раньше.

И действительно. Бронзовых ручек на дверях не осталось… Белый мрамор на лестницах потемнел. Потрескался. Отбился по краям… От перил из красного дерева – лишь воспоминания.

Грязища. Мочой несет, как в провинциальном вокзальном сортире… Входить-то сюда противно. А жить постоянно – тем более.

Вот и вымирает здешнее старичье в первую очередь. Сплошные инфаркты. Инсульты. Инфекционный гепатит. На ногах грибки всяческие… Похороны чуть ли не каждую неделю под аккомпанемент арбатской какофонии.

Когда она наконец-то замолкает, арбатцы спешат убраться и вынести мусор из подъездов. Пройтись по улице самим или выгулять своих собак.

Спешат. Потому что надо обязательно успеть до темноты. Всю ночь на Арбате царят наркоманы. Лучше здесь не появляться в это проклятое время.

Вроде бы пусто. Тихо. Никого не видно на улице… На самом деле почти в каждом дворе, подворотне, подъезде кучкуются подростки. Шарканье ног. Приглушенные голоса.

Мнимая тишина в любой момент может взорваться площадной руганью. Поножовщиной. Кровью. Криками о помощи.

И под окнами спящих людей истошно завоет сирена милицейского газика. Или жалобно заскрипит тормозами «скорая»…

Куда только арбатцы не жаловались. Кому только не писали письма. И в районные органы власти. И  в городские.

Никакого толку. Никто ни на что не реагировал. Тогда они решили обратиться лично к самому… президенту.

Четвертого апреля 1992 года жители Арбата собрались у Вахтанговского театра на санкционированный митинг… Даже больных стариков не остановил мелкий весенний дождик.

Арбатцы говорили о грязи и безвкусице. Проституции и наркомании. Громогласной музыке и обыкновенном хамстве в их родном районе… Собирали подписи под обращением к Ельцину.

Митингующих стали теснить торгаши. Тогда Тимофей Александрович предложил призвать на помощь милицию. Благо, 5-е отделение во главе с Николаем Ивановичем Михалевым рядом.

– Зовите!.. Зовите! – загоготал круглолицый, пестро одетый матрешечник. – Да они нас и пальцем не тронут!.. Не зря мы их кормим и одеваем!

Так оно, к сожалению, и получилось. Конфликт назрел и… начался. Но стражей порядка не было и в помине. Хотя накануне обещали обеспечить охрану.

Никого, слава Богу, не убили и особо не покалечили. Но торговцы крепко потрясли за грудки стариков. И даже демонстративно порвали несколько листов с подписями.

Их в тот же день арбатцы аккуратно склеили. И вместе с обращением отправили в Кремль. Лично Борису Николаевичу Ельцину.

Ну и что из того. Да ровным счетом ничего. Как говорится, ни ответа ни привета. Арбат продолжал жить по-прежнему…

Главный товар здесь – матрешки от мала до велика. Но в основном не те, яркие, веселые и лукавые, что издревле делали на Руси. А уродливые и несимпатичные. Современные, политические.

Можно, к примеру, приобрести целый советско-перестроечный матрешечный набор. В большом Ельцине содержатся в порядке уменьшения все его предшественники.

Горбачев, Андропов, Черненко, Брежнев, Хрущев, Сталин и Ленин. Не хватает лишь, по твердому убеждению Тимофея Александровича, лишь малюсенького… Маркса.

Зато в наличие румяный и хитрющий колобок Гайдар-матрешка. Рыжий и наглый Чубайс. Самовлюбленная и беспардонная Хакамада. И прочие балаболы-пустобрехи из ельцинской «элиты».

Был Советский Союз. Не без их «помощи» его не стало. На Арбате тут же появились лотки, где стали торговать социалистической символикой. Наше прошлое распродается, как обломки Берлинской стены.

Желает интурист приобрести красное полотнище со звездой,  серпом и молотом, с золотистой бахромой по краям… Нет проблем.

Шелковые флаги с гербами бывших союзных республик тоже в наличие… Выбирай любое.
Знамен «Победителю социалистического соревнования» сколько угодно… Не скупись. Покупай сразу несколько. Себе и родственникам.

На Арбате мирно уживаются майки с надписью «Водка «Пшеничная» и «Агент КГБ». Поделки из дерева и расписные шкатулки (фальшивки под Палех). Красная, черная икра и искусственные цветы.

Роскошные альбомы и убогие книженции. Зимние шапки и летние кепочки. Тонкие женские трусики и грубые мужские фуфайки.

Иконы соседствуют с пятилитровыми банками с извивающимися гадюками. Живые черепашки – с бумажным вараном. Изящные коробочки и табакерки – с керамическими скульптурками-уродами…

Разваливалась армия… И, как казалось  Тимофею Александровичу, доведенный до отчаяния, поверженный народ (в том числе служивый) окончательно сдался. Начал распродавать свою армейскую амуницию.
 
Иностранцы в качестве пикантных сувениров приобретали на Арбате советскую воинскую атрибутику. Погоны и эмблемы всех родов войск. Ремни с бляхами и портупеи. Гимнастерки, бушлаты, шинели. Противогазы и планшеты.

Продавался даже полный противоперегрузочный костюм летчика-испытателя… До глубины души Тимофея Александровича потрясло другое. Поначалу своим глазам не поверил.
 
Как-то он увидел висящий на плечиках, прикрытый от дождя прозрачным целлофановым чехлом, настоящий… генеральский мундир. Точно такой же хранился у него дома, в шкафу.

Тимофей Александрович застыл как завороженный, когда узнал его цену в долларах. Она равнялась годовой (в «деревянных», ясное дело,) пенсии перестроечного генерала.

В полную депрессуху впал он, однако, позже, несколько месяцев спустя. Когда увидел на раскладных туристических столиках настоящие… боевые ордена и медали. И стал свидетелем разговора тщедушного старика с упитанным торговцем.

– Снимай, дед, свои цацки с нафталинового пиджака. И приноси сюда… Хорошие деньжата заплачу. В «зеленых». Вот посмотри-ка прайс-листок… Сам знаешь, на нынешней пенсии долго  не протянешь.

– Не стыдно тебе, внучек,  чужими наградами торговать?!

– Я же не воришка какой-нибудь. Сами приносят… Подумай, дед, как следует… Может, твой китель или еще что в гардеробе зря место занимает. Все равно рано или поздно его моль сожрет

Старик-фронтовик отчаянно махнул рукой с бумаженцией с ценами. И ушел… Вернется ли он на Арбат? Или нет?

Совесть, возможно, не позволит. Или нужда все же заставит… Как многих его ровесников. Их вдов. Детей. Внуков.

Не зря ведь на Арбате иностранцы могли купить все что угодно. От Золотых Звезд Героев Советского Союза, орденов Ленина и Александра Невского до медалей «За взятие Берлина», «За отвагу», в честь 40-летия Победы. И т. д., и т. п.

Боевые награды лежали на столиках. Поблескивали золотом, серебром, многокрасочной эмалью… Тимофею Александровичу даже слышалось, как они тихонько позванивали.

Печальным звоном напоминали о себе. О своей истории. О кончине своей страны… Но теперь никому и ни до чего, вроде бы, не было дела.

Слишком дорогую цену заплатили фронтовики за ордена и медали. На них – пот. Боль. Кровь.
 
За ними – жизнь и смерть. За ними – победа над сильнейшим и жесточайшим врагом. Их вручали за геройство в военном пекле.

Ныне, в мирное перестроечное время, они стали вдруг обыкновенными предметами купли-продажи. Святотатственной и омерзительной…

С первых же дней на Арбате появились в продаже черно-белые фотки голых девиц. Ими традиционно, еще в «застойные» и более ранние времена, в поездах дальнего следования и  электричках, воровато оглядываясь, торговали глухонемые.

В ассортимент, как прекрасно помнит Тимофей Александрович, обязательно входил и Сталин с раскрашенными анилином орденами. И котенок с красным бантом. И девочка с голубыми глазами.

Были они небольшого размера и паршивого качества… Перестройка внесла свои существенные изменения.

Вскоре Арбат, да и всю страну, заполонили высококачественные цветные фотографии. Прежде всего – голых сексуальных девок метровой величины в самых что ни на есть непотребных позах.

Появились здесь и штатные фотографы. Одного из них Тимофей Александрович помнит до сих пор… И вот почему.

У того немолодого толстячка были до противности масляные глазки. Прежде чем сделать снимок, он нагло заглядывал в вырез кофточки очередной симпатичной клиентки. И скользил по фигуре вниз.

Плотоядно щурился на самом интимном месте. И смачно чмокал… Поднимал затуманенный взгляд вверх. И начинал все сначала.

Как-то здоровенному хохлу подобный осмотр его очень даже рельефной дивчины категорически не понравился. С криком «Москаль ты проклятый!»  он врезал увесистым кулаком по потной физиономии.
 
Фотограф печально крякнул. Рухнул как подкошенный на брусчатку. И… затих. Его привела в чувство лишь фельдшер из вызванной «скорой»…

Арбат со всех сторон завешан картинами и картинками. Поначалу художникам разрешалось только выставлять свои работы. Продавать ни-ни!.. Уголовное дело обещали завести, если закон нарушишь.

Перестройка, однако, быстро изменила ситуацию. Рынок начал диктовать свои правила. И, соответственно, золотой телец срочно нокаутировал искусство. Торг – творчество.

На Арбате почти не осталось хороших художников. Стоят либо перекупщики, либо – «торговые агенты» самих авторов. Большинство же – рядовые мазилы без профессионализма, стыда и совести.

Давно здесь прижился, например, явно нехудожественный семейный подряд. Не раз слышал Тимофей Александрович, как перестроечно-деловой отец учил уму-разуму своего бездарного отрока:

– Рисовать ты, видно, так никогда и не научишься. Ну и ладно… Наделаю трафаретов. Будешь с них передирать и раскрашивать… И все дела. Нормальные деньги гарантирую.
 
На Арбате ныне сотни картин на любой вкус. Кроме хорошего… Слащавые пейзажики с березками. Любительские работы на околоцерковную тему. Бездарные подделки под известных мастеров – Шишкина и Айвазовского, Кустодиева и Кандинского.
 
Десятки портретистов с неимоверной скоростью отображают лики арбатских гостей… Страшенные девицы перевоплощаются на листах ватмана в писанных красоток. Прыщаво-оспинные мужики – почти не отличаются от Алена Делона.

Если есть желание и финансовые возможности, специалисты «исполнят» ваш дружеский шарж. Обывателю всегда хочется, чтобы над ним эдак по-доброму, по-семейному посмеялись.

Тимофею Александровичу же постоянно кажется, что сам Арбат вот-вот разразится визгливым, истеричным хохотом. Над самим собой. Над своей непутевой перестроечной судьбой…

Чего еще здесь можно увидеть?.. Да все, что душе угодно. Или неугодно. Это уж кому как.

Животный мир одно время представлял… пожилой  медведь. Неопрятный и усталый. Под палящим солнцем он нередко возмущенно топал лапищей. И одновременно нервно вздрагивал. Хлопал глазами от нескончаемых фотовспышек.

А вот почти метровый какаду с красочным хохлом и шнобелем Хазанова вообще ни на что и ни на кого не обращал никакого внимания… Железные нервы. Можно только позавидовать.

Побывал здесь и орел со скотчем на хищном клюве и изолентой на острых когтях. И увесистый ленивый удав. И печальная бело-серая кобыла. И пышущая оптимизмом шустрая обезьянка.

И многие другие представители земной фауны… Летающие. Бегающие. Ползущие. Карабкающиеся. Плавающие. Орущие. Квакающие. Свистящие. Шипящие. Хрюкающие. Ржущие. Рычащие.

Короче, все те, с кем желают сфотографироваться дорогие гости. А их желание, подкрепленное хрустящими бумажками, - это святое для нынешних детей Арбата… Тут практикуются и прочие способы отъема денег у населения.
 
Гадалки готовы доверительно поведать все о вашем будущем. Оно, конечно, несмотря на разные варианты в зависимости от фантазии и ораторского искусства, обязательно прогнозируется безоблачным и счастливым.

Тот, кто больше доверяет технике, может обратиться к автогадалкам. И каждая машина, сканируя ладонь клиента, выдаст самые невероятные выводы. Но так или иначе они непременно должны успокоить вашу растревоженную душу… Хотя бы на время.

Тимофей Александрович всем этим шарлатанским бредням не верит. Поскольку знает –  общение с живыми и механическими гадалками грозит особо впечатлительным и суеверным людям серьезным психическим расстройством.

Его милая и доверчивая соседка по лестничной площадке, средних лет женщина, так ничего хорошего и не дождалась от их радужных предсказаний. И оказалась в… сумасшедшем дом.
 
Человек-манекен, слава Богу, никому ничего не предсказывает. Он стоит молча и неподвижно. Как только в кружке звякает монета, делает несколько благодарственных движений. И снова замирает… Печальное лицо неудавшегося актера прикрывает черная маска.

Появляются на Арбате и жонглеры. И фокусники. И прочий цирковой люд… Поющих черти чего и музицирующих кто на чем горазд – вообще тьма-тьмущая.

От хилого, хронически печального еврея можно услышать «еврейские» анекдоты. А толстенький армянин травит, соответственно, «армянские». И сам же над ними заливисто смеется.

На всю жизнь запомнил Тимофей Александрович наголо бритую  поэтессу с безумными глазами и разноцветными ногтями. Девица не просто читала свои стихи. Она их… выла. Да так пронзительно и безысходно, что хотелось тут же наложить на нее и заодно на себя руки.

Ее коллега по цеху, старый поэт с ослабевшими еще в советские времена связками, никак не может перекричать арбатскую какофонию… Поэтому почти никто его не слышит. Никто не покупает машинописные странички с гениальными опусами.

Прозаики зря глотку не дерут. И сами себя громогласно не цитируют. Они обычно безмолвно сидят на стопках последней, ясное дело, эпохальной книги. Одну из них трепетно и крепко держат двумя руками  на груди. Точнее, на сердце.

У творческой интеллигенции, однако, бизнес почти не идет. Иногда, очень редко, какой-нибудь стариканчик или старушенция приобретут книженцию из любопытства… Молодые – нет. У них ныне не тот фасон. Мечты. Стиль жизни. Интересы.

Не случайно пустует здешний Музей Пушкина. Как, впрочем, и все остальные в столице… Пища духовная теперь не в моде. Физическая – другое дело. Лучше уж с новой знакомой для начала посмаковать цветные шарики мороженого в «Баскин Робинс».

Весь Арбат дышит сытостью. Даже пресыщенностью. Тут масса ресторанов и ресторанчиков. Кафе и кафеюшек. Бистро и шашлычных.

Пей до одурения… Гуляй до потери пульса… Ешь до отвала… Были бы хорошие деньги в карманах.
 
Недаром он начинается с элитно-утробной «Праги»… Автостоянка забита престижными иномарками.
 
С балкона доносится то «Забирай меня скорей», то «Владимирский централ»… Рядом, как положено, дежурят длинноногие круглосуточно-круглогодичные «бабочки»

А заканчивается «Макдональдсом» – относительно дешевой, по арбатским понятиям, американо-канадской закусочной. Тут тусуется молодежь, сделавшая «Пепси» и гамбургер основами бытия…

По обе стороны «пешеходного рая» красуются секс-шопы, магазины. Прежде всего антикварные и ювелирные.
 
Возле каждого, не дальше десяти метров друг от друга, сидят или стоят зазывалы с рекламными щитами: «Помощь в оценке и реализации икон, золота, наград, антиквариата, старинных книг, коллекций».

Когда-то в них заходили и отоваривались лишь иностранцы. Теперь они, расчетливые и скупые, обходят «оазисы роскоши» стороной… Это, по наблюдениям Тимофея Александровича, одно из новых веяний в арбатской жизни.

У антикваров и ювелиров появилась иная клиентура. Нашенская. Отечественная… Артистическая богема из поп-арта. «Новые русские», не знающие, как потратить горы «зеленых». Их дети, золотая молодежь, вообще не привыкшие считать деньги в бездонных родительских карманах.

– Что еще нового в жизни Арбата?.. Да ничего особенного. Так, по мелочам, – рассуждает Тимофей Александрович.

Матрешечники не приносят с собой раскладные туристические столики, как раньше. Они оплачивают свои места в двусторонних палатках, стоящих посреди улицы.

Их ассортимент практически не изменился. Только вот изображение Ельцина с матрешек почти исчезло. Все прилавки прямо-таки заполонил его преемник – Путин…

Мэр Лужков официально распорядился запретить продавать в Москве ордена и медали… Действительно. Их теперь не увидишь на Арбате.

Из-под полы, однако, через своих людей, можно приобрести все что угодно, как в былые времена. Более того. В подпольной продаже есть не только советские, но и… российские боевые награды. Докатились.

– Такие вот арбатские новости… Ничего почти за двадцать лет, к сожалению, не изменилось в лучшую сторону, – вздыхает Тимофей Александрович…

И это – правда… По-прежнему днем на Арбате к вам подходят хорошо одетые молодые люди. И вежливо предлагают «травку или еще кое-что».

На «кое-что» зарабатывают и юнцы с гитарами у «стены Виктора Цоя». Им лет от десяти до пятнадцати. Они прекрасно знают биографию своего кумира и все его песни.

Только вот о том, что их любимец был последовательным и твердым борцом с наркотиками, не ведают. Точнее, просто не хотят…

По вечерам богатые дяденьки, прихватив здешних очаровательных, но очень дорогих барышень, ужинают в  ресторанах. Им весело и спокойно… К двенадцати, впрочем, они обязательно уезжают восвояси.
 
Растворяются в городе на своих шикарных авто вместе с временными любвеобильными подружками. Потому как знают –  ночной Арбат по-прежнему опасен. Чего тут только не происходит…

В ночь на понедельник атташе посольства Бразилии Самиа Коузак одна оказалась на знаменитой улице. Уверенность в собственной безопасности, видимо, придавала ей близость российского Министерства иностранных дел на Смоленской площади.

К ней подошли и принялись знакомиться дети Арбата. Убеждали дипломата, что «такая красивая женщина, как она, не должна быть в одиночестве в позднее время»…

Она дипломатично отказалась от знакомства и быстро пошла прочь… Ее догнали. Схватили за волосы. Затащили на неохраняемую стоянку в ближайшем переулке. И… изнасиловали.

Той же ночью Самиа Коузак вместе с переводчиком пришла за защитой в ОВД «Арбат». Но не смогла указать точных примет насильников. Вспомнила лишь, оба они были «молодые и пьяные»…

Летом  среди арбатцев прошел слух, что городские власти приняли решение об очередной реконструкции Арбата. И главное – навести здесь наконец-то порядок.

Осенью 2004 года стало достоверно известно о желании самого префекта Центрального округа Сергея Байдакова встретиться с ними… Жители просто-таки до самой глубины души были потрясены нежданным постперестроечным демократизмом.

Префект и дети Арбата разных возрастов уселись  друг напротив друга в зале Украинского культурного центра… Он явно тосковал. И, казалось, уже очень жалел, что вообще пришел.

Они выглядели насупившейся и грозной массой. Давно и никому не верящей. Готовой, однако, к самой ожесточенной борьбе за себя и свою родную улицу.

На планшетах висели два проекта реконструкции Арбата… Их автор, серьезная женщина из Моспроекта-2 Марина Морина, начала увлеченно рассказывать о будущей красоте:

– Вот тут будут расти липы. По одному варианту, в два ряда. По другому – в один. Их стволы обнесут кружевными решетками. Корни – кругами из чугунного переплета.

Вокруг деревьев поставят стильные скамеечки – «парковые диванчики». Под окнами домов – подставки для цветов. На фонарных столбах появятся подвесные клумбы.

Кстати. Новые фонари будут очень красивые. Модерновые. До тонкостей продуманные. Я знаю, теперешние  многие обзывают «светящимися головами». И из-за них к Арбату приклеилось прозвище «офонаревший»… Мы это обязательно исправим.

Введем в строй также два капитальных общественных туалета в придачу к нынешнем трем. Что, несомненно, решит еще одну важную арбатскую проблему.

Гранитное мощение улицы будет расходиться разноцветными кругами. Ее украсят  клумбы западного образца…

К вышеописанному будущему благолепию свои соображения высказал и Сергей Байдаков. Префект Центрального округа, как положено руководителю высокого ранга, говорил громко и солидно. 

Иногда, правда, слишком уж витиевато-замысловато… Так он обещал утвердить «схему недвижения» транспорта по Арбату с набором «малых форм», которые должны напрочь загородить дорогу.

Все остальное Сергей Байдаков изложил коротко и вполне понятно… Запретить вешать рекламу на фасадах домов. Проредить торговцев сувенирами по эстетическому и лицензионному принципу. Выбрать лучших дворников по конкурсу.

Арбатцы выслушали доклады автора проекта и префекта сосредоточенно и безмолвно… Радостных аплодисментов не послышалось. Вместо них зазвучали бесчисленные вопросы. Советы. Жалобы.
 
– Вся красота – это для богатых или для нас?.. Нет ни химчистки. Ни булочной для рядовых жителей… Цены в магазинах – просто космические…

– Наркоманы. Проститутки. Насильники. Алкоголики… Шум. Гам. Драки. Убийства… Когда же кончится беспредел?!.

– Что, спрашивается, украшать?.. Почти нечего. Большинство старых зданий снесли под корень. Скоро уничтожат доходные дома золотопромышленника и благотворителя Шанявского. Арбат, дом 4 и 6…

– Уберите лошадей! Они изгадили всю улицу…

– Зачем нам «клумбы западного образца»?.. У нас, да и по всей Москве, уже и так не пахнет русским духом…

– В управе на наши жалобы в лучшем случае отвечают отписками! А чаще – вообще никак…

– Кроме новых туалетов надо строить… травмопункты! Потому как на гранитном мощении будет очень скользко…

– Права жителей Арбата нарушают сплошь и рядом!.. Где же закон и справедливость?!.

– Если бы мы были здоровы и счастливы, то спокойно бы обсуждали ваши варианты благоустройства…  Но у нас не осталось ни сил. Ни нервов. Ничего!..

– В доме 29 строят дополнительный выход из подвала!.. А дворовые подъезды забрали. Подвалы с коммуникациями продали. Даже аварийным службам нет доступа…

Зал шумел и гудел… Автор проекта и префект сидели как пришибленные. Подавленные. Но все же он заставил себя приободриться и сказал в заключении:

– Я тоже по Арбату хожу. Не надо упражняться в критике… Давайте уважать друг друга. Я не сказал, что мы не будем решать ваши вопросы. Приходите ко мне на персональную встречу. Все обсудим…

Неблагодарные арбатцы ринулись к большому начальнику. Завалили его стол  заранее заготовленными письменными заявлениями и обращениями. И с некоторым облегчением пошли на выход. На когда-то любимую, а ныне ненавистную улицу…

Тимофей Александрович, расстроенный и печальный, неторопливо шел по Арбату. Ему навстречу из Плотникова переулка выходил его давний и хороший знакомый.

Бронзовый Булат Окуджава тоже пребывал не в лучшем настроении. Слегка сутулясь, словно нахохлившись, он, казалось, шептал свои вещие строки:


                Ах, Арбат, мой Арбат,
                ты мое призвание.      
                Ты – и радость моя, и моя беда…
 

Задумчивый Тимофей Александрович стоял у памятника… К нему, хромая и постукивая палкой по плиткам, подошел низкорослый, очень старый человек. Его ровесник, наверное. Он помолчал немного и спросил:

– Когда грузина-армянина увековечили-то?.. Целый архитектурный комплекс отгрохали!

– Два года назад, – гордо отрапортовал отставной генерал.

– Я в Москве  лет двадцать не был… Понастроили тут, на Арбате, черт знает чего, - возмутился старик. И посмотрел на него снизу вверх.

– Вы этот памятник имеете в виду?! – рявкнул Тимофей Александрович.  И сурово взглянул на собеседника сверху вниз.

– Конечно… Неподалеку Александр Сергеевич Пушкин, величайший русский поэт, и его супруга Наталья Николаевна Гончарова, первая русская красавица Москвы, уместились  на скромном постаменте. А этот Булат Шалвович – грузино-армянский литератор средней руки и внешности полпереулка оккупировал…

– Заткнитесь! – не по уставному перебил старика отставной генерал… И зло так поинтересовался: – Вам, может быть, стихи Окуджавы не по душе?!
 
– Да нет. Есть и хорошие… Дело-то совсем в другом.

– В чем же? –  окончательно вышел из себя Тимофей Александрович.

– У тебя что, память отшибло?! – неожиданно перешел на «ты» и во все горло заорал старик. – Забыл, как в 93-м русские военные из танков и всех видов стрелкового оружия расстреливали безоружных русских в Доме Советов?!

– Я все прекрасно помню, – опешил от напора отставной генерал. – Это, по-моему, самое позорное событие в славной истории русской армии.

– То-то и оно!.. Но ты, видно, запамятовал или вообще не знаешь, что Окуджава был на их стороне! И вместе с «большой группой известных литераторов» (нерусских в подавляющем большинстве) подписал соответствующее «обращение с согражданам»!

– Оно хотя бы  было где-то опубликовано? – недоверчиво поинтересовался Тимофей Александрович. И тоже перешел на «ты». – Ты в этом уверен?

– Еще бы!.. Уже на следующий день после расстрела Дома Советов – в «Известиях»!.. И стало именоваться демократами -  ни дна им, ни покрышки – «Письмом 42-х»!..

Высокий, статный отставной генерал, казалось, сразу потерял в росте. Сгорбился… Его суровый взгляд потух. Стал каким-то растерянным. Печальным. Безысходным.

Он весь обмяк. Опустил голову. Развел длинные руки. Печально улыбнулся. Захотел что-то сказать. Но… раздумал.

Старик понимающе вздохнул. Неуклюже повернулся. И похромал к метро, с неприязнью постукивая палкой по Арбату…