Орудие мести

Он протянул кассирше свои документы и сказал: – Мне необходимо вылететь сегодня. Она и смотреть не стала на его бумажки. – Сколько раз говорить: сегодня вылет задерживается по техническим причинам.
–  Я прихожу сюда уже третий раз. И все нельзя.
Кассирша равнодушно произнесла: Следующий. И он, стиснув зубы, отошел.
Жаркий ветер нес с собой мелкий песок. Раскаленная рыжая пустыня была противна как растекшийся яичный желток. Ему надоело торчать здесь без всякого дела. Задание свое выполнил и рвался домой всеми силами своей истосковавшейся души. Он не виделся с семьей ровно три недели. Он, как мальчишка, перечеркивал в календаре красным карандашом одно число за другим. И вот снова надо возвращаться в гостиницу, в постылый номер, где время тянется так медленно, что каждый час кажется годом.
Дежурная с повязанной теплым платком, несмотря на жару, головой, вязала нескончаемое кружево. – Не пускают?  – спросила она сочувственно.
– Не пускают, – ответил он.
Радио в номере играло совершенно не подходящую случаю музыку. Опереточная артистка, повизгивая, изображала радость. Анатолий Сергеевич подошел к умывальнику и увидел свое заросшее, в пыли и в поту, лицо. С тех пор, как он женился на Лие, его черты и вся его внешность почему-то пугали его. Ему казалось, что за него нельзя было выходить такой женщине, как Лия. С другой стороны, он понимал, что и ей деваться было некуда. Сколько можно жить у родителей, где вечно причитали над ее затянувшимся одиночеством.
Кто знает, как обернулись бы события, если бы рабочие столы Анатолия Сергеевича и Лии не поставили бы друг против друга. Они сидели так больше года, пока он, вдоволь наглядевшись на ее наряды, во все времена года, не предложил ей себя в мужья. Как ни странно, она согласилась и переехала к нему в его однокомнатную квартиру.
Через год она родила ему дочку. Он не отходил от ребенка, это маленькое существо сделалось для него смыслом и счастьем всей его жизни. Три недели он не видел свою любимицу, и его сжигало нетерпение, одолевала досада из-за невозможности устранить те преграды, которые мешали его отъезду.
Вылететь удалось только на следующее утро. Волнуясь, он открыл дверь и вошел в квартиру. Его удивила царившая там тишина. – Лия! – позвал он. Никто не ответил. Не видно было никаких следов пребывания в доме жены и дочери. Бельевые веревки на кухне, обычно завешенные маленькой одеждой, пусты. Он увидал на кухонном столе записку: "Я ушла навсегда. Не преследуй меня и дочь. Возврата не будет. Я". Все покосилось, поплыло перед его глазами. Он наклонился над раковиной, не в силах сдержать подступившую тошноту. Он чувствовал, что волосы на его голове превращаются в иней, а сердце чернеет от крови, мгновенно изменившей свой ток. Теперь уже не оставалось никакого смысла жить. Он не сможет, и ни к чему.
Но что-то удерживало его в непролазной тине. Зачем-то вставал, шел куда-то. Говорил. Мать, всю жизнь боявшаяся переживаний, посоветовала ему  обратиться в суд. "Пусть тебе разрешат хотя бы свидания с ребенком". Какой суд. Ведь он законный отец. Он имеет право. Он не позволит, чтобы кто-то другой воспитывал его кровное детище.
Лия вернулась к родителям. Он знал ее адрес, телефон, хотел с ней объясниться, но ему мешали. Нина Макаровна, Лиина мать, сказала, когда он позвонил, что дочь не желает его видеть, Лия только для того и вышла за него, чтоб родить. "Неужели вы думали, что вас можно терпеть…"
Совершенно обезумев, он часами простаивал у дома, где они жили, его жена и дочь, пока, наконец, не подкараулил Лию, возвращавшуюся из магазина с покупками.
– Объясни же мне, в чем дело, отчего ты ушла, – начал он, вырастая на дороге.
– Ты мне противен,  – сказала она, морщась.
– Как? Почему?
– Я родила ребенка, теперь мне ничего от тебя не нужно.
– Но почему именно я? Что за роль? Это же подло.
– Остальные женаты, - бросила она. –  Неужели не понятно?
– Но ведь я отец! Я буду добиваться, помогать и воспитывать…
– Будешь платить алименты, – сказала Лия. – И все. И никакого участия. Я не хочу травмировать ребенка.
– Лия! –  крикнул он. Но она ушла.
В юридической консультации  он попал на прием к молодой женщине волевого склада, с бесчеловечными глазами. Она записала его фамилию и по какому он вопросу. Он что-то мямлил о женитьбе, уже в годах, долго не складывалась личная жизнь и, наконец, такое счастье – жена, ребенок. И как теперь быть, когда все кончилось и она не разрешает… Юристка выслушала его с непроницаемым видом. – Вы против уплаты алиментов?
– Да нет же, я плачу и буду, но она не разрешает видеться с ребенком.
– Сколько ребенку?
– Год и три месяца.
Юристка помолчала.
– Матери, наверное,  лучше знать, как поступать..
– А я не могу .. Без нее..
Он вытер платком повлажневшие ладони. – У меня в жизни больше никого нет, кроме них. И никогда не будет. Так по какому праву? Ведь меня никто не лишал родительских прав.
– В таком случае обратитесь в отдел опеки, – смягчившись сказала юристка..
Он ходил каждую неделю. Высиживал очередь. Узнавал: – Она согласна? Инспектор отдела Анна Николаевна внимательно с ним  говорила. – Вашей жене послано приглашение для встречи, но она не смогла придти из-за болезни ребенка. Вот справка.
Проходила неделя, он снова входил в тот  же кабинет.
– Ваша жена уехала  в отпуск.
Пользуясь ее отлучкой, он подловил во дворе Лииного отца. Это был еще нестарый человек, но уже на пенсии, и, казалось, его ничего на свете не интересует, кроме проблемы людей, оказавшихся не у дел.. Анатолий Сергеевич  ему о дочери, а бывший тесть – о невыносимости вынужденного безделья.
–  Что вы, действительно, как потерянный ходите, - говорил он своему бывшему родственнику. –  Вы еще вполне дееспособный, мыслящий работник, вам только жить и радоваться. С перспективой, ведущее предприятие. 
Лиин отец не обладал способностью к связной речи и ограничивался лишь отдельными словами. Лия называла его "импрессионист" за эту его отрывистую, мазками, речь.
– Интересная работа, коллектив. В наш век. Хе? Щи да чай. Газета. Жена. Бывало  – размах. Тебя уважают. Теперь позвонишь, – от тебя шарахаются. А вы – ребенок. Ну и пусть растет. Без отца. Я сам без отца.
– Но ведь вот он, я есть. – У меня ведь горе, вы понимаете?
– Эхе, хе – странно с подвывом усмехнулся Лиин отец. – Да вы еще заново женитесь. Мой совет – не трогайте. Травма и прочее. Потихоньку отойдите. А мы вырастим. Конечно – работа. Найду, устроюсь. Безделье хуже всего..
Он встал, опираясь на палку. Поправил мятую шляпу. Лицо его было вполне довольным, в меру розовое, с воздуха лицо. Он посмотрел вдаль, как будто увидел там открывшуюся перспективу и распрощался, выпрямил плечи, бодро зашагал.
Анатолий Сергеевич вдруг почувствовал страшную усталость и бессмысленность своих хлопот. Время шло, а он ничего не добился. Лия по-прежнему его избегала. Теща по-прежнему бросала трубку, когда он звонил. И он по-прежнему сходил с ума от тоски по дочери. Его перестали интересовать служебные дела, он выполнял их механически, по привычке, а больше, чтоб хоть чем-то себя занять. Удивительно вяло, неинтересно было все вокруг. О чем-то спорили коллеги, тот того-то подсидел, тот-то опять завел роман. "Как это люди могут интересоваться такими пустяками", - думал Анатолий Сергеевич.
В суете и бессмысленных дрязгах  прошло почти восемь месяцев. Его Наташеньке исполнилось два года. Ко дню ее рождения он купил для нее новое платьице, пальто, и почему-то зеленого из пластмассы крокодила Гену. Все это он упаковал в коробку и переслала Лие через бюро добрых услуг. К вечеру он не выдержал и позвонил. – Ну хотя бы поздравить я могу свою дочь! – крикнул он, не расслышав, кто подошел.
– Не лей крокодиловы слезы, – услышал он в ответ Лиин голос. – Ты нам не нужен, понятно?
Короткие гудки. Не нужен. Нет, он этого так не оставит. Раз она так, то и он начнет действовать. Он не позволит, чтобы над ним издевались.
С этого дня он не только возобновил свои хлопоты, но и принялся за них с удесятеренной энергией. Его оттолкнули. От его помощи отказываются. Будто он не отец, а какой-то производитель. Снова Анатолий Сергеевич пришел в отдел опеки и сидел там, глядя на подведенные голубой тушью полуопущенные веки Анны Николаевны. Наконец, она сдалась. Кто-то заглядывал в ее комнату и звал ее куда-то, наверное пить чай.
– Я бы на вашем месте не стала идти против воли матери, – сказала она как бы под занавес. –  Но раз уж у вас такое обожание, что ж напишу свое заключение. Будем готовить бумаги на рассмотрение комиссии.
Они встали почти одновременно. И он торопливо досказывал.
–  Я ни на что не претендую, кроме двух часов в неделю.
Тем временем наступила унылая осень, зарядили дожди. В метро от людей шел пар, с мокрых зонтиков стекали струйки воды. Анатолий Сергеевич простудился от долгого ожидания Наташеньки во дворе и слег. Болел горько и солоно, и стало казаться ему, что пахнет от него зверем, одиноким и заброшенным. Раза два приходила мать. Медленно стягивала боты, вешала пальто, в рукав совала косынку. Потом появлялась в комнате, маленькая, щуплая, все также боявшаяся переживаний. –  Это у тебя, наверное, вирус. Я малины принесла, говорят, помогает.
Ушла на кухню готовить. Оттуда вела с ним разговор и все о бесхозяйственности.
– Смотри, сколько у тебя хлеба заплесневелого. А сковороды вообще не мытые.
Она копошилась и вдруг ему стало легче. Живая душа в доме.
– Мам, а что ты будешь делать на новый год? – спросил он.
– Да к Верке, наверное, пойду, - ответила мать. Верка – подруга детства была директором крупного НИИ, доктор медицины.
Как-то все получалось, что мать и сын в последнее время виделись редко. И он подумал: какая несправедливость – гоняться за химерами, убивать время из-за посторонней женщины, а родной матери отказывать в самом элементарном. Может и правда, он борется не только за Наташу, сколько за Лию.. На секунду он будто живым увидел ее неизъяснимое лицо, освещенное мучительной улыбкой, ее трудные для разглядывания косящие, убегающие внутрь, глаза, ее милую беззащитную шею. Наташа, Лия – в сущности это было что-то одно. Он любил их сразу вдвоем, не различая. И ради них, оказывается, он забыл, что у него есть мать. Одинокая мать, которая жила воспоминаниями о том времени, когда она была любима еще не умершим своим мужем. Горе сделало Анатолия Сергеевича наблюдательным, чувствующим, и он вдруг все понял. Гордая его мать делала вид, что у нее все в порядке, старалась казаться спокойной и беспечной, никогда не навязывалась, держалась в стороне, но чего ей стоило быть на таком расстоянии от сына.
– Мам, давай новый год отметим вместе, – сказал Анатолий Сергеевич. Про себя же подумал: – "Кажется, в моей жизни больше никого не осталось".
Суд переносился со дня на день. Предновогодняя суматоха давила Анатолия Сергеевича фальшивым блеском. Счастливые родители куда-то спешили, крутились у прилавков с елочной мишурой, а вот он не причастен к этой праздничной суете. Он еще не знал, что к нему на работу позвонит Лия и скажет, что разрешает  принести дочери подарок. Услышав это, он побежал в Детский мир.. Предпраздничная суматоха перестала отсвечивать фальшью. Вместе со всеми он протискивался к прилавкам, пялил глаза на невообразимо-уродливые мягкие игрушки, чья цена была тем выше, чем непонятнее зверь, – полукошка-полубегемот. Другие игрушки тоже не отличались привлекательностью. Поэтому он накупил елочных украшений и разорился на красавицу куклу из ГДР.
Лия встретила его полууыбкой. Руки она кокетливо держала в карманах красивого фартука. – Проходи.
Навстречу выбежала Наташа. Он опустил подарки прямо на пол и оказался перед дочерью на коленях.
– Пальто сними, – сухо сказала Лия. Он встал, разделся, как она велела, и снова опустился вровень с Наташей. Девочка смотрела на него с интересом. Нежные волосики были завязаны бантами. В ее лице он увидел неуловимое сходство с самим собой.. И задохнулся. От счастья, от горя, от любви.
Появился Лиин отец.  – Все же, конечно, не звери мы. Тем более, новый год. Мороз и прочее.
Анатолия Сергеевича посадили на диван. Он не сводил глаз с Наташи. На столе появились тарелки, бутылка с водкой. Лия принесла рюмки. Поставила пирог.
Явилась распаренная плитой Нина Макаровна.
Так и быть, зятек, здравствуйте..
Все сели за стол. Наташа капризничала, чувствуя на себе неотрывный взгляд гостя.  Налили водки, выпили.
– Ну можно? Можно? – канючила Наташа.
– Может быть, покажешь, что ты принес? – обратилась Лия к бывшему мужу. Он хотел было встать и не смог. То ли от избытка чувств, то ли от водки.  – Там кукла.
Лия с Наташей ушли. А Нина Макаровна налила еще водки.
– Знаете, чем я в настоящее время занимаюсь, - сказал Лиин отец. Охотой. Решил вспомнить молодость. И вот приобретение.
В руках Анатолия Сергеевича оказалось охотничье ружье. Он приложил его к плечу, прицелился. Раздался крик. Он опустил ружье, выпрямился. Кто кричит? Почему такой шум? В комнате оказались посторонние люди. Ничего не понимая, он попытался встать. Стол куда-то убрали. С ружьем в руках он шел на  людей, бормоча оправдания, в чем не зная. Лия кричала все громче. Кто-то втолкнул его в пальто, вывел за дверь и поволок по улице.
 Сейчас я тебя сдам в милицию, – слышал он над собой чужой голос.
Свидетели быстро катали бумагу, и на Анатолия Сергеевича она подействовоала отрезвляюще.
– Это была шутка, сказал он дежурному лейтенанту. – Я не собирался, не думал ничего плохого. Меня позвали, жена и дочь, которых я безумно люблю.
Именно безумно, – подхватил один из незнакомцев. От безумия, наверное, и в суд на жену подал.
– Какой суд? – пробормотал Анатолий Сергеевич. – Мы полюбовно решили, с учетом интересов обеих сторон..
– Ах, полюбовно.. Так бы сразу и сказал. – Товарищ лейтенант, этот любвеобильный папаша немного не в себе. В подпитии. Вы ничего не видели, а то, что видели мы, останется между нами. Мы забираем свое заявление, а с этим шутником разберемся сами, когда он протрезвеет.
С этими словами неизвестный порвал свое заявление и встал.
Ничего не понимающий Анатолий Сергеевич был выдворен из милиции и доставлен домой на такси.
Утром он открыл глаза и все вспомнил. Он только не понимал, что произошло. Почему Лия стала кричать, откуда появились двое незнакомцев. Ему было ясно одно; они хотят, чтобы я забрал заявление. Странное, тоскливое чувство охватило его. Кто эти двое – соседи, сидевшие в засаде, или заранее предупрежденные дружинники? Как велика к нему ненависть Лии, если она пошла на такое. Потом он стал думать иначе. Она не злая, не подлая, она не способна на такое. Это случайность. Она увидела его с ружьем в руках и испугалась за себя и за Наташу. А тут оказались эти двое, и заварилось..
Желание разобраться было так сильно, что он позвонил и налетел на Лииного отца.
– Как же вы так, молодой человек, – начал он, –  невменяемое состояние. Чуть не трагедия.
– Да о чем вы! –  воскликнул Анатолий Сергеевич. –  У меня и в мыслях не было ничего плохого. Вам показалось.. К тому же вы сами дали мне ружье.
– Незаряженное, – дополнил Лиин отец. Теперь вы поняли, отчего Лия вас избегает?
–  Не понял, не понял! – кричал он не своим голосом.
–  А надо понять. И нечего превращать ребенка в орудие мести. Ребенок не при чем. 
Вконец измученный, Анатолий Сергеевич побрел куда глаза глядят. На работу он опоздал. Может быть, заболеть? И он пошел просить бюллетень.
Выходя из суда с заявлением, которое он аннулировал, он столкнулся внизу с группой бритоголовых людей, шедших под конвоем милиции. Раньше он не сталкивался ни с чем ужасным. И вот теперь жизнь показала ему свои скрытые стороны. Он сжался, втянул голову в плечи и покинул неприветливый дом, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.
Мама, мама, – думал он по дороге. – Что это было? Что?