История венценосной схимонахини

      Сегодня мое повествование опять о Женщине. В контексте исторических событий и прошлого нашей страны, попытаюсь рассказать о  четвертой жене царя Ивана Васильевича, прозванного в народе Грозным, боярыне Анне Ивановне Колтовской.
      Несколько месяцев после кончины в 1571 году Марфы Собакиной -  третьей жены царя Ивана Грозного прошли под знаком жесточайшего террора, кровь лилась рекой, а казни отличались особой изощренной жестокостью…
      Чтобы хоть как-то умерить лютость Ивана, Государя поспешили снова женить... Но церковь разрешала и признавала законными только три брака. И вновь Грозный воззвал к жалости: дескать, наша персона - бедный муж, чародейством и происками врагов лишенный семейного счастья. Признав, что предыдущая его жена Марфа осталась якобы девицей, а засим 3-й женой по счету не являлась, ему разрешили жениться. Собрав духовенство и слезно прося дать ему прощение за 4-й брак, он канючил, объясняя сие государственной необходимостью и невозможностью одному воспитывать детей.
     Итак, Соборным определением от 29 апреля 1572 г. церковь разрешила Ивану жениться на Анне Ивановне Колтовской, но, чтобы беззаконие царя не стало соблазном для простого люда, тот же собор вынес постановление, в коем грозил анафемой каждому, кто осмелится вступить в 4-й брак. Иван Грозный женился на 18-летней Анне и прожил с ней 3 года...
    Чтобы понять «в зубы» какому дьяволу попала эта девушка, попытаемся представить его - царя Ивана Грозного психологический портрет.
    Его демонстративная набожность являлась лишь ширмой его «диявольской» души, если таковая его внутренняя суть может называться душой. На самом деле гордыня и умопомрачающее желание власти не позволяло ему сделать шаг навстречу Господу. Это означало пасть у ног Всевышнего и признать свое ничтожество и мерзкие цели того, чтобы добиться единоличного повеления миром людей. Он знал, он ведал, он прекрасно понимал, что Отец Небесный суть милосерд, что глядя с небес возлюблено, он готов прощать всех, дерзнувших нарушать Его Волю, заповеди, нарушать бесконечно… Готов прощать… Но кающихся!
    Поднимая лик к небесам в своих молитвах, царь Иван - сей Ангел Тьмы видел в той бездне глаза Отца Небесного, а лучезарностью Его улыбки являлось яркое Светило. Такой утешной, светлой и животворящей улыбкой, вопреки всякой логике, во веки веков прощающей людям всё, обладал только Он – Господь. Но иногда Он хмурился. Да, Он довольно часто хмурил свое чело, узрев проделки помазанников и чад возлюбленных, как было в истории не раз, и Его лучезарность, порою затмевалась тяжелыми ликами грозовых туч… Один легкий взмах десницы, легкое движение перста и Мир заливало водами Его гнева. Бурные потоки и водовороты поглощали в своем чреве весь первозданный грех, оставив лишь избранных чад, да всякой твари по паре на скрипящих палубах Ковчега, скользящего по беснующимся гребням Потопа… Если же и этих аргументов было мало, приходил черед Его испепеляющему взгляду… Горели леса, тлели торфяники, наполняя атмосферу удушливым смогом и его возлюбленные чада копошились в этом преддверии ада, не понимая, не осознавая пагубности своих действий, внемля в своих стремлениях и поступках, в большинстве своем - проискам лукавого. Копошились, отчаянно пытались бороться с огнем, умирали, сгорая целыми городами и деревнями, но не верили в такое иезуитство, что сие – от любви к ним…
     И все же, Государь, находясь в неком заблуждении, что владеет «духовной тайной» от Господа, посещал Его обитель. Что-то неистово тянуло его к сиротским белым сводам храмов в росписях жития святых, в изображениях Пути Младенца – Сына Человечьего, в ликах преданных Отцу святых и праведников. Уткнувшись своими золотистыми, упитанными маковками куполов с монументальными символами распятия в рыхлые и грозные скопления туч, она - обитель источала Радость Бытия.
     Своды, звенящая тишина и ладанно-камедный дух обволакивали главы возлюбленных, аки большая ласковая и теплая десница Отца Небесного…
     А главное – глаза Отца!
     Нигде в мире Иван не видел, чтобы атласные очи Создателя были так близки где-либо, кроме как в Его Обители... Близки так, словно Он стоял перед тобой и улыбался тебе своим пронзительным, солнечным взглядом.
     О, как хотелось ему Падшему владети таким взглядом! Овладей он им до конца и Мир полетит в тартарары, Мир будет осатанело стонать, принадлежать только ему лукавому и беспощадному…
     От этого желания у него сводило скулы, бугрились желваки на посеченном морщинами пергаменте бледных щек, гнилые осколки зубов страшно скрипели от отчаяния, стирая в порошок все, что имело несчастье попасть меж ними… Овладей он этим взглядом и можно было утолить любую жажду, умыться и смыть с себя весь пепел и прах этого мира. Овладей он этим взглядом…
     Но он владел лишь своим взглядом и этот взгляд – словно взгляд дьявола обладал лишь убийственной силой разрушения, что в конечном смысле несло полное исчезновение продуктов созидания…
     От понимания этого, его порой охватывало то отчаяние, то чувство безысходности, похожее на человеческую депрессию. От его проделок ему самому же и стало скучно. Оказывается, нет в том обстоятельстве никакого удовольствия, глядя, как преданная ему челядь тупо культивирует в себе его качества. Итак, внутренняя констатация того факта, что дьявол, живущий в хилой плоти царя Ивана, стал образно и подобно походить на него самого лишь только раздражала его, ибо лишала некого смысла противоречия. Да что он, в самом деле, станет ли гордиться тем фактом, что эта сгорбленная «кукла» с нечесаными седыми прядями напичкана тщеславием, честолюбием, хитростью и цинизмом, уподобляясь в конечном итоге сам этой куле? А еще гибкий ум царя Ивана обладал коварством волка, живучестью кошки и мертвой хваткой льва. Соблазняя всех женщин, которые попадались ему под руку, стремился к богатству и безраздельной власти, и достигал того и другого любой ценой. В общем, Грозный слыл в точности таким, каким впервые описал его, Дьявола, еще во втором веке нашей эры некий Ириней Лионский — один из первых Отцов Церкви, ведущий богослов того времени.
      И хотя большинство современных людей не читали сочинений малоазиатского грека, однако в своих романах и фильмах они воздавали царю Ивану Грозному должное. О нем писали лучшие прозаики и поэты, его играли лучшие лицедеи. Произведения о нем входили в классику, слыли шедеврами и теснились в составе наследия человеческой культуры. Создатели фильмов и книг не сильно стремились предать анафеме грозного государя. Его любовно трепали по загривку, приговаривая: "Ах ты, старый проказник, наш милый мерзкий шалунишка!"
      Итак, четвертый  - последний венчанный брак царя Ивана и Анны Колтовской заключенный 28 апреля 1572 года, слыл удачным. Родные невесты   принадлежали к окружению Малюты Скуратова и были столь низкого происхождения, что Иван не стал представлять их боярам.
      Отец Анны был   знатным каширским дворянином, чьи предки были рязанскими боярами. Во многом ее благодеяния были сходны с  поступками Анастасии, и не без ее влияния, как полагают многие историки, именно в 1572 году опричнина прекратила свое существование.  Она сумела отвлечь мужа от казней, создала в тереме атмосферу веселья и безмятежности и, собрав вокруг себя красивых девушек и боярынь, старалась подольше удержать мужа рядом. Это удалось, и Иван Васильевич проводил с царицей целые дни. Анна не была ревнива, откликалась на малейшие перемены настроения мужа и угождала ему во всем. А посему качества умной, живой и веселой Анны с лихвой возмещали ее «худородство»
      Избранная ею тактика поведения в тереме царя имела весьма продолжительный успех:
не вмешиваясь открыто в политику и не задавая мужу лишних вопросов, Анна добилась многого. Как известно,  до сватовства царя у нее был жених  князь Воротынский – сын князя  Михаила Ивановича Воротынского, убитый опричниками, и Анна имела с «песьими главами» личные счеты. 
     Можно считать это совпадением, но именно за три года женитьбы на Колтовской были уничтожены почти все главари опричнины. В народе Анна слыла популярной, но при дворе у нее были опасные враги – с одной стороны влиятельные прежде опричники и с другой стороны - князь Воротынский Михаил Иванович – отец ее бывшего жениха, считавший, что именно из-за Анны был замучен его сын.
     Для читателя поясню, что Михаил Иванович Воротынский - русский боярин из княжеского рода Воротынских, воевода, составитель первого русского устава сторожевой и пограничной службы, выдающийся русский полководец. Его отец -  Иван  Михайлович Воротынский (старший), последний владетель Воротынского княжества. После смерти Михаила Ивановича в 1573 году княжество было упразднено, а земли отошли к Царству Русскому.  Был одним из приближённых Ивана Грозного. Возглавлял войска в противостоянии с Крымским ханством, руководил строительством оборонительных сооружений. Изображён в числе 109 других выдающихся людей русских на памятнике  «Тысячелетие России»  Существует версия, что спустя 10 месяцев после Молодинской битвы, где он  разгромил крымского хана Девлет-Гирея, князь   был по доносу холопа обвинён в намерении околдовать царя. Царь якобы лично рвал бороду Воротынскому и подсыпал угли к бокам 63-летнего князя. Измученного пытками Михаила Воротынского отправили в Кирилло-Белозерский монастырь, а по дороге он умер. Однако имя князя не упоминается в «Синодике опальных»…
     На самом деле, очевидно, что князь попал в опалу к грозному царю в результате нижеследующих событий:
     Князь задумал интригу, достойную быть описанной в «Декамероне». У него был племянник – очень красивый, женоподобный Борис Ромодановский. Ромодановские -княжеская фамилия, потомки Владимира Мономаха, великого князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, Рюриковичей, князья Владимиро-Суздальские..
     Юноша, вероятно, был простаком, или непростительно легкомыслен, иначе не дал бы втянуть себя в подобную авантюру. Молодого Ромодановского в Москве почти никто не знал, он появился в столице недавно, и князь уговорил его проникнуть в покои Анны под видом боярышни Ирины, чтобы, пребывая вблизи от царицы, приобрести влияние при дворе. Князь надеялся, что подмена раскроется, царь заподозрит жену,  ну и дальнейшие последствия были легко предсказуемы.
     Таким образом, князь   представил «Ирину» царю, и тот ввел «ее» в покои Анны. Далее события, как это обычно бывает, стали развиваться не по сценарию. Высокая и статная  «Ирина» с густой приклеенной косой приглянулась царю, который подарил ей жемчужное ожерелье и приказал постелить ему постель. Борис не на шутку испугался, но дядя успокоил его, сказав, что Батюшка Государь де  так ослаб от излишеств и что далее «беседы»  дело не зайдет…
     Однако здесь он лукавил. Если верить словам австрийского посла Сигизмунда Герберштейна, царь к тому времени еще был полон сил и довольно привлекателен. В свои 45 лет Иван Васильевич еще не сгорбился, сохранял царственную осанку, был довольно упитан, имел длинную, густую бороду с рыжеватым оттенком. Голову он брил.
     Итак, вечером трепещущая от страха «Ирина» отправилась стелить царю постель. Около полуночи из покоев Государя раздался душераздирающий крик, перешедший в хрип, а затем в покои Анны ворвался сам Иоанн. Царь пылал лютостью, его бешенство не предвещало ничего хорошего для Анны. Замахнувшись посохом и прохрипев на жену «С-с-сучье отродье!», он внезапно свалился в припадке у постели испугавшейся Анны.
      В его опочивальне, вбежавшие на крик придворные, увидели страшную картину – мертвую  «Ирину», лежащую в луже крови у постели царя…
      Припадок мужа спас царицу от мгновенной смерти, но не от заточения. Ее обвинили в заговоре против государя. Анна сопротивлялась пострижению столь отчаянно, что ей пришлось связать руки и ноги. К мстительной радости «песьих глав», доставить бывшую царицу в заточение доверили именно им. Связанную и изрядно побитую, с кляпом во рту  Анну упекли  в  Тихвинский Введенский монастырь, в коем ее постригли в схимонахини под именем Дарьи. Надев на нее схиму - черную груботканую рясу с белым черепом на груди, что означало смерть всех земных радостей, постриженной сулило одиночество до последнего часа жизни…
      Итак, схимонахиню Дарью "упекли" в подземную келью, где она и пребывала в одиночестве 54 года, дожив до воцарения первого Романова – племянника царицы Анастасии. Имения у родных Анны были отобраны.
      После смерти Ивана ее выпустили из подземелья, но она продолжала оставаться в монастыре и скончалась в августе 1626 года, пережив, таким образом, своего венценосного супруга более чем на сорок лет.