Ненужные вещи

Семен шел на свое очередное ночное дежурство. Молодых патологоанатомов любили ставить в ночь. В кое-каких заведениях в первое ночное дежурство над новичками обязательно «по-черному» подшучивали, но с Семеном подобные шутки шутить вряд ли кто захотел бы: у парня на лице было написано, что судьба ему быть именно патологоанатомом. Сокурсники были убеждены, что если Семен случайно во время вскрытия умудрится порезаться, то кровь из пореза не потечет, потому что не может быть крови у человека напрочь лишенного каких бы то ни было эмоций. Конечно же, все это – глупости – Семен мог испытывать и испытывал любые доступные иным людям эмоции, просто внешне это у него еще с детства не проявлялось, ибо лицо его с самого рождения было небогато на эмоции, а суетливость жестов он тихо-смирно презирал.
Семен выделялся из окружения не только скудностью эмоций, но еще и практически полным отсутствием любопытства. Все происходящее вокруг он просто принимал как данность – довольно философский подход. Только внешне он был не очень похож на философа, он больше походил на грузчика, прирожденного матерого грузчика.
В общем, шутить над таким и смысла не имеет и страшновато как-то.
Сегодня Семен сменял Павла Максимовича – общительного и благодушного человека тридцати семи лет от роду. Не дожидаясь монотонного приветствия Семена, он, накидывая ветровку, быстро затараторил:
- Ты уж прости Сеня, что я с последним нашим клиентом не разобрался, но уж больно история у него интересная. Мне Михалыч по дружбе его предсмертное послание отксерил, так я зачитался и не успел даже тело осмотреть. Так что ты уж сделай все, как полагается. Лады?
- Лады – с монотонностью робота ответил Семен.
- Я тебе ксерокс-то оставлю – будет, чем ночь скоротать. Только не выбрасывай – я его еще хочу кое-кому показать.
- Угу.
Семен разделался со своими обязанностями на удивление быстро (оставалось только сделать пару записей в журнал), спать ему не хотелось, а заставлять себя что-либо делать он не любил. Взгляд его упал на тоненькую стопочку листов – оставленная коллегой ксерокопия прощальной речи. «Многовато для предсмертной записки» - мог бы подумать любой другой человек на месте Семена.
Сеня взял в руки листы, исписанные красивым крупным почерком, разложенные в нужном порядке аккуратным Павлом Максимовичем, и принялся за чтение.

Я уже не истерю. Когда все уже решено, эмоции куда-то уходят. Я четко и ясно понимаю, что выход у меня один. Раньше я считал, что суицид – удел слабых. Я ошибался. Жить мне хочется, но жить мне нельзя, и я уверен, что эта записка будет долгой: пока я ее пишу – я живу.
Все началось примерно неделю назад – мы, как обычно шли с ребятами с лекций. Это был первый солнечный апрельский денек после порядком затянувшейся зимы. Все действительно оживало вокруг, на лицах прохожих появлялись улыбки – жизнь была прекрасна. Была. И в секунду все изменилось – все обрушилось. Славик, вдруг, остановился и спросил: «Ребята, а всем солнце спину греет?». Вопрос был довольно странным, но все довольно стройно дали утвердительный ответ. Слава хоровым ответом остался очень доволен и, улыбаясь, сказал: «А вот и нет! Андрюхе ничего не греет – оно сквозь него просвечивает!».
В нависшем молчании явно читалась тревога за здоровье нашего говорливого друга. Да вы посмотрите под ноги! – не унимался Вячеслав – ничего не замечаете? Нас пятеро, а теней на асфальте – четыре!
Толком еще ничего не понимая, все уставились вниз – Слава был прав: один из нас не отбрасывал тени. Вся компания как один принялась махать руками, и я быстро убедился, что именно моей тени на асфальте и не хватает… Сказать, что это было странно – значит ничего не сказать! Мы все были студентами технических специальностей и имели хотя бы отдаленное понятие о двойственной природе света – корпускулярно волновом дуализме. Господи, да даже школьники знают, что порой свет ведет себя как волна, а порой, как частицы… В моем же случае свет вел себя так, будто меня не существует. Он не находил препятствие в виде моего тела на своем пути. Он проходил сквозь меня, не угасая, не преломляясь, а я, не смотря на все это, был отлично виден и осязаем! Этого не могло быть. Но это было.
Я быстро распрощался со всеми и практически побежал в сторону, противоположную той, куда мы до этого все вместе направлялись. Я знал, что они смотрят мне в спину, а может – на землю за ней, землю, на которой не было ни намека на тень.
Если бы это случилось с кем-то другим, меня бы это очень заинтересовало. Эдакий парадокс! И что с того, что нет тени? Кому она нужна? Какой конкретно мне от нее прок?! Но дело даже не в тени, дело во мне! Сегодня пропала тень, а что пропадет завтра? Сегодня сквозь меня проходит свет, но я видим, а завтра сквозь меня начнут потоками проходить СВЧ-волны, и я так и останусь при температуре 36,6 градусов по Цельсию?! Или у меня вообще не будет своей температуры...
Тень – это просто наглядный пример. Если бы я лишился утренней щетины на лице, я бы стал волноваться? Да! Неприятно бриться каждое утро, но у меня всегда есть априорный выбор: брить или не брить. А тут его, бац! – и нет. У меня некрасивая щетина, она растет кусками и неравномерно, но она есть и она моя. Спросите у меня – хотел бы я ее лишиться; не исключено, что я ответил бы утвердительно, но ведь с тенью меня никто и не спросил. У меня была тень, она была моей ненужной ни мне, ни окружающим вещью. Но она доказывала всем, что я существую под этим солнцем.
Когда ко мне пришла эта мысль, в душе поселилась надежда, что я, возможно, буду отбрасывать тень при электрическом свете, но первый же практический опыт надежду убил, а остальные – только глубже ее закопали.
Телефон свой я отключил сразу, на улицу старался не выходить. Я сидел дома и думал, думал, думал. Иногда я засыпал, но кошмар, происходивший наяву, мучил меня и во сне. Дважды кто-то звонил в дверь – я не реагировал, мне даже не было любопытно знать, кто это был. Кажется, я даже ничего толком не ел. Пил… Пил воду. Нечасто, но помногу. Как-то ночью вышел пройтись. Прогулка сама собой проходила в неосвещенных местах, но порой все же меня освещали фарами, проезжающие мимо машины; у тени была возможность появиться – она ей не воспользовалась. Свежий воздух опьянил меня настолько, что меня покачивало. А, может, я просто обессилил оттого,  что несколько дней не ел. Но голова была на редкость ясной. Я вдруг понял, что для общества – я уже не человек. Максимум – предмет для опытов или очередная сенсация. Что прежней жизни – моей жизни – уже не будет. Наверное, это звучит очень эгоистично, но не вижу я себя вне моей жизни! Человек – социальное животное. А мне с социумом уже не по пути…
В ту ночь я решил дать моей тени еще трое суток. С того момента я раз в пятнадцать минут (вынул из телефона сим-карту и использовал его в качестве будильника) подходил к источнику света.
Последняя четверть минула два часа назад – именно столько я пишу уже свое послание (непонятно, правда, кому), а тени все нет. Я жульничаю – все еще проверяю себя у лампы, но недолго мне осталось мухлевать… Минуту назад я уже пустил в ванную воду, там же уже лежит завалявшееся старое лезвие. Оно никому уже давно было не нужно. Но оно лежало и ждало своего часа. Он настал. Лезвие ржавое, но мне ведь, по большому счету, это все равно. Я уйду из жизни, которая таковой уже толком и не является. Во всяком случае, для меня.
Всем пока.
Цените ненужные вещи.

«Что у нас сегодня на дворе? – середина апреля» - размеренно думал Семен – «Ну, все верно: у «шизиков» обострения именно в межсезонье чаще всего и встречаются. Вон – третий «суицидник» за неделю. Тень он не отбрасывает – стукнет же такое в голову…»
Семен сел за стол и принялся заполнять журнал. Он был левшой, а настольная лампа стояла с левой стороны – нормальным людям так писать удобнее. Левая рука семена выводила букву за буквой, которые сразу же тонули в тени пишущей их руки. Писать было неудобно. «Мне бы сейчас остаться без тени не помешало бы» - вскользь подумал Семен.
Журнал был заполнен, но врач не уходил из-за стола. Все-таки что-то в той записке Семена зацепило: он направил поток света от лампы на стол с телом. Тень стола легла на противоположную стену. Лампа светила на уровне поверхности стола. Не стене должна была быть тень, отбрасываемая телом. Должна была…
«А парень был не таким уж и «шизиком» - почему-то с облегчением, подумал Семен.
Спустя пять минут Сеня уже спал на кушетке. Лицо его было спокойным и умиротворенным, ведь дежурство выдалось уже практически подходило к концу, а никаких авралов, ЧП, или просто необычных происшествий, к счастью, не произошло, и даже не намечалось…