Ямышевский тракт продолжение 5

МИССИЯ ЛИХАРЁВА

«Семпер де жур»
«Вечный дежурный»… Это прозвание надолго прилипло к Ивану Лихарёву ещё в пору его солдатской службы. Когда младший командир Семеновского полка итальянец Калаччи, взявший русскую фамилию Калачёв, объяснил Лихарёву, что слово «гвардия» на латыни означает «стража», Иван воспринял это как руководство к ревностному исполнению долга.
После Прутского похода он выслужился из рядовых. Сменив амуницию рядового на унтер-офицерское обмундирование, Лихарёв стал жить в гарнизоне безотлучно. Даже если его не назначали в караул или не давали иных поручений, он являлся в кордегардию и брал на себя добровольные обязательства. Француз русской службы Левонтий Бонви-Люк, посмеиваясь, как-то назвал усердного унтера «семпер де жур ом» — дневальный на все времена».
Даром усердие не прошло. Ежедневное дежурство с пристрастием выработало у Лихарёва полезные привычки и способности, дополнявшие воинскую выучку и личную отвагу. Наблюдательность, догадливость, мгновенная оценка причин, несуетность и абсолютная неболтливость помогли Лихарёву быстро выдвинуться.
Оставив его числиться в полку, император Пётр I включил Лихарёва в группу офицеров-порученцев, и не было с того времени большей ревизорской грозы для всех, кто в чём-нибудь проштрафился.
Графу Павлу Ягужинскому в бытность его денщиком Петра I больших трудов стоило отваживать от царских сеней многочисленных жалобщиков. Они совали ему свои челобитные вместе с рублевиками.
Какой только напраслины не возводили на Лихарёва! И пьян беспробудно круглые сутки, и с девками непотребными блудит, и казённые деньги прикарманивает… Ничего нового, невелики грехи. Ягужинский принимал челобитные, клал целковые в карман, прочитывал наветы и преспокойно отправлял их в печь. Немало их сожрало пламя.
На все наветы Лихарёв внимания не обращал, но при удобном случае в укромных местах крепко поколачивал своих недоброжелателей. Имена их под большим секретом сообщал ему сам Ягужинский. Как приговаривал сам граф, грех добро не помнить: в Прутском походе Иван прикрыл его своим телом и отбил саблей летевший прямо на головы горшок с горящей смолой.
Как бы ни пытались очернить Лихарёва, невозможно было затушевать его беззаветную преданность, готовность служить в любом месте и в любых условиях, и умение добиваться нужного результата. Это и сказал ему без обиняков государь Пётр Алексеевич, когда призвал для выполнения очень ответственного задания.
Когда Иван явился пред очи царя, он что-то вымерял на карте. Понимая, что царская рабочая изба — не казарма, он не стал гаркать «Явился по вашему повелению!» а ограничился щелчком каблука об пол и кашлянул. Царь Пётр поднял голову от картосхемы.
— А, пришёл, голубь наш Иван! Подойди, Ванюша, глянь на карту.
Сшитая из кусков пергамента, она являла собой чертёж рек и городов сибирских да зюнгорских, — так было обозначено в верхнем углу. Больше двадцати лет (в 1697 году, кажется) сей чертёж изготовил служилый человек Семен Ремезов. Лихарев также помнил, как кипел от гнева государь, когда ему доложили о том, что губернатор Гагарин не исполнил царского указу — не вручил Ремезову дворянскую грамоту. Было это как бы не в 1712 году. Или раньше?
Петр Алексеевич постучал согнутым пальцем по макушке Лихарёва. Иван потряс головой (палец царя был тяжеловат, что уж говорить о руке его) и встал во фрунт.

— Очнись, малый! Забудь про текущую службу! Исправный ты служака, Иван! Хвалю! Но к делу, — сказал царь. —  Ждёт тебя дальний путь на Иртыш-реку. Ивана Бухгольца, надеюсь помнишь?
— Как не помнить, ваше величество! Славный вояка!
— Надлежит тебе, Ванюша, разобрать его дела, кои он на Иртыше у Ямыш-озера навоевал. Князь Гагарин всех собак на него вешает, хотя за самим числятся тяжкие прегрешения. Так вот, даю тебе чин генерал-майора, езжай в Сибирь и изучи досконально на месте, кто в чём виноват. Насчет Бухгольца мне надо решить: оставить его в боевой армии или пущай служит в крепостях. Ты как рассудил бы?
— Да как тут рассудишь? Если бы да кабы, то во рту росли б грибы. Не сидел бы во осаде, так избегнул бы решённой участи. Опять же: не распихал бы провиант по земляным схронам, так выдюжил бы.
— Ты уж и вник? Сметлив ты, Ванюша!
— Как не вникать, когда Иван Дмитрич все как на духу…
— Так тебе же и легче. Стало быть, соберешь подтверждения и продолжишь то, что Бухгольц начал. Пойдёшь до Нор-Зайсана, — царь ткнул пальцем в ремезовский чертёж, — будешь ставить редуты и форпосты. И обязательно отыщи золото, треклятую ту реку Дарию, на коей сгинул отряд Черкасского-Бековича.
— Говорят, до сих пор о них ни слуху, ни духу… Как бы не сам хан Хивы их и уничтожил. Заманили и…
— Не ты один так разумеешь, Ванюша. Ничего, недалёк день, когда сии трухменцы в том покаются, — гневно дёрнул бровью царь Пётр. — Ну-с, отрепетуй свое задание.
— Ехать, значить, в Тобольск, там учинить розыск о худых поступках бывшего губернатора Матвея Гагарина и подполковника Бухгольца. Тем же временем набрать отряд, хорошенько вооружиться и продвигаться по Иртышу до самой урги калмыцкой, а оттуда дальше, чтоб примечать, где есть песошное золото. Где на привал встанем при речках и лесах, там заложить укреплённое место. Редуты построить для складки провианта, оружия и других надобностей. И чтоб редут от редута находился на расстоянии не более шести-семи дней на переход... И по мере сил людишек в эти места определять на службу и проживание.
— Тогда с богом, генерал новоявленный! Особливо, Ванюша, повторю тебе: проведывай о золоте. Сыщи тех людей, от кого Гагарин сведал о золоте, пущай подтвердят: подлинно ль оное есть. Возьми проводников до Зайсана, обследуй его берега. — Пётр Алексеевич помолчал. — Будто бы всё. Зайдёшь к Ягужинскому, он распорядится. Все депеши ему, как генерал-прокурору Сената, отписывай.
Ягужинский встретил новоиспечённого командира по-братски. Впрочем, Павел Иванович всегда отличался весёлой простотой. Это было по душе все бывшим сослуживцам. Остальные же опасались и подозревали некоторое коварство. Кто знает…. По плечу похлопает — куда ни шло Но не дай Бог, по спине! Обязательно жди наказания.
Боевые друзья обнялись. Генерал-прокурор усадил Лихарёва, налил ему кружку горячего грога (за окном на улице стыл сырой январский мороз).
— На первый раз не ты мне доложишь, а тебе, — сказал Павел Иванович, отхлебнув грог из своей кружки. — За государем повторять не буду. До Тобольска помчишь на фельдъегерских перекладных. Быстрее доберёшься. Туда ещё в прошлое Успенье отправили посуху обоз и по рекам караван судов. Весной поход обрядишь с артиллерией, пушек и пороху, и ядер с гренадами поболе возьмешь. И до зимы чтобы управились, памятуя печальный опыт Ямышева.
Ягужинский поднялся с кресел, подошёл к шкапчику с секретными замками и вынул из него пергаменты.
— Вот тут чертежи наших фортификаторов. Гагарин, будь он неладен… задумка у него хорошая была: проложить по всем сибирским рекам крепостные линии, дабы рассечь калмыков-зюнгорцев. Потом же по частям легко можно их в наше подданство привести.
— Что же будет ему? – полюбопытствовал Лихарёв, опустошая кружку.
— Не будем забегать вперёд. Есть намёк: открылось за ним нечто такое, что похлеще взяток и казнокрадства. Тайна сия мраком сокрыта и ведома только самому государю. За Гагарина он самолично взялся. Ну, братец, вот твоя канцелярия, а вот тебе шкуры медвежии. Бери, бери, в Сибири холода лютые. С Богом!
боевые друзья обнялись и облобызались. Ягужинский вручил Лихарёву шкуры и ларец с пергаментами, лично проводил на улицу и постоял на крылечке, вдыхая поток холодного воздуха от Невы.

Новые пути
На фельдъегерской почте под команду Лихарёва выделили поезд из двух десятков карет и 90 ломовых телег, поскольку с ним ехали капитан-поручик Семеновского полка Шаховского, обер-офицер из Преображенского полка, два унтер-офицера и 12 солдат. Кроме них, в путь пустились также военный инженер Летранже с двумя академическими учениками-географами Иваном Захаровым и Петром Чичаговым.
А ещё поехал лекарь Изернгаген с учениками Афоней Некрасовым и Андреем Яковлевым. Офицеры, унтеры и солдаты были сплошь артиллеристы — фузелеры, канониры и бомбардиры, все здоровенные, как медведи. Удивляться нечему: слабосильным невмоготу пушки таскать.
Весеннее солнце сияло над Иртышом, но морозы стояли зимние. Генерал-майора Лихарёва встретили с надлежащими почестями. Все градчане высыпали за пределы и зорко глядели из-под ладошек на западную дорогу. Поезд шёл со скоростью. Видно было, что начальник крут, спуску никому не дает.
И как только кто-то истошно возопил «Едут!», как толпа пришла в движение. Звонари рысью понеслись на колокольни и вскоре огласили округу медным звоном благовеста. Собаки стали носиться кругами и заполошно лаять. Из ворот вышла воинская команда и встала в почетный караул.
У ворот карета  с генерал-майором остановилась. Иван Михайлович вышел, отведал хлеба соли, произвёл своей саблей салют. Солдаты, все как есть, прокричали «ура!», пальнули в небо холостыми зарядами.
Подозревали нешуточно, что быть ему новым губернатором Сибири и кайсацкой Степи. Но мнение это держали себе на уме и не удивились тому, что царский посланец объявил на первом же сборе, что у него есть свои полномочия, «а вы уж, тут, братцы, соберите свой сенат, как велит государь, а новый губернатор не заваляется»…
Твёрдую руку почувствовали сразу. Лихарёв никому не давал лениться, пресекал всякую волокиту. На штабном совете он сразу потребовал:
— Господам офицерам формировать команды из местных рекрутов. Дьяки и подъячие, вы спосылайте вестовых в крепости Омскую, Железинскую, Ямышевскую и Семипалатинскую. Интенданты, а вы развозите по крепостям провиант и припасы.
Каждодневно проверял он ход работ на строении судов, наказывал нерадивых швецов, муштровал охотников, рыбарей и ловцов. Пришлось приструнивать жадных купцов, которые привезли 500 четей (=32 тонны) хлебной муки и заломили несусветные цены. Лихарёв пригрозил им конфискацией, те живо снизили стоимость. Иван Михайлович же — не прост царский посланец! — выдал им расписки и послал за расчетами в Сенат к генерал-прокурору Ягужинскому.
— Как поедете в столицу торговать, так сразу к Павлу Ивановичу на поклон, — напутствовал Иван Михайлович приунывших торгашей. — Я ему пошлю об вас депешу.
Немало времени заняла работа по выяснению путей к золоту. Лихарёв отыскал всех людей, которые в разное время рассказали Гагарину о россыпях. Летранже с учениками географии постарались начертить подробные схемы и представили Ивану Михайловичу.
— Ну-ка, ну-ка, — с интересом приговаривал Лихарёв, пока инженер с помощниками расстилали по стене и крепили к ней своё произведение. —Наглядно, лишь бы не накладно…Это вот что?
— Вот реки, вот тропы купеческие, — объяснил Летранже. — А тут аулы зимние кайсацкие. Вот холмы и низины, озера и леса. Даже горы есть невысокие.
Как бы то ни было, а к навигации едва успели. В середине апреля льды прошли. Две недели потратили на окончательные сборы и испытание новопостроенных стругов. Правда, маломерный флот больше походил на обычные поморские баркасы. А всё потому, что Иртыш коварен, на килевых лодках по нему не пройти.
Баркасы получились славные. Часть из них тут же загрузили, и на штабном совете Лихарёв зачитал приказ:
— В первой партии в Ямышево отправляются поручик Степан Сомов, геодезист Петр Чичагов, рудный мастер Фирс Запутраев, а с ними навигатор, двое служилых людей, сержант и два солдата. Полковник Зорин из Ямышева отправит в Семипалатную, а Ступин уже оттуда к Зайсану. Командиром этой экспедиции назначаю капитана Урезова.
Выслушав генерал-майора, отряд немедля уселся в баркасы, и уже через час вереница лодок скрылась в мягком речном тумане. А Лихарёв уселся писать первую депешу:
«Отосланы вверьх по Иртышу капитан Урезов с отрядом, дабы осмотреть и описать по реке Иртышу, какие берега и где камень или пески, или леса. И какие есть удобные места к строению городов и что оной реке ширина и глубина воды. И сколько порогов, и как через те пороги можно итить. И какие реки в Иртыш пришли, и с какой стороны, и сколь велики и глубоки. Также Зайсан озеро сколь велико и не впали ль в него реки. И кругом того озера какие берега, лес или камень, или пески. И куды оное озеро подалось. И от того озера леса сколь далеко, и много ль того лесу и нет ли там контайшиных подданных жилья».
Запечатывая свиток, Иван Михайлович припомнил слова государя о том, что именно Верхний Иртыш даст России самый большой выигрыш, пусть даже если золото не сыщется. «Но всё же искать сей металл придется», — подумалось Лихарёву.