Сказ про то, как Иван с Богом повстречался...

…… Ой, ой, ой, как больно, не надо, не бейте, я больше так не буду» - кричал Иван, держась руками в области между ног – Зачем же вы так, ведь я не сделал ни чего.
 - Ах, так, ты еще и отпираешься… Поддонок! Будешь знать, как женщин обижать, да как на улице к ним приставать. Гуляка заводской.
 Только Василий и не думал, что он своим поведением обидел женщин, с которыми решил пошутить, что бы познакомится. Он закатил глаза к небу, как бы вспоминая прошедшие события.
 - Ну, давай, рассказывай, как все было – страшным голосом пригрозил следователь – да правду говори, а то хуже будет, ты меня знаешь.
Грязный луч утреннего солнца, преломляясь через оконное стекло, немытое, наверное, несколько лет, пробивался в комнату. Создавалось ощущение удушья, а решетки на окнах напоминали Ивану о тюрьме. Тоскливо стало на душе. Он нервно потер нос кулаком, шмыгнул и начал рассказ:
  «Ну, значит пишите, гражданин следователь».
- Ты это давай ка не паясничай мне тут – рявкнул в ответ следователь и начал писать.
 « Я, Рогожников Иван Алексеевич, 1939 года рождения, шел вечером 28 апреля 1973 года по улице Ямской к себе домой. И вижу телки, ну в том смысле, что бабы две, красивые, расфуфыренные плавно вытекают из подворотни».
 - Так, ты, гуляка озорной, давай ка выражения подбирай, а то посажу в карцер на пять суток, будешь знать, как паясничать.
 - А я чего. Я ни чего, рассказываю, как оно было. Ну, в общем, у меня в голове мыслишка то и мелькнула. «А дайка -  думаю – я их закадрю». А та, что слева была, ну вообще красотка, ну спасу нет. Черноброва, глазищи во. И показал Иван следователю на себе, какие у той были глазищи так, что тот стал отмахиваться и плевать в пол. Грудь ну размера пятого, а сзади… м-м-м – ну просто манила. Подскочил я, значит к ним одним рывком, да и начал гопака выплясывать. Оба-на, да оба-на свистеть и орать, ну удивить дамочек хотелось, а они….
  Та, что справа была рыжая, как даст мне по голове сумочкой, а там видно кроме кирпичей, еще всякой всячины припасено было пуда три  – решил пошутить Иван. А другая орать начала: «А-А-А-А, милиция, грабят, убивают… Ну, я растерялся, да бежать. А тут вы…. Вот и вся моя криминальная история….. Что еще сказать...
 Посмотрел следователь на Ивана с ухмылкой и недоверием, и снова плюнув в пол, заорал: «Вот шельма, вот недоносок проклятый. Ты что же думаешь, что у нас кроме тебя дел других нет? Ты чего народ пугаешь? Ты ж освободился только. Каждый свой шаг контролировать должен, чтобы не загреметь обратно, а ты что делаешь? Да я же тебя только за это привлечь смогу. Ну что ты за зараза такая».
  Иван оторопел. Обида подступила к горлу. Чуть-чуть слезы не выкатились из глаз.
 - Ну, прости ты меня, гражданин следователь.
 - Что? Простить? Да ты прощения иди у Бога в церкви проси, а мне перед начальством за дурость твою отчитаться надо.
 Следователь дрожащей рукой взял сигарету из пачки, лежащей на столе.
- На, курить будешь?
- Нет, бросил я пока!
- Ну, я тогда закурю.
  Неприятный запах папиросного дыма постепенно заполнял кабинет настолько, что солнце уже казалось тучей, которая вот - вот грянет громом и молнией!
 Ну что же мне делать с тобой, Иван Алексеевич? - задал вопрос следователь, обращаясь больше к самому себе, чем к Ивану. Сейчас подписку о невыезде оформим. И моли Бога, чтобы дамочки твои претензий к тебе не имели, а то загремишь По-дурости обратно. Ну что за черт в тебе такой сидит, что ты вечно номера выкидываешь? Или харчей казённых давно не пробовал? Или жить, как человеку надоело?
  Иван опустил голову и, теребя край свитера, с грустью в душе думал над словами следователя, которые казалось, зависали в воздухе,  цепляясь за кольца дыма.

- НАДОЕЛО ЖИТЬ ПО ЧЕЛОВЕЧЕСКИ?
- КАЗЕННЫХ ХАРЧЕЙ ЗАХОТЕЛОСЬ?
- ЧЕГО ТЫ ВСЕ ВЫДЕЛЫВАЕШЬСЯ?

  Думай Иван, думай, ищи ответы на вопросы в душе своей, услышал Иван, какой - то не знакомый до сих пор ему голос. Он оглянулся. В кабинете, коме него и следователя, молча дописывающего протокол, ни кого не было.
«Кто ты?» - спросил про себя Иван.
 «Я – Господь твой» - ответил голос.
Мурашки побежали по спине Ивана сверху вниз до самых пяток. Страх сковал тело.
«Ну же, отвечай» - говорил голос мягко и нежно, как будто уводя за собой в какую-то неведомую Ивану до селе даль.
 «Да разве можно жить по-человечески, если человеком себя  не чувствуешь? А на казенных харчах, живешь когда, словно нужным себя чувствуешь, словно нужен ты кому-то, заботятся о тебе и помереть с голоду не дают. Вот и выделываюсь потому, что бы внимания на меня обратили, да чтобы нужным себя почувствовать».
 «Чтобы нужным себя чувствовать….» - повторил голос.
- А себе то -  ты нужен?
- Так нужен видно, раз стараюсь от других внимания получить.
Вздохнул Иван глубокою глубоко. Так, как будто из воздуха силы неведомой глотнул. Расправил плечи и понял, от чего беды его преследуют. От ненужности своей. Да от нелюбви к себе. И так глупо себя почувствовал, прямо как в детстве, когда мамка ругала за провинности. А ведь он уже и не маленький, а все  время стремится найти того, кто поругает, да пожурит, как мамка в детстве. Чтобы нужность свою почувствовать, потому что по-другому, то он её и не знал. Мамка работала ведь много, уставала. Отец с фронта не вернулся. А тут еще он сорванец нервы мотает. «Это она не от злобы меня ругала, а потому что счастья мне хотела, потому что сама она его и не знала, а мне желала. Хотела, чтоб я человеком стал, да не знала, как правильно. Как смогла, так и воспитала».- Думал Иван про себя.
- Подписывай и иди, да смотри мне, - пригрозил уже более мягким отеческим голосом следователь.
 Встал Иван, и, находясь все еще в непонятном состоянии, вышел из кабинета и зашагал восвояси.
 Перед глазами плыли образы деревни, дома и мамкиной могилки, где он не был уже почти год.
Хотелось плакать. Он зашел в туалет и разрыдался. В детстве, наверное, так не плакал. Снова почувствовал себя мальчишкой лет десяти. Вспомнил, как босоногим, бегал по грязным лужам, кормил свиней и беспредельно любил мамку свою и деревню.
«Чего это я?»- вдруг встрепенулся и оторопел Иван от своей накатившей волной синтементальности. Стал быстро вытирать горошины слез на щеках, от страха, как бы кто не увидел. Не подобает мужику плакать, что я баба, что ли нюни то распускать. Так и стоял он еще долго, глядя в окно на дорогу, которая вела куда-то вдаль….. Он и не догадывался еще, что только что побывал в гостях у самого Бога, живущего в его, казалось навсегда уже потерянной душе. Не знал, но четко чувствовал, что сейчас произошло что-то такое, что навсегда изменит его отношение к себе и к людям, живущим вокруг….
   Размякло, как будто в тот миг, сердце его, только не слабым становясь, а сильным. Сильным настолько, что теперь физическая сила меркла перед этой невероятной силой души.
«Теперь ты стал иным». – Снова сказал, уже ставший родным голос – «Теперь ты настоящий»!
 Иван улыбнулся самому себе и пошел, понимая, что нет у него никого дороже самого себя……..