Хорошо ли там, где нас уже нет?

                ХОРОШО  ЛИ  ТАМ,  ГДЕ  НАС  УЖЕ  НЕТ?

Было время…
Разговор начну с откровения. Пусть оно кому-то не понравится, но это моё, с ним я живу. Мне не нравится наше время. То, что происходит вокруг, мне противно. Я испытываю ностальгию по былому, по СССР, — не в смысле системы, а потому, что называется нормальными человеческими отношениями. Люди разделились, на улицах полно нищих, а старикам уже не на что наесться досыта.
Скажите мне, до чего мы дожили? Нас стали разделять на «крутых» и дураков, на граждан и неграждан, на первый и второй сорт? Хочу вам рассказать о людях, о наших с вами соотечественниках, волею судьбы, а вернее, волею нынешних политиков оставшихся в «ближнем зарубежье». Почти половина населения Латвии попала в категорию «ненарод». Со всеми русскими латвийские чиновники поступили почти так же, как жена с мужем в известном анекдоте: имея шашни на стороне, жена девять месяцев угрожала мужу, что у неё родится негритёнок с двумя головами. И когда у белых родителей родился негр, но с одной головой, муж был безмерно счастлив. Пусть негр, но лишь бы не с двумя головами! Так и с законом о гражданстве. Пусть самый плохой, лишь бы в теплушках не вывозили.
Да, было время. Латвии требовались и молодые специалисты, и просто рабочая сила. Народ приезжал сюда, работал, — был нужен. Двадцать лет назад и я оказался в этом янтарном крае. По душе мне пришлась тихая Краслава и звонкий Даугавпилс, тенистый Екабпилс и вечно обновляющийся город Огре. Всем нам вместе тогда жилось легко и спокойно.
Среди друзей в Риге у меня были и латыши. Впрочем, тогда мы не задумывались, какой ты национальности. Мы выбирали друзей по интересам. В этой дружбе я, может быть, под другим углом зрения увидел зелёную Латвию с её трудовой и подчас жестокой историей.
Самые тёплые воспоминания сохранились у меня об одной латышской семье. До сих пор с улыбкой вспоминаю такой случай. Мой друг — латыш пригласил меня на праздник Лиго к своим старым родителям на хутор. Мы всю ночь пили тёмное илгуциемское пиво и дурачились, прыгая через высокие костры. Было весело. Друг мой как-то забылся в этом веселье и начал разговаривать с друзьями на своём родном языке. Отец, старый рыбак, заметив это, сердито пресёк его.
— Янис, у тебя в гостях русский друг, и ты должен разговаривать так, чтобы он не чувствовал в нашем доме себя чужим.
И мы, русские, не чувствовали себя чужими, пока к власти не пришёл Горбачёв, пытавшийся скопировать в стране западную модель. Этой утопией он заразил и местных националистов. Людям свойственно мечтать. Но можно мечтать вперёд, а можно — назад. То, что происходит сегодня в Латвии, — это мечта назад. Вернуться назад невозможно. Прошлое Латвии — это огромный миф. Фонд культуры недавно издал записки одного официанта, который до войны работал в гостинице «Де Рома». Описывая свою жизнь, он подробно рассказывает о том, что видел в последние годы перед войной. Немцы, которые жили здесь веками, уже уехали, люди чувствовали, что вот-вот начнётся война. За границей Латвии она уже бушевала вовсю. Масло, сливки, бекон уже не отправляли, как раньше, в Англию, они расходились здесь. Грубо говоря, этот экспорт проедался и пропивался. И это у некоторых, да, наверное, даже у большинства, оставило впечатление райской жизни. Вот и создался такой образ: счастливая жизнь, вечеринки, красивые дамы, балы. А здесь — присоединение Латвии к СССР. Русские танки. А затем — война. Но возможно, если бы не война, то открылось бы, что никакого экономического взлёта не было. И воспоминания об этом времени были бы совсем другими. Конечно, легче жить мифами, извлекать удобные образы, сводить всё к крайности, находить виноватого. Тем более, когда он рядом. Циничные призывы: «Русские, прибывшие в Латвию после 1940 года! Настала пора вам вернуться в Россию!» — были первыми шагами вышедшего из подполья национализма.
Очень давно наш великий русский сатирик М.Е. Салтыков-Щедрин как-то сказал: «Нет страшнее зверя, чем взбесившийся клоп». И я видел их. Двуногие взбесившиеся клопы в бешенстве и национальной ненависти не желали отступаться от своих намерений построить в Латвии этническое государство. Вот от таких людишек я и покидал Ригу. Пришлась оставить всё: любимую работу, обжитый дом, друзей. Перед отъездом мы встретились с Янисом в маленьком кафе у Домского собора. Пили чёрный кофе с бальзамом, шёпотом обсуждая версию самоубийства Пуго и арест Рубикса. Янис убеждал меня, что я поторопился с отъездом, что всё скоро уляжется, страсти утихнут, и всё будет как прежде. Он говорил это, стараясь не смотреть мне в глаза, видно, и сам не очень-то верил своим словам.
Рига провожала меня непогодой: хлестал дождь, дул холодный порывистый ветер с Даугавы. Над столицей возвышался золотой петух Петровской церкви, страж красоты неба и звёзд. Я желал Латвии красивого неба и счастливой жизни, но уже без меня.

Метки  нацистов?.. 
«Латвия — для латышей» — только такое будущее видят перед собой национал-радикалы. Они не хотят внимать урокам истории, убеждающим, что ещё никому в современном мире такой цели не удавалось достичь. Чем чревата такая неуступчивость, свидетельствует кошмар в Югославии: там тоже хотели построить этнически чистые сербские и хорватские государства.
Какое-то время национализму ставился заслон. Был создан интерфронт, на защите русских стоял бесстрашный рижский ОМОН. Это сейчас про него пишут разное. А в тот период вся надежда и вера была на этих ребят. Это было время колоссального напряжения. Кто открыто защищал своё достоинство, испытывал довольно жестокое давление. Сразу начинался поиск компромата, вокруг возникала какая-то атмосфера подозрительности, и, я бы даже сказал, ненависти и страха. Такая обстановка морального давления сохранилась и до сегодняшнего дня. Русский человек оставлен для растерзания со стороны массы радикальных бюрократов — членов партии «истинных латышей». И согласно принципам их партийной морали, человек с советским паспортом виноват перед латышской нацией уже потому, что он — русский. Ему любой националистически настроенный латыш вменит в вину, как правило, такие события, как присоединение к СССР и Великая Отечественная война. А ветеранам войны вручат ещё дополнительный пакет обвинений с вопросом: почему они посмели разгромить славный латышский легион?
Есть учёные, которые изучают расположение светил на небе, потому что это очень интересно. Их называют астрономами. Есть учёные, которые изучают положение светил на небе, потому что это влияет на судьбы людей. Их называют астрологами. Так почему же в отношении к истории не быть астрономами, а не астрологами? Ведь это так легко.
В рижской газете «Атмата» с февраля этого года из номера в номер публиковался «чёрный список» врагов латышского народа. Против каждой фамилии сообщались полные координаты. В первую очередь в этот список были внесены люди с мужественным сердцем, сохранившие ещё силы не сгибаться перед оголтелым национализмом.
В годы войны Тимур и его команда рисовали красные звёзды на воротах семей, чьи кормильцы были в Красной Армии. Им помогали, чем могли. Через пятьдесят с лишним лет в Риге красная звезда на двери имеет схожий смысл со звездой Давида на двери германского еврея, которому ещё лишь предлагают убраться подобру-поздорову. Аккуратно нарисованные красные звёздочки сантиметров в десять величиной появлялись на дверях указанных адресов, опубликованных в национал-радикальных газетах. Красные звёздочки — это что, метки нацистов?
… Возвращаясь домой из театра, Андрей Воронцов, заведующий отделом политики газеты «СМ-сегодня», издающейся каким-то чудом на русском языке, заметил на входной двери своей квартиры аккуратное пулевое отверстие. Вызванная по горячим следам полиция подтвердила, что это не мираж. Выстрел в дверь квартиры известного русского журналиста и политика стал логическим продолжением угроз в его адрес. 
… В двух кварталах от своего дома был избит поэт Николай Гуданец. Нападавшие не были похожи ни на уголовников, ни на грабителей. Их не прельстили ни атташе-кейс, ни часы «Сейко». Возможно, и рано делать обобщения, но обе ситуации красноречиво говорят, что в Латвии наступило время покушений и убийств по политическим мотивам.
Мне всё-таки пришлось побывать в Латвии ещё раз. Нужно было вернуться, чтобы утрясти некоторые финансовые дела с оставленной кооперативной квартирой. Первое, что бросилось в глаза, — это маленькие попрошайки. Они были везде: около магазинов, на рынке, вокзале, а по вечерам настойчиво стучались в квартиры. Я видел этих детей. Многие люди отгоняют их, ругаясь, что самим есть нечего. Но чаще подают: кто хлеба кусок, кто картошки. Двое русских мальчишек, встретив меня на рынке, попросили купить им буханку хлеба, и, получив, тут же разделили её на равные части.
Много лет назад Достоевский сказал, что счастье всего человечества не стоит слезинки замученного ребёнка. Я уезжал из Латвии, когда в парламенте республики обсуждался вопрос — платить или не платить на детей пособия в 4,5 лата…

Как  их  теперь  называть?
Недавно в стену латвийской демократии был вмурован ещё один кирпич. Сейм после многочисленных дебатов, наконец, принял закон о гражданстве. Не буду досаждать уставшему читателю параграфами и статьями. Мне, прожившему в Латвии двадцать лет, не состоявшему в партии, гражданство улыбнулось бы только в следующем веке. Это разве не факт угнетения и дискриминации? Но надо отдать должное президенту — он не подписал этот закон, вернув его в парламент.
А разве это неправильно? Люди приехали в эту страну, когда она была неотъемлемой частью Союза. В соответствии с международными нормами эти люди — полноправные жители Латвии. Они, как и коренные жители, должны пользоваться всеми правами, записанными во Всеобщей декларации прав человека. Но правительство республики разделило общество на несколько юридических категорий. Есть граждане Латвии. Есть даже те, кто зарегистрирован, но гражданином не является, — затрудняюсь даже их назвать: может быть, иностранцы, апатриды, потенциальные граждане? А может, просто кандидаты в граждане? Третью категорию составляют те, кто не зарегистрировался и лишён этой возможности. И последняя категория — это граждане России. Наши с вами соотечественники, которые выбрали для себя участие в политической общности России, и которая забыла их. Это люди второго сорта.
Грустную шутку рассказала моя знакомая, как она в США получила гражданство Латвии. В Риге она живёт более двадцати пяти лет, на руках у неё паспорт несуществующей страны. И вот в апреле этого года летит она в Лос-Анджелес. Наслаждается комфортом «Боинга», сервисом, впав в приятное наслаждение релаксации. Стюардесса раздаёт бланки декларации иммиграционного ведомства США. Заполняя, она, естественно, споткнулась на графе «гражданство». Кто она? Российского она не просила, латвийского — не дают. Чтобы избежать лишних объяснений, наивно вписала: «гражданства не имею». И вот она в аэропорту. Подаёт строгой леди с неприступно-надменным лицом свою декларацию. Дойдя до графы «гражданство», та буквально взвилась: «Лиц без гражданства в США не впускают!» Моя знакомая выхватывает из сумочки свой гражданский паспорт и показывает на прямоугольную печать, пытаясь объяснить, что она в Латвии живёт, зарегистрирована там, а гражданства не имеет. Но в Америке это бред сумасшедшего. На помощь ей бросается муж (по паспорту и лицу гражданин своей республики) и говорит, что в Латвии в такой ситуации сотни тысяч жителей. Но американцев это не волнует, а моя знакомая от объяснений уже в полуобморочном состоянии. Вдруг появляется вышестоящая леди и спрашивает у подчинённой, в чём дело. Затем с улыбкой обращается к нашей соотечественнице и задаёт несколько чётких вопросов. Узнав, что она в Латвии живёт уже более четверти века, т.е. всю свою жизнь, но не имеет гражданства, она всё с той же милой улыбкой сказала: «В чём тут, собственно, дело? Конечно же, вы — гражданка Латвии, так впредь везде и пишите, и у вас не будет проблем!» Так за считанные секунды моя знакомая в США получила гражданство Латвии.
Я вспомнил эту историю к тому, чтобы сказать, что любому цивилизованному человеку наша проблема легко решима. Что, спросите вы, так низок уровень парламента? Отнюдь нет. Там тоже, как говорится, сидят не дураки.
Огромное большинство латышских националистов настроено более жёстко — русских только могила исправит, их надо выслать или по меньшей мере отстранить от участия в политической жизни — то бишь не дать гражданства. Во всём мире опросы проводятся для того, чтобы выяснить отношение народа к тому или иному событию. В Латвии же любой референдум нужен для подсчёта врагов. А их, без гражданских прав, осталось ровно столько, сколько полегло советских солдат, освобождавших Латвию от полного нацистского порабощения.
И этим людям нелегко сейчас там. Вот небольшая цитата, взятая из газеты «Национала неаткариба»: «Произошёл абсолютно фантастический оптический обман. Деморализованное стадо, которое официально называют российской армией, скорее всего уедет 31 августа. Но реальная сила, которая может угрожать независимости Латвии и существованию латышского народа, получит официальный охранный статус как «пенсионер» с правом постоянно жить и работать в своём, в будущем захваченном объекте».
Как говорится, ни убавить, ни прибавить. Добились выхода российских войск — теперь очередь за гражданскими лицами. Вот они, благие намерения государства: ими вымощена дорога в ад для наших соотечественников. Стоит ли идти по ней? Я лично выбрал другую дорогу. Рига для меня теперь осталась городом воспоминаний. Иногда, вспоминая, очень хочется вновь побродить по её узким улочкам, вдохнуть воздух моей «Советской заграницы». Но сегодня это уже не та Рига. Слово «Латвия», от которого прежде перехватывало дыхание, восхитительное, загадочное, сегодня открыло нам иное своё лицо. Своим недобрым отношением оно разрушило что-то у меня в душе. Эта боль уже утихла, но шрам остался на всю жизнь. Но я верю, что сегодняшняя циничная усмешка национализма зла никогда не исказит лик доброты. Достоинство и гордость всегда украшали народ и государство. Но гордыня — дорога в ад.
… Я часто вспоминаю наш последний разговор с Янисом, и каждый раз ловлю себя на мысли, что его прорицания должны сбыться. Должны потому, что таких, как мой друг, там больше. Во всяком случае, теперь. Всё познаётся в сравнении. Мы с ним обязательно должны ещё встретиться, и на этот раз, я верю, он  не отведёт своего взгляда.
                1994 год.