Книги моей подруги. Пролог

- Если ты мне врешь, тебе не поздоровится, шмакодявка! – толстый дядька, несмотря на лютый февральский мороз,  весь пылал от непонятного  мне возмущения. Но в действительности ли он произнес эту фразу, или мне это только почудилось, и лишь в моем сознании прозвучали столь невоспитанные слова вполне приличного с виду человека? Похоже, мне срочно нужен отдых! Нервы сдают… Легко сказать: какой отдых в самой середине третьей учебной четверти? На дворе – вторая декада февраля, учебный процесс в разгаре, а мне постоянно хочется спать; никаких сил нет по утрам вести первые два-три урока: зеваю, прикрывая рот рукой и с трудом удерживая в памяти главную мысль…
     В тот день настроение было на нуле: на работе – заморочки, на улице – мороз, в кошельке – гроши остались до зарплаты, лучшая подруга не вышла на работу, так что за весь день не с кем было добрым словом перемолвиться! Большинство-то наших учителей – люди в возрасте, озабоченные жизнью, недружелюбные и агрессивные, а вот моя Нинка – она совсем другая… Шла я себе, тяжеленным портфелем и сумкой размахивала, чтобы согреться, а тут – на тебе: некто решил меня остановить возле дома, да еще с вопросами!
     Незнакомый человечишко, совсем с виду неприметный да неказистый, скромно приземлился на нашей скамье у подъезда, и сидел, как приклеенный, что, понятное дело, показалось мне странным в такой-то морозец: пьяный или обкуренный? Или, может, плохо человеку?! Не в силах пройти мимо там, где, возможно, требуется моя помощь, я на всех парах притормозила у скамьи, оглядела неизвестного, и хотела уже идти себе дальше, не уловив характерного запаха спиртного, как вдруг человечишко подхватился и враз вскочил. Глаза его оказались на уровне моих глаз, и теперь я смогла рассмотреть чужака, явно не проживающего в моем доме. И началось!... Вопросы, вопросы...
     Толстяк, невысокий, слегка сутулый, в светло-серой серой клетчатой рубашке, воротник которой виднелся там, где положено быть шарфу, со среднего размера брюшком, слегка нависающим над слишком туго затянутым ремнем коричневой дубленки, в запыленных, с потертыми носами ботинках, решительно во всем походил на обыкновенного постсоветского обывателя. Но был он, однако, чем-то замечателен. То есть имелось в нем нечто неуловимое, то, что, при внимательном рассмотрении, выдавало в нем отнюдь не ординарного говоруна. Глаза его, небольшие, глубоко посаженные, с нечетким эпикантусом, смотрели так пристально, словно лезли ко мне в голову, и даже самый цвет глаз я не в силах была рассмотреть, - настолько трудно и неприятно было встречаться с упорным немигающим взглядом. Вот оно что, то самое странное: дядька почти не мигал при разговоре, может, раз или два только, но на улице ослепительное солнце выглянуло, осветив заснеженный мир, - и солнце сияло настолько ярко, что заставляло жмуриться и мигать почти постоянно. А ему, этому безвозрастному зануде, похожему на персонажей из старых дешевых шпионских фильмов СССР и Штатов, - хоть бы хны: не жмурится, и все! Странно. Может, у него особые линзы против ультрафиолета? Превозмогая собственную неожиданную трусость, я взглянула прямо в глаза нахалу, осмеливающемуся задерживать меня у собственного подъезда. Да что же это такое, в конце концов: в школе наезжают все, кому ни лень, так еще и возле родного дома всякие неопределенные товарищи мешают и пугают глупыми вопросами! Почему я такая робкая по жизни, всего и всех боюсь? Надоело! Но язык мой словно сковало печатью молчания: пыталась было рот открыть, да направить незнакомца куда подальше, но не смогла!
- Зинаида Викторовна, уделите мне одну минуту всего вашего бесценного времени! – поначалу незнакомец показался довольно вежливым, а зря! – Я вас надолго не задержу! Дело в том, что я – хороший знакомый вашей сотрудницы, Нины Васильевны Теиной. Сегодня пришел к ней в школу для одного очень важного разговора, но в школе мне сказали: заболела она! И даже отказались дать номер телефона этой женщины. Сказали: номер у нее меняется не реже, чем она меняет квартиры, - ничего я не понял… Вот какие бдительные у вас сотрудники: боятся дать номер телефона, не говоря уже про адрес. Но вы поверьте: нужна она мне, именно сегодня нужна до чрезвычайности! Но вахтерша в вашей школе намекнула, чтобы я у вас полюбопытсвовал о Нине Васильевне: мол, дружны вы с ней, не разлей вода: вот у вас и нужно искать правильные сведения о Ниночке… Так вот, не будете ли вы столь добры, не подскажите ли мне адресочек, по которому в настоящее время проживает милейшая Ниночка, - или хоть телефончик ее дайте! Нужна она до зарезу! Хоть караул кричи!
Смотрела я на дядьку в недоумении: что за человек? Странный какой-то: злоупотребляет театральными выражениями, руками машет, как актер на сцене, а глаза впиваются в меня двумя колючками. Пожала плечами:
- Боюсь, ничем не смогу вам помочь… Дело в том, что Нина совсем недавно сняла себе новую квартиру где-то в другом районе города, даже мне она пока не сказала, где именно: все обустраивалась на новом месте. Говорила: «как устроюсь нормально, в гости приглашу»… А сегодня утром позвонила ее соседка, сказала, что Нина заболела. Чем заболела, - не сказала, и трубку бросила, - чужой человек: попросили, - сделала, и все. Так что извините! А вы по какой скоропалительной надобности Ниночку разыскиваете? Вы – отец одного из ее учеников? Или родственник? Или…? – я критически окинула взглядом неуклюжую фигуру моего визави, молча намекая на отсутствие иных подозрений в его адрес.
- Я – родственник… - человек замялся. – Можно и так сказать… Дальний родственник, и издалека приехал. Но дайте мне хотя бы номер телефона, раз место жительства дорогой Ниночки вам неизвестно!
- Повторяю вам: вместе с квартирой Нина неизменно меняет и номера телефонов! – я начинала сердиться на ни в чем не повинного мужчину. – Не знаю я ее нового номера, правду говорю!
- Не спрашиваю я вас о телефонах квартир, где Нинка жилье снимает: мне эти стационарные трубки без надобности! Дайте мне номер ее сотового! Жалко вам, что ли, позволить мне созвониться с горячо любимой родственницей?! – и дядька фиглярски взмахнул рукой. Что-то он мне все больше и больше не нравился: настырный, неприятный, скользкий тип! Даже не представился, как зовут, и кем конкретно приходится Ниночке. Бог весть, что ему в действительности нужно от подруги моей! Да и то: в поведении Нины в отношении сотовых номеров есть своя странность, - за последние пару месяцев она уже три номера сменила, так что я на память и не помню ее нового номера сотового. Только сейчас я задумалась: зачем Нинуся это делает? Зачем ей бесконечно симки и сами телефоны менять? Чудит она…
- Миленькая Зинаида Викторовна, я понимаю: вы не помните на память сотового телефона вашей подруженьки, - так, пожалуйста, посмотрите в контактах своего телефона, найдите мне номерочек, драгоценная Зин Викторовна! Буду вам премного благодарен! А то, понимаете, ехал я издалека, трое суток в поезде трясся из Сибири-матушки, а тут приехал, - ан нет дорогой племяшки моей Нинульки… Что тут делать?... Кстати, простите, не представился: Петр Андреевич Теин, двоюродный дядя Нинушки!
     Мысли мои заметались: получалось, что дядька отвечал точно на все мои вопросы невысказанные. Будто мысли мои читал, как по писаному! И на дядю Нины нисколечко он не похож, и ростом ей по плечо будет, пожалуй: не заливает ли он? Если бы он, будь он настоящим дядей подруги, вздумал ехать из самой Сибири в наши края, то обязательно телеграфировал бы заранее, как все люди делают. И откуда это он понял, что я «не помню на память сотового телефона подруженьки», ведь, как правило, телефоны подруг женщины наизусть знают: ночью разбуди, - оттарабанят, и вновь уснут! И документ мужчина мне никакой не показал, чтобы слова свои подтвердить! Не нравится мне все это!
- Простите, Петр Андреевич, но я ничем не в силах вам помочь. Уверяю вас, что номера Нины я не знаю! Потому что свой старый номер она отключила, а нового я пока не знаю! – да что это я, в самом деле, оправдываюсь перед этим незнакомцем, будто чем-то ему обязана! – Но, если бы и знала, так не стала бы вам говорить, потому что вы мне не нравитесь, не верю я в ваши родственные отношения с Ниной, темните вы что-то!
И вот после этих моих слов в голове словно мина взорвалась, и прозвучала-прошелестела непонятная угроза, и острые колючие осколки боли затопили сознание, в глазах помутилось, я чуть не упала. И возникло ощущение, что кто-то безжалостный, яростный и чуждый роется в моих мыслях, небрежно расшвыривая все ненужное в стороны. Я еле удержалась на ногах, чтобы не упасть, не в силах двинуться, рукой шевельнуть или с места сойти. Что за ерунда!
     Тут неожиданно дверь подъезда распахнулась и на улицу стремительно выскочила юная студенточка Маринка, по прозвищу Маркизка: в огромных ботфортах, напоминавших рыбацкие сапоги, в шубке чуть ниже пояса, - но из норки, - и в коротенькой, несмотря на мороз юбчонке. Этой Маринке в нашем подъезде один товарищ из прокуратуры «хату» снимал, а прописана она была с матерью в соседнем подъезде; предпочла жить поближе от матери, чтобы столоваться дома… Явление Марины отвлекло незнакомца, в голове разом просветлело, и лютая ярость во мне взыграла: 
- Слушайте, вы, господин хороший! Во-первых, я вас совсем не знаю, чтобы отвечать на ваши вопросы! Во-вторых, вы ничуть не похожи на дядю Марины! Она говорила, что у нее во всем мире нет родственников! В-третьих, если вы являетесь представителем любого официального органа, так вызывайте меня в ваш офис , а не дежурьте у моего подъезда, препятствуя войти в дом после честно отработанного трудового дня! В-четвертых, как человек, не совершивший ничего противоправного, я имею право просто  не отвечать, так как ваши вопросы ничем не мотивированы! Почему я обязана вам отвечать, поясните мне! –
     При этих моих словах дядька заявил, что он хотел «по-хорошему», а на самом деле он – «участковый милиционер, то есть, пардон, полицейский: никак не привыкнет к новому названию старой метлы»…
Жестом фокусника мужчина вдруг извлек из кармана брюк красное нечто, отдаленно напоминавшее удостоверение работника органов внутренних дел, но я не захотела лично в этом убедиться: не обязана! - И не надо мне тыкать в нос своей полицейской книжицей: я прекрасно знаю в лицо нашего участкового, часто с ним хулиганов обсуждаю, и вы – никакой не наш участковый! Еще вчера я видела Петра Максимовича, его пока никто не сместил с должности, не пытайтесь меня вводить в заблуждение! Народ знает своих защитников в лицо! … Дайте пройти немедленно!
     Наглый тип молча преградил мне дорогу, уставился мерзкими немигающими совиными глазами, пытаясь смотреть не так, как люди смотрят: он мне в один глаз, в левый, смотрел! Что за штучки? Читала я о подобном суггестивном трюке, главное, не поддаваться!
     Чрезмерно любознательный дядька ошибается, принимая меня за безропотную жертву его интересов! Перебросив в левую руку старенький портфель  и тяжеленную сумчищу с тетрадками 10 «а», сданными на проверку, свободной правой рукой, затянутой в вязаную теплую перчатку, я залезла в правый карман моей куртки и спешно извлекла на свет божий маленький свисток, с помощью которого иногда усмиряла разбушевавшихся на уроке хулиганов. И как свистнула «по-соловей-разбойничьи» со всей мочи! Земля, правда, не задрожала, зато мальчишки из второй смены, катавшиеся с горки в отдалении на детской площадке, мигом прискакали на мой свист, с горящими от любопытства глазами. Их было четверо.
    С многими из этих мальчишек я была знакома не понаслышке: в прошлом календарном году пару месяцев вела еще «продленку» по совместительству, делала за ленивцев домашние задания, но потом пришлось из продленки уйти, пришлось готовиться к сдаче кандидатских экзаменов…
- Чё, Зин Викторовна, этот тип вас грабануть хочет?! – Петька, самый старший и «ушлый» из компании морозоустойчивых школяров, вообразил сразу самое худшее. Пришлось объяснить: «товарищ» на вора не похож, но, не предъявив мне никакого официального документа, пытается задавать неправомерные вопросы и мешает зайти в подъезд. А я так замерзла!...
- Ты чё, мужик, к честной женщине пристаешь?! –второгодник Петька, от неожиданно предоставленной возможности защитить молодую учительницу от приставаний неизвестного наглеца, - даже ростом будто вырос. – Ты чё, не знаешь, что к людЯм на улице просто так не пристают?! Ты чё, хочешь в отделение попасть? Так это без проблем! Во, сейчас мои пацаны тебя подержат за руки, за ноги, а я пока наряд вызову: там мигом разберутся, что ты за тип, и чего ты днем не на работе, а по улицам шляешься! Может, ты – агент разведки иностранной или рецидивист какой? Конечно, мы с тобой и так можем разобраться, без наряда: вот сейчас как засветим пару ласковых, так месяц будешь в темных очках ходить, глаза прятать!...
    Пока Петька вел свою речь, явно рассчитанную не так на неизвестного, как на завоевывание большего авторитета в кругу приятелей, задержанный мальчиками человек менялся на глазах. Только что его горящие глаза сияли огнем праведного гнева, и вдруг померкли, сделавшись обычными, мутно-серыми, блеклыми. Плечи незнакомца еще более ссутулились, обвисли словно, и он начал оглядываться по сторонам с выражением недоумения на лице, словно не понимая: как он сюда попал и что тут делает? И вдруг…
- Ты чё, мужик, куда побёг?! Держи его, пацаны… Хватай его!
     Да куда там! Толстый дядька оказался неожиданно прыток: в три шага преодолел расстояние от подъезда до дороги у дома. Там стояла старенькая бежевая «шестерка», в которую мой «интервьер» рывком запрыгнул, - дверь машинки не была закрыта на ключ, - и разом рванул с места, словно мотор в его колымаге был не «жигулевский», а от «Феррари» или еще какой гоночной зверины. Только мы его и видели: в момент след простыл. А внимательный Петька, даром, что лентяй и второгодник, заметил:
- Видали, Нин Викторовна: номера и буквы на машине будто нарочно снегом и грязью начисто залеплены? Один цвет машины нам и известен. А мотор какой: чистый «зверь»! Классный мотор!... Так что этот чудик от вас хотел? Вы того, осторожнее будьте: мало ли какие люди по миру шляются! Может вы, того, его племяннику единицу поставили, вот этот придурок и бесится… И мальчишки зашлись в дружном смехе: всем им было прекрасно известно о моей излишней либеральности в плане оценок. Петька продолжал: - Свисток – это не охрана от плохих людей, а так, забава одна! Вы бы хоть баллончик прикупили, что ли… Ну, как в подъезде к вам пристанут, а не на улице? Что тогда делать будете? Слабой женщине нужно думать о своей защите!
Вместо ответа, молча, я извлекла из кармана еще одно орудие защиты: тот самый миниатюрный газовый баллончик, упомянутый учеником. Показала баллончик ребятам, те уважительно его осмотрели, только, боюсь, были не в силах понять: почему я не пустила в ход свою газовую артиллерию? Пришлось пояснить: хотела дать ИМ возможность проявить себя, почувствовать себя рыцарями. Мальчишки такие слова любят. А на самом деле я на несколько минут будто напрочь забыла о том, что он у меня есть с собой, этот газовый усмиритель невежливых нахалов! Забыла!
    Ребята предложили сопроводить меня до двери, я благодарно согласилась. Петька все продолжал умничать, как самый настоящий политработник: вот учится плохо, а красноречия – чисто Тихий океан…
    Будь моя воля, не стала бы я оставлять учеников, подобных Петьке, на второй год: не каждому науки даются! Но,  раз в стране существует обязательное неполное среднее образование,  нужно всем учителям как-то учитывать требование госстандарта, не расходовать деньги государства на бездонный колодец пустых голов, а ставить жалкую троечку таким, как он...
     Гомонящие мальчишки проводили меня до самых дверей, радуясь приключению: представляю, сколько разговоров у них будет об этом происшествии со «спасением Нин Викторовны от маньяка»!
    Уже открыв дверь, я еще не сразу вошла: поговорила пару минут с моей свитой об успехах и неудачах каждого в текущей четверти, обещала помочь, если что, напомнила свой домашний телефон. Живу я одиноко, мне только в радость, когда ученики звонят и нуждаются в моей помощи. 
     Бросила портфель и сумку у дивана, быстро разделась, чаю напилась с пряниками глазурными, настоящими тульскими, забралась на диван с ногами, прижала к груди Василия Петровича, и принялась тетради проверять. Да, во втором концентре, что ни говори, ребята учатся более осмысленно; впрочем, и осталось их не так много: иных отправили прочь из школы, кто в училище подался, кто в колледж, кто в вечернюю школу…
      Василий Петрович мурлыкал все тише и тише, и, наконец, уснул прямо на моих коленях, несколько мешая моей подвижности, но подвинуть любимого кота было выше моих сил. Зато зазвонивший домашний телефон мигом разбудил Ваську: он проснулся, выгнулся дугой и недовольно уставился на меня, когда я устремилась к телефонной базе взять трубку.
- Алё, Зин, ты дома? – голос в трубке звучал то ли издалека, то ли хрипло и приглушенно, став почти неузнаваемым, словно это и не Нинка, легка на помине, звонила. – Зин, тетради проверяешь? – Вот ведьма: она всегда знает на расстоянии, что я делаю, чувствует меня! – Слушай, можно я к тебе сейчас заскочу ненадолго? Я, правда, заболела, но ты не бойся, я не заразная ничуть! Так можно? Ты там одна в квартире? Очень хочу тебя попросить об одной вещи… Зин, ты слышишь меня? Что молчишь?
     Можно или нельзя, но если настырная Нинка собралась придти, так непременно это сделает. Интересно, зачем все-таки этот чудак Петр Андреевич, якобы «Теин», ее разыскивал? Может, он и до сих пор торчит у моего подъезда, и Нина придет в самое логово дракона? Да нет, глупости: вон он как улепетывал со всех задних ног, да и не вечер еще…
- Приходи, Нинок, если так нужно, я скоро все тетради проверю и буду в полном твоем распоряжении. Мне с тобою тоже поговорить нужно! Только ты, пожалуйста, будь осторожнее по дороге?
- А что случилось? – голос Нины слышался словно с другой стороны Земли, будто сквозь толщу горной породы. Какие-то хрипы дышали в трубке… Наверное, Нина из уличного таксофона звонит, по карточке, она так часто делает, потому что вечно снимает комнату с любопытной пожилой хозяйкой. Бабушки обычно с удовольствием берут на квартиру «учителок», но очень любят подслушивать, упиваясь подробностями чужой жизни.
- Ничего не случилось. Пока. Но ты будь осторожнее! А то… сейчас очень рано темнеет! Давай, мы с Василием ждем тебя!