Лекарство от смерти

Доктор Кавасаки вошел в комнату Элизы Ролсен. Та бездвижно сидела и смотрела на себя в зеркало.
-Как твое самочувствие, Элиза? - спросил он.
-Нормально, - ответила девушка абсолютно безразлично.
Доктор подошел к Элизе и поцеловал ее в шею. Она снова никак не отреагировала. Полное безразличие.
-Ты завтракала сегодня? - снова задал вопрос доктор, лаская шею девушки своими длинными тощими пальцами.
-Да.
-Тебе понравилось?
-Да, было очень вкусно, - Элиза улыбнулась одними губами все так же безразлично. Пожилой профессор-китаец поцеловал молодую девушку в эти раздвинувшиеся в улыбке губы. – Пойдем, погуляем по саду? А потом давай сходим в театр? Я заказал два билета на премьеру!
-Давай сходим, - ответила Элиза. Она встала, случайным неловким движением опрокинула флакон с духами с тумбочки на пол. Нагнулась, провела рукой по полу, пытаясь поднять духи, но никак не могла ухватить этот злосчастный флакон. Руки как будто ее не слушались. Профессор тяжело вздохнул, нагнулся и поднял флакон.
-Держи, - сказал он и протянул его Элизе. Та взяла флакончик в руки и опять несуразным неловким движением поставила на тумбочку, едва снова не уронив.
-Медсестра сделает тебе укол, а потом мы пойдем погуляем, а потом — в театр, - сказал Кавасаки и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Элиза медленно опустилась на стул. Ее снова мучила сонливость. Хотелось спать, но сон не приходил никогда — в руках и ногах появляется зудящее чувство, которое не дает уснуть. Еще приходит тошнота. Элизу даже несколько раз рвало. Спать возможно только со снотворным. Но сколько не спи, спать все равно хочется неимоверно. Элиза постоянно молилась, чтобы это все прошло. Ее муж, доктор Кавасаки, говорил, что она попала в страшную аварию, из-за чего была повреждена часть ее мозга. Что было ДО ТОГО, как Элиза очнулась в палате, а над ней склонился доктор Кавасаки, она не помнила. Про ее прошлую жизнь доктор рассказывал, что она его жена уже семь лет, что они безумно любят друг друга, что бедняжка Элиза потеряла родителей пять лет назад. Но мозг Элизы отказывался верить всему, что говорил ей Кавасаки. Если она любила доктора, почему сейчас она не чувствует любви к нему, а скорее даже отвращение. Он был достаточно уже пожилой человек, к тому же китаец. Его желтая сморщенная кожа почти свисала с тощего тела. Когда он ложился в постель к Элизе, она сжималась от отвращения, когда он к ней прижимался. Все это казалось то ли наваждением, то ли кошмаром.
От мыслей Элизу оторвала медсестра Ауме — тоже китайка. Она без стука вошла в комнату, неся в руках металлический поднос, на котором стояли три колбочки с прозрачной жидкостью и шприц — чистый и продизенфецированный. Элизу бесило, что доктор Кавасаки отрезал ее от внешнего мира — убрал телефон, телевизор, радио, компьютер — и дал всему своему персоналу, слугам и самому себе право вторгаться в личную жизнь Элизы без спроса когда угодно — он убрал  запоры с дверей в ее комнату, ванну, со всех дверей, что ограничивали ее жизненное пространство. Она ни на минуту не могла остаться одна в уверенности, что никто не ворвется к ней. На улицу она выходила только с доктором. Входная дверь была огромная, большая, больше похожая на замковые ворота, с огромным затвором, и ключ от нее был только у доктора. Несколько раз своими непослушными руками девушка пыталась открыть дверь и вырваться на улицу, но замок не двигался с места. Теперь шло время отчаяния. Постоянная сонливость, вечное ощущение контроля изводило девушку. Внутри себя она металась из угла в угол в поисках идеи, как покинуть это ужасное место — дом Кавасаки, но на ум ничего не приходило.
-Что Вы мне колите? - безразлично спросила Элиза. Ответ на этот вопрос ей не давал никто, даже сам доктор Кавасаки. Уколы ей кололи два раза в день — в обед после еды и вечером перед сном. После уколов ей становилось немного лучше - проходила сонливость, руки и ноги начинали более-менее слушаться свою хозяйку.
-Закатайте рукав и оголите шею, - произнесла медсестра.
-Вы можете мне ответить, что Вы мне колите?
-Успокойтесь, мадам Ролсен! Иначе я позову доктора Кавасаки!
Элиза непроизвольно успокоилась. Она вспомнила, как однажды пыталась добиться ответа на вопрос, что ей колят. Она устроила истерику, не давала делать уколы, требовала, чтобы ей сказали. Медсестра поругалась немного и потом позвала доктора. Тот нежно пытался уговорить Элизу поддаться уколам, но та стояла на своем. Ответа она все равно не получила. Зато получила несколько проводов, присоединенных липучками к телу и ток, идущий по ним, боль и судороги, последовавшие за током. И после, уже беспомощно лежа на кровати, ей вкололи то, что кололи постоянно. Тогда в душу Элизы вкрались сомнения: является ли Кавасаки действительно ее мужем, любящим и заботливым? А может, он действительно ее муж, только тиран, ставящий над ней свои медицинские опыты? Он доктор и в свои работы Элизу никогда не посвящал. И еще у него была комната, куда он ее не допускал. В этой комнате происходило что-то непонятное — туда часто бегали медсестры со множеством металлических подносов с лекарствами и шприцами. Элиза один раз подкралась к этой комнате, к самой двери, которая была приоткрыта. Оттуда ужасно пахло мертвечиной. Настоящий трупный запах. В этот момент доктор Кавасаки вырулил из этой двери и потом долго и нудно читал нотации Элизе, что к этой комнате ей нельзя приближаться, потому что он там проводит опыты с ужасными болезнями, и что, не дай Бог, его любимая жена заразится этими болезнями, и потом он  будет ненавидеть себя, чувствуя вину в гибели его ненаглядной супруги. С тех пор подойти и заглянуть в эту комнату Элизе не удавалось.
-Делайте, - сказала Элиза медсестре, закатывая рукав и расстегивая блузку, открыв на своих локте и шее множество следов от уколов — синих и никогда не проходящих. Медсестра привычным движением собрала шприц, наполнила его лекарствами из колбочек и приступила к процедуре. После того, как она покинула комнату Элизы, туда вошел Кавасаки, взял ее под локоть, и они пошли на долгожданное ей солнце. Улица приносила Элизе неповторимое удовольствие, даже если доктор был рядом и держал ее за руку своей старой сморщенной рукой. Солнце, ветер, дождь, снег — это были нотки свободы от опротивевшего дома Кавасаки, пропахшего лекарствами и трупами. Когда заходишь в него с улицы, то в нос ударил запах ракового отделения в больнице, запах смерти — лекарства и человеческая гнилая плоть. А так же моча. Такой едкий привкус мочи больных. Казалось, этот запах въедался вообще во все, особенно стойко в волосы. А на улице этот запах развеивался, и Элиза полной грудью вдыхала выхлопные газы и дым заводских труб, лишь бы прогнать осточертевший мерзкий запах дома Кавасаки.


В театре было скучно. Элизу особенно сильно мучила сонливость. То, что происходило на сцене, сливалось в одно сплошное пятно.
На улице Элиза ковыляла как можно медленнее до дома, чтобы насладиться свежим весенним теплом и лучами вечернего солнца, а доктор пытался как можно скорее тащить ее домой.
Дома снова все было как обычно — ужин наедине с Кавасаки, проведенный полной тишине — им не о чем было говорить, потом уколы, кровать, рядом сморщенное китайское тело доктора, снотворное на ночь, безбрежный химический сон.
Проснулась Элиза, когда в комнате еще было темно. Давно она не просыпалась ночью — снотворного обычно хватало до утра. Но сейчас была ночь. Скорее всего, около четырех часов. Девушка ощупала кровать — доктора рядом не было, его не было даже в комнате. Элиза была одна. Неповторимое чувство свободы навалилось на нее. Она встала с постели, накинула халат и вышла в коридор. Самочувствие было на редкость хорошее — ни сонливости, ни непослушных рук и ног. Элиза медленно направлялась к запретной комнате, откуда пахло трупами. В доме стояла дикая тишина, как будто все умерли. Девушка молилась, лишь бы доктор Кавасаки сейчас не объявился. В данный момент самым жизненно важным было узнать, что находится в той пахнущей трупами комнате.
Внезапно из-за угла коридора навстречу Элизе выскочила женщина в белой длинной рубашке. Она была пожилая, ее седые волосы всклокочены, а глаза вращались в глазницах от ужаса. Женщина подскочила к Элизе, схватила ее руками за халат, и уставилась прямо в лицо девушки. От женщины пахнуло мочой и старостью.
-Элиза... - прошептала она.
-Кто Вы? Вы меня знаете? - испуганно прошептала Элиза, стараясь освободиться от хватки старухи, но та слишком сильно вцепилась своими сухими костлявыми пальцами в халат девушки.
-Да... ты меня не помнишь? - на глазах старухи появились слезы. - Ты жива! Жива!  Ну, вспомни! Вспомни! Дочь! Ты моя дочь! - старуха рыдала и истерично бормотала.
-Мои родители умерли пять лет назад!
-Нет! Ты что... Элиза, послушай... - она захлебывалась в рыданиях.
Но в этот момент из-за угла появились две медсестры с черными длинными штуками, которые оказались электрошокерами. Медсестры схватили старуху и стали безжалостно жечь ее током. Та кричала от боли и отчаяния, она упала на пол, махала своими костлявыми конечностями, ее рубашка порвалась, открылась старая сморщенная грудь, от побоев медсестер несколько ран кровоточило. Вскоре тот окровавленный сгусток желтого старческого тела утих на полу, истерические крики кончились, и старуха лишь вздрагивала, когда медсестры прикасались к ней электрошокерами. Под ней разлилось дурно пахнущая лужа — старая женщина обмочилась от боли. Одна медсестра взяла ее за руки и поволокла по полу, оставляя за страшной ношей след крови и  мочи. А вторая медсестра взяла Элизу за руку и повела обратно в ее комнату. Девушка так была ошарашена увиденным, что даже не сопротивлялась. Ее привели в комнату и закрыли. Она легла на кровать, но не смогла  заснуть. Мысли лезли в ее голову, и среди них она нашла лицо женщины, которую она встретила в коридоре. Они были знакомы однозначно в прошлой жизни, которая была у Элизы до аварии, которую у нее отобрал доктор Кавасаки. Теперь она в этом не сомневалась.
Через два часа к Элизе в комнате пришел Кавасаки. Он был нервным, быстро разделся, лег на кровать и обнял Элизу. Его руки тряслись.
-Кто эта женщина, которую я видела в коридоре? - спросила Элиза.
Кавасаки замер, не ожидав вопроса.
-Не обращай внимания!  Она сумасшедшая! - коротко и нервно ответил он.
Элиза вскочила с кровати и снова спросила:
-Ответь мне, кто эта женщина! Иначе я не позволю тебе к себе прикасаться!
Кавасаки приподнялся на руках и грозно произнес:
-Ты сейчас ляжешь рядом со мной и забудешь обо всем, что происходит!
-Нет, не могу! Ты мне противен! Ты накачиваешь меня какими-то лекарствами! Из твоей лаборатории воняет трупами! А по твоим коридорам бегают психованные старухи! Либо я узнаю все, либо не позволю к себе прикасаться! - она сама удивилась, как смогла так ему все высказать. Гордая сама за себя, Элиза стояла и ждала реакции Кавасаки. Долго ждать не пришлось. Доктор встал с постели, схватил девушку за волосы, проволок по комнате до тумбочки и несколько раз ударил об нее головой. Элиза даже не пикнула, настолько она была шокирована.
-Пеняй на себя! Если б не было меня, ты бы давно сдохла! - показывая свои желтые гнилые зубы, сказал Кавасаки и выскочил из комнаты, закрыв Элизу на замок. А она лежала на полу, скрючившись в комок, из рассеченного лба шла кровь, сонливость накатила сильнее, чем обычно, сознание не покидало ее чудом.
Вскоре в комнату вошли две медсестры, те самые, что избили старуху электрошокерами, подхватили Элизу под руки и поволокли по полу. Когда она оказалась в месте назначения — тесной душной комнате, где не было ничего — кафель и дверь — ее колени были стерты в кровь. Ее просто кинули в помещение и закрыли. Тут же в открывающемся окошке двери показалось озлобленное лицо доктора Кавасаки.
-Дорогая? - произнес он.
Элиза с трудом села, облокотившись об стену. Один ее глаз заплыл, а второй видел плохо, дверь и лицо Кавасаки расплывались и, лишь напрягая зрение, можно было рассмотреть его противный облик.
-Вот, отлично! Вижу, ты меня слушаешь!
-Что здесь происходит? Кто ты такой? - разбитыми губами прошептала Элиза.
-Узнаешь завтра вечером! Ты сама навлекла на себя беду! А та бешеная старуха на самом деле твоя мать! Ты — дура! - прошипел Кавасаки, с силой захлопнул окошко в двери, оставляя Элизу наедине со своими мыслями и ужасами.

Когда Кавасаки и две медсестры пришли за Элизой, она прошла все муки ада.
Сначала было сносно, только болел разбитый лоб. Потом тело девушки почувствовало время приема инъекций, но их не было. Не приходила медсестра с металлическим подносом и не делала уколы в локоть и шею. Началась ломка. Сонливость и невозможность уснуть — страшное мучение, в руках и ногах чувствовался зуд, как будто мышцы напряжены. Места в комнате стало мало. Хотелось лезть на стену. Раны не покрывались коркой, а всего лишь противно болели, а кровь оттуда шла черная. Через несколько часов девушка корячилась на полу и ее рвало желтой слизью. Мысли бушевали в догадках, что же на самом деле происходит с ней. Чем она больна и больна ли вообще...
Когда за ней пришли, Элиза кинулась в ноги Кавасаки и стала умолять спасти ее, что ей плохо.
-Уже поздно! - произнес Кавасаки и пошел по коридору прочь. Медсестры повели за ним Элизу. Та с трудом плелась по коридору, поддерживаемая двумя сильными здоровыми женщинами. Ноги заплетались, она часто спотыкалась. Наконец, ее привели в комнату, где был только стул, стол и книжные шкафы, заполненные множеством книг и папок. Каждая папка была помечена цифрами, обозначающими год, например, 1986, 1992 и так далее. Воздух в комнате пропитался книжной пылью.
Элизу усадили за стол, в комнату вошла третья медсестра с металлическим подносом. Она вколола лекарство Элизе в руку и в шею. Еще ни разу девушка не была так рада инъекции. Ей сразу стало лучше: сонливость и тошнота отступили, а руки и ноги стали послушными.
-Я хочу тебе рассказать все, - роковым голосом произнес Кавасаки.
-Я хочу все узнать, - ответила Элиза.
-Тебе не понравится то, что ты узнаешь. Очень не понравится!
-Ну и что! Я хочу все знать!
-Ну, хорошо! Все равно, обратного пути для тебя нет! - Кавасаки достал из-за пазухи маленькую бутылочку дорогого коньяка, открыл ее и сделал из нее несколько глотков. Элиза ни разу не видела, чтобы он пил. Этот его поступок убедил ее, что происходит что-то важное и страшное.
-Ну, начнем, - сказал Кавасаки, убрав коньяк обратно запазуху. - Та женщина, что ты видела в коридоре, на самом деле твоя мать. Она привела тебя, когда твой рак мозга почти убил тебя. Огромная опухоль мозга. И ты умерла! Поверь мне, что ты умерла! Твоя мать настаивала, чтобы твое тело выдали ей, и мне пришлось убрать ее. А тебя я оживил. Первые мои опыты по оживлению людей были неудачными. Мои подопытные гнили заживо. Но ты — была моим первым удавшимся опытом! Ты жила! И еще прожила бы лет сорок! Как положено по биологическому циклу человека.
Элиза ожидала всего: что она смертельно больна, что попала в аварию, и еще черт знает что, но только не то, что оказалась всего лишь подопытным кроликом сумасшедшего профессора.
-Я не могу быть мертва! Я же живу!
-Ты клинически умерла. Твое тело было холодное, и уже появились трупные пятна. Моя микстура дала новое дыхание твоему мертвому телу.
-Но зачем Вы говорили, что мы муж и жена?
-Я полюбил тебя, - Кавасаки опять достал коньяк и залпом выпил почти всю бутылку.
По щекам Элизы струились слезы.
-Что будет дальше со мной? - шепотом спросила она.
-Ты умираешь. Я не давал тебе инъекции. Теперь ты сгниешь заживо, как и все остальные, на ком я испытывал свое лекарство от смерти. Твой процесс уже не обратим.
Наступила мертвая тишина. Она продолжилась минут пять. Потом Элиза оскалила зубы и кинулась на доктора Кавасаки, вцепившись ему в горло руками и зубами. Медсестры тут же подбежали и скрутили взбесившуюся девушку, в данный момент больше похожего на дикого зверя.
-Тварь! Мразь! - ревела она совсем по-звериному, разрывая рубашку на себе руками и царапая себя до крови. Кавасаки допил коньяк и разбил бутылку об пол.
-Ты сама отказалась! Сама отринула меня, - со злостью произнес.
-Ты не дал мне выбора! - рычала девушка.
-Уведите ее в лабораторию!
Элизу поволокли в ту запретную для нее дверь лаборатории, где жутко пахло трупами. Внутри помещения дышать было вообще нечем.  Посреди помещения стоял медицинский стол, на который кладут мертвых людей в морге, на нем под черной клеенкой  лежала женщина. Ее лицо было молодым и прекрасным. Доктор сам лично откинул черную клеенку.  Трупный запах обложил все вокруг. Элизу вырвало. Под клеенкой лежало тело женщины, уже черное.
-Это моя настоящая жена. Она умерла от рака легких. Моя жена и мой первый эксперимент. Она умирает второй раз... Ее место займешь ты.
По щекам сгнившей женщины катились слезы.
-Ты изверг, - прошептала Элиза.
-Нет, я Бог! Хочу, даю жизнь, хочу — отбираю! - прокричал Кавасаки, довольно потирая руки, пока его жертва плакала в его ногах, пачкая пол в кровавых слезах и желтой рвоте.

У нее не болело ничего. Есть не хотелось. Пить не хотелось. Хотелось смерти. Просто закрыть глаза и умереть, заснув навсегда.
Элиза лежала на операционном столе, чувствуя запах своего гниющего тела. После того, как доктор Кавасаки рассказал ей правду, ее заперли в той же комнате, похожей на палату психушки. Через несколько дней ее ступни начали чернеть. Когда гниль дошла до колена, Элизу перенесли в лабораторию. Стол пустовал, и туда уложили девушку, прикрепив трубки для отведения испражнений, а сверху накрыли черной клеенкой. Не было ни боли, ни разочарования. Элиза гнила заживо, начиная с ног. Ее мучило только чувство беспомощности. За все время обездвиженья она вспомнила всю свою жизнь до смерти от рака мозга. Свою любящую мать она особенно хорошо помнила. Ты сидела у кровати своей безнадежно больной дочери и плакала навзрыд целыми ночами. И кто-то подкинул ей контакты доктора Кавасаки, сказав, что тот творит чудеса.
Медсестра подошла к смертному одру Элизы, посмотрела на нее и ушла. Через несколько минут в лабораторию пришел доктор Кавасаки. Он вздохнул и погладил девушку по еще несгнившему лицу.
-Все! Ей осталось несколько минут жизни... - произнес он.
Элиза с мольбой и ненавистью посмотрела в глаза доктору Кавасаки. По ее щеке скатилась одинокая слеза и упала на металлическую холодную поверхность...