Улыбка генерала

Я собирался в очередной отпуск. Написал заявление и понёс на подпись к начальнику резерва. Но не суждено было сбыться радужным мечтам о полноценном отдыхе. Вместо поездки на родину я был командирован в горячую точку.
Случилось это в начале декабря 1994 года. Срочно формировались эшелоны в Кизляр. На Северном Кавказе начиналась борьба с незаконными вооружёнными формированиями, или так называемая «первая чеченская кампания». Я был назначен старшим проводником второго эшелона. Пять пассажирских вагонов и несколько платформ для техники были поданы под погрузку ранним утром. Возня с машинами продолжалась более суток. Создавалось впечатление, что механики и водители никуда не торопятся. В таком случае зачем нас вызвали среди ночи и заставили в срочном порядке оборудовать вагоны?
Ну да ладно. Как говорится, проводник в вагоне — зарплата в кармане. У нас тариф почасовой: чем дольше мы находимся в составе, тем выше зарплата.

Отправились во второй половине следующего дня. Мчались как скорый поезд. Останавливались только в Верхнем Баскунчаке для смены локомотива и в Астрахани, где наши вагоны были заправлены углём. Всё-таки декабрь — не май: без отопления бойцы могут замёрзнуть и потерять боеспособность. Правда, ни солдаты, ни офицеры не оценили наши усилия: тепло улетучивалось в тамбур, потому что воины не имели привычки закрывать за собой двери. Когда мы ехали по степям Калмыкии, ветер дул с такой силой, что вагоны раскачивались из стороны в сторону. На малой скорости это ощущалось особенно отчётливо.
Меня поразила природа Калмыкии. Такой скудной растительности я не встречал даже в казахских степях. Очень редкие кустарники, абсолютно лысая почва. И на этой почти безжизненной земле паслись овцы. Отары в несколько сотен голов охраняли чабаны на лошадях. Я не представляю, как можно удержаться в седле при таком сильном ветре? Но калмыки — народ привычный к суровым условиям, поэтому чабаны выглядели довольно бодро и уверенно управляли отарами.

На станции Артезиан состав остановился. Мы догнали первый эшелон, в котором ехал командующий дивизией. Не знаю, по каким причинам первый поезд так надолго задержался в Калмыкии, но бойцы моего эшелона были не рады такой задержке. После нескольких часов расслабухи пришлось срочно приводить себя в порядок. Дневальные по вагонам взялись за мокрую уборку. Офицеры устроили внезапную проверку личного состава. Поминутно хлопали входные двери, выбрасывая порции тепла на улицу. Системы отопления не успевали нагревать вагоны. Проводники не замолкали, напоминая о том, что двери зимой надо обязательно закрывать за собой. Солдаты и офицеры продолжали оставаться «пещерными людьми», а проводники бесполезно орали до хрипоты.
Через час после прибытия в Артезиан по эшелону прошёл слух: генерал придёт с проверкой. Начальник эшелона заглянул в нашу служебку:
—Комдив сейчас по составу пойдёт.
—Ну и флаг ему в руки! - ответил мой напарник Александр.
—У вас всё нормально? - обеспокоенно спросил майор.
—Нам ваш генерал как-то по барабану, - я спокойно пил чай с галетами.
—Почему? Он же всё-таки командующий!
Офицер хотел ещё что-то добавить, но Саня перебил его:
—Для нас все пассажиры одинаковые: что солдат, что генерал. Мы — гражданские люди. Это вам строиться надо!
Открылась тамбурная дверь. Высокий полковник загремел басом:
—Строиться! Генерал идёт!
Из темноты межвагонного перехода показался командующий. Он вошёл в вагон стремительно и, не обратив на нас внимания, направился дальше. Я вышел из служебки:
—Если Вы — генерал, это не значит, что двери закрывать за собой не надо!
Комдив молча вернулся, плотно закрыл дверь и, не сказав ни слова, прошёл в следующий вагон.
Мы прибыли в Кизляр к месту разгрузки эшелона глубокой ночью. Бойцы покинули вагоны, построились на платформе. Затарахтели БТРы, спецмашины, другая техника. Генерал вернулся в вагон и протянул мне руку для пожатия:
—Спасибо, товарищ проводник! За много лет службы мне впервые сделали замечание в лицо! Обычно все пресмыкаются перед моими звёздочками! Я снова почувствовал себя человеком, а не служакой!

...Мы вернулись в Волгоград через два дня. А добрая улыбка командующего стояла в моих глазах ещё очень долго.