Серебряная пума. Глава 4

                Глава 4.

          в которой старший помощник Лом демонстрирует чудеса героизма, а                на «Беде» объявляется нежданный гость.

       Только-только очистили палубу, чувствую, ветерок свеженький поддувает.
       - Поднять паруса!- командую, а сам становлюсь к штурвалу.
       Кидается моя команда выполнять приказ и то ли нацеленность на рекорды    у них в крови ещё не исчезла, то ли соскучились они по-настоящему делу,    но паруса поставили за рекордное время.

       А ветерок всё крепчал и дул как раз фордевинд. И наша яхта с необыкновенной скоростью для этого класса судов (вот бы этот наш рекорд в книгу    Гиннеса занести!), как птица неслась над пенящимися гребнями волн, чуть    касаясь их килем.
       Мы мчались с такой скоростью, что шторм, часто трепавший многие суда     в Бискайском заливе, так нас и не догнал.       А путь мы держали к Канарским островам, где решили сделать остановку,    отдохнуть, пополнить запасы провизии.

       На подходе к прекрасному городу с экзотическим названием Лас-Пальмас, между Ломом и Фуксом вознить спор. Лом говорил, что острова называются    "канарскими" потому что там разводят канареек. Фукс же утверждал, что    название пошло от племён каннибалов, которые ранее населяли острова.
        Я в их спор не вмешивался, а потихоньку заглянул в энциклопедию и узнал,    что оба они не правы.

       Когда на горизонте показался остров Гран-Канариа на котором находился    город Лас-Пальмас, я решил раскрыть перед командой тайну названия острова.
       Лом и Фукс с нетерпением и огромным желанием взирали на приближающийся    остров. Верно, они успели прийти к общему мнению: неважно почему и за что    назвали так острова, факт, что сейчас каннибалов на острове не найдёшь,    а вот канарейки должны быть.

       Итак, на траверсе острова я вышел на палубу, сделал рукой широкий    приглашающий жест, совсем как конферансье, предлагающий бисировать артистам, и    громко сказал:
       - Добро пожаловать, друзья, на самый большой "собачий остров".
       Лом и Фукс после этих моих слов как-то сникли, погрустнели,  и Лом     просительно сказал:
       - Христофор Бонифантьевич, а может куда-нибудь в другое место пойдём?    Мало ли хороших островов в океане.

       И Фукс его поддержал.
        - Что с вами случилось, друзья?- говорю я.- Почему столь негативное    отношение к таким райским островам?
       - Какие же они райские?- проворчал Фукс.- Если вы только что сами их    "собачьими" обозвали.

       Тут я понял в чём дело и засмеялся, да так, что остановиться никак не    мог. Фукс с Ломом сначала просто смотрели на меня, но вскоре всё поняли     и тоже захохотали. Так, хохоча во всё горло, и вошли в гавань. Таможенники     показались, смотрят на нас, а мы уже задыхаемся, а остановиться не можем.    Они стоят, молчат и смотрят, а мы стоим и хохочем. Наконец оставил нас    смех и виной тому был один из таможенников, который, глядя на нас, улыбнулся.    Это было так удивительно и неожиданно, что смех куда-то испарился. Уж    очень неулыбчивый народ эти таможенники. Стали они тут у нас документы    проверять, штампы проставлять, грузом интересоваться. А один в трюм     забрался и ну тараканов пересчитывать. Может у них тараканы таможенным     сбором облагаются? Потом я узнал, что из тараканов вкусное экзотическое     блюдо приготавливают. И ввоз лишнего числа тараканов считается контрабандой.

       А я в это время стал Лому и Фуксу объяснять насчёт названия этих    островов. "Это, говорю, они в переводе с латыни на русский так называются - собачьи. Наверное потому, что когда их открыли тут много собак    жило. А раньше у островов много разных названий было: и Райские, и     Пурпурные, и Счастливые, и Острова Блаженных."

       - Что ни говорите, Христофор Бонифантьевич,- заявил Лом,- а что-то    не нравятся они мне.
       Лом, как оказалось, как в воду глядел.

       Затем я посетил судоходство, договорился обо всём с властями и вместе    с командой отправился в город. Побродили по узким улочкам туда-сюда, со    склонов холма на порт посмотрели, на нашу красавицу яхту вокруг которой    грузчики суетились, и пошли обратно к порту. Шли мы в порт, а пришли на    корриду. Решили: а почему бы не посмотреть? Купили билеты, соломенные    подушечки и пошли занимать места. Они оказались в самом первом ряду и    мы с достоинством уселись и приготовились вкушать зрелище. Сначала на    арену выпустили четырёх пикадоров с пиками и громадного быка. Пикадоры    окружили его и стали покалывать пиками со всех сторон. Повернётся бык к    уколовшему, а тут его с другого бока достают. Иначе говоря: разъяряют    зверя. Через несколько минут бык действительно был взбешён, глаза     кровью налились, из пасти пена потекла. И тут по одному знаку все пикадоры с силой вонзили в него своё оружие, а сами убежали с арены и перед    быком оказался только тореодор с красным плащом и шпагой. Бросился бык    на него, но только красный плащ рогами боднул. Снова кинулся на раздражающий его кусок материи и опять промахнулся.

       Долго тореодор играл таким образом с быком, изматывая его и срывая    бурю аплодисментов зрителей. Наконец, когда бык в очередной раз боднул    красный плащ рогами, тореодор отскочил в сторону и вонзил шпагу ему    под лопатку по самую рукоять.
       Ах! раздалось на трибунах, а бык упал на передние ноги, но тотчас    вскочил, взревел и бросился на удивлённого тореодора. Это удивление ему    дорого стоило. Бык поддел человека на рога и отбросил далеко в сторону.    Тот упал и не смог подняться. В нескольких метрах от него стоял бык,    рыл копытами землю и готовился ринуться на своего мучителя и втоптать    его в землю. Трибуны визжали то ли от страха, то ли от восторга.

       И тут не выдержал Лом. Он перемахнул через барьерчик и гигантскими    прыжками кинулся к истекавшему кровью тореодору. И бык тоже кинулся.    Оба бежали к одному человеку и каждый имел разную цель. Кто раньше?
       Трибуны бушевали.

       Лом на мгновение успел раньше и выхватил человека буквально из-под    копыт быка. Взвалив тореодора на плечо, он бросился, преследуемый    быком, к трибунам. И здесь Лом был первым. Правда, бык всё же успел     подцепить его, порвав брюки.
       Мы с Фуксом были горды своим бесстрашным товарищем, который только    что на глазах у тысяч людей спас человека. Кажется, все сейчас должны    благодарить Лома, восхищаться им. Но со всех сторон на нас смотрят    разъярённые лица, к нам тянутся сжатые в кулаки руки, глотки изрыгают    проклятья на иностранном языке. Нас обступают, К нам приближаются.    Сейчас нас будут бить.

       Да здравствует Канарская полиция! Она появилась вовремя, взяла нас    под стражу и препроводила в полицейский участок. Сначала нас там хотели    строго наказать, но когда узнали, что мы иностранцы, то отпустили, но    приказали немедленно покинуть страну.
       Мы потом узнали, что тореодор совершил грубейшую ошибку. Он не смог    убить быка одним ударом и следовательно по законам корриды должен был    умереть. Лом, своим вмешательством, нарушил закон, чем и навлёк на нас    такой гнев добропорядочных граждан. Вот такие-то нравы здесь! А говорят,    что каннибалов уже не осталось!
       После этого приключения мы сразу же покинули порт и взяли курс прямо    на юг. Мы были расстроены и удручены.

       Лом встал к штурвалу, а я с Фуксом спустился в кубрик. Приближалась     ночь. Я поставил свой хронометр так, чтобы он звонил каждые четыре часа,    и завалился спать. Фукс тоже последовал моему примеру.
      Тишина. Жарко. Где-то рядом у самого уха волны о борта шлёпают, словно    колыбельную поют. Только-только, значит, я первый сон стал смотреть, как    вдруг слышу сквозь него голос. Фукс что-то шепчет: "Хи-хи-хи, раздаётся,    Христофор Бонифантьевич, хи-хи-хи". Что такое, думаю. Бредит парень, что    ли? Неужто заболел?  Опять прислушался. Тихо. Молчит Фукс, только почему-то дышит часто и глубоко, словно собака. От жары это, решил я, закрыл     глаза и ноги с койки свесил. И тут кто-то наждачной бумагой взял и провёл    мне по пяткам так, что я прямо взвился под потолок. "Ха-ха-ха!-кричу, а    сам смекаю, кто бы это мог сделать? Кроме Фукса некому. Решил пошутить.    Лом от руля не уйдёт - Фукс - кричу,- что за шутки!"

       - В чём дело, Христофор Бонифантьевич,- сонным голосом спрашивает Фукс.
       - Прекрати щекотать мне пятки, Фукс. Я вам приказываю как капитан.
       - Что вы, Христофор Бонифантьевич. Я думал, что это вы,- отвечает мне Фукс.
       Тут опять кто-то по пяткам меня наждачком.
       - Фукс,- говорю,- это не вы?
       Слышу: Фукс смеётся в ответ:- Христофор Бонифантьевич, не надо, я     щекотки боюсь.

       Представляете, молодые люди, темень кромешная, ничего не видать и в    этой темноте появился кто-то неизвестный или неизвестные, и измываются     над нами с Фуксом. Поневоле страх в душу закрадётся даже к такому     бесстрашному человеку как я. А страх плохой советчик. От него ничего    хорошего кроме плохого не дождёшься.
            Да, так вот, зажёг я фонарь (он у изголовья моего всегда висит), и     вижу: сидит между моей и фуксовой койками здоровенная псина и поочерёдно лижет нам пятки. Ну что ты сделаешь! Нужно собаку отвлечь от этого    занятия, приласкать, одомашнить. Может она дикая, только что из леса. Кто её знает, как она к нам попала. Кричу ей: "Шарик!.. Тузик!.. Бобик!.."

    Ноль внимания. Фукс выручает: "Христофор Бонифантьевич, говорит, собака    иностранная и зовут её по-иностранному".
       Что же, думаю, толковое замечание. Начинаю припоминать разные иностранные собачьи клички: "Дик!.. Джек!.. Калигула!.." Тот же результат.
       Ну что тут делать?

       Не знаю, чем бы всё кончилось, но, спасибо, хронометр выручил. Задребежжал он оглушительно от долгого вынужденного безделья и собака, поджав    от страха свой куцый хвост, выскочила на палубу. Мы с Фуксом за ней.    Наверху к нам и Лом присоединился. Стали втроём ловить. Кое-как подманили    мы её консервированным осьминогом, успокоили, приласкали, погладили и    решили, что раз уж она попала на нашу яхту, то должна отныне стать членом    нашего небольшого, но дружного экипажа. И имя ей решили придумать сообща.