Друд - сын Пирата День рождения Маннинен

11 День рождения Маннинен

Особняк Ланселинов был весь в огнях, когда Друд и Борд-Сигюрд вылезли из кареты, принадлежавшей кому-то из друзей семейства Стеен. Они взбежали по лестнице и сбросили в прихожей плащи на руки ливрейным лакеям, после чего вошли в бальную залу. Огромное помещение освещали три позолоченных люстры, не считая свечей в канделябрах. Полукруглый потолок был расписан голубыми ромбами, разделёнными золотыми гирляндами. Вдоль одной стены тянулись высокие окна с частым фигурным переплётом. Каждое их них увенчивала деревянная скульптурная группа из геральдических животных, поддерживающих герб хозяев дома. На противоположной стене, на балконе, налаживали инструменты музыканты. В конце залы, за приоткрытыми дверями, виднелось ещё одно помещение, где стоял сервированный серебряной и стеклянной посудой стол.
Уже приехало много гостей. Старшие сидели на диванах и креслах, а молодые бродили по залу. Среди шума голосов, радостных восклицаний и смеха лишь некоторые обернулись, услышав стук посоха слуги, провозгласившего:
-Господин Стеен и господин Эсклермонд!
Вся эта пёстрая, радостная картина словно пришла к Друду из прошлого, но если раньше подобные собрания были для него обычными, то этот праздник стал особенным: ведь он пробрался сюда самозванцем. К новоприбывшим гостям подошёл Осе Ланселин. В длинном придворном парике и голубом кафтане, вышитом серебряной нитью, он был немного чужой и церемонный. Осе не смог уделить им много времени, так как должен был пойти встречать следующую партию гостей.
Друд зазевался и потерял в толпе Борда-Сигюрда. Он стал бродить между гостями, изображая, будто очень интересуется картинами на стенах. Девушки с высокими пудреными причёсками провожали его скользящими взглядами, шептались, прикрываясь веерами, и шуршали шёлковыми платьями. Внезапно всё пришло в движение и зашелестело. Это в сопровождении тёти появилась именинница. Она напоминала фарфоровую фигурку в своём расшитом бледно-розовом платье, отделанном воздушными кружевами и искусственными цветами. Волосы её были гладко причёсаны и напудрены. Набелённое лицо с нарумяненными щеками вызвало чей-то льстивый вздох: «Лилеи и розы!» От именинницы исходил тонкий ароман духов. Дойдя под приветственные крики до середины зала, Маннинен дождалась, пока всё утихнет, и пригласила гостей к столу. На счастье Друда отыскался Борд-Сигюрд, который точно знал, где они сидят. Места были отличные: прямо перед ними располагались говяжий язык, обложенная цветной капустой баранья нога, мясо ягнёнка, поджаренное на решётке, устрицы и смешанное рагу из крольчатины с бараниной. Гости начали пить за виновницу торжества. Во время каждого тоста, по обычаю,  она застывала неподвижно, как статуя. Когда тётушка, слегка увядшая женщина в чепце, заявила, что Маннинен устала, начали пить за присутствовавших. Все смеялись, когда чествуемый замирал с набитым ртом и терпел, пока бокалы не поставят на стол. Оглядев соседей, Друд спросил Стеена, где здесь наместник. Христиана Беера  не было. На празднике присутствовала только его дочь Фелиция, близорукая светловолосая девушка в голубом платье, которая сидела рядом с Маннинен.
Гости активно работали ножами и вилками, в мгновение ока сметя первую перемену блюд. Внесли вторую: большое блюдо с курятиной, три пирога с голубями, пирог с устрицами и финиками, засахаренные апельсины, жареный миндаль, фиги и орехи. Вскоре молодёжь потребовала танцев. Борд-Сигюрд исчез из-за стола, так никому и не представив Друда. Остальные, судя по всему, были знакомы. Несколько девиц, в ответ на его приглашение, жеманно заявили, что они уже приглашены. В двух случаях из трёх это оказалось неправдой: они просто ждали других кавалеров. Почувствовав себя уязвлённым, Друд огляделся в поисках подходящей партнёрши. Пары уже почти выстроились. Случайно он поймал взгляд одной из отвергших его девиц, которая показывала на него своему кавалеру. По их губам пробежали насмешливые улыбки. Того небольшого количества вина, что выпил Друд, помня о своей не очень стойкой голове, хватило, чтобы сделать его бесшабашным. Он подошёл и пригласил гренадёрского вида девицу, которая с безнадёжностью в глазах стояла у стены. Все злопыхатели были посрамлены. Если сначала их странная пара и вызывала смех несоответствием по росту, то искусство, с которым они отплясывали, привлекло на их сторону большую часть присутствовавших. Когда Друд со своей партнёршей (её звали Эннис Мюде) сел отдохнуть, он отметил благосклонные улыбки нескольких кивнувших ему дев. Однако юноша был слишком благороден, чтобы бросить на произвол судьбы Эннис, которая не нашла бы себе кавалера по росту даже среди мужчин в туфлях на каблуках. Впрочем, два танца Друд протанцевал с другой девушкой. Он сделал это по просьбе Осе, ставшего посредником между ним и новой партнёршей. Ей оказалась Фелиция Беер, выразившая желание пройтись с неизвестным ловким кавалером в танце. В ответ на уступку Друда Осе согласился подменить его с Эннис. Фелиция была вся прозрачная, хрупкая, легко смущалась и краснела, едва осмеливаясь поднять на Друда блестящие глаза.
Когда все несколько подустали, некоторые гости в углах зала устроились за столами играть в карты. Виновницу торжества попросили спеть, и она очень мило спела под флейту и виолу да гамба песенку про любовь. Молодёжь песню бурно одобрила, а дамы постарше нашли её для молодой девушки неприличной. Тётушка Малин-Эглантин Ланселин так растрогалась, что расплакалась.
-Ах, тётушка, не плачьте, - обняла её за шею племянница. – Наверно, песенка напомнила вам какого-нибудь очаровательного кавалера времён вашей молодости. Ведь был такой, признайтесь?
-Маннинен, какие ужасные вещи ты говоришь! – попыталась оттолкнуть её Малин-Эглантин, изобразив на лице притворный ужас. – Пристало ли девице задавать такие вопросы своей пожилой незамужней тёте!
-Вы очень даже милая, - вмешалась в разговор Фелиция. – Не может быть, чтобы в молодости у вас не было много поклонников.
-Ведь был же один, особенно красивый, был? – продолжала спрашивать племянница.
-Оставь меня, Маннинен, со своими глупостями.
-А вот и не глупостями! Скажите, милая тётя, скажите! И я сразу отстану.
-Деточка моя, да ведь здесь столько народа.
-Какого народа? Часть гостей играет в карты, часть пьёт кофе. Мужчины курят в соседнем зале свои трубки. Рядом с нами лишь те, кто слушал моё пение.
-У нас есть занятие интереснее, чем мучение тётушки, - вмешался Осе. – Среди нас есть ещё одна чудная певица. Это госпожа Фелиция Мария Беер. Давайте попросим её спеть.
Все, кто находился рядом, захлопали и поддержали предложение. Фелиция покраснела, смутилась, но долго уговаривать себя не заставила, только что-то шепнула подруге. Вскоре принесли лютню. Оказалось, что девушка не только поёт, но и играет. Голос у дочери наместника был слабый, но приятный. Она стала петь старинную балладу:
Поётся в старинной песне
О городе, где был бал,
На котором прекрасный рыцарь
Девушке бедной сказал:
«Была б ты немного богаче,
А твой отец познатней,
Тогда бы сыграли мы свадьбу,
А гости плясали б на ней!»
Пока шло выступление, Друд услышал разговор шёпотом, который вели за его спиной Осе и его сестра.
-Зачем ты при всех пристала к тётушке с вопросами о поклонниках времён её молодости? Не думаю, чтобы ей это было приятно, - строго сказал брат.
-Глупости, Осе! Всем незамужним дамам хочется, чтобы все думали, будто только трагические обстоятельства лишили их возлюбленного и заставили остаться в девушках. Такая выдумка куда лучше, чем когда все знают, что даже в молодости ты была никому не нужна.
-Ты считаешь, что у тётушки никого не было?
-Уверена.
-С чего бы это?
-Я у всех спрашивала. Никто не припомнил ничего, кроме каких-то смутных слухов. Так что я не только ей не навредила, а наоборот -  польстила, а вот ты не дал ей что-нибудь придумать и всё испортил.
Вдруг громко доложили о приезде наместника. Маннинен вскочила, запрыгала и захлопала в ладоши, как маленькая девочка. Гости засуетились. Музыка расстроилась. В дверях показался невысокий человек в пышном, длинном тёмном парике и расшитом золотом красном кафтане. Друда поразили его тонкие ножки в башмаках на высоких каблуках, быстро семенившие по ступеням лестницы. Маленькие усики придавали ему сходство с тараканом.
-Как всегда прелестна! – воскликнул наместник, всплеснув руками при виде Маннинен. – Позвольте ручку, сударыня!
Маннинен кокетливо протянула ему руку, и Беер ловко надел ей на безымянный палец золотое кольцо с прозрачным камешком.
-Ах! – только и смогла выговорить счастливая девушка, а Фелиция чмокнула отца в щёку.
-Однако я не слышу музыки! А ну-ка, грянули! Я хочу видеть вокруг счастливые лица! Скорее, пары, стройтесь!
-Друд, не с службу, а в дружбу, поскорее пригласи Фелицию! – прошептал Осе, подталкивая друга.
-А Эннис?
-Какая Эннис! Если ты станешь танцевать с ней весь вечер, то это поймут как ухаживание! Её родственникам это явно не понравится, да и у тебя будут неприятности.
-Хорошо, иду.
Проследив, как улыбающиеся Друд и Фелиция становятся во вторую пару, сразу после Маннинен и её кавалера, Осе, почтительно нагнувшись вперёд, пошёл навстречу наместнику.
-Рад тебя видеть, мой мальчик, - ласково повернулся к нему Беер.
-Вы опоздали, - заметил Осе.
-Были важные дела. Пойдём-ка присядем. Я ещё не видел твою тётушку.
Наместник повлёк Осе к группе гостей, игравших в карты. Возле них стояла Малин-Эглантин Ланселин, которая очень смутилась.
-Мы так счастливы, что вы пришли, - только и смогла выговорить она. – Уже и не чаяли…
-Блестящий успех со стороны нашей полиции, блестящий успех! – с улыбкой сообщил Христиан Беер, усаживаясь в кресло и небрежно откидывая полы кафтана. – Взят разбойник Вдовец Дука!
-Тот самый, что грабил с Гаем Станиеном на Лидонской дороге? – спросил один из гостей, судья.
-Тот самый, о котором поётся в одной известной в преступной среде песенке:
Гай Станием и Вдовец Дука
Отмерят вам шёлка от бука до бука.
-Как же его взяли? – поинтересовалась увядающая дама с высокой причёской из накладных волос.
-Как вы знаете, зимой, когда выпадает снег, разбойники перебираются в города, так как в это время в лесах и в горах трудно скрываться. Голод и холод гонят их в городские стены, где легко затеряться, нанявшись в работники к какому-нибудь ремесленнику, или переходя от одного хозяина к другому в поисках подёнщины. Их трудно выявить, так как в холодное время из путешествий по сельским дорогам возвращаются артели нищих, бродячие актёры, поводыри медведей и прочие бездельники. В голодные годы окраины наводняют жители окрестных деревень. Как только выпал снег и стали ясно видны следы, Вдовец дука со своими дружками отправился в Ваноццу, надеясь скрыться и переждать зиму. С ним были Ягюрд Громобой, Крошка Хэмиль, Трайверс Хмурый и эта старая ведьма Ноэми.
-Говорят, страшная женщина! – сказал судья. – Рассказывают о её необыкновенной жестокости.
-Это верно, - подтвердил наместник и продолжил: - Негодяи не учли, что военное время сократило необходимость в рабочей силе, а потому не смогли найти себе постоянное пристанище. Они скитались с места на место в поисках временной работы. В одной из дешёвых гостиниц Вдовца узнала девушка, у которой не хватало денег на хорошее приданое, чтобы справить свадьбу. Не будь глупой, она тут же заявила в полицию на всю честную компанию. Теперь эта умница станет в своих кругах завидной невестой, а негодяев ждёт виселица!
-Они не оказали сопротивления? – спросил судья, утирая потный лоб большим платком, от чего его парик съехал набок.
-Не без того, друг мой! – самодовольно заявил наместник, потирая руки. – Разбойники устроили перестрелку в гостинице. Хмурому попали в лицо, и он вывалился в окно со второго этажа. Громобой был тяжело ранен и умер прямо на лестнице. Зато остальных взяли живьём.
-А сколько ещё таких разбойников ходит по улицам! Страшно подумать! Куда катится мир! – ужаснулась увядающая дама.
-Да, кстати, вот намедни ограбили дом наших соседей, – вмешался в разговор пожилой краснолицый господин. – Была глубокая ночь, когда в темноте с нескольких сторон раздался свист…
Гости сгрудились вокруг рассказчика. Те, кому было неслышно, вытягивали шеи и становились на цыпочки, а один мальчик на коленках прополз между ногами собравшихся в самую гущу.
-Пока все отвлеклись, пойдём, Осе, поговорим, - тихо сказал наместник молодому Ланселину, увлекая его под руку в соседнюю с бальной залой тёмную комнату.
-Вы насчёт последнего доноса Анонима? – спросил Осе. – Я по-прежнему считаю его вздором.
-Аноним редко ошибается, - возразил наместник. – Почти никогда.
-На этот раз он ошибся и очень грубо.
-Ты обещал предоставить доказательства, мой мальчик.
-Пожалуйста. В доносе перечислены имена заговорщиков, якобы казнённых в Сен – Катаренском замке в начале лета. В их числе назван Дорстен Руфрий Эсклермонд. Он якобы  был тесно связан с преступниками, собиравшимися в доме доктора Алисандера, а затем схвачен после расстрела дома и повешен. А теперь поглядите в зал. Видите молодого человека в зелёном кафтане, который танцует с вашей дочерью?
-Хорошо одетого, в длинном тёмном парике? Неплохо танцует.
-Его самого. Это и есть Дорстен Руфрий Эсклермонд. Как вы заметили, он слишком живой для казнённого, да и вряд ли пошёл бы на наш праздник, сочувствуй он бунтовщикам.
-Интересно, - задумчиво потёр подбородок наместник. – Вы уверены, что это он?
-Его многие знают, - небрежно бросил Осе.
-Кажется, он сын капитана?
-У его отца своё судно, а возможно и не одно. Я слышал, они торгуют с колониями.
-А где сейчас Эсклермонд-старший? – поинтересовался Беер.
-Ушёл в рейс, прорвав блокаду, но, как видите, сын его не бедствует.
-Следует всё проверить, - процедил Беер, не отрывая взгляд от Друда, продолжавшего танцевать.
-Не сомневайтесь. Аноним ошибся, а может, начал просто преследовать собственные интересы. Ведь за серьёзное разоблачение его ждёт награда и третья часть имущества уличённого заговорщика, не так ли? – спросил осе.
-Это не такой человек.
-Вы так думаете, а кто проверял? Возможно, абсолютное доверие со стороны власти его и развратило. Во всяком случае, я даю голову на отсечение, что этот молодой человек – Дорстен Эсклермонд, и что он жив и здоров. И если в отношении него последний донос оказался ложью, то такой же ложью может быть и всё остальное.
-Вы заставили меня засомневаться, мой мальчик, - покачал головой наместник. -  Однако следует вспомнить о празднике. Вернёмся к гостям.
Осе и Беер смешались с блестящей толпой, но вскоре стало заметно, что наместник чем-то озадачен. Сославшись на дела, Беер засобирался и окликнул дочь. Фелиция без единого слова возражения последовала за отцом. Осе приказал подать их карету к рыльцу и проводил высоких гостей до самой её дверцы. Пока наместник и его дочь прощались, а затем выезжали за ворота, Ланселин стоял в одном кафтане на сыром ветру.
Когда Осе вернулся, Маннинен, рассадив гостей по стульям, пыталась организовать сочинение стихов по цепочке. Увидев друга, Друд стал делать ему знаки, чтобы тот спас его от участия в стихосложении.
-Сестра, разреши похитить господина Эсклермонда по одному важному делу, - сказал Ланселин Маннинен. – Даю слово, мы вернёмся.
-А ты не хитришь? – засомневалась именинница.
-Даю слово!
-Ладно, идите, - милостиво согласилась Маннинен и, обернувшись к остальным, строго сказала: - А мы с вами, господа, приступим к созданию стихотворных цепочек. Тема – эта ночь и наш праздник.
Юноши вышли из зала на полутёмную лестницу. Друд поблагодарил Осе за спасение и хорошо выдуманный предлог.
-Ты думаешь, я схитрил? – спросил Осе. – Вовсе нет. Мы действительно идём по делу: нужно отдать распоряжение о начале праздничного фейерверка.
Они успели спуститься до середины лестницы, когда Друд, желая подколоть друга, сказал:
-Ты так заботился сегодня о Фелиции.
-Разве хозяин не должен заботиться, чтобы гостям было хорошо? - холодно-удивлённым голосом произнёс Осе, но Друд этого не уловил.
-Ты заботился о ней больше, чем просто вежливый хозяин, - с игривым намёком сказал он.
-А что ты против неё имеешь? – Осе резко обернулся, и перемена в его настроении уже не вызывала сомнений.
-Но она же дочь наместника, - растерянно обронил Друд.
По лицу Осе пробежала судорога. Несколько минут они в упор глядели друг на друга. Друд чувствовал, как между ними растёт ледяная стена. Он не совсем понимал, что происходит, и скорее непроизвольно, чем осознанно положил ладонь поверх руки Ланселина, лежавшей на перилах. Пальцы, видневшиеся из-под кружева манжеты, были ледяными. От прикосновения Осе словно пришёл в себя, вздрогнул и пробормотал:
-Да что ты обо всём этом знаешь?
В голове Друда словно что-то щёлкнуло, как будто в темноте зажёгся свет:
-Я понял, - зашептал он, - я всё понял. Ты относишься к наместнику, как я к своему отцу.
-С чего ты взял? – тоже шёпотом спросил Осе, отступая, но не спуская с него глаз.
-Я ненавижу его и люблю. Ведь если бы не та, другая его жизнь, я бы не оказался на пиратском корабле, не сидел бы в тюрьме, не попал бы в суд и не скрывался бы сейчас под чужим именем. Я всегда думал о нём только хорошее, а он оказался совсем не таким. И с тобой происходит то же. Ты сам мне рассказывал, как он был добр к тебе в детстве. И ты верил в его привязанность и любовь, а это были обман и тонкий расчёт. Теперь ты всё это знаешь, но в то же время не можешь поверить, потому что не понимаешь, как всё это могло совмещаться в одном человеке. Я тоже всё время думаю об отце – где он был настоящий? Любил он меня или изображал любовь?
-Какие глупости, Друд! Конечно, любил!
-Но ведь во всём остальном он врал!
-А мы с тобой не врём? Уж я-то точно заврался! – усмехнулся Осе. – Тётка даже не подозревает, какую жизнь я веду!
-Ты, Осе, - совсем другое дело. Ты искренне заблуждался, потому что некому было объяснить тебе многие вещи. Но как только ты понял свою ошибку, ты исправился. И если ты скрываешь свои взгляды, то только потому, что тётя твоя продолжает заблуждаться.
-Быть может, твой отец тоже искренно заблуждался, а потом всё понял.
- Если бы я точно это знал, мне было бы легче.
- Хорошие однако разговоры мы ведём во время праздника, - спохватился Осе и, распахнув дверь, позвал лакея: - Эй, Хэмиль! Приготовьтесь! Как только гости подойдут к окнам, начинайте!
Юноши возвратились в зал как раз в тот момент, когда Маннинен декламировала стихи собственного сочинения, признанные участниками стихотворного конкурса лучшими. Увидев Друда, именинница закричала:
-Господин Эсклермонд! За долгое отсутствие вы должны быть оштрафованы!
-Только не сочинением стихов! – взмолился молодой человек.
У нас есть идея получше, - согласилась Маннинен. – Господин Стеен рассказал о вашей необычайной памяти. Мы все хотим убедиться, что это правда!
Утомлённые поэзией гости оживились.
-Господа, - обратилась к ним девушка, - пишите слова для господина Эсклермонда! Он может запомнить их более сотни чуть не с двух раз!
Все усердно заскрипели перьями по бумаге. На счастье Друда, шёл уже третий час ночи, а потому фантазия присутствующих не была особенно изощрённой. Он без труда блеснул, повторив без ошибки сто пятьдесят слов, которые прочёл перед этим всего два раза. От повторения эксперимента юношу снова спас Осе, которому удалось организовать коллективное перемещение гостей к окнам. Как только это случилось, раздался грохот, и небо украсилось разноцветными огнями разорвавшихся ракет, взлетавших из глубины сада. С шипением и треском вращались стоящие на земле огненные колёса. Засветились одна за другой плошки на ветвях деревьев, соединённые пороховой нитью. При взрыве очередного швермера гости восклицали: «Ах!» В их глазах играли отблески сползающих по небу сияющих нитей.
-На улицу! На улицу! Играть в снежки! – вдруг закричала Маннинен и побежала к выходу из зала.
-Маннинен, вернись! Ты же разгорячилась после танцев! Простудишься, заболеешь! – безуспешно взывала ей вслед тётя.
Охваченная единым порывом молодёжь бросилась за виновницей торжества, не обращая внимания на переполох в рядах маменек и папенек.
-Осе, верни их! – восклицала Малин-Эглантин.
Осе пошёл было за плащом, но вдруг заметил Борда-Сигюрда и Друда, стоявших в сторонке и обсуждавших что-то.
-Вы не пойдёте со всеми? – спросил Ланселин, приблизившись к ним.
-Нет, - ответил Борд-Сигюрд, - мне завтра с утра на службу. Дорстен тоже устал. Спасибо за праздник, было очень весело, но сейчас мы поедем домой.
-Я вас провожу.
Дождавшись, пока друзья возьмут свои плащи, Осе вышел с ними на улицу, отдав приказание подогнать их карету к выходу. Он продолжал стоять на верхней ступеньке, в то время как молодые люди спустились и заняли свои места. Когда карета, покачиваясь на рессорах, выкатилась в фигурные ворота, Осе вернулся в дом.
Молодёжь в саду быстро выбилась из сил. Потихоньку гости начали разъезжаться. С наступлением серенького зимнего рассвета дом опустел. Молчаливыми тенями скользили слуги, вынося на кухню посуду. Тишина нарушалась лишь позвякиванием серебряной утвари, быстрыми шагами и сердитым шёпотом старой служанки.
Обойдя лакеев, вынимавших из спущенных на пол люстр остатки свечей, Осе направился в спальню, чтобы отдохнуть после бурно проведённой ночи. Из-за двери комнаты сестры раздавался захлёбывающийся от восторга голос девушки, которая, вероятно, делилась впечатлениями с горничной. За дверью в комнате тёти царила тишина. Осе тихо постучал и заглянул внутрь.
-А, это ты, милый, - ласково сказала Малин-Эглантин. – Входи, я ещё не ложилась.
-Можно мне немного побыть у тебя? Когда праздник закончен и от него остаются только грязные тарелки, оплывшие свечи и пятна пороха на снегу, становится как-то грустно.
-Конечно, мой мальчик...  Оставайся, сколько хочешь. Помнишь, когда ты был маленьким, ты часто приходил сюда и сидел со мной. Мы вели с тобой длинные увлекательные беседы. И почему дети не могут всегда оставаться маленькими?
При этих воспоминаниях  лицо Малин-Эглантин словно осветилось изнутри.
-Ты ещё очень красивая, - сказал Осе. – И молодая. Ты не рассердишься, если я спрошу у тебя одну вещь?
-Спрашивай, милый.
-Когда ты была совсем юной, ты ведь любила кого-нибудь?
-Какой странный вопрос!
-Ты сама разрешила спросить. Ответь, я никому не скажу.
-Я очень любила одного человека. Он был другом твоего отца. Они вместе учились.
-А он, этот человек, любил тебя?
-Да, - сказала Малин-Эглантин после некоторой паузы.
-Почему же ты не вышла за него замуж?
-Он был не из наших мест, не очень знатен и в то время не богат. Однажды он получил письмо от отца, который тяжело заболел и требовал его немедленного возвращения. Этот молодой человек, он был хорошим сыном, а потому сразу отправился домой, намереваясь вернуться, как только опасность для его родителя пройдёт. Но болезнь оказалась смертельной. На смертном одре отец взял с сына клятву, что тот ради блага семьи женится на одной богатой наследнице, с родственниками которой он договорился о браке. В таких обстоятельствах молодой человек не мог отказаться.
-И он женился?
-Женился, а что ему оставалось делать?
-Ты мне скажешь имя этого человека?
-Нет.
Малин-Эглантин опустила глаза, и Осе понял, что разговор окончен. Он поцеловал тётю и тихо вышел. Услышав, как закрылась дверь, женщина скользнула рассеянным взглядом по комнате. Перед её мысленным взором встали картины из прошлого. Он увидела Ригюрда, отца Осе, мечущего громы и молнии после того, как он перехватил письмо своего товарища к ней, своей родной сестре. В один миг в его глазах маленький листок бумаги превратил друга дома в нищего и безродного подлеца, попытавшегося обманом проникнуть в благородное семейство. Хорошо ещё, что письмо было прощальным, а его автор уже находился на борту корабля, увозящего его к родным берегам. Малин-Эглантин вспомнились длинные дни и долгие ночи, заполненные ожиданием и горячими молитвами об отсутствующем. А потом она получила письмо. Снова прощальное. Только на этот раз его автор прощался не на время, а навсегда, потому что он должен был выполнить волю умирающего отца. Она тогда приняла свою судьбу как справедливое наказание. Так и должно было закончиться запрещённое, тайное чувство. Малин-Эглантин, скрепя сердце, терпеливо сносила колкие намёки и открытые упрёки брата, не упускавшего возможности напомнить ей при всяком удобном случае о прошлом. Но однажды она взбунтовалась. Это было в тот день, когда Ригюрд заявил, что женится на Магдалине Баллири. Он, который восстал когда-то против бедного дворянина, её возлюбленного, хотел привести в дом дочь торговца, чей дед варил пиво, ходил в грязном фартуке и таскал мешки на собственном горбу. Малин-Эглантин заявила, что она этого не потерпит и уехала в деревенское поместье.  При помощи родственников ей удалось выйти из-под опеки брата и начать жить на собственные средства. Они так и не помирились до самого его смертного часа. Преодолев гордость, Малин-Эглантин вернулась в Ваноццу, узнав, что брат её казнён, а невестка лишилась рассудка и усилиями властей помещена в сумасшедший дом. Она едва успела войти в опустевшее жилище и взять на себя заботы о Маннинен, как явились солдаты, и возглавлявший их офицер зачитал приказ о лишении семьи Ланселин дворянства и всего имущества. Хорошо ещё, что на ней были кое-какие украшения, потому что в одночасье Малин-Эглантин оказалась одна, без всякой помощи, с ребёнком на руках и на улице. Ей пришлось пешком идти до военного училища, где находился Осе, испытывая постоянный страх, что мальчика уже выгнали за ворота и он, не зная, куда идти, потерялся в городе.
Малин-Эглантин вздохнула, провела рукой по глазам, отгоняя воспоминания, встала и пошла к постели. Её движения были замедленны. Женщина заснула почти сразу, как только коснулась головой подушки, и увидела сон, который снился ей уже много лет подряд.
Ей снилось, будто она приходит в сырую, тёмную комнату с пятнами плесени на стенах и видит лежащего на жалкой постели человека. Его лицо расплывчато, но она догадывается, кто это. Это он, её прежний возлюбленный, юный, как в те далёкие времена, совсем не такой, как сейчас. Она откуда-то знает, что его бросила богатая жена, предали и оставили в беде все близкие люди, и вот он лежит, больной и одинокий в жалкой дыре. Молодой человек отрывает голову от подушки и, улыбаясь бескровными губами, шепчет: «Ты пришла!»