Александр I

Государь император и самодержец всероссийский в 1801-1825 гг.  Сын  императора  Павла I  и императрицы Марии Федоровны. Род. 12  декабря  1777  г. Вступил  на престол 12 марта 1801 г. Короновался 15 сентября 1801 г. Ж:  с  28 сентября  1793  г.  дочь  Карла-Людвига,    наследного    принца баденского,  принцесса  Луиза-  Мария-    Августа,    императрица Елизавета Алексеевна (род. 13 января 1779 г. + 4 мая 1826г.) + 19 ноября 1825 г.

 

                1. Как Екатерина воспитывала Александра

Мно­ги­ми чер­та­ми сво­его свое­об­раз­но­го ха­рак­те­ра Алек­сандр  был обя­зан ба­буш­ке. Ека­те­ри­на по­вто­ри­ла Ели­за­ве­ту: она, по  су­ще­ст­ву, ото­бра­ла сы­на у ма­те­ри, оп­ре­де­ли­ла ему жить в Цар­ском Се­ле, под­ле се­бя, вда­ле­ке от ро­ди­те­лей, ко­то­рые об­ре­та­лись в сво­их двор­цах (в Пав­лов­ске и Гат­чи­не) и ред­ко по­яв­ля­лись при «боль­шом дво­ре».

  Из­вест­но, что Ека­те­ри­на бы­ла пло­хой ма­те­рью,  но  она  ока­за­лась чут­кой и за­бот­ли­вой ба­буш­кой, вну­ка она бо­го­тво­ри­ла, и  имен­но  по ее на­стоя­нию он был  на­зван  Алек­сан­дром  в  честь  св. Алек­сан­д­ра Нев­ско­го. Впро­чем, ре­бе­нок, как это вид­но из всех от­зы­вов о  нем, был маль­чи­ком лас­ко­вым и неж­ным,  так  что  во­зить­ся  с  ним  для пре­ста­ре­лой им­пе­рат­ри­цы бы­ло ог­ром­ным удо­воль­ст­ви­ем.  Еще  осе­нью 1779 го­да, ко­гда Алек­сан­д­ру не бы­ло и трех лет, Ека­те­ри­на  пи­са­ла Грим­му: «О! Он бу­дет лю­бе­зен, в этом я не об­ма­нусь. Как он  ве­сел и по­слу­шен, и уже с этих пор ста­ра­ет­ся о том,  что­бы  нра­вить­ся». Ека­те­ри­на усерд­но за­ни­ма­лась вос­пи­та­ни­ем  вну­ка,  са­ма  со­ста­ви­ла для не­го «Аз­бу­ку», в  ко­то­рой  не  толь­ко  да­ны  бы­ли  кон­крет­ные ука­за­ния  его  вос­пи­та­те­лям,  но  и  за­ло­же­ны  прин­ци­пы    са­мо­го вос­пи­та­ния. При этом им­пе­рат­ри­ца ру­ко­во­дство­ва­лась идея­ми Рус­со о ес­те­ст­вен­но­сти и про­сто­те. В На­став­ле­нии «о со­хра­не­нии  здо­ро­вья» цар­ст­вен­ных  пи­том­цев  (Алек­сан­д­ра  и  бра­та  его    Кон­стан­ти­на) Ека­те­ри­на пред­пи­сы­ва­ла, что­бы их пла­тье бы­ло как  мож­но  про­ще  и лег­че, что­бы пи­ща бы­ла  про­стая  и,  «бу­де  ку­шать  за­хо­тят  ме­ж­ду обе­дом и ужи­ном, да­вать им ку­сок хле­ба». Им­пе­рат­ри­ца же­ла­ла,  что бы юные кня­зья и ле­том и  зи­мой  ос­та­ва­лись  как  мож­но  ча­ще  на све­жем воз­ду­хе, на солн­це и на вет­ру, а зи­мой по воз­мож­но­сти ре­же воз­ле ог­ня и что­бы зи­мой в их ком­на­тах бы­ло не бо­лее  13  или  14 гра­ду­сов по Ре­о­мю­ро­ву тер­мо­мет­ру. Весь­ма  по­лез­ным  счи­та­ла  она,  что­бы  де­ти  учи­лись пла­вать. При­ка­за­но бы­ло им спать «не мяг­ко»,  а  на  тю­фя­ках  под лег­ки­ми одея­ла­ми, ло­жить­ся и вста­вать ра­но.

  Столь  же  под­роб­но  да­ны  бы­ли  на­став­ле­ния  по  нрав­ст­вен­но­му вос­пи­та­нию  вну­ков.  Учи­те­ля  долж­ны  бы­ли  «ста­рать­ся  при  всех слу­ча­ях все­лять в  де­тях  че­ло­ве­ко­лю­бие  и  да­же  со­стра­да­ние  ко вся­кой  тва­ри... Глав­ное  дос­то­ин­ст­во  вос­пи­та­ния  де­тей, -  пи­са­ла Ека­те­ри­на, со­сто­ять  долж­но  в  люб­ви  к   ближ­не­му,    в    об­щем бла­го­во­ле­нии к ро­ду че­ло­ве­че­ско­му, в  доб­ро­же­ла­тель­ст­ве  ко  всем лю­дям,  в  лас­ко­вом  и  снис­хо­ди­тель­ном  об­ра­ще­нии  со  все­ми,  в доб­ро­нра­вии, чис­то­сер­деч­но­сти,  в  уда­ле­нии  гнев­ной  го­ряч­но­сти, бо­яз­ли­во­сти и пус­то­го по­доз­ре­ния...» Об­ман и не­прав­да и в иг­ре не долж­ны быть тер­пи­мы, как бес­че­ст­ное  и  по­стыд­ное  де­ло. При­ка­за­но бы­ло: «ес­ли кто из вос­пи­тан­ни­ков сол­жет, то в пер­вый раз вы­ка­зать удив­ле­ние  то­му,  как  по­ступ­ку   стран­но­му,    не­ожи­дан­но­му    и не­при­лич­но­му, ес­ли же опять сол­жет, то сде­лать ви­нов­но­му  вы­го­вор и об­хо­дить­ся с ним хо­лод­но и с пре­зре­ни­ем, а бу­де,  па­че  чая­ния, не уй­мет­ся, то на­ка­зать, как за уп­рям­ст­во и не­по­слу­ша­ние».

 

                2. Лагарп и обучение юного Александра

Ко­гда ве­ли­кий князь и  сле­до­вав­ший  за  ним  Кон­стан­тин  ста­ли под­рас­тать,  ба­буш­ка  по­доб­ра­ла  штат    вос­пи­та­те­лей.    Глав­ным на­став­ни­ком, вос­пи­та­те­лем по­ли­ти­че­ской мыс­ли  ве­ли­ких  кня­зей  был из­бран пол­ков­ник Ла­гарп, швей­цар­ский рес­пуб­ли­ка­нец, вос­тор­жен­ный, хо­тя  и  ос­то­рож­ный  по­клон­ник  от­вле­чен­ных   идей    фран­цуз­ской про­све­ти­тель­ной фи­ло­со­фии. Учить ве­ли­ко­го кня­зя рус­ско­му язы­ку  и ис­то­рии,  так­же  нрав­ст­вен­ной  фи­ло­со­фии  был  при­гла­шен   Ми­ха­ил Ни­ки­тич Му­равь­ев, весь­ма об­ра­зо­ван­ный че­ло­век  и  очень  не­дур­ной пи­са­тель. Ла­гарп, по его соб­ст­вен­но­му при­зна­нию, при­нял­ся за свою за­да­чу очень серь­ез­но как пе­да­гог, соз­наю­щий свои обя­зан­но­сти  по от­но­ше­нию к ве­ли­ко­му  на­ро­ду,  ко­то­ро­му  го­то­вил  вла­сти­те­ля.  Он на­чал чи­тать и в ду­хе  сво­их  рес­пуб­ли­кан­ских  убе­ж­де­ний  объ­яс­нять ве­ли­ким князь­ям ла­тин­ских  и  гре­че­ских  клас­си­ков  -  Де­мос­фе­на, Плу­тар­ха и Та­ци­та, анг­лий­ских и фран­цуз­ских фи­ло­со­фов и ис­то­ри­ков Лок­ка, Гиб­бо­на, Маб­ли, Рус­со. Во всем, что  он  го­во­рил  и  чи­тал сво­им  пи­том­цам,  шла  речь  о  мо­гу­ще­ст­ве  ра­зу­ма,    о    бла­ге че­ло­ве­че­ст­ва, о до­го­вор­ном про­ис­хо­ж­де­нии го­су­дар­ст­ва, о при­род­ном ра­вен­ст­ве лю­дей, о спра­вед­ли­во­сти, но бо­лее и  на­стой­чи­вее  все­го  о при­род­ной сво­бо­де че­ло­ве­ка, о не­ле­по­сти  и  вре­де  дес­по­тиз­ма,  о гнус­но­сти раб­ст­ва. Все это го­во­ри­лось и  чи­та­лось  бу­ду­ще­му  рус­ско­му  са­мо­держ­цу  в воз­рас­те от 10 до  14  лет.  Од­но­му  Бо­гу  из­вест­но,  как  хо­те­ли при­ми­рить  эти   воз­вы­шен­ные    взгля­ды    с    убо­гой    рус­ской дей­ст­ви­тель­но­стью, и ду­ма­ли ли  об  этом  во­об­ще.  Сам  Алек­сандр чрез­вы­чай­но  вы­со­ко   це­нил    Ла­гар­па. Поз­же    он    при­зна­вал­ся Чар­то­рый­ско­му, что «имен­но Ла­гар­пу он был  обя­зан  всем  тем,  что бы­ло в нем хо­ро­ше­го, всем, что знал, и тем прин­ци­пам  прав­ды  и спра­вед­ли­во­сти, ко­то­рые он  сча­ст­лив  но­сить  в  сво­ем  серд­це  и ко­то­рые бы­ли вну­ше­ны ему Ла­гар­пом».

  Алек­сандр рос  ум­ным  и  по­нят­ли­вым  ре­бен­ком,  но  не  слиш­ком усид­чи­вым и тру­до­лю­би­вым. Его вос­пи­та­тель Про­та­сов пи­сал  в  1791 го­ду:  «За­ме­ча­ет­ся  в  Алек­сан­д­ре  Пав­ло­ви­че  мно­го  ост­ро­умия  и спо­соб­но­стей,  но  со­вер­шен­ная  лень  и  не­ра­ди­вость  уз­на­вать  о ве­щах... Дей­ст­ву­ет в нем од­но же­ла­ние ве­се­лить­ся и  быть  в  по­кое празд­но­сти. Дур­ное по­ло­же­ние для че­ло­ве­ка его со­стоя­ния».

 

                3. Женитьба Александра

Про­дол­жая да­лее свой от­зыв,  Про­та­сов  пи­сал:  «От  не­ко­то­ро­го вре­ме­ни за­ме­ча­ют­ся  в  Алек­сан­д­ре  Пав­ло­ви­че  силь­ные  фи­зи­че­ские же­ла­ния, как  в  раз­го­во­рах,  так  и  по  сон­ным  гре­зам,  ко­то­рые ум­но­жа­ют­ся по ме­ре час­тых бе­сед с хо­ро­ши­ми жен­щи­на­ми». Опыт­ная  в чув­ст­вен­ных де­лах Ека­те­ри­на, ве­ро­ят­но, и са­ма  за­ме­ча­ла  «силь­ные фи­зи­че­ские же­ла­ния» юно­ши. К то­му же ей хо­те­лось, что­бы Алек­сандр как  мож­но  ско­рее  по­пал  в  по­ло­же­ние  взрос­ло­го  че­ло­ве­ка:  ей хо­те­лось, что­бы все  при­вык­ли  смот­реть  на  ее  лю­бим­ца  как  на бу­ду­ще­го им­пе­ра­то­ра. На­до бы­ло по­ско­рее же­нить  юно­шу.  Ека­те­ри­на на­ве­ла  справ­ки  у  сво­их  по­слов,  и  ее  вы­бор  ос­та­но­вил­ся  на ба­ден­ских прин­цес­сах.  Их  бы­ло  там,  в  Ба­де­не,  не­ма­ло  и,  по уве­ре­нию их знав­ших, од­на дру­гой луч­ше. В ок­тяб­ре 1792  го­да  две прин­цес­сы, Луи­за и Фре­де­ри­ка, при­бы­ли в Пе­тер­бург. Фре­де­ри­ка бы­ла со­всем ре­бен­ком, а стар­шей, Луи­зе, бы­ло че­тыр­на­дцать лет.  Она-то и сде­ла­лась не­вес­той Алек­сан­д­ра.

  Мо­ло­дые лю­ди сна­ча­ла ди­чи­лись друг дру­га  -  осо­бен­но  сму­щал­ся Алек­сандр,  ко­то­рый  дня  два    во­все    не    раз­го­ва­ри­вал    с пред­на­зна­чен­ной для не­го де­ви­цей. Но, в кон­це кон­цов,  ми­ло­вид­ность прин­цес­сы  по­ко­ри­ла  серд­це  юно­ши.  Про­та­сов  из  раз­го­во­ров   с вос­пи­тан­ни­ком вско­ре за­клю­чил, что «он  пря­мые  чув­ст­ва  неж­но­сти на­чи­на­ет иметь к прин­цес­се». По это­му по­во­ду Про­та­сов счел нуж­ным рас­про­стра­нить­ся о люб­ви, как о чув­ст­ве бо­же­ст­вен­ном и  ду­хов­ном. Ека­те­ри­на, смот­рев­шая на  лю­бовь  со­всем  ина­че,  не  по­сты­ди­лась по­ру­чить од­ной из дам под­го­то­вить Алек­сан­д­ра к брач­но­му ло­жу, нау­чив его тай­нам «тех вос­тор­гов, кои ро­ж­да­ют­ся от сла­до­ст­ра­стия». Труд­но ска­зать, сколь ус­пеш­ны бы­ли  эти  уро­ки,  и на­сколь­ко  бу­к­валь­но  вы­пол­ня­лось  ука­за­ние    им­пе­рат­ри­цы.    Но дос­то­вер­но из­вест­но, что ха­рак­тер ве­ли­ко­го кня­зя  по­сле  же­нить­бы не пре­тер­пел боль­ших пе­ре­мен. «В те­че­ние ок­тяб­ря и но­яб­ря (1793 г.)   по­ве­де­ние  Алек­сан­д­ра   Пав­ло­ви­ча, - пи­сал    Про­та­сов, -    не со­от­вет­ст­во­ва­ло мо­ему ожи­да­нию. Он при­ле­пил­ся к дет­ским  ме­ло­чам, а  па­че  во­ен­ным,  и,  сле­дуя  преж­не­му,  под­ра­жал  бра­ту,  ша­лил не­пре­стан­но с при­служ­ни­ка­ми в сво­ем ка­би­не­те весь­ма  не­при­стой­но. Всем та­ко­вым  не­при­стой­но­стям,  сход­ст­вен­ным  его  ле­там,  но  не со­стоя­нию, бы­ла сви­де­тель­ни­ца суп­ру­га». Про­та­сов бес­по­ко­ил­ся,  что по­ве­де­ние Алек­сан­д­ра мог­ло по­вре­дить ему во мне­нии его  же­ны,  но та еще до свадь­бы из­ба­ви­лась  от  ро­ман­ти­че­ских  пред­став­ле­ний  о сво­ем же­ни­хе. В ян­ва­ре 1793 го­да она  пи­са­ла  сво­ей  ма­те­ри:  «Вы спра­ши­вае­те, нра­вит­ся ли мне по-на­стоя­ще­му ве­ли­кий князь. Да,  он мне нра­вит­ся. Ко­гда-то он  мне  нра­вил­ся  до  бе­зу­мия…, но  ко­гда уз­на­ют друг дру­га луч­ше  за­ме­ча­ют  ни­чтож­ные  ме­ло­чи,  о  ко­то­рых мож­но го­во­рить со­об­раз­но вку­сам, и есть у не­го  кое-что  из  этих ме­ло­чей,  ко­то­рые  мне  не  по  вку­су  и  ко­то­рые  ос­ла­би­ли   мое чрез­мер­ное чув­ст­во люб­ви.  Эти  ме­ло­чи  не  в  его  ха­рак­те­ре,  я уве­ре­на, что с этой сто­ро­ны он безу­пре­чен, но в  его  ма­не­рах,  в чем-то внеш­нем...»

  В на­ча­ле 1795  го­да  Ла­гарп  был  уво­лен,  и  Алек­сандр  со­всем пе­ре­стал  учить­ся  и  ра­бо­тать.  Со­вре­мен­ни­ки  уве­ря­ют,  что   он за­бро­сил кни­ги и един­ст­вен­ной обя­зан­но­стью его  бы­ли  за­ня­тия  на во­ен­ном пла­цу в Гат­чи­не, ко­то­рым он пре­да­вал­ся по во­ле от­ца.

 

                4. Свободомыслие Александра

Во­об­ще, ка­са­ясь от­но­ше­ний Алек­сан­д­ра с Пав­лом,  на­до  ска­зать, что они все­гда бы­ли не­про­сты­ми - слиш­ком  ве­ли­ко  бы­ло  не­сход­ст­во на­тур и  ха­рак­те­ров.  Дес­по­ти­че­ски  не­сдер­жан­ный  отец  по­дав­лял сы­на, за внеш­ней  поч­ти­тель­но­стью  ко­то­ро­го  скры­ва­лись  страх  и рас­ту­щая с го­да­ми не­на­висть. Ин­три­ги Ека­те­ри­ны еще бо­лее за­пу­та­ли их. Уже в 1787 го­ду им­пе­рат­ри­це яви­лась мысль пе­ре­дать по­сле се­бя пре­стол вну­ку, ми­нуя не­лю­би­мо­го сы­на. В 1793-1794 го­дах со­вет­ни­ки Ека­те­ри­ны все­рь­ез рас­смат­ри­ва­ли воз­мож­ность от­стра­не­ния Пав­ла  от пре­сто­ла. Та­ким об­ра­зом, и отец, и сын бы­ли ос­ве­дом­ле­ны о  пла­нах Ека­те­ри­ны и про­ти­во­пос­тав­ле­ны друг дру­гу. Из­вест­но, что Алек­сандр на­пи­сал от­цу пись­мо, в ко­то­ром за­ра­нее бе­зо­го­во­роч­но от­ка­зал­ся от ко­ро­ны в его поль­зу. Но по­доз­ри­тель­ный  Па­вел  не  удов­ле­тво­рил­ся этим. Он за­ста­вил сы­на в при­сут­ст­вии Арак­чее­ва при­нес­ти клят­ву вер­но­сти се­бе, как бу­ду­ще­му им­пе­ра­то­ру.  Алек­сандр  вы­пол­нил  его  же­ла­ние  и  на­звал   Пав­ла «им­пе­ра­тор­ским вы­со­че­ст­вом». Не­со­мнен­но, эта сце­на  бы­ла  тя­го­ст­на для обо­их и не до­ба­ви­ла вза­им­ной люб­ви.

  Об­стоя­тель­ст­ва  ра­но  при­учи­ли  Алек­сан­д­ра  к   скрыт­но­сти    и при­твор­ст­ву. В те­че­нии мно­гих лет он дол­жен был  жить  ме­ж­ду  двух дво­ров со­вер­шен­но не­по­хо­жих друг на дру­га. Ка­ж­дую пят­ни­цу ве­ли­кий князь от­прав­лял­ся в Гат­чи­ну, что­бы  при­сут­ст­во­вать  на  суб­бот­нем па­ра­де,  а  ве­че­ром  воз­вра­щал­ся  в Пе­тер­бург и яв­лял­ся в за­лу Зим­не­го двор­ца. Од­на­ко и там и здесь он ощу­щал се­бя чу­жим.  Вес­ной 1796 го­да, не­за­дол­го до смер­ти Ека­те­ри­ны, Алек­сандр пи­сал сво­ему  при­яте­лю  Ко­чу­бею:  «Мое  по­ло­же­ние   ме­ня    во­все    не удов­ле­тво­ря­ет.    Оно    слиш­ком    бли­ста­тель­но    для     мое­го ха­рак­те­ра, ко­то­ро­му нра­вит­ся ис­клю­чи­тель­но ти­ши­на  и  спо­кой­ст­вие. При­двор­ная жизнь не для ме­ня соз­да­на. Я вся­кий раз стра­даю, ко­гда дол­жен яв­лять­ся на при­двор­ную сце­ну, и кровь пор­тит­ся во мне  при ви­де ни­зо­стей, со­вер­шае­мых на ка­ж­дом ша­гу для  по­лу­че­ния  внеш­них от­ли­чий, не стоя­щих в мо­их гла­зах мед­но­го гро­ша. Я чув­ст­вую  се­бя не­сча­ст­ным в об­ще­ст­ве та­ких лю­дей, ко­то­рых не же­лал  бы  иметь  у се­бя ла­кея­ми, а ме­ж­ду тем они за­ни­ма­ют здесь выс­шие мес­та...»

  В это же вре­мя судь­ба све­ла Алек­сан­д­ра с поль­ским  ари­сто­кра­том кня­зем Чар­то­рый­ским, по­пав­ший в Пе­тер­бург в  ка­че­ст­ве  за­лож­ни­ка. Од­на­ж­ды  Алек­сандр при­гла­сил Ада­ма Чар­то­рый­ско­го к се­бе в  Тав­ри­че­ский  дво­рец.  Они вы­шли в сад, и Алек­сандр гу­лял со сво­им гос­тем ча­са три,  изум­ляя ино­зем­ца сво­ей от­кро­вен­но­стью и сво­бо­до­мыс­ли­ем.  «Ве­ли­кий князь ска­зал  мне, -  вспо­ми­нал  поз­же  Чар­то­рый­ский  в сво­их ме­муа­рах, - он нис­коль­ко не раз­де­ля­ет  воз­зре­ний  и  пра­вил ка­би­не­та дво­ра; что он  да­ле­ко  не  одоб­ря­ет  по­ли­ти­ки  и  об­раза дей­ст­вия сво­ей баб­ки; что он по­ри­ца­ет ее прин­ци­пы;  что  все  его же­ла­ния бы­ли на сто­ро­не Поль­ши и име­ли пред­ме­том ус­пех ее слав­ной борь­бы; что  он  оп­ла­ки­вал  ее  па­де­ние... Он  соз­нал­ся  мне,  что не­на­ви­дит дес­по­тизм по­всю­ду, во  всех  его  про­яв­ле­ни­ях,  что  он лю­бит сво­бо­ду, на ко­то­рую име­ют оди­на­ко­вое пра­во все лю­ди; что он с жи­вым  уча­сти­ем  сле­дил  за  фран­цуз­ской  ре­во­лю­ци­ей;  что,  не одоб­ряя  этих  ужас­ных  за­блу­ж­де­ний,  он  все  же  же­ла­ет  ус­пе­ха рес­пуб­ли­ке и ра­ду­ет­ся ему...  Он  ут­вер­ждал,  ме­ж­ду  про­чим,  что на­след­ст­вен­ность пре­сто­ла  бы­ла  не­спра­вед­ли­вым  и  бес­смыс­лен­ным ус­та­нов­ле­ни­ем, что пе­ре­да­ча вер­хов­ной вла­сти долж­на  за­ви­сеть  не от слу­чай­но­стей ро­ж­де­ния, а от го­ло­со­ва­ния на­ро­да, ко­то­рый су­ме­ет вы­брать наи­бо­лее спо­соб­но­го пра­ви­те­ля».

  С  этой  встре­чи  ме­ж­ду  дву­мя  мо­ло­ды­ми   людь­ми    за­вя­за­лась мно­го­лет­няя друж­ба, Вско­ре Чар­то­рый­ский  от­крыл,  что  не  толь­ко по­ли­ти­че­ские взгля­ды, но  и  са­мо  ми­ро­ощу­ще­ние  Алек­сан­д­ра  ма­ло со­от­вет­ст­во­ва­ли  его  по­ло­же­нию  на­след­ни­ка  пре­сто­ла.   «Ве­ли­кий князь, -  вспо­ми­нал  Чар­то­рый­ский,-  лю­бил  смот­реть  на  сель­ские ра­бо­ты, на гру­бую  кра­со­ту  кре­сть­я­нок;  по­ле­вые  тру­ды,  про­стая спо­кой­ная жизнь в уе­ди­не­нии: та­ко­вы бы­ли меч­ты его юно­сти».

 

                5. Александр и Павел

В  но­яб­ре  1796  го­да  Ека­те­ри­на  умер­ла,    Па­вел    сде­лал­ся им­пе­ра­то­ром и по­ло­жил ко­нец рас­се­ян­ной жиз­ни сво­их сы­но­вей. В 1797 го­ду Алек­сандр  был  Пе­тер­бург­ским  во­ен­ным  гу­бер­на­то­ром,  ше­фом гвар­дей­ско­го Се­ме­нов­ско­го пол­ка, ко­ман­дую­щим  сто­лич­ной  ди­ви­зии, пред­се­да­те­лем ко­мис­сии по по­став­кам про­до­воль­ст­вия и вы­пол­нял еще ряд дру­гих обя­зан­но­стей.  С  1798  го­да  он  пред­се­да­тель­ст­во­вал, кро­ме то­го, в во­ен­ном пар­ла­мен­те, а, на­чи­ная  со  сле­дую­ще­го  го­да, за­се­дал в Се­на­те и Го­су­дар­ст­вен­ном  Со­ве­те.  Но,  ка­жет­ся,  бо­лее все­го до­са­ж­да­ла ему обя­зан­ность уча­ст­во­вать в по­сто­ян­ных па­ра­дах.

  На­блю­дая с раз­ных сто­рон при­двор­ную  и  го­су­дар­ст­вен­ную  жизнь, Алек­сандр  по­ло­жи­тель­но  не    одоб­рял    те­че­ния    дел.    «Вам из­вест­ны, - пи­сал он Ла­гар­пу, - раз­лич­ные зло­упот­реб­ле­ния, ца­рив­шие при по­кой­ной им­пе­рат­ри­це; они уве­ли­чи­ва­лись  по  ме­ре  то­го,  как  ее здо­ро­вье и си­лы, нрав­ст­вен­ные и фи­зи­че­ские, ста­ли сла­беть...  Мой отец,  по  всту­п­ле­нии  на  пре­стол  за­хо­тел  пре­об­ра­зо­вать    все ре­ши­тель­но. Его пер­вые ша­ги бы­ли бле­стя­щи­ми, но по­сле­дую­щие со­бы­тия не со­от­вет­ст­во­ва­ли им. Все сра­зу пе­ре­вер­ну­то вверх  дном, и по­то­му бес­по­ря­док,  гос­под­ство­вав­ший  в  де­лах  и  без  то­го  в слиш­ком силь­ной сте­пе­ни, лишь уве­ли­чил­ся, еще. Во­ен­ные поч­ти  все свое  вре­мя  те­ря­ют  ис­клю­чи­тель­но  в  па­ра­дах.  Во  всем  про­чем ре­ши­тель­но  нет  ни­ка­ко­го  стро­го  оп­ре­де­лен­но­го  пла­на.  Се­го­дня при­ка­зы­ва­ют то, что  че­рез  ме­сяц  бу­дет  уже  от­ме­не­но.  До­во­дов ни­ка­ких  не  до­пус­ка­ет­ся,  раз­ве  уж  то­гда,  ко­гда    все    зло со­вер­ши­лось. На­ко­нец,  чтоб  ска­зать  од­ним  сло­во­м  - бла­го­со­стоя­ние го­су­дар­ст­ва  не  иг­ра­ет  ни­ка­кой  ро­ли  в   управ­ле­нии    де­ла­ми: су­ще­ст­ву­ет  толь­ко  не­ог­ра­ни­чен­ная  власть, ко­то­рая  все    тво­рит ши­во­рот на вы­во­рот...  Мне  ду­ма­лось,  что ес­ли ко­гда-ли­бо придет  и  мой  че­ред  цар­ст­во­вать,  то,  вме­сто доб­ро­воль­но­го из­гна­ния се­бя, я сде­лаю не­срав­нен­но луч­ше, по­свя­тив се­бя за­да­че  да­ро­вать  стра­не  сво­бо­ду  и  тем  не  до­пус­тить  ее сде­лать­ся в бу­ду­щем иг­руш­кой в ру­ках ка­ких-ни­будь  бе­зум­цев.  Это за­ста­ви­ло ме­ня пе­ре­ду­мать о мно­гом, и мне ка­жет­ся, что  это  бы­ло бы луч­шим об­раз­цом ре­во­лю­ции, так как  она  бы­ла  бы  про­из­ве­де­на за­кон­ной вла­стью, ко­то­рая пе­ре­ста­ла бы су­ще­ст­во­вать,  как  толь­ко кон­сти­ту­ция  бы­ла  бы  за­кон­че­на  и  на­ция  из­бра­ла   бы    сво­их пред­ста­ви­те­лей».

  Это лю­бо­пыт­ное  пись­мо  по­ка­зы­ва­ет,  что  Алек­сандр  не  толь­ко тя­го­тил­ся сво­им по­ло­же­ни­ем, но и мыс­лен­но как бы ста­вил се­бя  на ме­сто от­ца. Ме­ж­ду тем их от­но­ше­ния пор­ти­лись день ото  дня.  Па­вел де­лал­ся все бо­лее груб  с  же­ной  и  стар­ши­ми  сы­новь­я­ми.  Тщет­но Алек­сандр, ста­ра­ясь обез­о­ру­жить не­до­ве­рие и гнев от­ца,  вы­ка­зы­вал к не­му все бо­лее пре­ду­пре­ди­тель­но­сти  и  ува­же­ния,  вел  с  же­ной уе­ди­нен­ную жизнь, ок­ру­жал се­бя  ис­клю­чи­тель­но  людь­ми,  пре­дан­ны­ми го­су­да­рю, не при­ни­мал ни­ко­го, раз­го­ва­ри­вал толь­ко  в  при­сут­ст­вии им­пе­ра­то­ра, Па­вел не уни­мал­ся. Без вся­кой при­чи­ны и да­же во­пре­ки здра­во­му смыс­лу, он по­доз­ре­вал всех во­об­ще, и  сво­их близ­ких боль­ше дру­гих.  Веч­но  на­сто­ро­же,  он  сле­дил  за  ка­ж­дым дви­же­ни­ем сво­его на­след­ни­ка, про­бо­вал за­стать его врас­плох, час­то не­ожи­дан­но вхо­дя в его ком­на­ту. Го­во­рят, буд­то од­на­ж­ды он на­шел у не­го на сто­ле тра­ге­дию «Брут» Воль­те­ра,  рас­кры­тую  на  стра­ни­це, где  на­хо­дил­ся  стих:  «Рим  сво­бо­ден,  до­воль­но,   воз­бла­го­да­рим бо­гов».  Вер­нув­шись  мол­ча  к  се­бе,  Па­вел  буд­то  бы,   по­ру­чил Ку­тай­со­ву от­не­сти сы­ну «Ис­то­рию  Пет­ра  Ве­ли­ко­го»,  заложенную  на стра­ни­це,  где  на­хо­дил­ся  рас­сказ  о  смер­ти  ца­ре­ви­ча  Алек­сея. Алек­сандр дос­та­точ­но хо­ро­шо знал от­ца, что­бы оце­нить эту  мрач­ную шут­ку.

  Тем вре­ме­нем по­пу­ляр­ность Алек­сан­д­ра рос­ла по  ме­ре  то­го,  как уси­ли­ва­лась  не­на­висть  к  Пав­лу.  Рас­ска­зы­ва­ли,  что  ко­гда  сын бро­сал­ся на ко­ле­ни, за­сту­па­ясь за жерт­вы го­су­да­ре­ва гне­ва,  Па­вел от­вер­гал  его  прось­бы,  тол­кая  но­гой  в  ли­цо.  Го­во­ри­ли,   что на­след­ник вы­ста­вил  в  ок­но  од­ной  из  сво­их  ком­нат  зри­тель­ную тру­бу, что бы знать, ко­гда по­ве­зут че­рез Ца­ри­цын  Луг  не­сча­ст­ных, от­сы­лае­мых в Си­бирь с плац-па­ра­да. При по­яв­ле­нии зло­ве­щей трой­ки, до­ве­рен­ный слу­га ве­ли­ко­го  кня­зя  буд­то  бы  ска­кал  к  го­род­ской за­ста­ве и пе­ре­да­вал по­со­бие со­слан­но­му. Оче­вид­но, что  эти  слу­хи не  име­ли  под  со­бой  ни  ма­лей­ше­го  ос­но­ва­ния.  Тем  не  ме­нее, за­го­вор­щи­ки, под­го­тов­ляв­шие свер­же­ние Пав­ла,  очень  рас­счи­ты­ва­ли на все­об­щую сим­па­тию, ко­то­рую вну­шал к се­бе на­след­ник.

 

                6. Александр-заговорщик

Под­го­тов­ка пе­ре­во­ро­та бы­ла на­ча­та в  1800  го­ду  ви­це-­канц­ле­ром Па­ни­ным, ко­то­рый не за­мед­лил от­крыть­ся мо­ло­до­му  ве­ли­ко­му  кня­зю. «Им­пе­ра­тор Алек­сандр рас­ска­зы­вал мне, - пе­ре­да­ет Чар­то­рый­ский, что граф Па­нин пер­вый за­го­во­рил с ним об этом». Па­ле­ну, ко­то­рый был  в это вре­мя на вто­рых  ро­лях,  уда­лось  уст­ро­ить  сви­да­ние  ме­ж­ду Па­ни­ным и Алек­сан­дром в ба­не. Па­нин,  изо­бра­зив  в  крас­но­ре­чи­вых вы­ра­же­ни­ях кри­ти­че­ское по­ло­же­ние им­пе­рии, ста­рал­ся  не  ос­кор­бить сы­нов­не­го чув­ст­ва на­след­ни­ка. В ка­че­ст­ве при­ме­ра он при­вел Анг­лию и  Да­нию,  имев­ших  уже  пе­чаль­ный  опыт  уда­ле­ния   от    вла­сти ду­шев­но­боль­ных го­су­да­рей. Точ­но так­же без на­силь­ст­вен­ных мер  мог быть уст­ра­нен и Па­вел. От ве­ли­ко­го кня­зя  жда­ли  толь­ко  со­гла­сие за­нять пре­стол.

 Алек­сандр  от­ка­зал­ся.  Од­на­ко  он  не  об­на­ру­жил  ни   ма­лей­ше­го не­го­до­ва­ния,  со­хра­нил  до­ве­рен­ную  ему  тай­ну  и  в   даль­ней­шем про­дол­жал сно­ше­ния с за­го­вор­щи­ка­ми. Ко­гда во гла­ве за­го­во­ра встал сам Па­лен, ко­то­ро­му на­след­ник до­ве­рял боль­ше,  чем  Па­ни­ну, Алек­сандр оп­ре­де­лен­но вы­ска­зал свое со­гла­сие.  Но  оче­вид­но,  что ему мень­ше  все­го  хо­те­лось  быть  за­ме­шан­ным  в  это  де­ло.  Всю тех­ни­че­скую часть пе­ре­во­ро­та: вер­бов­ку сто­рон­ни­ков, вы­бор мес­та и вре­ме­ни взял, на се­бя Па­лен. Алек­сандр знал обо всех  под­роб­но­стях за­го­во­ра, но как бы не уча­ст­во­вал  в  нем.  Од­на­ко,  ко­гда  Па­лен со­об­щил о ре­ше­нии про­вес­ти на­сту­п­ле­ние на  Ми­хай­лов­ский  за­мок  в ночь с 9 на 10 мар­та, Алек­сандр воз­ра­зил, что  9  мар­та  бы­ло  бы рис­ко­ван­но  дей­ст­во­вать,  ибо  в  двор­цо­вом  ка­рау­ле    на­хо­дят­ся пре­дан­ные го­су­да­рю пре­об­ра­жен­цы, а что с 11 на 12 мар­та бу­дет там по оче­ре­ди ка­ра­ул от 3-го ба­таль­о­на  се­ме­нов­цев,  за  пре­дан­ность ко­то­рых ему, Алек­сан­д­ру, он ру­ча­ет­ся... Па­лен не сра­зу со­гла­сил­ся от­ло­жить на­зна­чен­ное пред­при­ятие,  и  го­во­рил,  что  весь  за­го­вор мо­жет быть рас­крыт за два дня. Но Алек­сандр  сто­ял  на  сво­ем,  и пе­ре­во­рот был от­ло­же­н.

  Ме­ж­ду тем ожи­да­ние не­лег­ко да­лось ему. К 11 мар­та Алек­сандр совер­шен­но  ли­шил­ся  сил.  На­пря­же­ние  сме­ни­лось  в    нем    ту­пым бес­чув­ст­ви­ем. В де­сять ча­сов ве­че­ра он по­звал ка­мер­фрау Гесс­лер в спаль­ню же­ны и ве­лел ей до­жи­дать­ся при­хо­да  гра­фа  Па­ле­на.  Па­лен при­шел, ко­гда все  уже  бы­ло  кон­че­но  в  по­ло­ви­не  вто­ро­го  но­чи. Гесс­лер во­шла в спаль­ню и уви­де­ла,  что  Алек­сандр  спит  креп­ким сном, а ве­ли­кая кня­ги­ня, си­дя  око­ло  не­го,  за­ли­ва­ет­ся  сле­за­ми. Обо­им жен­щи­нам стои­ло боль­шо­го тру­да раз­бу­дить спав­ше­го.  На­ко­нец, встав и одев­шись, Алек­сандр вы­шел в при­хо­жую, и Па­лен, об­ра­ща­ясь к не­му, на­звал его «ва­ше ве­ли­че­ст­во». Дру­гие за­го­вор­щи­ки тре­бо­ва­ли, что­бы Алек­сандр не­мед­лен­но по­ка­зал­ся вой­скам. Но Алек­сандр  хо­тел знать, что с от­цом.  Ко­гда  он  ус­лы­хал  о  смер­ти  Пав­ла,  с  ним сде­ла­лось дур­но, и его при­шлось  от­не­сти  в  его  ком­на­ту.  Че­рез не­ко­то­рое  вре­мя  врач  Род­жер­сон  на­шел  его  там.  Алек­сандр  и Ели­за­ве­та си­де­ли, об­няв­шись, в уг­лу и при этом так горь­ко  пла­ка­ли, что не за­ме­ти­ли, как он во­шел.

  По­тря­се­ние ока­за­лось слиш­ком силь­ным. Меч­тая о пре­об­ра­зо­ва­ни­ях, ко­то­рые он про­ве­дет  в  Рос­сии, Алек­сандр, оче­вид­но,  соз­на­тель­но об­хо­дил во­прос о том, ка­ко­ва бу­дет  судь­ба  Пав­ла.  Эту  про­бле­му долж­ны бы­ли ре­шить за не­го, но так, что­бы все ос­та­ва­лось при­лич­но и бла­го­при­стой­но. И вот слу­чи­лось так, что  пья­ная  тол­па  с  его ве­до­ма про­бра­лась тай­ком в опо­чи­валь­ню его от­ца и по­сле  жес­то­кой борь­бы, пус­тив в ход ку­ла­ки и са­по­ги со  шпо­ра­ми,  при­ду­ши­ла  его шар­фом. Гру­бость про­ис­шед­ше­го бы­ла чу­до­вищ­ной.  Но и  это­го  ма­ло -  пре­ступ­ни­ки  яви­лись  к  не­му  и тре­бу­ют, что  бы  он  не­мед­лен­но,  пе­ре­сту­пив  че­рез  кровь,  шел за­ни­мать опус­тев­ший трон. Все, что бы­ло бла­го­род­но­го в Алек­сан­д­ре, воз­му­ща­лось про­тив это­го ко­щун­ст­ва. К не­ма­ло­му ужа­су за­го­вор­щи­ков Алек­сандр вдруг объ­я­вил, что  не  мо­жет  быть  им­пе­ра­то­ром. «Ведь все ска­жут, - сто­нал он, - что убий­ца это я».  Па­ле­ну  при­шлось упот­ре­бить всю свою энер­гию, что­бы при­вес­ти мо­ло­до­го  го­су­да­ря  в се­бя.  «Пе­ре­стань­те  ре­бя­чит­ься, - ска­зал  он,  на­ко­нец,-  и   иди­те цар­ст­во­вать».

  Де­лать  бы­ло  не­че­го -  Алек­сандр  со­гла­сил­ся  вый­ти  к  ка­рау­лу Пре­об­ра­жен­ско­го   пол­ка, од­на­ко    он    не    знал, что    ска­зать сол­да­там, ко­то­рые вы­гля­де­ли очень вра­ж­деб­но. За­го­вор­щи­ки  пы­та­лись кри­чать:  «Да  здрав­ст­ву­ет  им­пе­ра­тор  Алек­сандр  Пав­ло­вич!»   Но от­ве­том  бы­ло  глу­хое  мол­ча­ние.  Па­лен,    бы­ст­ро    под­тал­ки­вая Алек­сан­д­ра,  по­до­шел  к  се­ме­нов­цам.  С  ни­ми  но­вый    им­пе­ра­тор по­чув­ст­во­вал се­бя луч­ше,  ведь  это  был  его  соб­ст­вен­ный  полк. Сдав­шись на моль­бы и уве­ре­ния Па­ле­на, шеп­тав­ше­го ему: «Вы  гу­би­те се­бя и нас», Алек­сандр про­ле­пе­тал  не­сколь­ко  слов,  ко­то­рые  ему под­ска­за­ли. Он объ­я­вил, что Па­вел умер от апо­п­лек­си­че­ско­го  уда­ра, и что сам он бу­дет  пра­вить,  под­ра­жая  Ека­те­ри­не.  На  этот  раз раз­да­лось вос­тор­жен­ное ура, и Па­лен  вздох­нул  свобод­но.  Алек­сандр от­пра­вил­ся в Зим­ний дво­рец. Здесь с ним слу­чил­ся но­вый об­мо­рок,  и он сно­ва за­го­во­рил  о  пе­ре­да­че  вла­сти  то­му,  «кто  за­хо­чет  ее при­нять», но уже не так  на­стой­чи­во.  Мно­же­ст­во  лю­дей  суе­ти­лось во­круг не­го. Не­об­хо­ди­мо бы­ло со­став­лять  ма­ни­фест  о  вос­ше­ст­вии, ду­мать об от­ме­не по­след­них рас­по­ря­же­ний Пав­ла, при­во­дить к при­ся­ге на­род. С этих за­бот на­ча­лось  цар­ст­во­ва­ние  Алек­сан­дра  длив­шее­ся два­дцать пять лет. Со­бы­тия  этой  но­чи,  по  сви­де­тель­ст­ву  са­мых близ­ких  к  им­пе­ра­то­ру  лю­дей,  про­из­ве­ли  на  не­го  не­из­гла­ди­мое впе­чат­ле­ние. «Он  был  по­ло­жи­тель­но  унич­то­жен  смер­тью  от­ца    и об­стоя­тель­ст­ва­ми   ее    со­про­во­ж­дав­ши­ми, -    вспо­ми­на­ла    поз­же им­пе­рат­ри­ца  Ели­за­ве­та. -  Его  чув­ст­ви­тель­ная    ду­ша    ос­та­лась рас­тер­зан­ной всем этим на­ве­ки!» Но то­гда же  он  по­нял  оче­вид­ную не­из­беж­ность все­го про­ис­шед­ше­го и за­ста­вил се­бя сми­рить­ся с  ней, хо­тя  и  не  ис­кал  для  се­бя  оп­рав­да­ний.  «Все  не­при­ят­но­сти  и огор­че­ния,  ка­кие  мне  встре­тят­ся  в  жиз­ни, -  ска­зал    од­на­ж­ды Алек­сандр, - я бу­ду те­перь но­сить как крест».

 

                7. Обаяние молодого государя

Пер­вым ша­гом Алек­сан­д­ра бы­ла от­ме­на наи­бо­лее оди­оз­ных за­пре­тов его от­ца.  За­тем де­ло на­дол­го ста­ло, по­сколь­ку бо­лее серь­ез­ные ре­фор­мы надо бы­ло об­ду­мать и об­су­дить  ос­но­ва­тель­но.  Впро­чем,  по­дав­ляю­щая мас­са дво­рян­ст­ва впол­не удов­ле­тво­ре­на бы­ла  уже  сде­лан­ным  и  не по­мыш­ля­ла о боль­шем. Всту­п­ле­ние Алек­сан­д­ра на пре­стол воз­бу­ди­ло в рус­ском об­ще­ст­ве са­мый шум­ный вос­торг. Ка­рам­зин го­во­рит, что слух о во­ца­ре­нии но­во­го им­пе­ра­то­ра был  при­нят  всем  дво­рян­ст­вом  как весть ис­ку­п­ле­ния. Лю­ди на ули­цах и в до­мах  пла­ка­ли  от  ра­до­сти; при встре­че  зна­ко­мые  и  не­зна­ко­мые  по­здрав­ля­ли  друг  дру­га  и об­ни­ма­лись, точ­но в день свет­ло­го вос­кре­се­ния.  Но  ско­ро  и  сам но­вый  24-лет­ний  им­пе­ра­тор  сде­лал­ся  пред­ме­том    вос­тор­жен­но­го вни­ма­ния и  обо­жа­ния.  Са­мая  на­руж­ность  и  про­сто­та  Алек­сан­д­ра про­из­во­ди­ли обая­тель­ное дей­ст­вие. Го­су­дарь не  лю­бил  пыш­но­сти  и рос­ко­ши. Обыч­но он дер­жал се­бя как про­стой гвар­дей­ский  офи­цер  и пре­неб­ре­гал  дер­жав­ным  це­ре­мо­ниа­лом. Его,  на­при­мер,  мож­но  бы­ло ви­деть гу­ляю­щим по сто­ли­це пеш­ком без вся­кой сви­ты  и  при­вет­ли­во от­ве­чаю­щим на по­кло­ны встреч­ных.

  Не­ко­то­рую на­сто­ро­жен­ность и опа­ску вы­зы­ва­ли у мно­гих лишь ли­бераль­ные при­чу­ды но­во­го им­пе­ра­то­ра. Хо­тя Алек­сандр и не  то­ро­пил­ся с пре­об­ра­зо­ва­ния­ми, взгля­дов сво­их он не скры­вал. Так  по  слу­чаю ко­ро­на­ции бы­ли объ­яв­ле­ны  раз­ные  на­гра­ды,  но,  во­пре­ки  обы­чаю, со­всем  не  раз­да­ва­лись  кре­сть­я­не.  Мно­гие  са­нов­ни­ки   ос­та­лись не­до­воль­ны этим. Од­но­му из та­ких не­до­воль­ных Алек­сандр су­хо за­ме­тил: «Боль­шая  часть  кре­сть­ян  в  Рос­сии  ра­бы:  счи­таю лиш­ним рас­про­стра­нят­ся об уни­же­нии  че­ло­ве­че­ст­ва  и  о  не­сча­стии по­доб­но­го со­стоя­ния. Я дал обет не уве­ли­чи­вать чис­ла их и  по­то­му взял за пра­ви­ло не раз­да­вать кре­сть­ян в соб­ст­вен­ность».

 

                8. Реформаторские чаянья

Но это бы­ли лишь бла­гие на­ме­ре­ния. Как ре­аль­но взять­ся за дело Алек­сандр не знал. Ед­ва ли мож­но бы­ло ждать по­мо­щи от  преж­них го­су­дар­ст­вен­ных  дея­те­лей  Ека­те­ри­нин­ско­го  вре­ме­ни,  по­это­му   с пер­вых  дней  но­во­го  цар­ст­во­ва­ния  им­пе­ра­то­ра  ок­ру­жи­ли  мо­ло­дые дру­зья, ко­то­рых он  при­звал  по­мо­гать  ему  в  пре­об­ра­зо­ва­тель­ных ра­бо­тах. То бы­ли лю­ди, вос­пи­тан­ные в  са­мых  пе­ре­до­вых  иде­ях   ве­ка и хо­ро­шо зна­ко­мые с го­су­дар­ст­вен­ны­ми по­ряд­ка­ми За­па­да: граф Ко­чу­бей, Но­во­силь­цев, граф Стро­га­нов и князь  Адам  Чар­то­рый­ский. Уже в мае 1801 го­да Стро­га­нов пред­ло­жил мо­ло­до­му ца­рю  об­ра­зо­вать не­глас­ный  ко­ми­тет  и  в  нем  об­су­ж­дать  пла­ны  го­су­дар­ст­вен­но­го пре­об­ра­зо­ва­ния. Алек­сандр  охот­но  со­гла­сил­ся,  и  дру­зья,  шу­тя, на­зы­ва­ли свой тай­ный ко­ми­тет Ко­ми­те­том об­ще­ст­вен­но­го спа­се­ния.

  Эти тай­ные со­б­ра­ния по­на­ча­лу про­ис­хо­ди­ли два или три раза в неде­лю. По­сле ко­фе и об­щей бе­се­ды им­пе­ра­тор уда­лял­ся, и в то  вре­мя как все при­гла­шен­ные разъ­ез­жа­лись,  че­ты­ре  че­ло­ве­ка  про­би­ра­лись как за­го­вор­щи­ки, по ко­ри­до­ру в од­ну из внут­рен­них ком­нат, где  их ждал Алек­сандр.  Здесь  вер­ши­лись  судь­бы  Рос­сии,  но  по­ка  еще от­вле­чен­но и не со­всем со­гла­со­ван­но. Чар­то­рый­ский вспо­ми­нал поз­же об этих ве­чер­них встре­чах: «Ка­ж­дый  нес  ту­да  свои  мыс­ли,  свои ра­бо­ты, свои со­об­ще­ния о те­ку­щем хо­де пра­ви­тель­ст­вен­ных дел  и  о за­ме­чен­ных зло­упот­реб­ле­ни­ях вла­сти. Им­пе­ра­тор  впол­не  от­кро­вен­но рас­кры­вал пе­ред на­ми свои мыс­ли и свои ис­тин­ные чув­ст­ва.  И  хо­тя эти  со­б­ра­ния  дол­гое   вре­мя    пред­став­ля­ли    со­бой    про­стое пре­про­во­ж­де­ние  вре­ме­ни  в  бе­се­дах,  не  имею­щих    прак­ти­че­ских ре­зуль­та­тов, все же на­до ска­зать прав­ду, что не  бы­ло  ни  од­но­го внут­рен­не­го улуч­ше­ния, ни од­ной по­лез­ной ре­фор­мы, на­ме­чен­ной  или про­ве­ден­ной  в  Рос­сии  в  цар­ст­во­ва­ние  Алек­сан­д­ра,  ко­то­рые  не за­ро­ди­лись на этих имен­но тай­ных со­ве­ща­ни­ях».

  Бла­го­да­ря днев­ни­ку Стро­га­но­ва есть  воз­мож­ность  про­сле­дить  за дея­тель­но­стью ко­ми­те­та. Мо­ло­дые  ре­фор­ма­то­ры  сра­зу  за­тро­ну­ли  в сво­их  бе­се­дах  са­мые  раз­но­об­раз­ные  го­су­дар­ст­вен­ные    во­про­сы. По­ло­же­но бы­ло пред­ва­ри­тель­но изу­чить на­стоя­щее по­ло­же­ние им­пе­рии, по­том пре­об­ра­зо­вать от­дель­ные час­ти ад­ми­ни­ст­ра­ции и эти от­дель­ные  ре­фор­мы  за­вер­шить  «уло­же­ни­ем,    ус­та­нов­лен­ным    на ос­но­ва­нии ис­тин­но­го на­род­но­го ду­ха».

   На­ча­ли с цен­траль­но­го управ­ле­ния. В хо­де сво­их ре­форм  Ека­те­ри­на ос­та­ви­ла не­за­вер­шен­ным  зда­ние  цен­траль­но­го  управ­ле­ния;  соз­дав строй­ный и слож­ный по­ря­док ме­ст­ной ад­ми­ни­ст­ра­ции и су­да,  она  не да­ла пра­виль­ных цен­траль­ных уч­ре­ж­де­ний  с  точ­но  рас­пре­де­лен­ны­ми ве­дом­ст­ва­ми,  с  яс­ным  обо­зна­че­ни­ем  их  функ­ций  и  гра­ниц   их пол­но­мо­чий. Алек­сандр про­дол­жил ра­бо­ту баб­ки. Со­би­рав­ший­ся пре­ж­де по лич­но­му ус­мот­ре­нию им­пе­рат­ри­цы Го­су­дар­ст­вен­ный со­вет 30  мар­та 1801 го­да за­ме­нен был по­сто­ян­ным уч­ре­ж­де­ни­ем, по­лу­чив­шим на­зва­ние «Не­премен­но­го  со­ве­та»,  для    рас­смот­ре­ния    и    об­су­ж­де­ния го­су­дар­ст­вен­ных дел и по­ста­нов­ле­ний. Он был ор­га­ни­зо­ван на ско­рую ру­ку,  со­сто­ял  из  12  выс­ших  са­нов­ни­ков  без  раз­де­ле­ния    на де­пар­та­мен­ты.  За­тем  пре­об­ра­зо­ва­ны  бы­ли  пет­ров­ские   кол­ле­гии. Ма­ни­фе­стом 8 сен­тяб­ря 1802 го­да они ре­ор­га­ни­зо­ва­ны бы­ли в  во­семь ми­ни­стерств, с ко­ми­те­том  ми­ни­ст­ров для об­су­ж­де­ния дел, тре­бую­щих об­щих  со­об­ра­же­ний.  Это  по­след­нее яви­лось впер­вые в сис­те­ме рус­ских цен­траль­ных уч­ре­ж­де­ний.

  Од­но­вре­мен­но с ре­фор­ма­ми ад­ми­ни­ст­ра­тив­ны­ми за­тро­ну­ты бы­ли и обще­ст­вен­ные  от­но­ше­ния.  Здесь  так­же    рез­ко    за­яв­ле­но    бы­ло на­прав­ле­ние, в ка­ком пред­по­ла­га­лось дей­ст­во­вать; на­прав­ле­ние  это со­стоя­ло в урав­не­нии всех об­ще­ст­вен­ных со­стоя­ний пе­ред за­ко­ном. В свя­зи с этим был роб­ко поднят ще­кот­ли­вый  во­прос  о  кре­по­ст­ном пра­ве. Ря­дом мер с на­ча­ла цар­ст­во­ва­ния  за­яв­ле­но  бы­ло  на­ме­ре­ние пра­ви­тель­ст­ва по­сте­пен­но  под­го­то­вить  умы  к  уп­разд­не­нию  это­го пра­ва. Так, в пра­ви­тель­ст­вен­ных пе­рио­ди­че­ских из­да­ни­ях  за­пре­ще­но бы­ло пе­ча­тать пуб­ли­ка­ции о про­да­же кре­сть­ян  без  зем­ли.  С  1801 го­да  пре­кра­ти­лась  раз­да­ча  на­се­лен­ных    име­ний    в    ча­ст­ную соб­ст­вен­ность. 12 де­каб­ря 1801 го­да  об­на­ро­до­ван  был  еще  бо­лее важ­ный  указ,  пре­дос­тав­ляю­щий  ли­цам  всех  сво­бод­ных  со­стоя­ний при­об­ре­тать в соб­ст­вен­ность не­дви­жи­мое  иму­ще­ст­во  без  кре­сть­ян. Этот  за­кон  раз­ру­шил  ве­ко­вую    зем­ле­вла­дель­че­скую    мо­но­по­лию дво­рян­ст­ва, ко­то­рое од­но до­то­ле поль­зо­ва­лось  пра­вом  при­об­ре­тать зем­лю в лич­ную соб­ст­вен­ность. 20 фев­ра­ля 1803 го­да из­дан был указ о «вольных хле­бо­паш­цах».  От­ны­не по­ме­щи­ки мог­ли  всту­пать  в  со­гла­ше­ние  со  свои­ми  кре­сть­я­на­ми, ос­во­бо­ж­дая их не­пре­мен­но с зем­лей це­лы­ми се­ле­ния­ми или от­дель­ны­ми семь­я­ми. Эти ос­во­бо­ж­ден­ные кре­сть­я­не  не  за­пи­сы­ва­лись  в  дру­гие со­стоя­ния, об­ра­зо­вы­ва­ли осо­бый класс «сво­бод­ных хле­бо­паш­цев».

 

                9. Первое столкновение с Наполеоном. Горечь Аустерлица

Вско­ре бур­ные внеш­не­по­ли­ти­че­ские со­бы­тия от­влек­ли  Алек­сан­д­ра от внут­рен­них ре­форм. В пер­вые го­ды по­сле  сво­его  вос­ше­ст­вия  на пре­стол им­пе­ра­тор ста­рал­ся под­дер­жи­вать ров­ные от­но­ше­ния со все­ми ев­ро­пей­ски­ми  дер­жа­ва­ми.  Но  вот  в  мар­те  1804   го­да    от­ряд фран­цуз­ской жан­дар­ме­рии вторг­ся на тер­ри­то­рию  Ба­де­на,  аре­сто­вал гер­цо­га Эн­ги­ен­ско­го и увез его  во  Фран­цию.  Вско­ре  гер­цог  был рас­стре­лян по при­го­во­ру во­ен­но­го су­да. Это  ро­ко­вое  пре­сту­п­ле­ние воо­ру­жи­ло про­тив На­по­ле­о­на всю мо­нар­хи­че­скую Ев­ро­пу. Осо­бен­но был воз­му­щен Алек­сандр. Он по­тре­бо­вал, что­бы фран­цу­зы уш­ли из се­вер­ной Гер­ма­нии и Не­апо­ля. На­по­ле­он от­ка­зал­ся, и  в  апреле  1804  го­да ди­пло­ма­ти­че­ские  от­но­ше­ния  ме­ж­ду  дву­мя    го­су­дар­ст­ва­ми    бы­ли пре­рва­ны. Алек­сандр от­пра­вил в Лон­дон Но­во­силь­це­ва для  со­гла­ше­ния о  но­вой  коа­ли­ции  и  с  это­го  вре­ме­ни  с  го­ло­вой    ушел    в хит­ро­спле­те­ния внеш­ней по­ли­ти­ки.  Здесь  он  имел  го­раз­до  бо­лее про­сто­ра для при­ло­же­ния сво­их лю­би­мых  ли­бе­раль­ных  идей,  чем  в кре­по­ст­ни­че­ской Рос­сии.  Но­вая  коа­ли­ция,  по  мыс­ли  Алек­сан­д­ра, долж­на бы­ла не про­сто сло­мить мо­гу­ще­ст­во На­по­ле­о­на, но и за­ло­жить в Ев­ро­пе на­ча­ла но­во­го по­ряд­ка. В  на­ча­ле  1805   го­да пар­ла­мент  во­ти­ро­вал  5  мил­лио­нов  фун­тов  на  во­ен­ное   по­со­бие кон­ти­нен­таль­ным дер­жа­вам,  в  мар­те  был  под­пи­сан  анг­ло-рус­ский со­юз­ный до­го­вор. А в кон­це мая На­по­ле­он объ­я­вил о при­сое­ди­не­нии  к Фран­ции  Ге­нуи,  то­гда  же  Лук­ка  сде­ла­лась  вла­де­ни­ем    се­ст­ры им­пе­ра­то­ра. Это под­виг­ло на ре­ши­тель­ные дей­ст­вия Ав­ст­рию. В  ию­ле она при­сое­ди­ни­лась к анг­ло-рус­ско­му  сою­зу.  Однако  прус­ский  ко­роль про­дол­жал  ко­ле­бать­ся  и  не  то­ро­пил­ся    на­чи­нать    вой­ну    с На­по­ле­о­ном. Алек­сандр ре­шил от­пра­вить­ся в Бер­лин и лич­но уго­во­рить Фрид­ри­ха Виль­гель­ма примк­нуть к коа­ли­ции.

  Но в то вре­мя,  как  со­юз­ни­ки  ве­ли  пе­ре­го­во­ры,  На­по­ле­он  уже дей­ст­во­вал  Вре­мя  ра­бо­та­ло  не  на  не­го,  и  он  это  пре­крас­но по­ни­мал. К  ок­тяб­рю  ав­ст­рий­цы  вме­сто  250  ты­сяч  сол­дат  ус­пе­ли под­го­то­вить толь­ко 80, а вме­сто 180-  ты­сяч­ной  рус­ской  ар­мии  к мес­ту бое­вых дей­ст­вий ус­пел по­дой­ти  толь­ко  50  ты­сяч­ный  кор­пус Ку­ту­зо­ва. Ме­ж­ду тем На­по­ле­он под­нял и ме­нее  чем  за  три  не­де­ли пе­ре­бро­сил из Бу­лон­ско­го ла­ге­ря на Ду­най свою 186 ты­сяч­ную ар­мию. Пре­ж­де все­го он на­пал на ав­ст­рий­скую ар­мию Ма­ка и  в  трех сра­же­ни­ях пол­но­стью унич­то­жил ее. Ос­тат­ки кор­пу­са Ма­ка  от­сту­пи­ли к Уль­му и здесь  7 ок­тяб­ря сда­лись.

 Под впе­чат­ле­ни­ем этих со­бы­тий про­изош­ло  сви­да­ние  Алек­сан­д­ра  с прус­ским ко­ро­лем в Бер­ли­не. Ан­ти­фран­цуз­ские  на­строе­ния  во  всех сло­ях гер­ман­ско­го об­ще­ст­ва бы­ли то­гда  очень  силь­ны.  Алек­сан­д­ра по­всю­ду встре­ча­ли как гла­ву коа­ли­ции с ве­ли­чай­шим во­оду­шев­ле­ни­ем. Его спо­кой­ная уве­рен­ность в сво­их си­лах  всем  вну­ша­ла  оп­ти­мизм. Ка­за­лось,  что  на­шел­ся,  на­ко­нец,  че­ло­век,   ко­то­рый    ос­та­но­вит На­по­ле­о­на.  Да­же  роб­кий  Фрид­рих Виль­гельм  вос­пря­нул  ду­хом  и ре­шил­ся уже­сто­чить по­ли­ти­ку по от­но­ше­нию к  Фран­ции. Сво­им лич­ным обая­ни­ем Алек­сандр сде­лал то, че­го  не  мог  дос­тичь че­рез  сво­их  ди­пло­ма­тов.  Прав­да  Прус­сия  не  при­сое­ди­ни­лась  к коа­ли­ции, а лишь при­ня­ла на се­бя воо­ру­жен­ное по­сред­ни­че­ст­во. Но и этим дос­ти­га­лось уже мно­гое. На­по­ле­о­ну гро­зил со­юз всей Ев­ро­пы.

  В по­след­ний день сви­да­ния Алек­сан­д­ра с  Фрид­ри­хом Виль­гель­мом  в Пот­сда­ме,  по­сле  за­тя­нув­ше­го­ся  ужи­на,    Алек­сандр    пред­ло­жил спус­тить­ся в склеп,  где  по­кои­лись  ос­тан­ки  Фрид­ри­ха  Ве­ли­ко­го. Ко­роль и ко­ро­ле­ва Луи­за охот­но со­гла­си­лись. Сви­ты с ни­ми не бы­ло. Алек­сандр кос­нул­ся  гу­ба­ми  гро­бо­вой  крыш­ки  сво­его  гат­чин­ско­го ку­ми­ра. В при­сут­ст­вии ко­ро­ле­вы Луи­зы им­пе­ра­тор и ко­роль по­кля­лись над гроб­ни­цей в веч­ной друж­бе.  По­д впечатлением  этой  ро­ман­ти­че­ской  сце­ны Алек­сандр на­пра­вил­ся пря­мо на те­атр во­ен­ных дей­ст­вий в Ав­ст­рию.

  По­сле встре­чи с Фран­цем оба им­пе­ра­то­ра  поехали  в  Оль­мюц, ку­да с тя­же­лы­ми арь­ер­гард­ны­ми боя­ми  ото­шла  ар­мия  Ку­ту­зо­ва.  16 но­яб­ря  Алек­сандр  впер­вые  был  в  на­стоя­щем  сра­же­нии. Это  бы­ла ус­пеш­ная для со­юз­ни­ков стыч­ка у Ви­шау. Им­пе­ра­тор ска­кал вме­сте  с на­сту­пав­ши­ми ко­лон­на­ми, при­слу­ши­ва­ясь к  сви­сту  пуль.  По­том  он за­дер­жал ко­ня и, ко­гда паль­ба стих­ла, мрач­но и без­молв­но ез­дил по по­лю, рас­смат­ри­вая мерт­вых в лор­нет и тя­же­ло взды­хая. В этот день он ни­че­го не ел.

 Оба им­пе­ра­то­ра стоя­ли за то, что­бы не­мед­лен­но дать На­по­ле­о­ну гене­раль­ное  сра­же­ние. Куту­зо­ва,  ко­то­рый    пред­ла­гал    про­дол­жать от­сту­п­ле­ние, не ста­ли слу­шать. Го­раз­до охот­нее  Алек­сандр  вни­мал сво­им  мо­ло­дым  со­вет­ни­кам.  Это  бы­ли  дни  «мо­ло­дых»  и  пар­тия «ста­ри­ков» ока­за­лась ре­ши­тель­но  уст­ра­нен­ной.

  На рас­све­те 20 но­яб­ря на­ча­лось Ау­стер­лиц­кое сра­же­ние.  Объ­ез­жая вой­ска вме­сте с Ку­ту­зо­вым, Алек­сандр спро­сил у  не­го:  «Ну,  что, как вы по­ла­гае­те, де­ло пой­дет хо­ро­шо?»  «Кто мо­жет со­мне­вать­ся в по­бе­де  под  пред­во­ди­тель­ст­вом  ва­ше­го   ве­ли­че­ст­ва!» -    от­ве­чал Ку­ту­зов. Алек­сандр на­хму­рил­ся и  воз­ра­зил:  «Нет,  вы  ко­ман­дуе­те здесь, а я толь­ко зри­тель». Ку­ту­зов по­кор­но  скло­нил  го­ло­ву.  Он не  скры­вал,  что  не  ве­рит    в    ус­пех    ба­та­лии. Дей­ст­ви­тель­но, бой  под  Ау­стер­ли­цем  про­дол­жал­ся  не­дол­го.  Ча­са че­рез пол­то­ра по­сле пер­вых встреч с  не­при­яте­лем  со­юз­ные  вой­ска по­ко­ле­ба­лись. По­ки­ну­тые рус­ски­ми Пра­цен­ские  вы­со­ты  ока­за­лись  в ру­ках фран­цу­зов, и это бы­ло на­ча­лом кон­ца.

  По сму­щен­ным и рас­те­рян­ным ли­цам сво­ей сви­ты Алек­сандр до­га­дался, что сра­же­ние про­иг­ра­но. Сле­дуя за чет­вер­той ко­лон­ной, он по­пал под не­при­ятель­ский огонь. В не­сколь­ких ша­гах от не­го бы­ла  ра­не­на кар­те­чью ло­шадь лейб-ме­ди­ка Ви­лье.  Свист  хо­лод­но­го  но­ябрь­ско­го вет­ра  сме­ши­вал­ся  со  сви­стом  пуль.  Ми­мо  им­пе­ра­то­ра    бе­жа­ли ба­таль­о­ны,  по­вер­нув  спи­ны  к  не­при­яте­лю.  Им­пе­ра­тор­ская  сви­та рас­сея­лась. За Алек­сан­дром сле­до­ва­ли толь­ко Ви­лье и бе­рей­тор Ене. Алек­сандр ос­та­но­вил­ся и тот­час же был  весь  осы­пан  зем­лей.  Это упа­ло ря­дом не­при­ятель­ское  яд­ро.  Бес­по­ря­доч­ная  тол­па  бег­ле­цов ув­лек­ла го­су­да­ря, он  очу­тил­ся  на  опус­тев­шем  по­ле,  по­кры­том тру­па­ми. Тем­не­ло, и ло­шадь не­сколь­ко раз на­сту­па­ла на  мерт­ве­цов. Не­ожи­дан­но ров пе­ре­ре­зал  до­ро­гу,  и  Александр ни­как не ре­шал­ся  пе­ре­ско­чить  его.  На­ко­нец  Ене  уда­рил  ло­шадь императора, и они очу­ти­лись по ту сто­ро­ну рва. Алек­сандр  спешился, сел на зем­лю и за­крыл ли­цо ру­ка­ми. Это бы­ла од­на из са­мых тя­го­ст­ных ми­нут в его жиз­ни. 

Поз­же  император  признавался:  «Я  был мо­лод  и  не­опы­тен.  Ку­ту­зов  го­во­рил  мне,  что  нам  на­до  бы­ло дей­ст­во­вать  ина­че,  но  ему  сле­до­ва­ло  быть  в  сво­их   мне­ни­ях на­стой­чи­вее». Толь­ко  те­перь  он  по­нял  и  оце­нил  На­по­ле­о­на.  В сле­дую­щие  же  по­сле  Ау­стер­ли­ца  дни  он  был  по­ки­нут    свои­ми со­юз­ни­ка­ми. Им­пе­ра­тор Франц на­пря­мую зая­вил, что  про­дол­жать  борь­бу  со­вер­шен­но  не­мыс­ли­мо.  «Де­лай­те,    что хо­ти­те, - от­ве­чал Алек­сандр, но не вме­ши­вай­те ме­ня  ни  под  ка­ким ви­дом». По­ли­ти­че­ский кон­фликт при­об­рел  для  не­го  от­ны­не  лич­ную ок­ра­ску.14 де­каб­ря был  за­клю­чен  Пресс­бург­ский  мир.  Пе­ред  его под­пи­са­ни­ем На­по­ле­он по­тре­бо­вал, что­бы  рус­ские  уш­ли  из Ав­ст­рии. Тре­тья коа­ли­ция раз­ва­ли­лась. Анг­лия  и  Шве­ция  ото­зва­ли свои вой­ска. Алек­сандр  по­чув­ст­во­вал  се­бя  ос­тав­лен­ным  все­ми  в еди­но­бор­ст­ве с На­по­ле­о­ном. И это еще уг­лу­би­ло го­речь по­ра­же­ния.

 

                10. Новые поражения и Тильзит

С Фран­ци­ей не бы­ло ни ми­ра ни вой­ны, но Алек­сандр был уве­рен, что но­вое столк­но­ве­ние с На­по­ле­о­ном толь­ко во­прос  вре­ме­ни.  Де­ло бы­ло за  со­юз­ни­ка­ми.  По­сле  раз­гро­ма  Ав­ст­рии  шло  сбли­же­ние  с Прус­си­ей, по­ло­же­ние ко­то­рой, не смот­ря на со­юз с На­по­ле­о­ном, оказалось очень не про­стым. Фрид­рих Виль­гельм сто­ял пе­ред не­лег­ким  вы­бо­ром: долж­но ли его стра­не ос­та­вать­ся ве­ли­кой ев­ро­пей­ской дер­жа­вой  или ей над­ле­жит  пре­вра­тить­ся  в  вас­са­ла  Фран­ции.  Алек­сандр  все­ми си­ла­ми  ста­рал­ся  воз­бу­ж­дать  в   сво­ем    цар­ст­вен­ном    со­бра­те во­ин­ст­вен­ное на­строе­ние и без­ус­лов­но обе­щал по­мощь Рос­сии  в  том слу­чае, ес­ли Прус­сия всту­пит в вой­ну с На­по­ле­о­ном.

  В ок­тяб­ре 1806 го­да ко­роль, на­ко­нец, ре­шил­ся от­крыть во­ен­ные действия. При этом он очень рас­счи­ты­вал на под­держ­ку Алек­сан­д­ра.  Но стре­ми­тель­ность На­по­ле­о­на вновь  сме­ша­ла  все  кар­ты.  8  ок­тяб­ря фран­цу­зы  на­ча­ли  на­сту­п­ле­ние,  10-го  прус­ская   ар­мия    по­тер­пе­ла по­ра­же­ние при Са­аль­фель­де, а 14 бы­ла окон­ча­тель­но раз­гром­ле­на при Йе­не и Ау­эр­штед­те. 27-го На­по­ле­он с  три­ум­фом  всту­пил  в  Бер­лин  и пред­ло­жил Фрид­ри­ху Виль­гель­му  мир.  Ко­роль  от­ка­зал­ся -  рус­ская ар­мия уже во­шла в Прус­сию, и ис­ход вой­ны ос­та­вал­ся  под  во­про­сом. 14 де­каб­ря  рус­ский  кор­пус  под  ко­ман­до­ва­ни­ем  Беннигсена  имел удач­ный бой с фран­цу­за­ми под Пул­ту­ском, а 26-27 ян­ва­ря 1807  го­да про­изош­ла страш­но кро­во­про­лит­ная бит­ва под  Прей­сиш-Эй­лау.  Ис­ход ее ос­тал­ся не­ре­шен­ным, но уже и то, что  она  не  бы­ла  про­иг­ра­на, про­из­ве­ло гро­мад­ное впе­чат­ле­ние.

  26  ап­ре­ля  Алек­сандр  встре­тил­ся  с  Фрид­ри­хом­ Виль­гель­мом    в Бар­тен­штей­не и уго­во­рил его  не  под­пи­сы­вать  с  На­по­ле­о­ном  мир. Беннигсен  су­мел  убе­дить  им­пе­ра­то­ра,  что   под    Прей­сиш-Эй­лау На­по­ле­о­ну бы­ло  на­не­се­но  тя­же­лое  по­ра­же­ние.  Те­перь  ос­та­ва­лось толь­ко до­бить его. В конце весны 1807  го­да  Алек­сандр  при­был  к вой­скам. Рус­ская ар­мия пе­ре­шла в на­сту­п­ле­ние. Однако уже  2-го июня она бы­ла раз­би­та под Фридлан­дом. По­те­ряв боль­ше 25 ты­сяч че­ло­век и ос­та­вив в ру­ках не­при­яте­ля всю  свою  ар­тил­ле­рию,  Беннигсен  от­сту­пил  за Не­ман.

 Алек­сандр уз­нал о Фрид­ланд­ском раз­гро­ме  ут­ром  3  ию­ня,  ко­гда при­был в Тиль­зит. Беннигсен ис­пра­ши­вал  раз­ре­ше­ния  на  за­клю­че­ние пе­ре­ми­рия. Алек­сандр дал его, и вскоре пе­ре­ми­рие бы­ло за­клю­че­но. Еще до это­го при­шлось пе­ре­ехать в Шав­ли, по­сколь­ку Тиль­зит  за­ня­ли фран­цу­зы, и здесь по­се­лил­ся На­по­ле­он. Хо­тя рус­ская ар­мия со­хра­ни­ла бое­спо­соб­ность, ряд не­уст­ра­ни­мых пре­пят­ст­вий за­ста­вил  Алек­сан­д­ра ре­шить­ся на пре­кра­ще­ние вой­ны. Пре­ж­де  все­го,  ста­ра­ния  На­по­ле­о­на вы­звать раз­рыв ме­ж­ду Рос­си­ей и Пор­той увен­ча­лись, на­ко­нец, ус­пе­хом. В де­каб­ре 1806 го­да рус­ские вой­ска всту­пи­ли в Мол­да­вию и Ва­ла­хию. Вой­на с са­мо­го на­ча­ла ока­за­лась не­лег­кой и  опас­ной,  по­то­му  что не­мед­лен­но вы­зва­ла рез­кие не­до­ра­зу­ме­ния с Ав­ст­ри­ей и  с  Анг­ли­ей, за­труд­няя  рус­ской  ди­пло­ма­тии  воз­мож­ность    ис­кать    где-ли­бо под­держ­ки в даль­ней­шей борь­бе с На­по­ле­о­ном.  Ме­ж­ду  тем  На­по­ле­он сто­ял поч­ти на  гра­ни­це  Рос­сии,  и  вой­ну,  не  имея  со­юз­ни­ков, при­шлось бы пе­ре­не­сти в глубь стра­ны, то  есть  до­пус­тить  пол­ное унич­то­же­ние  Прус­сии  и  вос­ста­нов­ле­ние   Поль­ши    под    эги­дой фран­цуз­ско­го им­пе­ра­то­ра. Но бы­ла  и  дру­гая  не  ме­нее  серь­ез­ная при­чи­на для пре­кра­ще­ния вой­ны. Не хва­та­ло де­нег для  ее  ве­де­ния. До сих пор во­ен­ные из­держ­ки в  зна­чи­тель­ной  сте­пе­ни  по­кры­ва­лись анг­лий­ски­ми суб­си­дия­ми. Те­перь этот ис­точ­ник ис­сяк. В на­ча­ле 1806 го­да Алек­сандр об­ра­щал­ся к Анг­лии с прось­бой о  зай­ме  и  по­лу­чил силь­но ос­кор­бив­ший его от­каз.

  По­сле ра­ти­фи­ка­ции пе­ре­ми­рия 13 ию­ня со­стоя­лась встре­ча двух импе­ра­то­ров. Что­бы Александру не переправляться на  фран­цуз­ский,  за­вое­ван­ный  бе­рег  Не­ма­на,  а На­по­ле­о­ну - на рус­ский, на са­мой се­ре­ди­не ре­ки был ут­вер­жден  плот с дву­мя ве­ли­ко­леп­ны­ми па­виль­о­на­ми.  На  фран­цуз­ском  бе­ре­гу  бы­ла вы­строе­на вся на­по­ле­о­нов­ская гвар­дия, на  рус­ском­ - не­боль­шая  сви­та Алек­сан­д­ра. Как толь­ко оба им­пе­ра­то­ра вы­са­ди­лись од­но­вре­мен­но  на пло­ту, На­по­ле­он об­нял Алек­сан­д­ра, и  они  уш­ли  в  па­виль­он,  где не­мед­лен­но на­ча­лась про­дол­жав­шая­ся поч­ти два  ча­са  бе­се­да.  Сис­те­ма­ти­че­ско­го  из­ло­же­ния раз­го­во­ра двух государей не сохранилось, но не­сколь­ко фраз сде­ла­лись по­том из­вест­ны­ми,  а об­щий смысл переговоров от­ра­зил­ся в  под­пи­сан­ном  спус­тя не­сколь­ко дней мир­ном  трак­та­те.  «Из-за  че­го  мы  вою­ем?» - спро­сил На­по­ле­он. «Я не­на­ви­жу анг­ли­чан  на­столь­ко  же,  на­сколь­ко  вы  их не­на­ви­ди­те, и бу­ду ва­шим по­мощ­ни­ком во всем, что вы бу­де­те де­лать про­тив них», - ска­зал Алек­сандр. «В та­ком слу­чае все  мо­жет уст­ро­ить­ся, и мир за­клю­чен», - от­ве­тил На­по­ле­он.

  14  ию­ня  Алек­сандр  по при­гла­ше­нию  На­по­ле­о­на  прие­хал  в  Тиль­зит,  и  сви­да­ния   ме­ж­ду им­пе­ра­то­ра­ми с этих пор про­ис­хо­ди­ли ка­ж­дый день. Сна­ча­ла На­по­ле­он ни­ко­го из сво­их ми­ни­ст­ров не  до­пус­кал  к  пе­ре­го­во­рам.  «Я  бу­ду ва­шим сек­ре­та­рем, а вы  мо­им  сек­ре­та­рем», - ска­зал  он  Алек­сан­д­ру. Поч­ти с пер­вых его слов обнаружилось  по­ис­ти­не  от­ча­ян­ное по­ло­же­ние Прус­сии. Французский император про­сто пред­ла­гал ее по­де­лить:  все, что  к вос­то­ку от Вис­лы, пусть бе­рет се­бе Алек­сандр, а к за­па­ду - На­по­ле­он.

  Алек­сандр счи­тал во­про­сом чес­ти  спа­сти  сво­его  дру­га Фрид­ри­ха Виль­гель­ма. Ра­ди это­го ему при­шлось  по­жерт­во­вать  очень мно­гим:  он  не  толь­ко  всту­пил  в  со­юз  с  На­по­ле­о­ном,  но   и при­сое­ди­нил­ся  к  яв­но    ги­бель­ной    для    рус­ской    тор­гов­ли кон­ти­нен­таль­ной  бло­ка­де,   до­пус­тил    об­ра­зо­ва­ние    гер­цог­ст­ва Вар­шав­ско­го,  оче­вид­ной  ба­зы  для  фран­цуз­ской  ар­мии  в  слу­чае раз­ры­ва сою­за, при­нял фран­цуз­ское по­сред­ни­че­ст­во ме­ж­ду Рос­си­ей  и Тур­ци­ей. В кон­це кон­цов, в до­го­во­ре бы­ло  за­пи­са­но,  что  На­по­ле­он ос­тав­ля­ет  Фрид­ри­ху Виль­гель­му «из ува­же­ния к  его  ве­ли­че­ст­ву  им­пе­ра­то­ру все­рос­сий­ско­му» Ста­рую   Прус­сию,    По­ме­ра­нию, Бран­ден­бург и Си­ле­зию. Все ос­таль­ные зем­ли бы­ли у Прус­сии   ото­бра­ны.  8 ию­ля до­го­вор под­пи­сали, по­сле  че­го  до  позд­не­го ве­че­ра в Тиль­зи­те шли празд­не­ст­ва  и  смот­ры.  Оба  им­пе­ра­то­ра  в те­че­ние  все­го  это­го  дня    бы­ли    не­раз­луч­ны    и    вся­че­ски де­мон­ст­ри­ро­ва­ли  свою  друж­бу.  9  ию­ля  Алек­сандр  и    На­по­ле­он про­из­ве­ли вме­сте смотр фран­цуз­ской и  рус­ской  гвар­дии  и  за­тем, рас­це­ло­вав­шись пе­ред  вой­ска­ми  и  мас­сой  со­брав­ших­ся  у  Не­ма­на зри­те­лей, рас­ста­лись.

 

                11. Трагическое одиночество Александра

Не смот­ря на все по­пыт­ки со­хра­нить ли­цо, Тиль­зит­ский мир  был для Алек­сан­д­ра  боль­шим  лич­ным  уни­же­ни­ем. Он  был  за­клю­чен  под страш­ным гне­том не­удач и раз­оча­ро­ва­ний, в  ос­кор­би­тель­ном  соз­на­нии сво­его бес­си­лия пе­ред вра­гом, ра­вен­ст­ва ко­то­ро­го  пе­ред  с  со­бой (не то что пре­вос­ход­ст­ва) он  не  мог без тя­го­ст­ной внут­рен­ней борь­бы при­знать  да­же  внеш­не. Путь, на ко­то­рый по­ста­ви­ло им­пе­ра­то­ра при­ми­ре­ние с На­по­ле­о­ном, стал тем  тя­же­лее  для  не­го, что в при­двор­ных и во­об­ще дво­рян­ских кру­гах смот­ре­ли  на  Тиль­зит как на лич­ный по­чин Алек­сан­д­ра. Цен­тром оп­по­зи­ции  сде­лал­ся  са­лон его ма­те­ри Ма­рии Фе­до­ров­ны, в ко­то­ром  со­би­ра­лись  са­мые  гром­кие кри­ку­ны и фрон­де­ры. С  это­го  вре­ме­ни  бе­рет  на­ча­ло  тра­ги­че­ское оди­но­че­ст­во Алек­сан­д­ра, ко­то­рое за­тем уси­ли­ва­лось с ка­ж­дым го­дом. Он  по­сте­пен­но  рас­хо­дит­ся  со   свои­ми    «мо­ло­ды­ми    друзь­я­ми», ос­но­ва­тель­но по­доз­ре­вая их в со­чув­ст­вии вра­ж­деб­ным ему  тол­кам  и сплет­ням.

  Он уда­ля­ет­ся и от же­ны. Ели­за­ве­та Алек­се­ев­на, ко­то­рой то­гда еще не ис­пол­ни­лось три­дца­ти лет, бы­ла в  са­мом  рас­цве­те красоты.  Сак­сон­ский по­слан­ник пи­сал, что она оча­ро­ва­тель­на, чер­ты ее ли­ца  не­обы­чай­но тон­ки и пра­виль­ны, у нее гре­че­ский про­филь, боль­шие го­лу­бые гла­за и див­ные зо­ло­ти­стые во­ло­сы. Все ее су­ще­ст­во  ды­шит  изя­ще­ст­вом  и ве­ли­ко­ле­пи­ем, а по­ход­ка воз­душ­на. Не­со­мнен­но,  за­клю­чал  он,  что это од­на из са­мых кра­си­вых жен­щин в  ми­ре.  Граф  Фе­дор  Го­лов­кин так­же вос­хи­щал­ся ее так­том, рас­су­ди­тель­но­стью, зна­ни­ем че­ло­ве­че­ско­го серд­ца, изя­ще­ст­вом, чув­ст­вом ме­ры и уме­ни­ем вы­ра­зить свою  мысль. Из­вест­но, что и Алек­сандр во  все  го­ды сво­ей жиз­ни был очень при­вле­ка­те­лен для жен­щин. Он  умел  быть  с ни­ми ин­те­рес­ным  и  неж­ным,  хо­тя,  по-ви­ди­мо­му,  ни­ко­гда  не  был стра­ст­ным. Труд­но ска­зать ка­кие чув­ст­ва  раз­де­ли­ли  суп­ру­гов,  но они поч­ти не скры­ва­ли вза­им­ной хо­лод­но­сти.

По­сле то­го, как в  мае 1799 го­да Ели­за­ве­та  ро­ди­ла  дочь  Ма­рию,  ме­ж­ду  ни­ми,  ка­жет­ся, пре­кра­ти­лась и суп­ру­же­ская бли­зость. А по­сле мар­тов­ско­го пе­ре­во­ро­та Алек­сандр и Ели­за­ве­та да­ли друг дру­гу пол­ную  сво­бо­ду.  Алек­сандр при­во­дил  к  же­не  лю­би­те­лей  позд­не­го  ужи­на  (в  том  чис­ле   и Чар­то­рый­ско­го, о ко­то­ром до­под­лин­но из­вест­но, что он был влюб­лен в им­пе­рат­ри­цу), уса­жи­вал их за стол, а сам ухо­дил к  се­бе.  С  1804 го­да  об­ще­при­знан­ной  фа­во­рит­кой  им­пе­ра­то­ра   сде­ла­лась    Ма­рья Ан­то­нов­на  На­рыш­ки­на.  Всем  из­вес­тен  был  так­же   и    лю­бов­ник им­пе­рат­ри­цы - рот­мистр ка­ва­лер­гард­ско­го  пол­ка  Алек­сей  Охот­ни­ков. Осе­нью 1807 го­да Ели­за­ве­та ро­ди­ла  от  не­го  дочь.  За  ме­сяц  до ро­ж­де­ния это­го  мла­ден­ца  Охот­ни­ков  при  вы­хо­де  из  те­ат­ра  был смер­тель­но ра­нен  кин­жа­лом.  Счи­та­ли,  что  убий­ца  по­дос­лан  был Кон­стан­ти­ном Пав­ло­ви­чем. По по­во­ду вто­рой до­че­ри (ко­то­рая, как  и пер­вая, умер­ла вско­ре по­сле ро­дов)  им­пе­рат­ри­ца  Ма­рия  Фе­до­ров­на го­во­ри­ла од­но­му близ­ко­му ей че­ло­ве­ку: «Я ни­ко­гда не мог­ла по­нять от­но­ше­ния мое­го сы­на к это­му ре­бен­ку, от­сут­ст­вие в нем неж­но­сти к не­му и к его ма­те­ри. Толь­ко по­сле смер­ти де­воч­ки по­ве­рил  он  мне эту тай­ну, что его же­на, при­знав­шись ему  в  сво­ей  бе­ре­мен­но­сти, хо­те­ла уй­ти, уе­хать и т.д. Мой сын по­сту­пил с  ней  с  ве­ли­чай­шим ве­ли­ко­ду­ши­ем».

 

                12. Эрфуртское свидание с Наполеоном

При­сое­ди­не­ние к кон­ти­нен­таль­ной бло­ка­де бы­ло очень  не­вы­год­но для Рос­сии. Боль­шая часть рус­ских то­ва­ров имела  та­ко­е  свой­ст­во, что они мог­ли  най­ти  сбыт  толь­ко  в  Анг­лии,  ли­бо  по  ми­ло­сти анг­ли­чан. На­про­тив, Фран­ция бы­ла свя­за­на  с  Рос­си­ей  толь­ко по­боч­ны­ми вы­го­да­ми. Раз­рыв  с  Анг­ли­ей  по­влек  за  со­бой  рез­кое сни­же­ние вы­во­за и вво­за, вздо­ро­жа­ние при­воз­ных то­ва­ров  и  во­об­ще пред­ме­тов по­треб­ле­ния  и  бы­строе  па­де­ние  це­ны  ас­сиг­на­ци­он­но­го руб­ля. Уже в  1808  го­ду  за  бу­маж­ный  рубль  да­ва­ли  50  ко­пе­ек се­реб­ром. Со­от­вет­ст­вен­но, боль­шая  часть  чи­нов­ни­ков  и  во­ен­ных, жив­ших на жа­ло­ва­ние, не мог­ли не роп­тать на пра­ви­тель­ст­во.

  Впро­чем,  все  это  бы­ло  лег­ко  пред­ска­зуе­мо,  и,   под­пи­сы­вая Тиль­зит­ский  мир,  Алек­сандр  пред­ви­дел  и  за­труд­не­ния   рус­ской тор­гов­ли и не­до­воль­ст­во дво­рян­ст­ва. И все-та­ки он шел на это,  так как  не­уда­чи  ев­ро­пей­ской  вой­ны  хо­тел  ком­пен­си­ро­вать  за  счет тер­ри­то­ри­аль­ных при­об­ре­те­ний  на  вос­то­ке.  По­это­му  пер­вые  го­ды по­сле Тиль­зи­та бы­ли для Алек­сан­д­ра вре­ме­нем  ув­ле­че­ния  вос­точ­ной по­ли­ти­кой. Но и здесь его жда­ло раз­оча­ро­ва­ние: На­по­ле­он про­дол­жал под­дер­жи­вать сул­та­на и со­гла­шал­ся от­сту­пить­ся от  не­го  лишь  при един­ст­вен­ном ус­ло­вии - Рос­сия долж­на бы­ла дать со­гла­сие на  раз­дел Прус­сии. Но это бы­ло со­вер­шен­но не­при­ем­ле­мо для  Алек­сан­д­ра,  как по  го­су­дар­ст­вен­ным,  так  и  по  лич­ным   со­об­ра­же­ни­ям.    Ко­гда не­тер­пе­ние  и  не­до­воль­ст­во  рус­ско­го  им­пе­ра­то­ра  ста­ло  слиш­ком ве­ли­ко, На­по­ле­он, что бы от­влечь его от вос­то­ка, вну­шил  мысль  о швед­ской  вой­не.  Она  на­ча­лась  в  1808   г.    и    за­вер­ши­лась при­сое­ди­не­ни­ем к Рос­сии Фин­лян­дии.

  Но эта ус­туп­ка бы­ла слиш­ком не­зна­чи­тель­на, что­бы Алек­сандр  мог реа­би­ли­ти­ро­вать  со­юз    с    Фран­ци­ей    в    гла­зах    рус­ско­го об­ще­ст­ва. По­это­му, ко­гда в сен­тяб­ре 1808 в Эр­фур­те бы­ла  на­зна­че­на но­вая встре­ча им­пе­ра­то­ров, Алек­сандр от­пра­вил­ся на нее с  твер­дым на­ме­ре­ни­ем тре­бо­вать со­гла­сия на при­сое­ди­не­ния ду­най­ских кня­жеств к Рос­сии.

  Эр­фурт­ская встре­ча На­по­ле­о­на и Алек­сан­д­ра ра­зи­тель­но от­ли­ча­лась от Тиль­зит­ской. Ес­ли тиль­зит­ские пе­ре­го­во­ры про­те­ка­ли под ли­чи­ной вза­им­ных дру­же­ских вос­тор­гов, то эр­фурт­ские бы­ли бур­ны, де­ло  до­хо­ди­ло  до  круп­ных  пре­ре­ка­ний,  чуть  ли  не  до раз­ры­ва. Алек­сандр  твер­до  и    ре­ши­тель­но    вы­ска­зал    рус­ские тре­бо­ва­ния: вос­ста­нов­ле­ние  Прус­сии,  не­до­пу­ще­ние  вос­ста­нов­ле­ния Поль­ши,  от­каз  Фран­ции  от  вме­ша­тель­ст­ва  в   де­ла    ду­най­ских про­вин­ций. Ина­че Алек­сандр не хо­тел под­дер­жи­вать На­по­ле­о­на в  его дей­ст­ви­ях  про­тив  Ав­ст­рии.  Встре­тив  это  не­ожи­дан­ное  упор­ст­во, На­по­ле­он то и де­ло те­рял  тер­пе­ние.  «Ваш  им­пе­ра­тор  уп­рям,  как мул, - ска­зал он од­на­ж­ды Ко­лен­ку­ру, - он глух ко все­му, че­го он  не хо­чет слы­шать». В  дру­гой  раз  с  На­по­ле­о­ном  слу­чил­ся  при­па­док не­удер­жи­мой яро­сти. Он швыр­нул на  пол  свою  тре­угол­ку  и  дол­го топ­тал ее но­га­ми, за­ды­ха­ясь  от  зло­бы.  Го­во­рят,  что  Алек­сандр смот­рел, улы­ба­ясь, на эту сце­ну и, по­мол­чав, ска­зал спо­кой­но: «Вы слиш­ком стра­ст­ны,  а  я  на­стой­чив:  гне­вом  со  мной  ни­че­го  не по­де­ла­ешь.  Бу­дем  бе­се­до­вать  и  рас­су­ж­дать,  или  я  уда­ля­юсь». На­по­ле­о­ну при­шлось удер­жи­вать сво­его хлад­но­кров­но­го  со­бе­сед­ни­ка, ко­то­рый под­нял­ся, что­бы его по­ки­нуть.

  В кон­це  кон­цов,  На­по­ле­он  от­ка­зал­ся  от  по­сред­ни­че­ст­ва  ме­ж­ду Рос­си­ей и  Тур­ци­ей,  при­знал  Ду­най  гра­ни­цей  Рос­сии и присоединение Фин­лян­дии,  дал  по­тре­бо­ван­ные Алек­сан­дром  обе­ща­ния  от­но­си­тель­но  Прус­сии  и  Поль­ши.   Вза­мен Алек­сандр обя­зал­ся под­дер­жи­вать Фран­цию про­тив Ав­ст­рии и  скре­пил на­сту­па­тель­ный со­юз про­тив Анг­лии. Та­ким об­ра­зом,  оба  им­пе­ра­то­ра дос­тиг­ли на­ме­чен­ных це­лей, но при этом по­шли  на  та­кие  ус­туп­ки, ко­то­рых не мог­ли и не хо­те­ли из­ви­нить друг дру­гу.

 

                13. Территориальные приращения Российской империи

Неудачи  французской войны Александру удалось отчасти ком­пен­си­ро­вать  за  счет тер­ри­то­ри­аль­ных при­об­ре­те­ний  в других местах.  В первые годы XIX века пределы империи раздвигались с той же стремительностью, как при Екатерине.

Прежде всего, Россия продолжала расширяться на восток. В  царствование императрицы Анны состоялась знаменитая экспедиция Беринга. На побережье Камчатки этот мореплаватель заложил Петропавловск-Камчатский, ставший вскоре новым центром русского господства на Дальнем Востоке. Продвигаясь на север, Беринг открыл Алеутские острова, а летом 1741 г. достиг побережья Аляски. Колонизация далеких окраинных земель началась лишь несколько десятилетий спустя. В 1784 г. остров Кадьяк стал центром основанной Шелиховым Российско-Американской компании. В 1799 г. Компания получила монопольные права на эксплуатацию богатств этого края. В 1799 г. новый глава Компании Баранов перебрался с Кадьяка на другой берег залива Аляска. На острове Ситка была построена Михайловская крепость. В 1802 г. ее сожгли индейцы-тлинкиты. Но в 1804 г. Баранов при поддержке  фрегата «Нева» (которым командовал Лисянский) вновь отбил Ситку у индейцев. В том же году на острове был основан Новоархангельск, сделавшийся столицей Русской Америки. Лисянский в 1805 г. обследовал и присоединил к России расположенные южнее Ситки острова архипелага Александра и лежащее против них американское побережье. Тогда же Крузенштерн обследовал берега острова Сахалин.

При Александре Россия твердой ногой стала в Закавказье. Еще в 1783 г. царь Картли и Кахетии Ираклий II перед лицом иранской и турецкой угрозы заключил т.н. «Георгиевский трактат», которым признавал протекторат России над своим государством.  После смерти царя Георгия XII император Павел I обнародовал 18 (30) января 1801 г.  манифест о присоединении Картли-Кахетии к России. Наследник престола царевич Давид, не ожидавший такого поворота событий, пытался противиться присоединению, но в сентябре 1801 г. был арестован и выслан во Владикавказ.  В 1803 г. добровольно вступил в российское подданство князь Мегрелии. В апреле 1804 г. русские войска вошли в Имеретию. Здешний царь Соломон II был вынужден подписать соглашение о российском протекторате. (В 1809 г. Соломон хотел поднять восстание, но был арестован и отстранен от престола; в 1811 г. Имеретинское царство было окончательно ликвидировано).  В том же 1804 г. русские взяли штурмом Гянджу и оккупировали территорию Гянджинского ханства.  В 1805 г. добровольно перешли в русское подданство  Карабахское, Шекинское и Ширванское ханства. В 1806 г., во время русско-иранской войны к российским владениям были присоединены Дербентское, Кубинское  и Бакинское ханства. В 1810 г. под русский протекторат перешел князь Гурии. В 1810 г. по просьбе абхазского князя к России была присоединена Абхазия (горную часть страны завоевали позже). Расширение русских владений привело к столкновению с Ираном и Турцией. Иранская война началась в 1804 г. и завершилась в 1813 г. поражением шаха. Россия не только удержала все приобретения, но и несколько расширила свои владения за Кавказским хребтом.

Одновременно в 1806-1812 гг. на Дунае шла русско-турецкая война. В 1811 г. турки понесли тяжелое поражение от Кутузова под Рущуком и  должны были уступить России Бесарабию.

Короткая война 1808-1809 гг. со Швецией, как уже отмечалось, принесла России Фин­лян­дию.

 

                14. Сперанский и его реформы

Эр­фурт­ский ви­зит зна­ме­на­те­лен еще и тем, что по­сле не­го Александр вновь воз­вра­тил­ся к мыс­ли о про­ве­де­нии ли­бе­раль­ных ре­форм в Рос­сии. К это­му по­бу­ди­ло его  сбли­же­ние  со  Спе­ран­ским.  В  1806 го­ду, пер­вые со­труд­ни­ки им­пе­ра­то­ра один  за дру­гим уда­ли­лись  от  не­го. Спе­ран­ский за бо­лез­нью Ко­чу­бея раз по­слан был с  док­ла­дом к им­пе­ра­то­ру. Алек­сандр, уже знав­ший рас­то­роп­но­го статс-сек­ре­та­ря Ко­чу­бея, был изум­лен ис­кус­ст­вом, с ка­ким был со­став­лен и про­чи­тан док­лад. С тех пор  они  сбли­зи­лись.  От­прав­ля­ясь  на  сви­да­ние  с На­по­ле­о­ном в Эр­фурт,  им­пе­ра­тор  взял  с  со­бой  Спе­ран­ско­го  для док­ла­дов по гра­ж­дан­ским  де­лам.  В  Эр­фур­те  Спе­ран­ский,  от­лич­но вла­дев­ший  фран­цуз­ским  язы­ком,  сбли­зил­ся   с    пред­ста­ви­те­ля­ми фран­цуз­ской ад­ми­ни­ст­ра­ции, при­смот­рел­ся к ним и  мно­го­му  от  них нау­чил­ся. Раз на ба­лу  Александр  спро­сил  Спе­ран­ско­го, как ему нра­вят­ся  чу­жие  края  в  срав­не­нии  с  оте­че­ст­вом.  «Мне ка­жет­ся, - от­ве­тил Спе­ран­ский, - здесь ус­та­нов­ле­ния, а у нас лю­ди  луч­ше». «Во­ро­тив­шись  до­мой, -  за­ме­тил им­пе­ра­тор, -  мы  с  то­бой  мно­го  об  этом  го­во­рить  бу­дем».

После приезда в Рос­сию Спе­ран­ский на­зна­чен был  то­ва­ри­щем  ми­ни­ст­ра юс­ти­ции и вме­сте с им­пе­ра­то­ром на­чал ра­бо­тать  над  об­щим  пла­ном го­су­дар­ст­вен­ных ре­форм. Как поз­же вспо­ми­нал сам  Спе­ран­ский,  они вдво­ем  про­во­ди­ли  це­лые  ве­че­ра  в  чте­нии  раз­ных    со­чи­не­ний, ка­сав­ших­ся улуч­ше­ния го­су­дар­ст­вен­но­го уст­рой­ст­ва, и в  об­су­ж­де­нии их. Ито­гом этих уп­раж­не­ний стал план  все­об­ще­го  го­су­дар­ст­вен­но­го об­ра­зо­ва­ния. По сло­вам Спе­ран­ско­го,  «весь  ра­зум  его пла­на со­сто­ял в том, что­бы по­сред­ст­вом  за­ко­нов  уч­ре­дить  власть пра­ви­тель­ст­ва на на­ча­лах по­сто­ян­ных и тем со­об­щить дей­ст­вию  этой вла­сти    бо­лее    дос­то­ин­ст­ва    и    ис­тин­ной    си­лы».    План пре­ду­смат­ри­вал, во-пер­вых, урав­не­ние всех рус­ских  со­сло­вий  пе­ред за­ко­ном  (кре­сть­я­не  долж­ны  бы­ли  по­лу­чить  сво­бо­ду  без  зем­ли) и, во-вто­рых, но­вое уст­рой­ст­во ме­ст­но­го и  цен­траль­но­го  управ­ле­ния на зем­ских и  вы­бор­ных  на­ча­лах  со  стро­гим  раз­де­ле­ни­ем  вла­стей за­ко­но­да­тель­ной, ис­пол­ни­тель­ной и су­деб­ной. 

План  со­став­лял­ся  с не­обы­чай­ной бы­ст­ро­той: он на­чат был в кон­це 1808 го­да и в ок­тяб­ре 1809 го­да уже ле­жал го­то­вый на сто­ле  им­пе­ра­то­ра.  Го­раз­до  бо­лее труд­но­стей встре­тил Спе­ран­ский при осу­ще­ст­в­ле­нии сво­его  за­мыс­ла. Впро­чем, в пол­ном объ­е­ме за­ду­ман­ные  пре­об­ра­зо­ва­ния  и  не  мог­ли быть  то­гда  осу­ще­ст­в­ле­ны  в  Рос­сии.  Все,  что  ус­пел   сде­лать Спе­ран­ский, ка­са­лось глав­ным об­ра­зом цен­траль­но­го управ­ле­ния.  1 ян­ва­ря 1810 го­да был от­крыт  пре­об­ра­зо­ван­ный  Го­су­дар­ст­вен­ный со­вет. Этот Со­вет становился отныне глав­ным со­ве­ща­тель­ным ор­га­ном при го­су­да­ре. Здесь долж­ны бы­ли об­су­ж­дать­ся все  под­роб­но­сти  го­су­дар­ст­вен­но­го  уст­рой­ст­ва,  на­сколь­ко    они тре­бу­ют  но­вых  за­ко­нов.  Вслед  за    Го­су­дар­ст­вен­ным    со­ве­том пре­об­ра­зо­ва­ны бы­ли по пла­ну Спе­ран­ско­го ми­ни­стер­ст­ва, уч­ре­ж­ден­ные ма­ни­фе­стом 8 сен­тяб­ря  1802  го­да.  За  про­шед­шие  го­ды  от­крыл­ся двой­ной  их   не­дос­та­ток:    от­сут­ст­вие    точ­но­го    оп­ре­де­ле­ния от­вет­ст­вен­но­сти ми­ни­ст­ров и не­пра­виль­ное рас­пре­де­ле­ние дел  ме­ж­ду ми­ни­стер­ст­ва­ми. В  1811  го­ду  бы­ло  опуб­ли­ко­ва­но «Об­щее    уч­ре­ж­де­ние    ми­ни­стерств», оп­ре­де­лив­шее    со­став     и де­ло­про­из­вод­ст­во  ми­ни­стерств   и    под­роб­но­сти    ми­ни­стер­ско­го управ­ле­ния.  Оба  ак­та  бы­ли  на­столь­ко  хо­ро­шо  про­ду­ма­ны,   что по­ря­док, ими ус­та­нов­лен­ный, про­дол­жал дей­ст­во­вать бо­лее  ста  лет вплоть до  ре­во­лю­ции.  Сле­дую­щей  по  оче­ре­ди  долж­на  бы­ла  ид­ти ре­фор­ма Се­на­та, но по раз­ным  при­чи­нам,  как  внут­рен­ним,  так  и внеш­ним, де­ло пре­об­ра­зо­ва­ний опять  за­тор­мо­зи­лось.  Тем  вре­ме­нем ме­ж­ду Алек­сан­дром и Спе­ран­ским на­сту­пи­ло ох­ла­ж­де­ние. В мар­те 1812 по­след­ний по­лу­чил от­став­ку и был со­слан в Ниж­ний Нов­го­род.  Вслед за­тем внеш­ние со­бы­тия вновь на­дол­го от­влек­ли вни­ма­ние  Алек­сан­д­ра от внут­рен­них дел.

 

                15. Разлад с Наполеоном. Начало Отечественной войны 1812 года

От­но­ше­ния с Фран­ци­ей по­сле эр­фурт­ско­го  сви­да­ния  им­пе­ра­то­ров по­сте­пен­но ухуд­ша­лись. В 1809 го­ду На­по­ле­он  на­нес  чет­вер­тое  за по­след­ние три­на­дцать  лет  тя­же­лое  по­ра­же­ние  Ав­ст­рии.  За­пад­ная Га­ли­ция бы­ла  от­торг­ну­та  у  нее,  и  при­сое­ди­не­на  к  гер­цог­ст­ву Вар­шав­ско­му. На по­ве­ст­ку дня вновь встал во­прос о  вос­ста­нов­ле­нии Поль­ши. Алек­сандр с боль­шой твер­до­стью про­тес­то­вал про­тив  это­го, пред­ла­гал  под­пи­сать  кон­вен­цию  об  от­ка­зе  обо­их  им­пе­рий    от вос­ста­нов­ле­ния  Поль­ши.  На­по­ле­он  не    от­клик­нул­ся    на    это пред­ло­же­ние, и Алек­сандр по­чув­ст­во­вал в этом уг­ро­зу. В на­ча­ле 1811 го­да рез­ко  вы­дви­нул­ся  во­прос  о  за­щи­те  рус­ских ин­те­ре­сов про­тив фран­цуз­ской тор­го­вой по­ли­ти­ки. Алек­сандр, во­пре­ки  тре­бо­ва­ни­ям  На­по­ле­о­на,  раз­ре­шил   ней­траль­ным    су­дам за­хо­дить в рус­ские пор­ты и вы­гру­жать анг­лий­ские то­ва­ры. Он  по­шел еще даль­ше, под­пи­сав в де­каб­ре 1810  го­да  но­вый  рус­ский  та­риф, ус­та­но­вив­ший поч­ти за­пре­ти­тель­ные по­шли­ны на пред­ме­ты рос­ко­ши, то есть на глав­ную  часть  фран­цуз­ско­го  вво­за,  ре­ши­тель­но  на­ру­шив, та­ким об­ра­зом, Тиль­зит­ский до­го­вор. Оз­на­ко­мив­шись с этим та­ри­фом в ян­ва­ре 1811 го­да, На­по­ле­он стал все­рь­ез ду­мать о не­из­беж­ной вой­не с Рос­си­ей. Со­юз­ни­ком  Фран­ции  в  этой  но­вой  гран­ди­оз­ной  вой­не долж­на бы­ла стать вся по­ра­бо­щен­ная им Ев­ро­па.

 В 1811 го­ду На­по­ле­он на­чал по­сте­пен­но стя­ги­вать к  гра­ни­цам Рос­сии ог­ром­ную ар­мию.  О  под­го­тов­ке  к  вой­не  хо­ро­шо  зна­ли  в Пе­тер­бур­ге. Рус­ские вой­ска со­би­ра­лись у  Не­ма­на  и  го­то­ви­лись  к от­по­ру.  9 ап­ре­ля 1812 го­да Алек­сандр вы­ехал к ар­мии.  14-го  он  при­был  в Виль­но. Вре­мя до кон­ца ме­ся­ца про­шло в смот­рах и в со­об­ра­же­нии пред­стоя­щих дей­ст­вий. В кон­це ап­ре­ля в став­ку при­был с пись­мом от На­по­ле­о­на граф Нар­бонн. При­няв его, Алек­сандр ска­зал, ука­зы­вая на ле­жав­шую пе­ред ним кар­ту Рос­сии: «Я не ос­ле­п­ля­юсь меч­та­ми; я знаю, в ка­кой ме­ре им­пе­ра­тор На­по­ле­он об­ла­да­ет  спо­соб­но­стя­ми  ве­ли­ко­го пол­ко­вод­ца, но на мо­ей сто­ро­не про­стран­ст­во и вре­мя. Во всей этой вра­ж­деб­ной для вас стра­не нет мес­та, ко­то­рое  ос­та­вил  бы  я  без со­про­тив­ле­ния, пре­ж­де, не­же­ли со­гла­шусь за­клю­чить по­стыд­ный  мир. Я не нач­ну вой­ны, но не по­ло­жу ору­жия, по­ка хоть один  не­при­ятель бу­дет ос­та­вать­ся в Рос­сии».

  Однако, та­ки­ми уг­ро­за­ми уже нель­зя бы­ло ос­та­но­вить вой­ну.  Ут­ром  12 ию­ня на­по­ле­о­нов­ская ар­мия на­ча­ла  пе­ре­прав­лять­ся  че­рез  Не­ман  в рай­оне Ков­но. Из­вес­тие о пе­ре­пра­ве при­шло в Виль­но в ночь с 12 на 13 ию­ня. Алек­сандр в это  вре­мя  на­хо­дил­ся  на  ба­лу  в  За­пре­те. Ми­нистр юс­ти­ции Ба­ла­шов ти­хонь­ко  до­ло­жил  ему  о  на­ча­ле  вой­ны. Алек­сандр по­ве­лел Ба­ла­шо­ву со­хра­нять эту весть в тай­не, ос­та­вал­ся на ба­лу еще око­ло ча­са, а по­том про­вел  в  тру­дах  боль­шую  часть но­чи. В это вре­мя был под­пи­сан при­каз к ар­мии. В нем  го­во­ри­лось, что  вой­на  бу­дет  про­дол­жать­ся  до  тех  пор,  по­ка  «хоть  один не­при­ятель­ский во­ин бу­дет ос­та­вать­ся в на­шей зем­ле».

 

                16. Неудачи первых дней. Патриотический подъем

Война, к которой так долго готовились и которую так очевидно ждали, началась с крупных провалов и неудач. План обо­ро­ны раз­ра­ба­ты­вал прус­ский  ге­не­рал  Фуль,  ко­то­ро­го им­пе­ра­тор ста­вил очень вы­со­ко и по­чи­тал за ге­ни­аль­но­го  стра­те­га. Под Дри­сой был уст­ро­ен  ук­ре­п­лен­ный  ла­герь,  где  пред­по­ла­га­лось со­сре­до­то­чить до 120 ты­сяч че­ло­век для за­щи­ты  до­рог,  иду­щих  на Мо­ск­ву  и  Пе­тер­бург.  Вто­рая  ар­мия,  рас­по­ло­жен­ная  на  боль­шом рас­стоя­нии от Пер­вой, долж­на бы­ла,  по  мыс­ли  Фу­ля,  на­пасть  на На­по­ле­о­на в тот мо­мент, ко­гда  он  при­сту­пит  к  оса­де  Дрис­ско­го ла­ге­ря.  На­по­ле­он, имев­ший ог­ром­ный пе­ре­вес в си­лах, шу­тя раз­ру­шил  этот на­ив­ный план. 16  ию­ня фран­цу­зы за­ня­ли Виль­ну. В тот же день  Алек­сандр  отдал  при­каз Вто­рой ар­мии ид­ти на со­еди­не­ние с Пер­вой, а ес­ли это  не­воз­мож­но, то про­дви­гать­ся к Мин­ску и Бо­ри­со­ву.

  Пер­вая ар­мия тем вре­ме­нем от­хо­ди­ла к Дри­се и 27 ию­ня всту­пи­ла в Дрис­ский ла­герь. Алек­сандр при­нял­ся объ­ез­жать ук­ре­п­ле­ния во  всех на­прав­ле­ни­ях. По­сле Ау­стер­ли­ца он ста­рал­ся не вы­ска­зы­вать  сво­его мне­ния по во­ен­ным во­про­сам, боль­ше  мол­чал,  вслу­ши­вал­ся  в  ре­чи ге­не­ра­лов и всмат­ри­вал­ся в их ли­ца. Об­щий вы­вод был не­уте­ши­тель­ный: все в один го­лос го­во­ри­ли,  что  Дрис­ский  ла­герь бес­смыс­лен­ная вы­дум­ка и что нуж­но  ухо­дить  из  этой  ло­вуш­ки,  не те­ряя вре­ме­ни.  Все  вы­сту­па­ли  про­тив  пла­на  Фу­ля,  но  ни­че­го  тол­ко­во­го  не пред­ла­га­ли вза­мен. В кон­це кон­цов, им­пе­ра­тор при­нял  на­стоя­тель­ные до­во­ды  Барк­лая  де  Тол­ли,  ко­то­рый  со­ве­то­вал  от­сту­пать,   ибо ге­не­раль­ная бит­ва у гра­ниц мог­ла окон­чить­ся толь­ко по­ра­же­ни­ем.

  4 ию­ля Пер­вая ар­мия вы­шла из Дрис­ско­го ла­ге­ря по на­прав­ле­нию  к Ви­теб­ску. В По­лоц­ке Шиш­ков, Ба­ла­шов и Арак­че­ев по­да­ли  Алек­сан­д­ру за­пис­ку,  в  ко­то­рой  ука­за­ли  на  не­удоб­ст­во  его    даль­ней­ше­го пре­бы­ва­ния в вой­сках. Алек­сандр, впро­чем, и сам уже по­нял это. Не при­няв ко­ман­до­ва­ния,  он  свя­зы­вал  сво­им  при­сут­ст­ви­ем  Барк­лая, вы­ну­ж­ден­но­го по­сто­ян­но ог­ля­ды­вать­ся на мне­ние дво­ра.  6 ию­ля был по­лу­чен мир­ный трак­тат с Анг­ли­ей, а 7 ию­ля  го­су­дарь вы­ехал в Мо­ск­ву. Про­ща­ясь, он буд­то бы ска­зал  Барк­лаю:  «До­ве­ряю вам свою ар­мию. Не за­бы­вай­те, что дру­гой у ме­ня нет».

  Сде­лав од­но­днев­ную ос­та­нов­ку в  Смо­лен­ске,  Алек­сандр  11  ию­ля прие­хал в Мо­ск­ву, где его  с  не­тер­пе­ни­ем  жда­ли. Вся столица была охвачена невиданным патриотическим воодушевлением.  Мно­гие  жи­те­ли от­пра­ви­лись  на    По­клон­ную    го­ру    в    на­де­ж­де    ис­про­сить по­зво­ле­ния­ вып­рячь ло­ша­дей из цар­ской ко­ля­ски и не­сти ее на  се­бе. Ты­ся­чи лю­дей раз­но­го  зва­ния  от­пра­ви­лись  пеш­ком  по  Смо­лен­ской до­ро­ге, со­кра­щая вре­мя уда­лы­ми рус­ски­ми пес­ня­ми.  Алек­сандр, ук­ло­ня­ясь от тор­же­ст­вен­ной встре­чи, по­же­лал  въе­хать в сто­ли­цу но­чью. Не­смот­ря, од­на­ко, на то, вся до­ро­га с  по­след­ней стан­ции до за­ста­вы бы­ла пол­на на­ро­да, так что от  взя­тых  мно­ги­ми фо­на­рей, бы­ло свет­ло как днем.

  12 ию­ля, ед­ва лишь ста­ла  за­ни­мать­ся  за­ря,  на­род  по­ва­лил  не Крас­ную пло­щадь; все уже зна­ли о  при­ез­де  го­су­да­ря.  С  вос­хо­дом солн­ца,  яр­ко  си­яв­ше­го  в  этот  тор­же­ст­вен­ный   день,    Кремль на­пол­нил­ся на­ро­дом. Алек­сандр вы­шел из двор­ца в де­вять ча­сов, и в то же мгно­ве­ние раз­дал­ся звон  ко­ло­ко­лов  и  гро­мо­глас­ное  «Ура!» Алек­сандр ос­та­но­вил­ся на Крас­ном крыль­це, рас­тро­ган­ный  зре­ли­щем, на­по­ми­нав­шим вре­ме­на Ми­ни­на и По­жар­ско­го. Че­рез  не­сколь­ко  ми­нут он по­шел к Ус­пен­ско­му со­бо­ру. На­род про­во­жал его  кри­ка­ми:  «Отец наш! Ан­гел наш! Да со­хра­нит те­бя Гос­подь Бог!»

  15 ию­ля на­зна­че­но бы­ло со­брать­ся дво­ря­нам и ку­пе­че­ст­ву в  за­лах Сло­бод­ско­го двор­ца. Вой­дя в за­лу дво­рян­ско­го со­б­ра­ния, Алек­сандр, встре­чен­ный с вос­тор­гом,  объ­яс­нил  в  крат­ких  сло­вах  по­ло­же­ние го­су­дар­ст­ва и на­пом­нил, что уже не раз  оно  бы­ло  обя­за­но  сво­им спа­се­ни­ем дво­ря­нам.  Он  за­кон­чил  сло­ва­ми:  «На­ста­ло  вре­мя  для Рос­сии по­ка­зать све­ту ее мо­гу­ще­ст­во! Я твер­до ре­шил ис­то­щить  все сред­ст­ва  мо­ей  об­шир­ной  им­пе­рии,  пре­ж­де,   не­же­ли    по­ко­рим­ся вы­со­ко­мер­но­му не­при­яте­лю. В пол­ной уве­рен­но­сти взы­ваю к вам:  вы, по­доб­но ва­шим  пред­кам,  не  по­зво­ли­те  вос­тор­же­ст­во­вать  вра­гам, это­го ожи­да­ют от вас Оте­че­ст­во и  го­су­дарь!»  В  от­вет  раз­да­лись кри­ки: «Го­то­вы уме­реть за те­бя,  го­су­дарь!  Не  по­ко­рим­ся  вра­гу! Все, что име­ем, от­да­ем  те­бе!»  Мно­гие  пла­ка­ли.  Алек­сандр,  сам чрез­вы­чай­но рас­тро­ган­ный, ска­зал: «Ино­го я не ожи­дал от  вас.  Вы оп­рав­ды­вае­те мое о  вас  мне­ние».  По­том,  пе­рей­дя  в  за­лу,  где со­бра­лось  ку­пе­че­ст­во,  Алек­сандр  объ­я­вил  де­пу­та­там,  что   для от­ра­же­ния не­при­яте­ля тре­бу­ют­ся зна­чи­тель­ные де­неж­ные сред­ст­ва. По от­бы­тию  им­пе­ра­то­ра  в  про­дол­же­нии   двух    ча­сов    ку­пе­че­ст­во под­пи­са­лось на пол­то­ра мил­лио­на руб­лей.

  В ночь с 18  на  19  им­пе­ра­тор вы­ехал из Москвы и 22 ию­ля при­был в Пе­тер­бург. Между тем, с фронта продолжали приходить тревожные вести. 4 августа две русские армии благополучно соединились под Смоленском. 5 августа Наполеон стянул главные силы к этому городу и начал его штурм. Два дня русские ожесточенно защищали Смоленск, но вечером 6-го Барклай приказал продолжить отступление.

Пер­вой за­бо­той Алек­сан­д­ра по воз­вра­ще­нии бы­ло на­зна­чить  но­во­го глав­но­ко­ман­дую­ще­го. Вы­бор его он до­ве­рил осо­бо­му ко­ми­те­ту,  чле­ны ко­то­ро­го со­бра­лись на за­се­да­ние  5  ав­гу­ста.  С  об­ще­го  со­гла­сия ре­ко­мен­до­ва­на бы­ла кан­ди­да­ту­ра Ку­ту­зо­ва.  8 ав­гу­ста им­пе­ра­тор, по­сле не­ко­то­ро­го ко­ле­ба­ния,  ут­вер­дил  это ре­ше­ние. «Я не мог по­сту­пить ина­че, - объ­яс­нил он се­ст­ре Ека­те­ри­не Пав­лов­не, - как вы­брать из трех ге­не­ра­лов оди­на­ко­во ма­ло  спо­соб­ных быть глав­но­ко­ман­дую­щи­ми (то есть Барк­лая де Тол­ли,  Баг­ра­тио­на  и Ку­ту­зо­ва)  то­го,  на  ко­то­ро­го  ука­зы­вал  об­щий  го­лос».   Сво­ему ге­не­рал-адъ­ю­тан­ту Ко­ма­ров­ско­му им­пе­ра­тор ска­зал еще от­кро­вен­нее: «Пуб­ли­ка же­ла­ла его на­зна­че­ния, я его на­зна­чил. Что  же  ка­са­ет­ся ме­ня, то я умы­ваю ру­ки».  Из­вест­но,  что  Алек­сандр  не  лю­бил   Ку­ту­зо­ва    со    вре­мен Ау­стер­лиц­ко­го сра­же­ния. Впро­чем, это не ме­ша­ло го­су­да­рю  от­да­вать долж­ное его за­слу­гам. Так по за­клю­че­нии Бу­ха­ре­ст­ско­го ми­ра, фельд­мар­шал был по­жа­ло­ван в гра­фы, а 29 ию­ля - в свет­лей­шие кня­зья.

 

                17. Трагедия вынужденного  бездействия

От на­ча­ла вой­ны до на­зна­че­ния  Ку­ту­зо­ва  Алек­сандр  при­ни­мал са­мое  бли­жай­шее  уча­стие  в  рас­по­ря­же­нии  во­ен­ны­ми  дей­ст­вия­ми. Вы­ну­ж­ден­ный поставить во главе войск Ку­ту­зо­ва, он впол­не соз­на­тель­но уда­лил­ся на вто­рой план, ус­ту­пив дру­го­му  де­ло  спа­се­ния  Оте­че­ст­ва.  С  этой ми­ну­ты вой­на шла не­за­ви­си­мо от его во­ли. Он  му­чил­ся  и  стра­дал, ви­дя не­уда­чи рус­ско­го ору­жия, но не по­зво­лял се­бе  вме­ши­вать­ся  в ход со­бы­тий. Ма­ло кто  знал,  че­го  стои­ли  Алек­сан­д­ру  эти  пять ме­ся­цев вы­ну­ж­ден­но­го без­дей­ст­вия.

Став во главе армии, Кутузов начал готовиться к генеральному сражению, которое произошло 26 августа на Бородинском поле. Битва была на редкость ожесточенной.  Не смотря на отвагу французов, Наполеону не удалось достичь решительного успеха – враг отошел, однако не был разбит.  В этой нерешенной битве император потерял около 50 тысяч человек, а русские – примерно 44 тысячи. На другой день Кутузов отказался продолжать сражение и отступил далее на восток.

В Петербурге еще не успели понять, что же (победа или поражение?) произошло под Бородино, как император  неожиданно получил крат­кое  до­не­се­ние  гра­фа Рас­топ­чи­на о том, что Ку­ту­зов ре­шил ос­та­вить Мо­ск­ву.  Пи­шут,  что Алек­сандр уда­лил­ся к се­бе в ка­би­нет, и всю ночь ка­мер­ди­нер слы­шал его ша­ги. Ут­ром он вы­шел из ка­би­не­та, и все за­ме­ти­ли в во­ло­сах  у им­пе­ра­то­ра  мно­го  се­дых  пря­дей.  Им­пе­рат­ри­ца-мать   и    брат Кон­стан­тин уп­ре­ка­ли Алек­сан­д­ра, что он не спе­шит за­клю­чить мир  с Бо­на­пар­том. Пат­рио­ты, на­про­тив, ста­ви­ли ему в  ви­ну  уни­зи­тель­ные по­ра­же­ния. По­всю­ду Алек­сан­д­ра встре­ча­ли не­до­уме­ваю­щие злые лю­ди и сму­щен­ные  взгля­ды.  Се­ст­ра  Ека­те­ри­на  Пав­лов­на  пи­са­ла  ему  из Яро­слав­ля: «За­ня­тие Мо­ск­вы фран­цу­за­ми пе­ре­пол­ни­ло ме­ру от­чая­ния в умах, не­до­воль­ст­во рас­про­стра­не­но в выс­шей сте­пе­ни, и вас  са­мо­го от­нюдь не ща­дят в по­ри­ца­ни­ях... Вас об­ви­ня­ют  гром­ко  в  не­сча­стии на­шей им­пе­рии, в ра­зо­ре­нии об­щем  и  ча­ст­ном -  сло­вом,  в  ут­ра­те чес­ти стра­ны и ва­шей соб­ст­вен­ной».

  В ар­мии боя­лись, что Алек­сандр ус­ту­пит На­по­ле­о­ну окон­ча­тель­но и за­клю­чит мир по его во­ле. Но  Алек­сандр  не  со­би­рал­ся  ми­рить­ся. Пол­ков­ни­ку Ми­шо, ко­то­рый при­вез  офи­ци­аль­ное  из­вес­тие  о  взя­тии Мо­ск­вы фран­цу­за­ми, он ска­зал: «Ис­то­щив все  сред­ст­ва,  ко­то­рые  в мо­ей вла­сти, я от­ра­щу се­бе  бо­ро­ду  и  луч­ше  со­гла­шусь  пи­тать­ся кар­то­фе­лем с по­след­ним из мо­их  кре­сть­ян,  не­же­ли  под­пи­шу  по­зор мое­го Оте­че­ст­ва  и  до­ро­гих  мо­их  под­дан­ных,  жерт­вы  ко­их  умею це­нить». А на дру­гой день он пи­сал  швед­ско­му  на­след­но­му  прин­цу Бе­ран­до­ту: «По­сле этой ра­ны все  про­чие  ни­чтож­ны.  Ны­не,  бо­лее, не­же­ли ко­гда-ли­бо, я и на­род, во гла­ве  ко­то­ро­го  я  имею  честь на­хо­дить­ся, ре­ши­лись сто­ять твер­до и  ско­рее  по­гре­сти  се­бя  под раз­ва­ли­на­ми  им­пе­рии,  не­же­ли  при­ми­рить­ся  с  Ат­ти­лою   но­вей­ших вре­мен».

  Пять не­дель пре­бы­ва­ния Бо­на­пар­та в Мо­ск­ве бы­ли  для  Алек­сан­д­ра са­мым страш­ным ис­пы­та­ни­ем по­сле 11 мар­та 1801 го­да. 15 сен­тяб­ря, в день ко­ро­на­ции,  улич­ная  тол­па  встре­ти­ла  им­пе­ра­то­ра  мрач­ным мол­ча­ни­ем. «Ни­ко­гда в жиз­ни не за­бу­ду этих ми­нут, - пи­са­ла гра­фи­ня Эд­линг, - ко­гда мы под­ни­ма­лись по сту­пе­ням в со­бор,  сле­дуя  сре­ди тол­пы, не раз­да­лось ни од­но­го  при­вет­ст­вия.  Мож­но  бы­ло  слы­шать на­ши ша­ги, и я нис­коль­ко  не  со­мне­ва­лась,  что  дос­та­точ­но  бы­ло ма­лей­шей ис­кры, что­бы все кру­гом вос­пла­ме­ни­лось. Я  взгля­ну­ла  на го­су­да­ря, по­ня­ла, что про­ис­хо­дит в его ду­ше,  и  мне  по­ка­за­лось, что ко­ле­ни мои под­ги­ба­ют­ся». Алек­сандр ста­рал­ся как мож­но  мень­ше ви­деть лю­дей, за­пи­рал­ся у се­бя в  ка­би­не­те,  за­бы­вал  под­пи­сы­вать важ­ные  бу­ма­ги.  Он  ка­зал­ся  те­перь  су­ту­лее,  чем  все­гда,    и свой­ст­вен­ная ему об­во­ро­жи­тель­ная улыб­ка все  ре­же  по­яв­ля­лась  на его ли­це.

  Из Мо­ск­вы при­хо­ди­ли ужас­ные  вес­ти.  Сто­ли­ца  го­ре­ла,  и  це­лые квар­та­лы бы­ли уже в  ды­мя­щих­ся  раз­ва­ли­нах.  Фран­цу­зы  за­ни­ма­лись бес­стыд­ны­ми гра­бе­жа­ми, и ос­тав­шие­ся жи­те­ли под­вер­га­лись  на­си­ли­ям и ос­корб­ле­ни­ям. В эти скорб­ные дни Алек­сандр глу­бо­ко и со­всем  по-но­во­му уве­ро­вал  в  Бо­га.  Князь  Го­ли­цын,  ста­рый  друг  и  член «не­глас­но­го ко­ми­те­та», слыв­ший рань­ше за­бав­ни­ком и  ло­ве­ла­сом,  а те­перь сде­лав­ший­ся вдруг мис­ти­ком и очень ре­ли­ги­оз­ным  че­ло­ве­ком, вну­шил Алек­сан­д­ру мысль ис­кать уте­ше­ния в чте­нии Биб­лии.  Од­на­ж­ды во вре­мя за­ду­шев­но­го раз­го­во­ра с им­пе­ра­то­ром  Го­ли­цын  при­знал­ся, что не бо­ит­ся На­по­ле­о­на, ибо  по­ла­га­ет­ся  на  про­мы­сел  Бо­жий.

   Со сво­ей сто­ро­ны Шиш­ков при­влек вни­ма­ние  Алек­сан­д­ра  к  кни­гам про­ро­ков. «Я про­сил  го­су­да­ря, -  вспо­ми­нал  он  поз­же, -  про­честь от­дель­ные вы­пис­ки. Он со­гла­сил­ся, и я про­чи­тал их с  жа­ром  и  со сле­за­ми. Он так­же про­сле­зил­ся, и мы до­воль­но  с  ним  по­пла­ка­ли». Впо­след­ст­вии Алек­сандр го­во­рил: «Я по­жи­рал Биб­лию, на­хо­дя, что ее сло­ва вли­ва­ют но­вый, ни­ко­гда не ис­пы­тан­ный мир  в  мое  серд­це  и удов­ле­тво­ря­ют жа­ж­ду мо­ей ду­ши. Гос­подь по сво­ей бла­го­да­ти да­ро­вал мне сво­им ду­хом ра­зу­меть то, что я  чи­тал.  Это­му-то  внут­рен­не­му по­зна­нию  и  оза­ре­нию  обя­зан  я   все­ми    ду­хов­ны­ми    бла­га­ми, при­об­ре­тен­ны­ми мною при чте­нии Бо­же­ст­вен­но­го сло­ва».

   Ка­ж­дая  строч­ка  ро­ж­да­ла  в  во­об­ра­же­нии  им­пе­ра­то­ра  вол­ную­щие ви­де­ния. В древ­ней­ших про­ро­че­ст­вах  Алек­сандр  ви­дел  со­вре­мен­ные со­бы­тия. В Ве­ли­ком Гор­де­це, в Ца­ре Ца­рей он пред­став­лял На­по­ле­о­на. А в об­ра­зе ге­роя, ко­то­ро­му  су­ж­де­но  со­кру­шить  его  и ос­та­но­вить его по­бед­ное ше­ст­вие, он во­об­ра­жал  се­бя. Эта  мысль  о ве­ли­ком  пред­на­зна­че­нии,  уго­тов­лен­ном  ему,  за­ро­ди­лась  в  ду­ше Алек­сан­д­ра в ми­ну­ту наи­боль­ше­го уни­же­ния его и как го­су­да­ря и как че­ло­ве­ка. Но он уве­ро­вал в нее.

  И вот, ста­ли  при­хо­дить  из­вес­тия  со­всем  ино­го  ро­да.  Что-то пе­ре­ло­ми­лось в хо­де со­бы­тий. Звез­да На­по­ле­о­на,  дос­тиг­нув  сво­его зе­ни­та, ста­ла бы­ст­ро кло­нить­ся к за­ка­ту. Но толь­ко по­лу­чив  весть о вы­сту­п­ле­нии 7 октября фран­цу­зов из Мо­ск­вы, Алек­сандр по­нял, что опас­ность ми­но­ва­ла.  Ку­ту­зов  при­гла­шал  им­пе­ра­то­ра  ру­ко­во­дить    во­ен­ны­ми дей­ст­вия­ми. Од­на­ко Алек­сандр от­ка­зал­ся и ска­зал по­слан­но­му к не­му из  ар­мии  пол­ков­ни­ку  Ми­шо,  что  не  хо­чет  по­жи­нать  лав­ры  им не­за­слу­жен­ные.

  Вме­сте с тем по­ве­де­ние Ку­ту­зо­ва  все  боль­ше  вы­во­ди­ло  его  из се­бя. Он не по­ни­мал, по­че­му этот ста­рый хит­рец мед­лит из­ни­что­жить На­по­ле­о­на  од­ним  уда­ром,  по­че­му  он  по­зво­ля­ет  ему   по­сто­ян­но ус­коль­зать, уво­дя ос­тат­ки сво­ей ар­мии из  Рос­сии,  по­че­му  он  не со­би­ра­ет­ся чи­нить ему пре­пят­ст­вий,  а  толь­ко  хо­чет  вы­гнать  за пре­де­лы стра­ны. На­ко­нец при­шло до­не­се­ние  о  по­след­ней  бит­ве  на Бе­ре­зи­не. Фран­цу­зы по­тер­пе­ли  со­кру­ши­тель­ное  по­ра­же­ние,  но  сам На­по­ле­он  су­мел  вы­скольз­нуть  из  ло­вуш­ки.  Оте­че­ст­вен­ная  вой­на за­кон­чи­лась. Алек­сандр по­чув­ст­во­вал, что при­шло  вре­мя,  вый­ти  из за­твор­ни­че­ст­ва,  для  то­го,  что­бы  сыг­рать  в  ми­ро­вой   ис­то­рии уго­тов­лен­ную ему роль.  7  де­каб­ря  он  вы­ехал  из  Пе­тер­бур­га  и от­пра­вил­ся в ар­мию.

 
                18. Глава коалиции
               

По пу­ти, из По­лоц­ка, Алек­сандр на­пи­сал Ку­ту­зо­ву, что  бу­дет  на дру­гой день в  Виль­не  и  что  не  же­ла­ет  ни­ка­ких  тор­же­ст­вен­ных встреч. «С не­тер­пе­ни­ем ожи­даю я сви­да­ния с  Ва­ми,  да­бы  изъ­я­вить Вам, лич­но, сколь но­вые  за­слу­ги,  ока­зан­ные  Ва­ми  Оте­че­ст­ву  и, мож­но при­ба­вить, Ев­ро­пе це­лой, уси­ли­ли во мне ува­же­ние, ко­то­рое все­гда  к  Вам  имел.  Пре­бы­ваю  на­все­гда  вам  доб­ро­же­ла­тель­ным. Алек­сандр».

  Ме­ж­ду  тем  им­пе­ра­тор  ехал  в  Виль­но  с  твер­дым   на­ме­ре­ни­ем от­стра­нить фельд­мар­ша­ла от ко­ман­до­ва­ния.  Для  Ку­ту­зо­ва  вой­на  с На­по­ле­о­ном кон­чи­лась в тот мо­мент, ко­гда маршал Ней со свои­ми  не­мно­ги­ми спут­ни­ка­ми пе­ре­шел по не­ман­ско­му мос­ту  на  прус­ский  бе­рег.  Для Алек­сан­д­ра  эта  вой­на  толь­ко  на­чи­на­лась.  В но­вой ев­ро­пей­ской вой­не, ко­то­рая вспыхнула в 1813  го­ду,  роль его  бы­ла  столь  же  ве­ли­ка,  как   роль    Ку­ту­зо­ва    в Оте­че­ст­вен­ной. Не­смот­ря на страш­ное по­ра­же­ние в Рос­сии,  На­по­ле­он ка­зал­ся еще  гроз­ной  си­лой.  И  ес­ли  бы  рус­ский  им­пе­ра­тор  не вы­ска­зал  не­пре­клон­но­го  же­ла­ния  окон­ча­тель­но  со­кру­шить  сво­его вра­га, ев­ро­пей­ские мо­нар­хи еще дол­го не ре­ши­лись бы на это.

  В кон­це ян­ва­ря Алек­сандр вме­сте с глав­ной квар­ти­рой  пе­ре­брал­ся в По­лоцк, а 12 фев­ра­ля - в Ка­лиш. Здесь 15-го  был  под­пи­сан  со­юз­ный до­го­вор. В но­вую, Шес­тую, коа­ли­цию  всту­пи­ли  Рос­сия  и  Прус­сия. Анг­лия  обя­за­лась  суб­си­ди­ро­вать  со­юз­ни­ков;   Шве­ция,    ко­то­рой Алек­сандр обе­щал  Нор­ве­гию,  вы­став­ля­ла  вспо­мо­га­тель­ный  кор­пус. Од­на Ав­ст­рия про­дол­жа­ла ко­ле­бать­ся и со­хра­ня­ла ней­тра­ли­тет.

  Пер­вая  ре­ши­тель­ная  бит­ва  со­стоя­лась  20  ап­ре­ля  у  Лют­це­на. К вечеру со­юз­ни­ки дрог­ну­ли и от­сту­пи­ли, по­те­ряв до 20 ты­сяч че­ло­век. Но чем бо­лее не­дос­ти­жи­мой ка­за­лась по­бе­да,  тем  боль­ше  твер­до­сти вы­ка­зы­вал Алек­сандр. Ко­лен­кур, при­быв­ший  с  пред­ло­же­ни­ем  на­чать мир­ные пе­ре­го­во­ры, не был да­же до­пу­щен на  глав­ную  квар­ти­ру.  Ме­сяц  спус­тя  под  Бау­це­ном  со­стоя­лась  вто­рая  бит­ва,    так­же вы­иг­ран­ная На­по­ле­о­ном. Третье­го  по­ра­же­ния  коа­ли­ция  уже  бы  не пе­ре­не­сла,  и  Алек­сандр  со­гла­сил­ся  на  мир­ные  пе­ре­го­во­ры  при по­сред­ст­ве ав­ст­рий­ско­го дво­ра.

  Хо­тя пе­ре­рыв в во­ен­ных дей­ст­ви­ях не­об­хо­дим был обе­им  сто­ро­нам, Алек­сандр и Фрид­рих Виль­гельм су­ме­ли  из­влечь  из  не­го  го­раз­до боль­ше  поль­зы,  чем  На­по­ле­он,  ко­то­рый  при­зна­вал  поз­же,   что ос­та­нов­ка вой­ны по­сле Ба­уц­енской по­бе­ды ста­ла его ро­ко­вой ошиб­кой. Прежде всего,  Алек­сандр по­ста­рал­ся во­влечь в коа­ли­цию Ав­ст­рию. Ра­ди это­го  он со­гла­сил­ся на но­вый раз­дел  Поль­ши  ме­ж­ду  Ав­ст­ри­ей,  Прус­си­ей  и Рос­си­ей, хо­тя пре­ж­де обе­щал  вос­ста­но­вить  ее  не­за­ви­си­мость. Ав­ст­рия действительно вступила в  коа­ли­цию и 29  ию­ля объ­я­ви­ла На­по­ле­о­ну вой­ну. Ее 150 ты­сяч­ная ар­мия при­сое­ди­ни­лась  к со­юз­ни­кам, ко­то­рые все­гда с это­го вре­ме­ни  име­ли  над  фран­цу­за­ми чис­лен­ный  пе­ре­вес.  Ко­ман­до­вать  объ­е­ди­нен­ны­ми  си­ла­ми   че­ты­рех дер­жав  Алек­сандр  пред­ло­жил  ав­ст­рий­ско­му  фельд­мар­ша­лу,   кня­зю Швар­цен­бер­гу.

  В на­ча­ле ок­тяб­ря 1813 г.  обе ар­мии со­сре­до­то­чи­лись под  Лейп­ци­гом,  где про­изош­ло са­мое  круп­ное  и  кро­во­про­лит­ное  сра­же­ние  в  ис­то­рии на­по­ле­о­нов­ских войн.  4 ок­тяб­ря Алек­сандр на­хо­дил­ся в Вах­бер­ге, не­по­да­ле­ку от де­рев­ни Гос­сы, где На­по­ле­он на­ме­тил один из глав­ных сво­их  уда­ров.  Око­ло трех ча­сов по­по­луд­ни сам Мю­рат по­вел  в  ата­ку  мас­су  ка­ва­ле­рии. Рус­ские  пол­ки,  ус­ту­пая  не­со­мнен­но   силь­ней­ше­му    не­при­яте­лю, об­ра­ти­лись на­зад. Бой ки­пел  все­го  в  вось­ми­стах  ша­гах  от  той вы­со­ты, где на­хо­ди­лись  со­юз­ные  мо­нар­хи  и  Швар­цен­берг.  В  эту ми­ну­ту  все­об­щей  рас­те­рян­но­сти   Алек­сандр    со­хра­нил    пол­ное са­мо­об­ла­да­ние, он рас­по­ря­дил­ся вве­сти  в  бой  ре­зер­вы  и  ука­зал на­чаль­ни­ку рус­ской ар­тил­ле­рии Су­хо­за­не­ту по­зи­цию,  с  ко­то­рой  он дол­жен  был  от­крыть  огонь  по  на­сту­паю­ще­му  про­тив­ни­ку.    Оба рас­по­ря­же­ния  ока­за­лись  свое­вре­мен­ны­ми -  боль­шая   ка­ва­ле­рий­ская ата­ка за­хлеб­ну­лась, со­юз­ни­ки удер­жа­лись  у  Глос­сы  и  вы­рва­ли  у На­по­ле­о­на по­бе­ду, ко­то­рую он уже тор­же­ст­во­вал.  5 ок­тяб­ря, ви­дя, что к вра­гам его под­хо­дят все но­вые ре­зер­вы, в то вре­мя, как  сам  он  ввел  в  бой  всю  свою  ар­мию,  На­по­ле­он по­про­бо­вал за­вя­зать мир­ные пе­ре­го­во­ры. Он со­гла­сил­ся  на  ус­туп­ку гер­цог­ст­ва Вар­шав­ско­го, ган­зей­ских  го­ро­дов,  Ита­лии  и  Ис­па­нии. Им­пе­ра­тор Франц силь­но скло­нял­ся  к  при­ня­тию  этих  ус­ло­вий,  но Алек­сандр и Фрид­рих Виль­гельм на­стоя­ли на про­дол­же­нии  сра­же­ния. На­по­ле­он да­же не по­лу­чил от­ве­та на свои пред­ло­же­ния.  6 ок­тяб­ря ата­ко­ва­ли со­юз­ни­ки (чьи си­лы в это вре­мя  уже  в  два раза пре­вос­хо­ди­ли чис­лен­ность фран­цу­зов), а На­по­ле­он за­щи­щал­ся. К ве­че­ру, по­те­ряв бо­лее 60 ты­сяч сол­дат, он на­чал от­сту­п­ле­ние, а  7 со­юз­ни­ки во­рва­лись в Лейп­циг.

  По­сле этой по­бе­ды им­пе­ра­тор Алек­сандр, до­ка­зав­ший уже не­од­но­крат­но свою твер­дость, стал фак­ти­че­ски гла­вой  коа­ли­ции,  а его глав­ная квар­ти­ра сде­ла­лась цен­тром всей ев­ро­пей­ской по­ли­ти­ки. Ко­ро­ли и гер­цо­ги тол­пи­лись  в  его  при­ем­ной,  вол­ну­ясь  за  свои ко­ро­ны и вла­де­ния. Сло­во  рус­ско­го  им­пе­ра­то­ра  при­об­ре­ло  в  это вре­мя очень боль­шой вес.

  В сле­дую­щие ме­ся­цы Гер­ма­ния бы­ла очи­ще­на от не­при­яте­ля. В  ночь с 9 на 10  де­каб­ря  со­юз­ная  ар­мия  пе­ре­пра­ви­лась  че­рез  Рейн  и втор­глась в пре­де­лы Фран­ции.  20  ян­ва­ря 1814 г.   Алек­сандр  на­блю­дал  за сра­же­ни­ем у Ла-Роть­е­ра, а  за­тем  под  гра­дом  пуль  пе­ре­пра­вил­ся че­рез Вуа­ру. 27  ян­ва­ря  он  от­пра­вил­ся  в  Труа,  где  де­пу­та­ция фран­цуз­ских  ари­сто­кра­тов  по­да­ла  ему   пе­ти­цию    с    прось­бой вос­ста­но­вить во Фран­ции власть  Бур­бо­нов.  Алек­сандр  от­ве­чал  на это:  «Пре­ж­де,  чем  по­мыш­лять  о  Бур­бо­нах,    нуж­но    по­бе­дить На­по­ле­о­на». Еще рань­ше, на­хо­дясь в Лан­гре, он ска­зал: «Мы  при­шли сю­да не за­тем, что­бы дать ко­ро­ля Фран­ции». В  это вре­мя ещё ни­кто не пред­по­ла­гал, что Бур­бо­ны вер­нуть­ся к вла­сти, и сам Алек­сандр ме­нее все­го был рас­по­ло­жен к это­му.  Вплоть до на­ча­ла мар­та На­по­ле­о­ну уда­ва­лось, по­яв­ля­ясь в  раз­ных мес­тах, на­но­сить со­юз­ни­кам ощу­ти­мые уда­ры. Но си­лы  бы­ли  слиш­ком не­рав­ны - фран­цу­зы сра­жа­лись уже на пре­де­ле сво­их воз­мож­но­стей,  в то вре­мя, как со­юз­ни­ки все бо­лее на­ра­щи­ва­ли мощь.

  18 мар­та со­юз­ная ар­мия уже стоя­ла в ви­ду  Па­ри­жа. Прежде, чем приступить к штурму  Алек­сандр  по­слал  к маршалу  Мар­мо­ну, командовавшему парижским гарнизоном,  пол­ков­ни­ка  Ор­ло­ва  и пред­ло­жил не раз­во­ра­чи­вать бо­ев в  Па­ри­же,  да­бы  со­хра­нить  этот за­ме­ча­тель­ный го­род  для  Фран­ции  и  все­го  ми­ра.  По­сле  дол­гих спо­ров, ко­то­рые про­дол­жа­лись це­лый день, мар­ша­лы Мар­мон и  Мор­тье со­гла­си­лись уй­ти из сто­ли­цы со  всем  гар­ни­зо­ном  и  сдать  го­род со­юз­ни­кам без боя.  Как  зна­чи­лось  в  вось­мом  пунк­те  до­го­во­ра: «Па­риж по­ру­ча­ет­ся ве­ли­ко­ду­шию Вы­со­ких Со­юз­ных дер­жав».

  С ак­том ка­пи­ту­ля­ции Ор­лов по­спе­шил к Алек­сан­д­ру  и  за­стал  его уже в по­сте­ли. Им­пе­ра­тор вни­ма­тель­но вы­слу­шал его док­лад, спря­тал акт под по­душ­ку и ска­зал  про­сто:  «По­це­лу­ем­ся.  По­здрав­ляю  вас: ва­ше имя со­еди­не­но с ве­ли­ким со­бы­ти­ем». Цель, ко­то­рую он по­ста­вил пе­ред со­бой в страш­ный сен­тябрь 1812 го­да, бы­ла дос­тиг­ну­та -  Па­риж ле­жал у его ног.

 

                19. Александр в Париже

Ра­но ут­ром 19 мар­та Алек­сандр при­нял очень лас­ко­во па­риж­ских де­пу­та­тов,  по­ста­рал­ся  ус­по­ко­ить  их  на­счет  судь­бы  го­ро­да, вве­рен­но­го его ве­ли­ко­ду­шию, и в оче­ред­ной раз по­вто­рил, что ве­дет вой­ну про­тив На­по­ле­о­на, а не про­тив Фран­ции. Вслед за­тем  прие­хал по­слан­ный На­по­ле­о­ном Ко­лен­кур и пред­ло­жил за­клю­чить  мир  на  тех ус­ло­ви­ях, ко­то­рые он пре­ж­де от­вер­гал. Но Алек­сандр  от­ве­чал,  что уже слиш­ком позд­но, что ни он, ни его со­юз­ни­ки  боль­ше  не  бу­дут вес­ти  пе­ре­го­во­ры  с  На­по­ле­о­ном  и  что  един­ст­вен­ным   спо­со­бом за­вер­шить вой­ну мо­жет стать толь­ко от­ре­че­ние его от пре­сто­ла.

  В тот же день Алек­сандр, со­про­во­ж­дае­мый Фрид­ри­хом Виль­гель­мом  и Швар­цен­бер­гом, тор­же­ст­вен­но въе­хал  в  Па­риж.  Это  был  час  его три­ум­фа. Сре­ди гром­ких ли­ко­ва­ний и ова­ций он об­ра­тил­ся к ехав­ше­му ря­дом генералу Ер­мо­ло­ву и ска­зал:  «Ну  что,  Алек­сей  Пет­ро­вич, те­перь ска­жут в Пе­тер­бур­ге? Ведь, пра­во, бы­ло вре­мя, ко­гда у нас, ве­ли­чая  На­по­ле­о­на,  ме­ня  счи­та­ли  про­стач­ком».    «Не    знаю, го­су­дарь, - от­ве­чал Ер­мо­лов. -  Мо­гу  ска­зать  толь­ко,  что  сло­ва, ко­то­рые я удо­сто­ил­ся ус­лы­шать от Ва­ше­го Ве­ли­че­ст­ва,  ни­ко­гда  еще не бы­ли ска­за­ны мо­нар­хом сво­ему под­дан­но­му».

  На вос­тор­жен­ные кри­ки па­ри­жан в свою честь, Алек­сандр  от­ве­чал: «Да здрав­ст­ву­ет мир!»  Он  ос­та­но­вил­ся  в  до­ме  Та­лей­ра­на,  где сей­час же на­ча­лось со­ве­ща­ние о по­сле­во­ен­ном  уст­рой­ст­ве  Фран­ции. Алек­сандр  объ­я­вил,  что  со­юз­ни­ки  го­то­вы  для  дос­ти­же­ния  ми­ра при­знать во гла­ве Фран­ции ко­го угод­но.  Та­лей­ран  от­ве­чал,  что  толь­ко  Бур­бо­ны    мо­гут по­слу­жить ос­но­ва­ни­ем ми­ра. Фрид­рих Виль­гельм и Швар­цен­берг го­ря­чо под­дер­жа­ли  это  мне­ние.  Алек­сандр  от­ве­чал,  что    не    мо­жет про­ти­вить­ся воз­вра­ще­нию древ­ней ев­ро­пей­ской ди­на­стии,  ес­ли  са­ми фран­цу­зы это­го хо­тят.

  20  мар­та  Та­лей­ран  со­звал  Се­нат,  ко­то­рый  из­брал  Вре­мен­ное пра­ви­тель­ст­во. На  сле­дую­щий  день  Се­нат  объ­я­вил  о  низ­ло­же­нии На­по­ле­о­на.  Алек­сандр  в  знак  сво­ей  доб­рой    во­ли    по­обе­щал без­воз­мезд­но  вер­нуть  всех  фран­цуз­ских  плен­ных.   Он    при­нял Ко­лен­ку­ра, прие­хав­ше­го от На­по­ле­о­на с преж­ни­ми пред­ло­же­ния­ми.  «Я не пи­таю ни­ка­кой не­на­вис­ти к На­по­ле­о­ну, -  ска­зал  Алек­сандр. -  Он не­сча­стен, и это­го до­воль­но, что­бы я по­за­был  зло,  сде­лан­ное  им Рос­сии. Но Фран­ция и  Ев­ро­па  име­ют  ну­ж­ду  в  ми­ре  и  не  мо­гут поль­зо­вать­ся им при На­по­ле­о­не. Пусть  он  тре­бу­ет,  что  по­же­ла­ет соб­ст­вен­но для се­бя». Ко­лен­кур спро­сил, на что  же  мо­жет  те­перь рас­счи­ты­вать  его  им­пе­ра­тор.  Алек­сандр  от­ве­чал,   что    го­тов пред­ло­жить ему в соб­ст­вен­ность ост­ров Эль­бу.

  24 мар­та кор­пус мар­ша­ла Мар­мо­на  пе­ре­шел  поч­ти  что  в  пол­ном со­ста­ве на сто­ро­ну Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ст­ва и при­был  в  Вер­саль. Это сра­зу уси­ли­ло по­зи­ции Бур­бо­нов, а  с  дру­гой  сто­ро­ны  ре­ши­ло судь­бу На­по­ле­о­на. 25 мар­та  он  под­пи­сал  свое  от­ре­че­ние,  а  30 мар­та -  по­сле  не­удач­ной  по­пыт­ки  са­мо­убий­ст­ва -  и  трак­тат    о пе­ре­ми­рии.

  17  ап­ре­ля  Алек­сандр  от­пра­вил­ся    в    Ком­пи­ень    встре­чать вер­нув­ше­го­ся из эмиг­ра­ции Лю­до­ви­ка XVIII.  В  пер­вом  же раз­го­во­ре он  на­стоя­тель­но  ре­ко­мен­до­вал  ко­ро­лю  для  уп­роч­не­ния сво­его  по­ло­же­ния  при­нять  кон­сти­ту­цию,  со­став­лен­ную   Се­на­том.  21 ап­ре­ля Лю­до­вик въе­хал в Па­риж, а 18 мая  был  за­клю­чен  мир, со­глас­но ко­то­ро­му Фран­ция вер­ну­лась к  гра­ни­цам  1792  го­да.  Что ка­са­ет­ся по­сле­во­ен­но­го уст­рой­ст­ва  Ев­ро­пы,  то  оно  долж­но  бы­ло ре­шить­ся на кон­грес­се  в  Ве­не. Со­юз­ные мо­нар­хи от­плы­ли в Анг­лию. Они при­бы­ли ту­да  26 мая и бы­ли встре­че­ны с бли­ста­тель­ным три­ум­фом.  15  ию­ня,  ос­мот­рев    лон­дон­ские    дос­то­при­ме­ча­тель­но­сти    и рас­про­щав­шись не­на­дол­го с со­юз­ни­ка­ми, им­пе­ра­тор от­пра­вил­ся  че­рез Гол­лан­дию и Гер­ма­нию в Рос­сию. Он вер­нул­ся в Пе­тер­бург  12  ию­ля, про­быв в от­сут­ст­вии пол­то­ра го­да.

 

                20. Венский конгресс и «Священный союз»

Пре­бы­ва­ние Алек­сан­д­ра в Рос­сии на этот  раз  бы­ло  не­дол­гим. Уже 2 сен­тяб­ря 1814 го­да он от­пра­вил­ся на  кон­гресс  в  Ве­ну. Алек­сан­д­ру был от­ве­ден один из са­мых рос­кош­ных двор­цов им­пе­ра­то­ра Фран­ца - Хов­бург. На пол­го­да Ве­на об­ра­ти­лась в центр Ев­ро­пы. Кро­ме двух им­пе­ра­то­ров, сю­да съе­ха­лись дю­жи­на ко­ро­лей и ко­ро­лев и боль­ше сот­ни вла­де­тель­ных  особ.  За­се­да­ния  кон­грес­са  про­хо­ди­ли  сре­ди бес­ко­неч­ных ба­лов, те­ат­раль­ных пред­став­ле­ний  и  раз­вле­че­ний.  На рау­тах, празд­ни­ках и про­гул­ках за­вя­зы­ва­лись бес­чис­лен­ные ро­ма­ны и лю­бов­ные  свя­зи.  На  этом  бли­ста­тель­ном  не­бо­скло­не  рос­сий­ский им­пе­ра­тор  яв­лял  со­бой  звез­ду  пер­вой  ве­ли­чи­ны.  Кро­ме   сла­вы по­бе­ди­те­ля  На­по­ле­о­на  и  но­во­го  Ага­мем­но­на,  он  по­ко­рял   всех об­во­ро­жи­тель­ны­ми ма­не­ра­ми,  кро­то­стью,  цар­ст­вен­ной  про­сто­той  и чис­то муж­ским обая­ни­ем. Он уча­ст­во­вал во всех раз­вле­че­ни­ях, тан­це­вал боль­ше дру­гих мо­нар­хов и ед­ва  ли  не луч­ше их всех, чис­ло его лю­бов­ных ро­ма­нов пе­ре­ва­ли­ло за  де­ся­ток. Пре­ж­де все­го Алек­сандр  пле­нил  серд­це  оча­ро­ва­тель­ной  кра­са­ви­цы гра­фи­ни Юлии Зи­чи. За­тем его лю­бов­ни­цей ста­ла «рус­ская Ан­дро­ме­да» кня­ги­ня  Баг­ра­ти­он,  ко­то­рую  он  от­бил  у   кня­зя    Мет­тер­ни­ха. Пре­крас­ная  гер­цо­ги­ня  Са­ган,  как  го­во­рят,  са­ма   пре­сле­до­ва­ла уха­жи­ва­ния­ми рус­ско­го им­пе­ра­то­ра и да­же од­на­ж­ды за­бра­лась к  не­му в ка­ре­ту, но он не за­хо­тел вос­поль­зо­вать­ся об­стоя­тель­ст­ва­ми. За­то он ме­ж­ду про­чим влю­бил в се­бя  ве­ли­ко­свет­скую  кра­са­ви­цу  гра­фи­ню Эс­тер­га­зи, а вслед за ней вен­гер­скую гра­фи­ню  Се­ге­ньи  и  кня­ги­ню Ау­эс­перг. Бы­ло мно­го и дру­гих  свя­зей.  О  них  до­но­си­ла  вен­ская по­ли­ция,  в  чью  обя­зан­ность  вхо­ди­ло  по­сто­ян­но  на­блю­дать   за безо­пас­но­стью Алек­сан­д­ра.

  Ме­ж­ду тем с  пер­во­го  дня  кон­грес­са  преж­ние  со­юз­ни­ки  на­ча­ли жес­то­кую борь­бу за ме­сто  в  по­сле­во­ен­ной  Ев­ро­пе.  Пре­ж­де  все­го, тол­ко­ва­ли о ре­ше­нии Алек­сан­д­ра вос­ста­но­вить Поль­шу. Этот план все осу­ж­да­ли. Толь­ко Фрид­рих Виль­гельм го­тов был от­ка­зать­ся от  сво­их поль­ских об­лас­тей  при  ус­ло­вии,  что  по­лу­чит  воз­на­гра­ж­де­ние  в Гер­ма­нии,  при­чем  имел  в  ви­ду  Сак­со­нию.  Это  впол­не    мог­ло уст­ро­ить­ся:  сак­сон­ский  ко­роль  вслед­ст­вие  пре­дан­но­сти    сво­ей На­по­ле­о­ну на­хо­дил­ся в пле­ну у со­юз­ни­ков и счи­тал­ся  у  гер­ман­ских пат­рио­тов из­мен­ни­ком на­род­но­му де­лу, по­те­ряв­шим в связи с этим пра­во на ко­ро­ну. Не дожидаясь общего одобрения, оба монарха приступили к осуществлению своих желаний:  Алек­сандр от­дал при­каз рус­ским вой­скам очи­стить Сак­со­нию,  ку­да  не­мед­лен­но всту­пи­ла прус­ская ар­мия. Од­но­вре­мен­но  ве­ли­кий  князь  Кон­стан­тин за­нял гер­цог­ст­во Вар­шав­ское и  об­ра­тил­ся  к  по­ля­кам  с  при­зы­вом встать на за­щи­ту их на­цио­наль­но­сти. В кон­це кон­цов, участники конгресса ре­ши­ли, что Поль­ша от­хо­дит к Рос­сии под име­нем Цар­ст­ва Поль­ско­го, и им­пе­ра­тор во­лен вве­сти здесь кон­сти­ту­цию по сво­ему же­ла­нию. Но сак­сон­ский во­прос воз­бу­дил страш­ное  ожес­то­че­ние.  Стра­сти   на­столь­ко    на­ка­ли­лись,    что пред­ста­ви­те­ли вто­ро­сте­пен­ных гер­ман­ских дер­жав ста­ли тол­ко­вать  о вой­не,    ко­то­рая    долж­на    окон­чить­ся    па­де­ни­ем    Прус­сии. Фрид­рих Виль­гельм не пе­ре­ста­вал тре­бо­вать всей Сак­со­нии и  в  свою оче­редь  гро­зил    вой­ной.    Та­лей­ран    уме­ло    вос­поль­зо­вал­ся об­стоя­тель­ст­ва­ми, и по его мыс­ли 3 ян­ва­ря 1815 го­да был  за­клю­чен сек­рет­ный обо­ро­ни­тель­ный со­юз ме­ж­ду Ав­ст­ри­ей, Анг­ли­ей и Фран­ци­ей, на­прав­лен­ный  про­тив  Рос­сии  и  Прус­сии.  К  сою­зу    не­мед­лен­но при­сое­ди­ни­лись Ба­ва­рия, Ган­но­вер и Ни­дер­лан­ды.

  Но вой­на не от­кры­лась. Лорд Касль­ри пер­вый  на­чал   ис­кать    ком­про­мис­са    и со­ве­то­вать­ся с Алек­сан­дром уже на тре­тий  день  по­сле  за­клю­че­ния до­го­во­ра. Он за­вел речь о том, что  ко­ро­лю  долж­но  ос­та­вить хо­тя бы часть Сак­со­нии с Дрез­де­ном, а за это  воз­мес­тить  Прус­сию чем-ни­будь  из  Поль­ши.  Алек­сандр  от­ве­чал,  что  поль­ское  де­ло кон­че­но, но он со­гла­сен на ком­про­мисс, ес­ли  Фрид­рих­ Виль­гельм  не воз­ра­жа­ет. Алек­сандр сам взял­ся  уго­во­рить  прус­ско­го  по­слан­ни­ка Гар­ден­бер­га, обе­щал ему вме­сто    Лейп­ци­га Торн, и де­ло  за­кон­чи­лось вза­им­ны­ми ус­туп­ка­ми.

  По­сре­ди этих спо­ров в мар­те 1815 го­да при­шло вдруг  из­вес­тие  о том, что На­по­ле­он вы­са­дил­ся во Фран­ции и стре­ми­тель­но дви­нул­ся на Па­риж. Чле­ны кон­грес­са пре­ж­де все­го из­ли­ли свою го­речь в  уп­ре­ках им­пе­ра­то­ру Алек­сан­д­ру, за­чем он на­сто­ял на от­сыл­ке  На­по­ле­о­на  на ост­ров Эль­бу, в та­кое близ­кое со­сед­ст­во с Ита­ли­ей и Фран­ци­ей;  но по­том,  по  ин­стинк­ту  са­мо­со­хра­не­ния,  долж­ны  бы­ли  под­чи­нить­ся влия­нию  рус­ско­го  им­пе­ра­то­ра,  пре­вос­хо­див­ше­го    всех    дру­гих го­су­да­рей лич­ны­ми  сред­ст­ва­ми.  Опас­ность,  сно­ва  на­чав­шая  всем гро­зить  от  На­по­ле­о­на,   вос­ста­нав­ливала    зна­че­ние    им­пе­ра­то­ра Алек­сан­д­ра, его пер­вен­ст­во сре­ди со­юз­ных го­су­да­рей.

  13 мар­та под­пи­сан был до­го­вор ме­ж­ду Рос­си­ей, Прус­си­ей, Ав­ст­ри­ей и Анг­ли­ей, в ко­то­ром со­юз­ни­ки обя­зы­ва­лись со­еди­нить все свои си­лы для под­дер­жа­ния Па­риж­ско­го до­го­во­ра 18 мая 1814  го­да  и  ре­ше­ний Вен­ско­го кон­грес­са. Рос­сия, Ав­ст­рия и Прус­сия обя­за­лись вы­ста­вить не­мед­лен­но по  150  ты­сяч  вой­ска,  Анг­лия­ - вы­п­ла­тить  5  мил­лио­нов фун­тов суб­си­дий.

  Лю­до­вик XVIII бе­жал из Па­ри­жа, за­быв впо­пы­хах на  сво­ем сто­ле  тай­ный  до­го­вор,  за­клю­чен­ный  Та­лей­ра­ном  про­тив  Рос­сии. На­по­ле­он пер­вым де­лом  пе­ре­слал  его  Алек­сан­д­ру.  Но на­прас­но ста­рал­ся он воз­бу­дить в нем  ме­лоч­ные  оби­ды.  Алек­сандр слиш­ком  хо­ро­шо  знал  сво­их  со­юз­ни­ков,  что    бы    че­му­-ни­будь удив­лять­ся. Он при­гла­сил к се­бе Мет­тер­ни­ха, по­ка­зал ему  до­ку­мент и бро­сил его в ка­мин. Боль­ше о нем не вспо­ми­на­ли.

  Со­бы­тия раз­во­ра­чи­ва­лись так бы­ст­ро, что ни  сам  Алек­сандр,  ни рус­ская ар­мия не ус­пе­ли при­нять в них уча­стия.  В  ию­не  фран­цу­зы бы­ли окон­ча­тель­но раз­би­ты в  бит­ве  при  Ва­тер­лоо  анг­ли­ча­на­ми  и прус­са­ка­ми. А 7 ию­ля гер­цог Вел­линг­тон и князь Блюхер всту­пи­ли  в Па­риж. На  этот  раз  по­бе­ди­те­ли  бы­ли  на­строе­ны  го­раз­до  ме­нее снис­хо­ди­тель­но. Гром­ко го­во­ри­ли  о  том,  что  по­ра  по­кон­чить  с Фран­ци­ей, этим рас­сад­ни­ком ре­во­лю­ций и войн, что на­до свести ее  к гра­ни­цам,  ка­кие  она  име­ла  до  Лю­до­ви­ка  XIV, а  еще  луч­ше  рас­чле­нить  ее  на не­сколь­ко от­дель­ных не­за­ви­си­мых ко­ро­левств. Ко­гда 10 ию­ля в Па­риж прие­хал  Алек­сандр, Лю­до­вик  XVIII  бро­сил­ся  к  не­му  с  моль­бой  о  за­щи­те. Он надеялся на мягкость русского государя и не ошибся. 26 ию­ля граф Ка­по­ди­ст­рия пре­дос­та­вил со­юз­ным ми­ни­ст­рам ме­му­ар,  в ко­то­ром за­яв­ля­лось от име­ни Алек­сан­д­ра, что по­сколь­ку це­лью вой­ны бы­ло по­став­ле­но под­дер­жа­ние па­риж­ско­го  до­го­во­ра  1814  го­да,  то нель­зя  те­перь  тре­бо­вать    его    из­ме­не­ния. Не­смот­ря на силь­ные воз­ра­же­ния не­мец­ких ди­пло­ма­тов  и ге­не­ра­лов, за­клю­чен­ный в ав­гу­сте мир сто­ил Фран­ции лишь ни­чтож­ных зе­мель­ных по­терь.

  Де­ло уми­ро­тво­ре­ния бы­ло за­вер­ше­но,  но  ос­та­ва­лась  тре­во­га  за бу­ду­щее.  Алек­сан­д­ру  ка­за­лось,  что  по­сле   страш­но­го    уро­ка, пе­ре­жи­то­го Ев­ро­пой за по­след­ние чет­верть ве­ка,  долж­на  на­сту­пить но­вая эпо­ха ме­ж­ду­на­род­ных от­но­ше­ний -  эпо­ха  ми­ра  и  со­гла­сия  в пол­ном со­от­вет­ст­вии с идеа­ла­ми хри­сти­ан­ст­ва. По мыс­ли Алек­сан­д­ра, са­ми мо­нар­хи долж­ны  бы­ли  по­дать  при­мер  хри­сти­ан­ской  люб­ви  к ближ­не­му. По­это­му эта бу­ду­щая еди­ная Ев­ро­па пред­став­ля­лась ему  в ви­де «Свя­щен­но­го сою­за» го­су­да­рей.

  Этот со­юз был дав­ней и лю­би­мой меч­той Алек­сан­д­ра.  Еще  в  1805 го­ду он  пред­ла­гал  Анг­лии  по­сле  ус­ми­ре­ния  На­по­ле­о­на  за­нять­ся трак­та­том,  «ко­то­рый  ля­жет  в  ос­но­ва­ние   вза­им­ных    от­но­ше­ний ев­ро­пей­ских го­су­дарств». Трак­тат дол­жен был оп­ре­де­лять  «яс­ные  и точ­ные  на­ча­ла  на­род­но­го  пра­ва»  и  стал  бы  пер­вым  ша­гом   к осу­ще­ст­в­ле­нию идеи веч­но­го ми­ра.

 Те­перь, пре­ж­де,  чем  пред­ло­жить  трак­тат  им­пе­ра­то­ру  Фран­цу  и ко­ро­лю  Фрид­ри­ху Виль­гель­му,  Алек­сандр  про­чел  его    ба­ро­нес­се Крюд­нер, из­вест­ной фи­лан­троп­ке и про­ро­чи­це, ко­то­рая  име­ла  в  то вре­мя на не­го ог­ром­ное влия­ние. «Я ос­тав­ляю Фран­цию, -  ска­зал  ей Алек­сандр, - но до мое­го отъ­ез­да я хо­чу пуб­лич­ным ак­том воз­дать Бо­гу От­цу, Сы­ну и Свя­то­му Ду­ху хва­лу, ко­то­рой мы обя­за­ны  ему  за ока­зан­ное по­кро­ви­тель­ст­во, и при­звать на­ро­ды встать в по­ви­но­ве­ние Еван­ге­лию. Я  же­лаю,  что­бы    им­пе­ра­тор ав­ст­рий­ский и ко­роль прус­ский со­еди­ни­лись со  мной  в  этом  ак­те бо­го­по­чи­та­ния, что­бы лю­ди ви­де­ли, что  мы,  как  вос­точ­ные  ма­ги, при­зна­ем вер­хов­ную власть Бо­га С­па­си­те­ля».

  14 сен­тяб­ря со­юз­ные го­су­да­ри по­ста­ви­ли свои под­пи­си  под  ак­том «Свя­щен­но­го сою­за». В нем го­во­ри­лось о том, что  со­юз­ные  мо­нар­хи ре­ши­лись весь по­ря­док вза­им­ных сво­их от­но­ше­ний «под­чи­нить вы­со­ким ис­ти­нам,  вну­шае­мым  веч­ным  за­ко­ном  Бо­га   Спа­си­те­ля»  и в по­ли­ти­че­ских  от­но­ше­ни­ях «ру­ко­во­дство­вать­ся    не    ины­ми ка­ки­ми-ни­будь  пра­ви­ла­ми,  как  за­по­ве­дя­ми  сея   Свя­тая    ве­ры, за­по­ве­дя­ми люб­ви, прав­ды  и  ми­ра».   Го­су­да­ри  вза­им­но  обя­за­лись пре­бы­вать в веч­ном ми­ре и все­гда «по­да­вать  друг  дру­гу  по­со­бие, под­кре­п­ле­ние и по­мощь, а под­дан­ны­ми свои­ми  управ­лять,  как  от­цы се­мейств» в том же ду­хе брат­ст­ва.

  «Свя­щен­ный  со­юз»  слу­жил  как  бы  бле­стя­щим  за­вер­ше­ни­ем  той ве­ли­кой  мис­сии,  ко­то­рую  взял  на  се­бя  Алек­сандр:   со­кру­шить На­по­ле­о­на и, по­сле два­дца­ти  лет  кро­во­про­лит­ных  войн,  да­ро­вать Ев­ро­пе на­де­ж­ду на веч­ный мир. Это был  не  столь­ко  по­ли­ти­че­ский, сколь­ко  мис­ти­че­ский  акт,  дол­жен­ст­вую­щий  пра­во   и    по­ли­ти­ку под­чи­нить ве­ле­ни­ям мо­ра­ли и ре­ли­гии.

 

                21. Время осторожных реформ и больших ожиданий

В кон­це 1815 го­да, по­сле че­ты­рех­лет­не­го пе­ре­ры­ва,  Алек­сандр вер­нул­ся к внут­рен­ним пре­об­ра­зо­ва­ни­ям  в  Рос­сии.  Он  прие­хал  в Пе­тер­бург, со­хра­нив все свои идеа­лы, но об­ре­тя но­вые  взгля­ды  на мно­гие ве­щи.  Алек­сандр    сде­лал­ся ос­то­рож­ным, да­же мни­тель­ным,  в  его  по­ли­ти­ке  боль­шое  зна­че­ние по­лу­чи­ли ох­ра­ни­тель­ные  тен­ден­ции,  ко­то­рые  мно­гие  со­вре­мен­ни­ки по­спе­ши­ли ок­ре­стить ре­ак­ци­он­ны­ми. Лю­бо­пыт­но, од­на­ко, что ис­тин­ные ре­ак­цио­не­ры по-преж­не­му от­но­си­лись к Алек­сан­д­ру с  не­до­ве­ри­ем -  в их сре­де он слыл опас­ным ли­бе­ра­лом. И это бы­ло  за­ко­но­мер­но,  ибо ни­кто из то­гдаш­них мо­нар­хов так мно­го не го­во­рил о  кон­сти­ту­ции,  как  Алек­сандр.  Но  с  дру­гой  сто­ро­ны, Алек­сандр слиш­ком яс­но ви­дел,  как  лю­би­мые  им  про­све­ти­тель­ские идеи об­ра­ща­лись в  ус­тах  де­ма­го­гов-ре­во­лю­цио­не­ров  в  страш­ную раз­ру­ши­тель­ную  си­лу,  спо­соб­ную    нис­про­верг­нуть    со­вре­мен­ное об­ще­ст­во. И с го­да­ми в Алек­сан­д­ре ок­ре­п­ло убе­ж­де­ние, что са­ми  по се­бе идеи ра­вен­ст­ва и за­кон­но­сти, сво­бо­ды и кон­сти­ту­ции есть ве­щи опас­ные, ес­ли ра­ди них за­бы­ты идеа­лы хри­сти­ан­ст­ва  и  ко­гда  са­ми эти  идеи  по­па­да­ют  в  сре­ду  об­ще­ст­ва  тем­но­го  и    не­зре­ло­го. Со­вре­мен­ная ему ис­то­рия да­ва­ла, к со­жа­ле­нию, мно­го ос­но­ва­ний  для та­ких опа­се­ний.

  Тем не ме­нее, пер­вые  пять  лет  по  окон­ча­нии  вой­ны,  ре­фор­мы про­дол­жа­лись да­же в боль­ших мас­шта­бах,  чем  это  бы­ло  в  на­ча­ле цар­ст­во­ва­ния и во вре­ме­на Спе­ран­ско­го.  Пре­об­ра­зо­ва­ния  кос­ну­лись пре­ж­де все­го се­ве­ро-за­пад­ных ок­ра­ин Рос­сии: Эс­т­лян­дии, Лиф­лян­дии, Кур­лян­дии и Поль­ши, ко­то­рые, по  мне­нию  им­пе­ра­то­ра,  уже  го­то­вы бы­ли к при­ня­тию но­вых уч­ре­ж­де­ний.

  Гер­цог­ст­во Вар­шав­ское пе­ре­име­но­ва­но бы­ло в Цар­ст­во Поль­ское,  и к  не­му  при­сое­ди­ни­ли  Лит­ву.  В  1815  го­ду  Алек­сандр  ут­вер­дил поль­скую кон­сти­ту­цию.  То­гда же сде­ла­на бы­ла пер­вая по­пыт­ка от­ме­ны кре­по­ст­но­го  пра­ва. В 1816  го­ду  император ут­вер­дил По­ло­же­ние  об  ос­во­бо­ж­де­нии  эс­т­лянд­ских  кре­сть­ян. В 1817 го­ду бы­ли ос­во­бо­ж­де­ны кре­сть­я­не  в Кур­лян­дии. Алек­сандр по­пы­тал­ся под­толк­нуть к  той  же  ини­циа­ти­ве по­ме­щи­ков  Ма­ло­рос­сии, и в  1818 го­ду на со­б­ра­нии дво­рян Пол­тав­ской и  Чер­ни­гов­ской  гу­бер­ний ге­не­рал-гу­бер­на­тор Ма­ло­рос­сии князь  Реп­нин  пред­ло­жил  по­ме­щи­кам по­ду­мать об ос­во­бо­ж­де­нии кре­сть­ян и при­нес­ти «жерт­ву ра­ди  поль­зы об­щей». Однако кро­ме не­го­до­ва­ния и воз­му­ще­ния Реп­нин ни­че­го не по­лу­чил в от­вет. В При­бал­ти­ке преобразования ­шли ус­пеш­нее. В 1819 го­ду по­лу­чи­ли  сво­бо­ду кре­сть­я­не Лиф­лян­дии. По слу­чаю  этой  ре­фор­мы  Алек­сандр  ска­зал: «Ра­ду­юсь, что лиф­лянд­ское дво­рян­ст­во оп­рав­да­ло мои ожи­да­ния.  Ваш при­мер дос­то­ин  под­ра­жа­ния.  Вы  дей­ст­во­ва­ли  в  ду­хе  вре­ме­ни  и по­ня­ли, что ли­бе­раль­ные на­ча­ла од­ни мо­гут слу­жить ос­но­вой сча­стью на­ро­дов».

  В 1818 го­ду со­брал­ся пер­вый поль­ский сейм. Вы­сту­пая на  нем  15 мар­та,   Алек­сандр    ме­ж­ду    про­чим    ска­зал:    «Об­ра­зо­ва­ние, су­ще­ст­во­вав­шее в ва­шем краю, доз­во­ли­ло мне вве­сти не­мед­лен­но, то, что я  вам  да­ро­вал,  ру­ко­во­дству­ясь  пра­ви­ла­ми  за­кон­но­сво­бод­ных уч­ре­ж­де­ний,  быв­ших  не­пре­стан­но  пред­ме­том  мо­их  по­мыш­ле­ний   и ко­то­рых спа­си­тель­ное  влия­ние  на­де­юсь  я,  с  по­мо­щью  Божь­ей, рас­про­стра­нить и  на  все  стра­ны,  Про­ви­де­ни­ем  по­пе­че­нию  мо­ему вве­рен­ные. Та­ким об­ра­зом,  вы  мне  по­да­ли  сред­ст­во  явить  мо­ему Оте­че­ст­ву то, что я уже с дав­них лет ему при­го­тов­ляю,  и  чем  оно вос­поль­зу­ет­ся,  ко­гда  на­ча­ла  столь  важ­но­го   де­ла    дос­тиг­нут над­ле­жа­щей  зре­ло­сти».  Чуть  позд­нее,  как  бы  раз­ви­вая  мыс­ли, вы­ска­зан­ные вес­ной в Вар­ша­ве, им­пе­ра­тор ска­зал прус­ско­му ге­не­ра­лу Ме­зо­ну: «На­ко­нец, все на­ро­ды долж­ны ос­во­бо­дить­ся от  са­мо­вла­стия. Вы ви­ди­те, что я де­лаю в Поль­ше. То­же я хо­чу сде­лать и в дру­гих мо­их вла­де­ни­ях». Эти  сло­ва  не­мед­лен­но  ста­ли дос­тоя­ни­ем рус­ской пуб­ли­ки и воз­бу­ди­ли в ней на­пря­жен­ное ожи­да­ние пе­ре­мен.

  Сра­зу по­сле сво­ей зна­ме­ни­той ре­чи на поль­ском сей­ме Александр  по­ру­чил  груп­пе сво­их со­вет­ни­ков во гла­ве с быв­шим чле­ном «не­глас­но­го  ко­ми­те­та», од­ним из сво­их «мо­ло­дых дру­зей» Но­во­силь­це­вым раз­ра­бо­тать  про­ект кон­сти­ту­ции для Рос­сии. Вско­ре  поя­вил­ся  ее  на­бро­сок -  «Крат­кое из­ло­же­ние ос­нов», а  позд­нее -  про­ект  и  са­мой  кон­сти­ту­ции  под на­зва­ни­ем «Го­су­дар­ст­вен­ная ус­тав­ная гра­мо­та Рос­сий­ской им­пе­рии».

  Этот  пер­вый  в  ис­то­рии    Рос­сии    кон­сти­ту­ци­он­ный    про­ект пре­ду­смат­ри­вал  вве­де­ние  в  стра­не  двух­па­лат­но­го    пар­ла­мен­та, ме­ст­ных   пред­ста­ви­тель­ных    ор­га­нов -    «сей­мов»,    раз­де­ле­ние за­ко­но­да­тель­ной  и  ис­пол­ни­тель­ной  вла­сти  ме­ж­ду  им­пе­ра­то­ром  и вы­бор­ны­ми  ор­га­на­ми.  Кон­сти­ту­ция  дек­ла­ри­ро­ва­ла  сво­бо­ду  сло­ва, пе­ча­ти, сво­бо­ду ве­ро­ис­по­ве­да­ний, ра­вен­ст­во всех  гра­ж­дан  им­пе­рии пе­ред за­ко­ном, не­при­кос­но­вен­ность лич­но­сти. Па­рал­лель­но шла раз­ра­бот­ка По­ло­же­ния об ос­во­бо­ж­де­нии  кре­сть­ян.  Та­ким об­ра­зом, все, ка­за­лось бы, шло к то­му, что­бы в 1820  го­ду в Рос­сии на­ча­лись глу­бо­кие пре­об­ра­зо­ва­ния. К это­му го­то­вы бы­ли  и пра­ви­тель­ст­во и об­ще­ст­во. Но это­го не слу­чи­лось.

 

                22. 1820 год

1820  год  стал  во  мно­гих  от­но­ше­ни­ях  пе­ре­лом­ным    для Алек­сан­д­ра. Пер­вая по­ло­ви­на его бы­ла  оз­на­ме­но­ва­на  ре­во­лю­ци­ей  в Ис­па­нии, на­чав­шей­ся с вос­ста­ния во­ин­ских час­тей в Ка­ди­се. В мар­те ре­во­лю­ция  пе­ре­ки­ну­лась  в  Мад­рид.  Ко­роль  Фер­ди­нанд  VII при­ну­ж­ден был со­гла­сить­ся на вве­де­ние  кон­сти­ту­ции.  При­вер­жен­цам этой пе­ре­ме­ны в Ис­па­нии очень  важ­но  бы­ло  знать  мне­ние  о  ней мо­гу­ще­ст­вен­ней­ше­го из го­су­да­рей Ев­ро­пы.  Они  на­дея­лись  по­лу­чить одоб­ре­ние рус­ско­го им­пе­ра­то­ра, из­вест­но­го сво­им ли­бе­ра­лиз­мом.  Но Алек­сандр ве­лел от­ве­чать, что он с глу­бо­ким при­скор­би­ем  уз­нал  о про­ис­шед­шем и что бу­ду­щее Ис­па­нии  пред­став­ля­ет­ся  ему  от­ны­не  в мрач­ном ви­де. Им­пе­ра­тор пи­сал, что он не раз вы­ска­зы­вал  же­ла­ние, что­бы власть ко­ро­ля ут­вер­ди­лась в Ста­ром и Но­вом све­те с  по­мо­щью проч­ных уч­ре­ж­де­ний. Ис­хо­дя от  тро­на,  кон­сти­ту­ци­он­ные  уч­ре­ж­де­ния по­лу­ча­ют ха­рак­тер ох­ра­ни­тель­ный; ис­хо­дя же из сре­ды  мя­те­жа,  они по­ро­ж­да­ют ха­ос:  опыт  всех  вре­мен  это  до­ка­зы­ва­ет.  Ис­пан­ско­му пра­ви­тель­ст­ву  над­ле­жит  су­дить,  мо­гут  ли  уч­ре­ж­де­ния,   дан­ные на­силь­ст­вен­ным,  ре­во­лю­ци­он­ным  пу­тем,  осу­ще­ст­вить  бла­го­дея­ния, ко­то­рых Ис­па­ния  и  Аме­ри­ка  ожи­да­ют  от  муд­ро­сти  ко­ро­ля  и  от пат­рио­тиз­ма его со­вет­ни­ков.

  Алек­сандр  вы­ска­зы­вал  обес­по­ко­ен­ность  не  на­прас­но:    при­мер Ис­па­нии  ока­зал­ся  за­ра­зи­те­лен.  В  ию­ле   ре­во­лю­ци­он­ный    по­жар пе­ре­мет­нул­ся на юг Ап­е­ннин­ско­го по­лу­ост­ро­ва, в Ко­ро­лев­ст­во  Обеих Си­ци­лий. Со­бы­тия раз­ви­ва­лись здесь точ­но так­же: ­ре­во­лю­ция  на­ча­лась с  вос­ста­ния  во­ин­ских  час­тей  в  Но­лах  и   Авел­ли­не,    вско­ре не­до­воль­ные яви­лись  в  сто­ли­це,  и  ко­роль  Фер­ди­нанд  вы­ну­ж­ден был вве­сти кон­сти­ту­цию.

  Не­апо­ли­тан­ская  ре­во­лю­ция  встре­во­жи­ла  ев­ро­пей­ские    ка­би­не­ты го­раз­до силь­нее, чем ис­пан­ская. Им­пе­ра­тор Франц при­гла­сил рус­ско­го им­пе­ра­то­ра и  ко­ро­ля прус­ско­го на  сви­да­ние для  со­ве­ща­ния  о  ме­рах  про­тив ре­во­лю­ции.  По пу­ти в Троп­пау Александр за­ехал  в  Вар­ша­ву,  где  про­хо­дил  вто­рой поль­ский  Сейм.  Здесь  он  был  не  на  шут­ку  огор­чен  и раз­дра­жен по­ве­де­ни­ем де­пу­та­тов. Вме­сто то­го, что­бы  мир­но  ре­шать те­ку­щие де­ла поль­ские  пат­рио­ты  ста­ли  тре­бо­вать  от  им­пе­ра­то­ра но­вых сво­бод, в том чис­ле от­ме­ны цен­зу­ры и ре­фор­мы су­дов. Они  не скры­ва­ли и то­го, что ко­неч­ной це­лью их бы­ла не­за­ви­си­мость  Поль­ши и вос­ста­нов­ле­ние Ре­чи По­спо­ли­той в ее преж­них гра­ни­цах. Алек­сан­д­ру при­шлось от­ве­чать на на­пад­ки, он по­ки­нул Сейм  мрач­ный и раз­оча­ро­ван­ный. В са­мом де­ле - поль­ская кон­сти­ту­ция  бы­ла  од­ним из лю­би­мей­ших его де­тищ и пло­дом дли­тель­ных  раз­мыш­ле­ний.  Тя­же­ло бы­ло ви­деть не­бла­го­дар­ность по­ля­ков и их яв­ное же­ла­ние  под­ра­жать при­ме­ру ис­пан­цев и не­апо­ли­тан­цев.

  20 ок­тяб­ря Алек­сандр прие­хал в Троп­пау. Вско­ре граф Ка­по­ди­ст­рия по­дал  от  име­ни  им­пе­ра­то­ра  ме­му­ар    с    рос­сий­ским    пла­ном уми­ро­тво­ре­ния  Не­апо­ля.  В  нем  го­во­ри­лось,  что,  пре­ж­де    чем при­бег­нуть  к   си­ле,    на­доб­но    пред­ло­жить    не­апо­ли­тан­ско­му пра­ви­тель­ст­ву от­речь­ся от прин­ци­па  вос­ста­ния и  сно­ва  по­ко­рить­ся ко­ро­лю. Толь­ко в слу­чае от­ка­за ав­ст­рий­ская ар­мия в зна­че­нии ар­мии ев­ро­пей­ской мог­ла дви­нуть­ся к  Не­апо­лю  на по­дав­ле­ние ре­во­лю­ции.

  Мет­тер­них был в от­чая­ние. На­прас­но вну­шал  он  Алек­сан­д­ру,  что пла­мя ре­во­лю­ции сле­ду­ет  га­сить  как  мож­но  бы­ст­рее.  Алек­сандр, вслед  за  пред­ста­ви­те­ля­ми  Анг­лии  и  Фран­ции,    счи­тал,    что вме­ши­вать­ся во внут­рен­ние де­ла го­су­дарств  мож­но  лишь  в  слу­чае са­мой край­ней не­об­хо­ди­мо­сти.  Но тут не­ожи­дан­но при­шло из­вес­тие о бун­те в Се­ме­нов­ском  пол­ку. Быть мо­жет, в чре­де по­тря­се­ний это­го го­да оно бы­ло са­мым ро­ко­вым. Хо­тя след­ст­вие по­ка­за­ло, что  ви­ной  не­до­воль­ст­ва  бы­ла  гру­бость пол­ко­во­го  ко­ман­ди­ра  Швар­ца,  Алек­сандр  от­нес­ся  к  де­лу  очень серь­ез­но. Он пи­сал гра­фу Арак­чее­ву: «Ска­жу  те­бе,  что  ни­кто  на све­те  ме­ня  не  убе­дит,  что  это  про­ис­ше­ст­вие  бы­ло  вы­мыш­ле­но сол­да­та­ми  или  про­ис­хо­ди­ло  един­ст­вен­но,  как  по­ка­зы­ва­ют,    от жес­то­ко­го об­ра­ще­ния с оны­ми  пол­ков­ни­ка  Швар­ца... По   мо­ему убе­ж­де­нию, тут кро­ют­ся дру­гие при­чи­ны... Вну­ше­ние, ка­жет­ся,  бы­ло не во­ен­ное, ибо во­ен­ный умел бы их за­ста­вить  взять­ся  за  ру­жье, че­го ни­кто из них не сде­лал, да­же те­са­ка не взял. Офи­це­ры же  все ста­ра­лись  пре­сечь  не­по­ви­но­ве­ние,  но  без­ус­пеш­но.   По    все­му вы­пи­сан­но­му за­клю­чаю я,  что  бы­ло  тут  вну­ше­ние  чу­жое,  но  не во­ен­ное.  Во­прос  воз­ни­ка­ет:  ка­кое  же?  Это   труд­но    ре­шить. При­зна­юсь, что я его при­пи­сы­ваю  тай­ным  об­ще­ст­вам,  ко­то­рые,  по до­ка­за­тель­ст­вам, ко­то­рые мы име­ем, в со­об­ще­ни­ях  ме­ж­ду  со­бой,  и ко­им весь­ма не­при­ят­но на­ше со­еди­не­ние и ра­бо­та в Троп­пау. Цель воз­му­ще­ния, ка­жет­ся, бы­ла ис­пу­гать...»

  Ви­ди­мо, как раз в эти дни все про­ис­хо­дя­щее в Ев­ро­пе и в  Рос­сии пред­ста­ло пе­ред Алек­сан­дром в дру­гих то­нах.  Ге­не­рал  Ва­силь­чи­ков пи­сал, что при­сут­ст­вие го­су­да­ря не­об­хо­ди­мо  в  Рос­сии.  Алек­сандр от­ве­чал: «Ес­ли я в та­кую важ­ную ми­ну­ту бро­шу все это  де­ло,  да­бы ска­кать в Рос­сию, за­ме­ша­тель­ст­во са­мое па­губ­ное  мо­жет  про­изой­ти во всех этих де­лах, а ус­пех их окон­ча­тель­но по­ко­леб­лет­ся. К  то­му же все эти ра­ди­ка­лы и кар­бо­на­рии, рас­се­ян­ные  по  Ев­ро­пе,  имен­но хо­тят за­ста­вить ме­ня бро­сить на­ча­тое здесь де­ло. Мы име­ем в на­ших ру­ках об этом не один до­ку­мент; они взбе­ше­ны, ви­дя де­ло,  ко­то­рым мы здесь за­ни­ма­ем­ся. Нуж­но ли им дать это тор­же­ст­во?»

  То­гда же он при­знал­ся  Мет­тер­ни­ху:  «С  1814  го­да  я  оши­бал­ся от­но­си­тель­но об­ще­ст­вен­но­го на­строе­ния. Те­перь счи­таю  лож­ным  то, что счи­тал ра­нее  за  прав­ду,  я  сде­лал  мно­го  зла,  но  те­перь по­ста­ра­юсь  это  ис­пра­вить».  То,  что  во  взгля­дах   Алек­сан­д­ра про­изош­ли пе­ре­ме­ны, вид­но из всех его даль­ней­ших дей­ст­вий.  Да  и мог­ло ли быть по-дру­го­му? Коль ско­ро при­зрак сол­дат­ской ре­во­лю­ции за­мая­чил уже и над  Рос­си­ей,  нель­зя  бы­ло  бо­лее  те­рять  вре­мя. Алек­сандр сдал­ся на уго­во­ры Мет­тер­ни­ха. 19  но­яб­ря  был  под­пи­сан про­то­кол кон­фе­рен­ции, в  ко­то­ром  ме­ж­ду  про­чим  го­во­ри­лось,  что со­юз­ные го­су­да­ри обя­зы­ва­ют­ся  друг  пе­ред  дру­гом  не  при­зна­вать пе­ре­мен го­су­дар­ст­вен­но­го строя, про­ис­хо­дя­щих не­за­кон­ным пу­тем,  и счи­та­ют для  се­бя  воз­мож­ным  упот­реб­лять  про­тив  та­ких  по­пы­ток при­ну­ди­тель­ные ме­ры.

 Судь­ба сыг­ра­ла с Алек­сан­дром злую шут­ку. «Свя­щен­ный со­юз», за­ду­ман­ный  с са­мы­ми  бла­го­род­ны­ми  и  ве­ли­че­ст­вен­ны­ми  це­ля­ми,  как   про­об­раз бу­ду­щей Ев­ро­пы, об­ра­тил­ся на де­ле в обыч­ный  по­ли­ти­че­ский  сго­вор мо­нар­хов  про­тив  ре­во­лю­ции.  И  ра­ди  со­хра­не­ния  это­го    сою­за Алек­сан­д­ру  при­шлось  спер­ва  до  не­ко­то­рой  сте­пе­ни  по­сту­пить­ся свои­ми ли­бе­раль­ны­ми прин­ци­па­ми, а по­том и  во­все  при­нес­ти  их  в жерт­ву.

  По­на­ча­лу,  он  как  буд­то,  да­же  сам  не  по­ни­мал    на­сколь­ко бес­по­во­рот­но его пе­ре­ро­ж­де­ние.  Ко­гда  фран­цуз­ский  пред­ста­ви­тель граф Ла-Фер­рон­нэ, не под­пи­сав­ший про­то­ко­ла, вы­ра­зил опа­се­ние, что спра­вед­ли­вое не­го­до­ва­ние на ре­во­лю­ции ис­пан­скую и  не­апо­ли­тан­скую мо­жет ох­ла­дить им­пе­ра­то­ра к кон­сти­ту­ци­он­ным уч­ре­ж­де­ни­ям, ко­то­рых он был до сих пор  рев­но­ст­ный  по­кро­ви­те­лем, Алек­сандр от­ве­чал ему: «Чем я был, тем ос­та­юсь те­перь и  ос­та­нусь на­все­гда. Я люб­лю кон­сти­ту­ци­он­ные уч­ре­ж­де­ния и ду­маю, что  вся­кий по­ря­доч­ный че­ло­век дол­жен их лю­бить; но мож­но ли вво­дить  их  без раз­ли­чия у всех на­ро­дов? Не все на­ро­ды в рав­ной сте­пе­ни го­то­вы  к их при­ня­тию; яс­ное де­ло, что  сво­бо­да  и  пра­ва,  ко­то­ры­ми  мо­жет поль­зо­вать­ся  та­кая  про­све­щен­ная  на­ция,  как  ва­ша,  ней­дут   к от­ста­лым и не­ве­же­ст­вен­ным на­ро­дам  обо­их  по­лу­ост­ро­вов».  В  этих сло­вах,  внеш­не  впол­не  ли­бе­раль­ных,  слы­шит­ся  при­го­вор    всем кон­сти­ту­ци­он­ным на­чи­на­ни­ям Алек­сан­д­ра в Рос­сии.

    В ян­ва­ре 1821 го­да кон­гресс пе­ре­ехал в Лай­бах. В фев­ра­ле во­прос о по­хо­де ав­ст­рий­цев на Не­аполь был окон­ча­тель­но  ре­шен.  Го­су­да­ри про­дол­жа­ли  жить  в  Лай­ба­хе,  ожи­дая  из­вес­тей  о    ре­зуль­та­тах экс­пе­ди­ции. Ка­за­лось, что вы­ход на­ко­нец най­ден. Но вдруг в мар­те, как гром сре­ди яс­но­го не­ба, рас­про­стра­ни­лась весть о ре­во­лю­ции  в Пье­мон­те.  По фор­ме это бы­ла та же сол­дат­ская ре­во­лю­ция, что в  Ис­па­нии  и Не­апо­ле.  10  мар­та   алес­сан­д­рий­ский    гар­ни­зон    про­воз­гла­сил кон­сти­ту­цию, ов­ла­дел  кре­по­стью  и  уч­ре­дил  вре­мен­ную  юн­ту;  на дру­гой  день  вос­ста­ние  вспых­ну­ло  в  са­мом    Ту­ри­не.    Ко­роль Вик­то­р-Эм­ма­ну­ил  от­рек­ся  от  пре­сто­ла.  Про­воз­гла­шен­ный  ре­ген­том ко­ро­лев­ст­ва принц Ко­ринь­ян­ский при­ну­ж­ден был вве­сти кон­сти­ту­цию.

  Из­вес­тие о со­бы­ти­ях в Алес­сан­д­рии и Ту­ри­не про­из­ве­ли в  Лай­ба­хе та­кое же гро­мо­вое впе­чат­ле­ние, ка­кое в 1815 го­ду бы­ло про­из­ве­де­но в Ве­не из­вес­ти­ем о вы­сад­ке На­по­ле­о­на на бе­ре­га Фран­ции:  го­су­да­ри смот­ре­ли друг на  дру­га  в  не­мом  ужа­се.  По­сту­па­ли  из­вес­тия  о силь­ных вол­не­ни­ях в Лом­бар­дии. Боя­лись, что по­доб­ные  же  яв­ле­ния об­на­ру­жат­ся в дру­гих  час­тях  по­лу­ост­ро­ва,  что  на­род­ные  мас­сы, под­дер­жан­ные вой­ска­ми Не­апо­ля  и  Сар­ди­нии,  по­да­вят  не­на­ви­ст­ную италь­ян­цам ав­ст­рий­скую ар­мию; опа­са­лись, что  дви­же­ние  от­зо­вет­ся во Фран­ции, в Гер­ма­нии, в Поль­ше.

  Но как в 1815 го­ду в Ве­не, так и  те­перь  в  Лай­ба­хе  им­пе­ра­тор Алек­сандр  по­ло­жил  ко­нец  это­му  все­об­ще­му  ужа­су;  он    ска­зал им­пе­ра­то­ру Фран­цу: «Мои вой­ска в рас­по­ря­же­нии ва­ше­го  ве­ли­че­ст­ва, ес­ли вы счи­тае­те их со­дей­ст­вие по­лез­ным  для  се­бя».  Ав­ст­рий­ский им­пе­ра­тор при­нял это пред­ло­же­ние с бла­го­дар­но­стью, и  сто­ты­сяч­ная рус­ская ар­мия по­лу­чи­ла при­каз всту­пить в Га­ли­цию.

  Хо­тя по­мощь ее не по­тре­бо­ва­лась, и при­каз вско­ре  был  от­ме­нен, при­ме­ча­тель­на эта твер­дость Алек­сан­д­ра. Как пре­ж­де он чув­ст­во­вал се­бя при­зван­ным спа­сти Ев­ро­пу от ти­ра­нии На­по­ле­о­на, так и  те­перь он по­чел сво­им дол­гом встать на пу­ти  ев­ро­пей­ской  ре­во­лю­ции.  На про­вер­ку этот враг ока­зал­ся  го­раз­до  ме­нее  страш­ным.  24  мар­та ав­ст­рий­цы всту­пи­ли в Не­аполь при кри­ках на­ро­да:  «Да  здрав­ст­ву­ет ко­роль!»  10  ап­ре­ля  сар­дин­ские  вой­ска,  вер­ные  ко­ро­лю,    при под­держ­ке  ав­ст­рий­ско­го  кор­пу­са  во­шли  в  Ту­рин.  Ита­лия   бы­ла ус­по­кое­на.

  Но уже раз­го­ра­лось пла­мя  гре­че­ско­го  вос­ста­ния  на  Бал­кан­ском по­лу­ост­ро­ве. Из­вес­тие о нем бы­ло  не­при­ят­ной  не­ожи­дан­но­стью  для со­юз­ных  го­су­да­рей  и  под­верг­ло  серь­ез­но­му    ис­пы­та­нию    са­мо су­ще­ст­во­ва­ние «Свя­щен­но­го сою­за».  Ос­лож­ня­ло про­бле­му и то  об­стоя­тель­ст­во,  что  дви­же­ние шло из Рос­сии, и что во гла­ве его сто­ял  ге­не­рал  рус­ской  служ­бы князь Ип­си­лан­ти.  Он  уве­рен  был,  что  Рос­сия  по  сво­им  об­щим не­об­хо­ди­мым  ус­ло­ви­ям  долж­на  не­мед­лен­но  же    по­дать    по­мощь вос­став­шим гре­кам.    Однако, 4 ап­ре­ля  рус­ский  по­слан­ник  в  Кон­стан­ти­но­по­ле  объ­я­вил,  что Рос­сия не под­дер­жи­ва­ет Ип­си­лан­ти. Между тем восстание угнетённых и жестокости турецких фанатиков вы­зва­ли силь­ное воз­бу­ж­де­ние в рус­ском об­ще­ст­ве: все сим­па­тии бы­ли на сто­ро­не пра­во­слав­ных гре­ков. Жда­ли ре­ак­ции Алек­сан­д­ра (он  уже прие­хал в Пе­тер­бург) - она ос­та­лась преж­ней.  Рос­сия  про­тес­то­ва­ла про­тив изу­верств фа­на­ти­ков, но не спе­ши­ла  с  во­ен­ной  под­держ­кой вос­став­ших.

  В  этот  кри­ти­че­ский  мо­мент Алек­сандр  вы­дер­жал  ис­кус,  он  не  под­дал­ся  дав­ле­нию,  ко­то­рое ока­зы­ва­лось на не­го со всех сто­рон. Во­пре­ки всем до­во­дам, во­пре­ки яв­ным ин­те­ре­сам Рос­сии, он не на­чал  вой­ны  и  со­хра­нил  вер­ность но­вым прин­ци­пам ев­ро­пей­ской по­ли­ти­ки. Поз­же он ска­зал  Ша­тоб­риа­ну:  «Не  мо­жет  быть  бо­лее  по­ли­ти­ки анг­лий­ской, фран­цуз­ской, рус­ской, ав­ст­рий­ской; су­ще­ст­ву­ет  толь­ко од­на по­ли­ти­ка - об­щая, ко­то­рая  долж­на  быть  при­ня­та  на­ро­да­ми  и го­су­да­ря­ми для об­ще­го сча­стья. Я пер­вый дол­жен по­ка­зать  вер­ность прин­ци­пам, на ко­то­рых я ос­но­вал со­юз. Пред­ста­ви­лось ис­пы­та­ние - вос­ста­ние Гре­ции; ре­ли­ги­оз­ная вой­на про­тив  Тур­ции  бы­ла  в  мо­их ин­те­ре­сах, в ин­те­ре­сах  мое­го  на­ро­да,  тре­бо­ва­лась  об­ще­ст­вен­ным мне­ни­ем мо­ей стра­ны. Но в вол­не­ни­ях  Пе­ло­пон­не­са  мне  по­ка­за­лись при­зна­ки ре­во­лю­ци­он­ные, и я удер­жал­ся.  Че­го  толь­ко  не  де­ла­ли, чтоб ра­зо­рвать со­юз? Ста­ра­лись вну­шить мне пре­ду­бе­ж­де­ния, уяз­вить мое са­мо­лю­бие, - ме­ня от­кры­то ос­корб­ля­ли. Очень дур­но ме­ня  зна­ли, ес­ли ду­ма­ли, что мои прин­ци­пы  про­ис­те­ка­ли  из  тще­сла­вия,  мог­ли ус­ту­пить же­ла­нию мще­ния... Про­ви­де­ние да­ло в мое рас­по­ря­же­ние 800­ тысяч сол­дат не для удов­ле­тво­ре­ния мое­го чес­то­лю­бия, но чтоб я по­кро­ви­тель­ст­во­вал ре­ли­гии,  нрав­ст­вен­но­сти и пра­во­су­дию;  чтоб  дал  гос­под­ство  этим  на­ча­лам  по­ряд­ка,  на ко­то­рых зи­ж­дет­ся об­ще­ст­во че­ло­ве­че­ское».

 

                23. Апатия Александра и его внезапная кончина

Прие­хав  из  Лай­ба­ха,  Алек­сандр  боль­ше  не  воз­вра­тил­ся  к про­ек­там кон­сти­ту­ции и ос­во­бо­ж­де­ния кре­сть­ян. Ему,  од­на­ко,  бы­ло не­лег­ко рас­стать­ся со свои­ми меч­та­ми.  Да­вил  груз  не­вы­пол­нен­ных дел  и  не  сбыв­ших­ся  на­дежд.  «Ко­гда  я  по­ду­маю, -  при­зна­вал­ся Алек­сандр не­за­дол­го до  смер­ти, -  как  ма­ло  еще  сде­ла­но  внут­ри го­су­дар­ст­ва, то эта мысль ло­жит­ся мне на серд­це как де­ся­ти­пу­до­вая ги­ря; от это­го ус­таю».

  По­сле  Лай­бах­ско­го  кон­грес­са   ге­не­рал-адь­ю­тант    Ва­силь­чи­ков пре­дос­та­вил ему док­лад­ную за­пис­ку о зрею­щем в сто­ли­це за­го­во­ре  с пе­ре­чис­ле­ни­ем уча­ст­ни­ков  тай­ных  об­ществ.  Речь  шла  о  бу­ду­щих де­каб­ри­стах. Им­пе­ра­тор в глу­бо­кой за­дум­чи­во­сти про­чи­тал  по­дан­ные  бу­ма­ги  и ска­зал,  что  не  бу­дет  да­вать  де­лу  ни­ка­ко­го  хо­да.   «До­ро­гой Ва­силь­чи­ков, - вздох­нул он, - вы бы­ли у ме­ня  на  служ­бе  с  са­мо­го на­ча­ла мое­го цар­ст­во­ва­ния. Вы знае­те, что я  раз­де­лял  и  по­ощ­рял эти ил­лю­зии и за­блу­ж­де­ния... Не мне по­до­ба­ет их ка­рать...»  И  он бро­сил спи­сок в ка­мин.

  По­ло­же­ние, в ко­то­ром ока­зал­ся Алек­сандр по­сле 1820 го­да  нель­зя на­звать ина­че, как тра­ги­че­ское. Он не  смог  про­вес­ти  ре­форм,  о ко­то­рых меч­тал всю жизнь, он по­ни­мал, что не­из­беж­ный ход  со­бы­тий ве­дет его в  ла­герь  ре­ак­ции,  и  чув­ст­во­вал  все  бо­лее  и  бо­лее от­вра­ще­ния к вла­сти. В кон­це кон­цов, Алек­сандр пе­ре­стал за­ни­мать­ся внут­рен­ни­ми де­ла­ми, пе­ре­по­ру­чив их гра­фу Арак­чее­ву. С 1823 го­да он яв­лял­ся един­ст­вен­ным  док­лад­чи­ком  при  го­су­да­ре  по всем во­про­сам, да­же по ве­де­нию Свя­тей­ше­го си­но­да. Чи­нов­ни­ки  сра­зу по­чув­ст­во­ва­ли  ос­лаб­ле­ние  вни­ма­ния  го­су­да­ря. Это   бы­ло    вре­мя по­все­ме­ст­ных зло­упот­реб­ле­ний и рас­пу­щен­но­сти. Никогда раньше не бы­ло та­ко­го ли­хо­им­ст­ва и  каз­но­крад­ст­ва,  как  в  по­след­ние  го­ды прав­ле­ния Алек­сан­д­ра. Им­пе­ра­тор знал о них, но ни­че­го  не  де­лал: им ов­ла­де­ли апа­тия и рав­но­ду­шие.

  Во внеш­них де­лах Алек­сандр счи­тал сво­им дол­гом до­ве­сти до кон­ца де­ло борь­бы с ре­во­лю­ци­ей.  В  1822  го­ду  он  уе­хал  на  кон­гресс «Свя­щен­но­го сою­за» в Вар­ну, где при­ня­то бы­ло ре­ше­ние о по­дав­ле­нии ис­пан­ско­го  вос­ста­ния.  Но  по­сле  то­го,  как   ре­во­лю­ция    бы­ла унич­то­же­на, по то­гдаш­не­му вы­ра­же­нию, в по­след­нем  сво­ем  убе­жи­ще, Алек­сандр ох­ла­дел и к внеш­ней по­ли­ти­ке.

  Чув­ст­ва ча­ст­но­го че­ло­ве­ка бра­ли в нем верх с ка­ж­дым  го­дом.  Он то и де­ло воз­вра­щал­ся к мыс­ли  об  от­ре­че­нии.  Еще  в  1817  го­ду Алек­сандр  ска­зал       сво­ему        фли­гель-адъ­ю­тан­ту Ми­хай­лов­ско­му­-Да­ни­лев­ско­му:  «Ко­гда   кто-ни­будь    име­ет    честь на­хо­дить­ся во гла­ве та­ко­го на­ро­да, как наш, он  дол­жен  в  ми­ну­ту опас­но­сти пер­вый ид­ти ей на­встре­чу. Но он  дол­жен  ос­та­вать­ся  на сво­ем по­сту толь­ко до тех пор, по­ка его фи­зи­че­ские си­лы  ему  это по­зво­ля­ют. По про­ше­ст­вии это­го сро­ка он дол­жен уда­лить­ся». В 1819 го­ду им­пе­ра­тор за­вел тот же раз­го­вор  со  сво­им  млад­шим бра­том Ни­ко­ла­ем, а в 1824 го­ду при­знал­ся Ва­силь­чи­ко­ву: «Я не  был бы не­до­во­лен сбро­сить с  се­бя  бре­мя  ко­ро­ны,  стран­но  тя­го­тя­щей ме­ня»

  Вме­сте с тем Алек­сандр ста­но­вил­ся все бо­лее ре­ли­ги­оз­ным,  мно­го вре­ме­ни про­во­дил в  об­ще­нии  с  мо­на­ха­ми,  из  ко­то­рых  юрь­ев­ский ар­хи­ман­д­рит Фо­тий при­об­рел над  ним  очень  боль­шое  влия­ние.  Он за­мет­но ох­ла­дел к рас­су­доч­но­му  мис­ти­циз­му.  За­то  его  за­хва­ти­ла бес­хит­ро­ст­ная  про­по­ведь   сми­ре­ния    и    про­сто­ты,    при­су­щая пра­во­сла­вию. Алек­сандр по­дол­гу мо­лил­ся, стро­го со­блю­дал  по­сты  и ре­ли­ги­оз­ные  празд­ни­ки,  по­сто­ян­но  имел  при  се­бе  кон­верт    с мо­лит­ва­ми.

  Ле­том 1824 го­да от ча­хот­ки умер­ла лю­би­мая дочь Алек­сан­д­ра  Со­ня На­рыш­ки­на. По­сле это­го он стал мра­чен, как ни­ко­гда ра­нее, и бо­лее обыч­но­го замк­нул­ся  в  се­бе.  Но­вый  1825  год  он  встре­тил,  по сви­де­тель­ст­ву всех со­вре­мен­ни­ков, в со­стоя­нии  го­ря  и  по­кая­ния. Вес­ной в Пе­тер­бург прие­хал ко­роль Ни­дер­лан­дов  Виль­гельм. Алек­сандр при­знал­ся ему, что хо­чет ос­та­вить пре­стол и уй­ти в ча­ст­ную жизнь.  Гость  от­го­ва­ри­вал  им­пе­ра­то­ра,  но  тот  ос­тал­ся тверд в сво­их на­ме­ре­ни­ях. Он по­ехал в Вар­ша­ву, ле­том  вер­нул­ся  в Пе­тер­бург и стал го­то­вить­ся  к  но­во­му  пу­те­ше­ст­вию,  в  Та­ган­рог. Им­пе­рат­ри­ца Ели­за­ве­та Алек­се­ев­на бы­ла тя­же­ло боль­на. Ее по­ло­же­ние ста­ло та­ким опас­ным, что на­до бы­ло не­мед­лен­но ехать на юг Фран­ции или  в  Ита­лию.  Но  Ели­за­ве­та  от­ка­за­лась  ле­чить­ся  в   Ев­ро­пе. Алек­сандр дол­го со­ве­щал­ся с же­ной и за­тем объ­я­вил, что по­ве­зет ее в Та­ган­рог.

  13 сен­тяб­ря  Алек­сандр  прие­хал  в  Та­ган­рог.  Здесь  он  за­нял не­боль­шой од­но­этаж­ный  до­мик,  ко­то­рый  во­все  не  был  по­хож  на дво­рец. Об­ста­нов­ка бы­ла очень скром­ная. Алек­сандр  сам  рас­чис­тил до­рож­ки в са­ду,  раз­ве­сил  в  ком­на­тах  лам­пы,  вби­вал  гвоз­ди  и пе­ре­тас­ки­вал ди­ва­ны. Че­рез де­сять дней прие­ха­ла им­пе­рат­ри­ца. Они  по­се­ли­лись  вдво­ем,  как  мо­ло­дые  суп­ру­ги,  со­кра­тив   до ми­ни­му­ма при­слу­гу. Алек­сандр сам уха­жи­вал  за  боль­ной  же­ной,  и вско­ре ей за­мет­но по­лег­ча­ло. 20  ок­тяб­ря  Алек­сандр отправился в  Крым,  ос­мот­рел  Гур­зуф,  Алуп­ку,  Бо­та­ни­че­ский  сад  и Оре­ан­ду. Чрез­вы­чай­но до­воль­ный эти­ми мес­та­ми, Алек­сандр ска­зал кня­зю Вол­кон­ско­му: «Я ско­ро пе­ре­се­люсь в Крым и бу­ду жить ча­ст­ным че­ло­ве­ком. Я  от­слу­жил  25  лет;  и  сол­да­ту  в  этот  срок  да­ют от­став­ку».

  27 ок­тяб­ря но­чью им­пе­ра­тор прие­хал в Се­ва­сто­поль, за­тем  по­ехал в Бах­чи­са­рай. 30 ок­тяб­ря, по­сле ос­мот­ра  Чу­фут-Ка­ле,  он  впер­вые по­чув­ст­во­вал не­до­мо­га­ние. В  Кры­му  в  это  вре­мя  сви­реп­ст­во­ва­ла ли­хо­рад­ка, и при­зна­ки ее вско­ре от­кры­лись у боль­но­го. Он вер­нул­ся в Та­ган­рог  5  но­яб­ря  уже  со­вер­шен­но  раз­би­тый  бо­лез­нью:  ли­цо по­жел­те­ло, его по­сто­ян­но бро­са­ло то в жар, то в хо­лод. 10  но­яб­ря с ним  слу­чил­ся  глу­бо­кий  об­мо­рок,  по­сле  ко­то­ро­го  он  слег  в по­стель.  Не­ко­то­рое  вре­мя  бы­ло  не­яс­но,  ка­кое  те­че­ние  при­мет бо­лезнь.  18  но­яб­ря  ут­ром  по­сле­до­ва­ло  улуч­ше­ние,  но  ве­че­ром со­стоя­ние Алек­сан­д­ра рез­ко ухуд­ши­лось,  и  на  сле­дую­щее  ут­ро  он скон­чал­ся. Как по­ка­за­ло  вскры­тие,  смерть  на­сту­пи­ла  вслед­ст­вие вос­па­ле­ния моз­га.

 

                24. Переломный характер царствование Александра I

Реформами Сперанского 1810-1811 гг. завершился целый период русской истории. Задачи, стоявшие перед Россией и ее государями в конце XVII века, были успешно разрешены. Россия вошла в семью европейских народов, стала неотъемлемой частью западной цивилизации. Ее политическое устройство теперь во всем соответствовало нормам просвещенного европейского абсолютизма. Ее государственные учреждения ничем принципиальным не отличались от государственных учреждений большинства европейских стран.  Высший образованный класс России в лице дворянства  приобщился ко всем достижениям европейской культуры (это подтверждает начавшийся вскоре необычайно яркий расцвет русской дворянской культуры, прежде всего литературы). 

На повестку дня встали принципиально новые задачи. Если прежде реформированию подвергались в основном государственные учреждения, то теперь Россия стояла перед необходимостью коренного изменения существующих общественных отношений. Надлежало покончить с фактом вопиющей социальной несправедливости, когда огромные массы подданных, миллионы крепостных крестьян, влачили жалкое существование холопов, являясь личной собственностью душевладельцев-помещиков. В связи с этим, коренными, центральными задачами нового периода были следующие: 1) ликвидация крепостнических отношений; 2) отмена исключительных привилегий, которыми в ущерб всем остальным сословиям было наделено дворянство; уравнение всех граждан государства по своему юридическому и политическому статусу; 3) развитие общественных представительных учреждений и постепенная передача им верховной политической власти; отмена самодержавия и введение конституции; 4)  устранение всех и всяких (прежде всего политических, но так же и экономических) стеснений, мешающих свободному развитию общества.

Надо отдать должное Александру I – он очень хорошо понимал необходимость и неизбежность назревших преобразований. И он был первым из русских государей, всерьез задумавшийся над их осуществлением. Историческая обстановка, в которой протекала вторая половина его царствования после победы над Наполеоном (патриотическое воодушевление, гражданское самосознание, широкое распространение в обществе либеральных воззрений при сохранении искренних верноподданнических чувств) как нельзя более способствовала проведению политических реформ. Если бы реформы эти действительно начались при  Александре I, в эпоху гармонических отношений между обществом и монархическим государством, а не сорока годами позже, когда отношения эти сделались далеко не идиллическими, Россия в будущем была бы избавлена от многих катаклизмов.

Но, увы, надлежащий ответ на вызов времени так и не последовал. Александр I, не смотря на весь свой искренний либерализм,  к реформам, по существу, не приступил. Их пришлось проводить его приемникам, делать это с большим опозданием и в постоянной борьбе с радикальными элементами общества. В результате охранительные тенденции то и дело вступали в конфликт с реформаторскими настроениями. Социальное напряжение между тем нарастало с каждым новым царствованием, и, в конце концов, вылилось в революционный взрыв чудовищной разрушительной силы, положивший конец самому существованию монархии.

Итак, царствование Александра I можно назвать эпохой упущенных возможностей, временем великих, но не оправдавшихся ожиданий, на смену которым пришло потом горькое разочарование. В этом состояла огромная личная трагедия самого Александра, трагедия его лучших современников и, в какой-то мере, трагедия всей русской истории.

Конспекты по истории России http://proza.ru/2020/07/17/522