Екатерина первая и другие

     Издревле повелось: ханты селились в лесу, а манси на берегу рек. Вот и у нас в районе на таежной речке жили несколько человек коренной национальности. Их имена со временем подзабылись, остались только прозвища. Причем, были они своеобразные: Одинокую  мансийку звали Екатерина Первая. Далее, мужики – Николай Первый, Николай Второй, Павел Первый. Кто назвал их так, неизвестно. Скорее всего, это был человек, увлекающийся историей малых народов и влюбленного в матушку – природу. А манси привыкли и откликались с удовольствием на  исторические имена.
     Весной, когда мелкие протоки разливаются и становятся полноводными, мы с Григоричем отправились  на моторной лодке по одной из них на охоту и рыбалку. Путь был не близкий, поэтому с запасом приготовили бензина, продуктов и другой всякой всячины, необходимой в тайге.
     – Возьмите еще мешок сухарей и сахара, если будет место в лодке. По пути, все равно, будете делать остановку у Екатерины Первой. А она слепая, живет тем, чем бог пошлет, да охотники с рыбаками, – посоветовал старый знакомый, тоже любитель походить по лесу и посидеть на речке.
     – Как слепая, – подпрыгнул от неожиданности Григорич, – как же она существует?
     – А вот погостишь у нее – поймешь, – многозначительно заметил знакомый.
     … Лодка шла по протоке ходко, маневрируя на частых поворотах, притормаживая перед завалами и большими поваленными деревьями. Внимательно  их, изучив, найдя оптимальный проход, двигались дальше. За световой день прошли не более трети пути до конечной остановки: слияния протоки с Обью.
     С ночевкой определились не сразу: долго искали подходящий высокий берег и хороший подъезд к нему. Наконец, плотно поужинав, угомонились до утра у костра. Ночь прошла спокойно, не считая того, что пару раз нас посещала росомаха, пытавшаяся узнать: кто это вторгся на ее территорию.
     Утром, после чаепития, тронулись дальше. Приключений, по пройденному далее пути, особых не было, не считая того, что пару раз налетали на топляки и меняли шпонку на винте. После полудня, в глубине соснового бора, что мысом выпирал в протоку, увидели дым, струящийся из трубы небольшой избушки.
     – Однако, это и есть жилье знаменитой, в определенных кругах, Екатерины Первой, – причаливая к берегу, заметил напарник.
     Не успели вылезти на сушу, как нас окружила стая собак. Они не лаяли, не виляли хвостами: внимательно следили за нами.
     - Не делай резких движений, – посоветовал я Григоричу, – это зверовые собаки, реагируют на них резко, без промедления.
     В это время из избушки вышла пожилая женщина с палкой в руках и уверенно двинулась в нашу сторону. Ее гортанный крик остудил свору, и она растворилась среди деревьев около жилья.
     – Здравствуйте, – мы не торопились покинуть лодку, – ну собаки у вас. Прямо личная охрана.
     – А оно так и есть, – добродушно откликнулась женщина, – и охрана, и добытчики, и просто товарищи по совместному проживанию. Да вы сейчас их не бойтесь. Они убедились, что вы не принесете мне зла – не тронут. Понимают, как люди.
     – Вы и есть Екатерина, – резюмировал я, – так мы вам гостинцы привезли от вашего знакомого, – и называл его фамилию.
     Да не помню я никого по фамилии. Люди есть люди. Есть хорошие, есть плохие. Первые – помогают, чем могут. Вторые – гадят: то ловушки на горностая изломают, то лабаз раскурочат. Всякие бывают, – ощупывая нас своими руками, говорила мансийка.
Ее неподвижный взгляд, казалось, пронизывал насквозь. Было не по себе. Но переборов это ощущение, стали выгружаться. В избе, на удивление, чистота и порядок. На плите горячее варево.
     – А я вас ждала, – усмехнулась Екатерина, – мотор – то гудел еще два часа назад. Здесь речка петлю делает. Очень слышно.
     На ужин был великолепно сваренный кулеш из глухорятины, чай заваренный брусничным листом и монолог Екатерины Первой о ее судьбе:
     – Родилась в пятидесяти верстах от этого места. Обыкновенная мансийская семья: родители, два брата и она. Жили дружно, в достатке. В лабазе было полно мяса, рыбы. Добытые  шкурки соболя, горностая, белки сдавали охотоведам, периодически посещавшие их или меняли на необходимые продукты: соль, спички, сахар, муку и т. д. Шкуры зайца, лисы, оленя и волка пускали на личные нужды – шили себе одежду и обувь. Пришло время: вышла замуж. Суженный – пелымский манси, нарушив законы предков, переехал жить в наше родовое угодье. Тут и начались несчастья.
      Вначале на реке утонули братья. (По мансийским обычаям, если человек выпал из лодки, сопротивляться не должен – значит, его дух воды позвал к себе жить). Затем, отца задрал медведь. Тот успел доползти до избушки и умер на руках матери. После этого та стала угасать на глазах: потеряла интерес к жизни. Вскоре ушла в тайгу и не вернулась.
Через полгода мужа забил лось: когда тот его подранил, умудрился ударить передними копытами в грудь. Прожил недолго и умер. От переживаний и навалившихся на нее несчастий стала слепнуть. Пришлось учиться жить заново.
     Сменила место жительства: построила домик вот здесь на мысу. Пока видела, охотилась рядом с жильем, благо собаки были хороши: загоняли зверя прямо на избушку. Оставалось только прицельно выстрелить. Через год совсем ослепла. Вскоре обо мне узнали охотники и рыбаки. Помогают иногда. Так вот и живу. На судьбу не жалуюсь. Каждый должен нести свой крест. Кстати, я крещенная. Отец настоял, когда была еще маленькой: считал, что молиться богу и поклоняться своим духам, это очень хорошо, – женщина не спеша закурила, – ну пора отдыхать. Завтра вам рано вставать.
     Покидали мы Екатерину Первую со смешанными чувствами. Обещали на обратном пути еще заглянуть на огонек. Слово свое сдержали. Оставили остатки продовольствия, курево. За что имели особую благодарность от мансийки.
     …А впереди ждала богатая рыбалка и целых семь дней небывалого отдыха на природе.
Побывали мы и у Николая Первого и Павла Первого. Николая Второго в живых не застали. Но это особый рассказ…