Полковник

Он приехал в гости из Екатеринбурга. Небольшого роста, этакий живчик: ни минуты не сидел спокойно.
–  Ты на рыбалке – то, бывал? С сетями знаком? Солить рыбу умеешь? – забросал его вопросами Григорич.
–  А как же, страстный рыболов. В лесу, на речке уж очень люблю бывать. Так что не подведу, –  заверил он нас.
На этом прием в нашу компанию был завершен.
–  Только тебя буду звать не полковником, а ефрейтором. Поскольку я главный на рыбалке и армейское звание у меня – старший солдат. Чтобы было не обидно, будем оба в одном звании.
Погода в эти выходные выдалась превосходная – бабье лето в разгаре. На реке плюсовая температура, хоть загорай. Сделав несколько плавов, и выловив около шести десятков здоровенных язей, Григорич предложил переключится на щёкуров.
–  Переедем на другой плав, там они ловятся недурно. А ефрейтор пусть язей солит, а то протухнут: жара – то под 25 градусов. Солить знаешь как? – и, не дождавшись ответа забрался в лодку, –  да, заодно сделай настил от реки к биваку, а то на берег выйти невозможно – в грязи утонешь.
Рыба в сети шла косяком, поэтому мы с удовольствием делали одну ходку за другой, набивая мешки благородным уловом. Стемнело. Не спрашивая разрешения, я зарулил к стоянке. К нашему удивлению все приказания главного рыбака были выполнены. Более того, в котелке прела гречневая каша, рядом – чай, заваренный с листьями черной смородины.
–  Что, и рыбу засолил? – поинтересовался Григорич.
–  Конечно. Целую пачку соли истратил, –  широко улыбнулся полковник.
Мы переглянулись. Бугор молча направился к мешкам с соленой рыбой. Развязав его, присвистнул:
–  Так и знал.
Вывалив содержимое на траву, для убедительности ткнул в спину несколько рыбин большим пальцем. На каждой осталась большая вмятина, говорящая о том, что она начала уже разлагаться.
–   Я ее по животу порол и немного соли туда…
 –  В задницу бы лучше посолил, –  устало произнес Григорич, –  по хребту надо было пороть и солить круто. Погода, ведь видел какая? А нам еще пару дней здесь жить. Об этом не подумал? В общем, выбрось тухлятину в болото.
Настроение было подпорчено, но не совсем. После плотного ужина и принятия полевых сто граммов, бугор стал ловко потрошить щекура на малосол, складывая икру в трехлитровую банку. Посолив ее, поставил банку под куст с северной стороны.
– Завтра можно будет пробовать деликатес: и рыбу, и икру. Но звания ефрейтора
я тебя лишаю за проступок. Будешь теперь рядовым.
Наутро, доев кашу и попив чайку отправились на плав. Полковник, молча занялся заготовкой дров, показывая свою готовность исправится. Хмыкнув, Григорич завел мотор и мы двинулись навстречу неизвестности. Нам фартило. С каждым плавом улов становился все больше и больше.
–  Надо вовремя останавливаться, - философски заметил напарник, –  давай к берегу.
Заложив вираж, двинулись к стоянке. Но подъехали не к настилу, а правее, там, где можно было сразу спрятать пойманный улов. До костра добирались с другой стороны. Подойдя к палатке, увидели незабываемую картину. Полковник сидел спиной и уплетал из банки икру большой ложкой. Рядом валялась пустая бутылка из под водки, разговаривая сам с собой:
–  Ну, что генерал, ел, когда нибудь икру  вот так же, как я –  ложкой? И не попробуешь. Потому что ты жлоб и задницу от стула оторвать боишься. А если попадешь сюда, то Григорич быстро тебя разжалует в ефрейторы.
Мы зашлись от хохота. Наш новичок подскочил с места и уставился на нас:
–  Вот, я, ну это… икру пробую. Заодно и начальника своего ругаю. Он, сволочь, на сотовый позвонил, приказал возвращаться.
 Пришлось сворачиваться. Всю обратную дорогу, как только наши взгляды останавливался на полковнике, и,  вспомнив его монолог о своем шефе, рты невольно растягивались до ушей.