Не туман в поле тумит...

( ИЗ КНИГИ "ПОД МАТЕРИНСКИМ ПОКРОВОМ"

  - Ну, племянница, собирайся в дорогу, у нас лето погостюешь, а к школе обратно домой привезем,- скороговоркой умащивала Таню отцова сестра, а проще говоря, тетя Фрося, прибывшая повидаться с родными сестрами Прасковьей и Анной, единственным братом Митькой. Одарив ребятишек конфетами, расспросив про житье-бытье, испив чаю, отругав мужа Илью за  то, что  вовремя не напоил лошадь, гостья засобиралась в обратный путь.  Мать уже уложила в брезентовую сумку  немудреные Танюшкины пожитки и, пригладив ее шелковые русые косы, сказала:
   - Слушайся там, старайся и всему учись. Да не затоскуй отчаянно, я тебя знаю…
    И вот легкий тарантас,  выстланный мягкой травяной подстилкой, покрытый сверху брезентовым плащом, застучал, загремел по дороге, увозя девятилетнюю Танюшку куда-то в сторону неведомой деревни Юлдаш. А оттуда, как рассказал дядя Илюша, до их хуторка рукой подать. Вернее, только через речку переехать, и будет как раз загадочный «Заготскот». Девочка удивлялась незнакомым  названиям, особенно последнему. Но и тут ей разъяснили, что в этом небольшой селеньице живут   гуртоправы, которые  все лето пасут молодых бычков на вольных лугах да по лесным полянам, а осенью  откормленный скот своим ходом гонят в Мраково, на мясокомбинат. Такой суровой прозе  жизни  своих близких родственников их начитанная племянница нисколько не удивилась. Только спросила, есть ли у них там какие-нибудь дети, с которыми она могла бы играть.
   -А как же,  Магира - нашего соседа  дочка,- охотно пояснила тетя Фрося.- Ты чуть постарше будешь, вот как раз и научишь ее по-русски говорить, а то не понимает по-нашему ни бельмеса.
    По пути они сделали две остановки. Первую - в большом селе Абзаново, когда-то бывшем районном центре Башкирии. Заехали к старым знакомым не лясы точить, как выразилась тетя Фрося, а по делам. Нужно было договориться по поводу поставки капусты в местную столовую. Дядя Илюша сразу же кинулся поить уставшую лошадь. Прошли во двор, где под березами стоял дощатый стол, рядом, на зеленой лужайке дымился самовар, и хозяйка  торопливо  носила из сенцев хлеб,  колотый сахар, конфеты-подушечки, свежие соты. Как по волшебству появились горячие лепешки, испеченные в топленом масле.
   Аромат свежезаваренного травяного чая, запах меда, хлеба - все это заворожило юную путешественницу. Вспомнив наказ матери, сидела тишком и ладком, наблюдая за чайной церемонией. А в том, что это была именно церемония, трудно было усомниться. Для привередливой гостьи надо было, чтобы самовар шумел, чайник для заварки она ополоснула крутым кипятком собственноручно, пила  чай по-башкирски, с добавлением  сливок и только из блюдечка. И она его не прихлебывала,  а словно бы сдувала. Наблюдать за этой живописной картиной Тане было интересно и любопытно.
   Но вот все разговоры закончены, и о капусте все было договорено, наконец-то дядя Илюша, хлестнув вожжами Карюху, и повозка покатила дальше, по каменистому увалу, вдоль небольшой речушки.
   Вскоре показались крыши изб, крытые в основном соломой, но кое-где тесом и толем. В Юлдаше вокруг домов не было ни заборов, ни калиток. Общая загородка из длинных жердей охватывала все селение, и от этого улицы, дворы казались просторными, с зеленым ковром муравы и калачика.   По этому  раздолью важно разгуливали гуси, куры, цыплята, у небольшого прудка дремали утки и телята,  из труб летних кухонь тянулись дымки. Время близилось к вечеру, и хозяйки ждали с  работы своих мужей, сыновей.
    У дома, где росли две высокие сосны, повозка остановилась. Навстречу  вышла старенькая женщина, повязанная платком за прямые его кончики.  Он свободно развевался на легком ветерке, словно фата у невесты. Сравнение так рассмешило Таню, что она прыснула в кулачок и сказала:
   - А у нас в деревне так только девчонки наряжаются, когда в невест играют.
Хозяйка ласково взглянула на нее, и обернувшись к тете Фросе, спросила:
  - Уж не брата твоего Дмитрия Андреяновича  дочка будет?
  - А что, так уж похожа?- полуутвердительно ответила  гостья.
  - Как две капли воды!- воскликнула апа, и обратившись к девочке, сказала:
  - Отец твой был человеком самым лучшим, который мне встретился в жизни. Он столько сделал для нашей семьи, что мы все  храним   память о нем.
  Таня низко опустила голову и тихо заплакала. Не прошло и полтора года, как схоронили отца, сгоревшего от рака, в полном расцвете сил. На маминых руках остались шестеро детей. Таня была пятым ребенком в их осиротевшей семье. Вот почему ее отправили к тетке, чтобы немного подкормить, и быть может, за труды купят ей  родственники наряд к школе. С такой тайной надеждой Пелагея Осиповна отпускала в дальний путь свою дочку-помощницу.
  …И на этом подворье они пили чай, вспоминали об общих знакомых, говорили об урожае хлеба, картофеля, капусты, о том, что жизнь в деревне, хоть и прошло после войны уже тринадцать лет,  пока еще тяжело, со скрипом входит в свою колею. Танюшке нравились такие беседы, и она внимательно вслушивалась в разговоры взрослых, особенно ей любопытно было наблюдать за старушкой- башкиркой. Ее сухонькая фигурка, глубокие морщины, прищуренные темные глаза, узластые пальцы натруженных рук неуловимо кого-то ей напоминали. Кого?    В их сельской  школе работали учителями мужчины-башкиры, и, скорее всего, кто-то из них приходился этой женщине родственником. А, может быть, подумала Таня, этот народ не делит никого на своих и на чужих. Вон как радушно принимают, как щедро угощают, хоть они и русские…
   Уже в глубоких сумерках путники добрались до места. Разомлевшую и сонную Таню дядя Илюша отнес в дом, где в передней  уже хлопотала тетя Фрося, заботливо расстелив постель  для племянницы. Девочка ничего не слышала, не видела, как пришли с вечерок  ее двоюродные братья Володя и Толя, как ужинали, как собирались с ночевкой  на сеновал.
   И начались  будни. Поднимали ее рано,  как только тетя Фрося вносила в сенцы полное ведро парного молока. Таня перебралась спать по соседству, в чуланчик, где от глиняных стен тянуло прохладой, и там всегда было сумрачно. Кружка молока натощак - ритуал обязательный. Затем марш-бросок на речку, чтобы умыться и заодно проверить капустник. Не дай Бог, если в лунках сухо. Бери ведро и чаль из речки столько, сколько нужно, чтобы напитать сотню корней белокочанной капусты. А рядом млеют огуречные грядки - пропустишь хоть один денек, горькие плоды тебе же за столом достанутся от строгой хозяйки.
  Тетя Фрося учила мыть Таню полы, стирать свое бельишко, гладить простыни и  пододеяльники, надраивать кастрюли и пропускать на сепараторе молоко. Только сейчас она поняла, что многие дела мама ей не поручала  потому, что жалела, да и за старшими сестрами жилось ей полегче, чем в гостях.
 Потихоньку она вошла в бешеный ритм жизни дома Кувшиновых. Девочке по нраву пришлись многие порядки, которых придерживалась сама тетя Фрося. Зато дядя Илюша не хотел подчиняться ее правилам. К обеду он опаздывал, ворчал, когда надо было менять рубашку, пропахшую соленым потом от сенокосной кипучей работы. И за «стоячие» портянки ему доставалось, и за то, что потихоньку подкармливал  Таню конфетами.
   Интересно было наблюдать, как тетя Фрося воевала со своими  сыновьями. Они почти до утра загуливались у своих подружек, поэтому  вставали на работу  тяжело, отбрехиваясь от материнской ругни  исключительно  на башкирском языке. Это так смешило Таню, что она стала предупреждать братиков о том, что их мать уже готова взяться за ремень, чтобы погонять покрепче своих оболтусов.
 Но были они самые обыкновенные деревенские парни, работали киномеханиками, увлекались фотографией и романами Жюля Верна и Стивенсона, Фенимора Купера и  Вальтера Скотта. Книги этих и других авторов  Таня отыскала на сеновале, и когда там никого не было, она забиралась по лестнице в эту тихую обитель и погружалась в чтение.
    Тетя Фрося прознала о ее пристрастии и с не меньшим рвением начала гонять с сеновала и ее за компанию с сыновьями.
- Фрося, угомонись, все дела разом не переделаешь,- увещевал дядя Илюша свою разгневанную супругу.- Парням полезно по девкам погулять, а когда и в книжку заглянуть. И Тане это не во вред, вон она какая у нас умница,  хоть и мала, а сколько всего знает. Квитанции на отправку скота мне помогает заполнять. А какие истории она нам рассказывает! Знаешь, мать, эта девчушка далеко пойдет, если учиться будет.
    Но  раздосадованная тетя Фрося гнула свое и незаметно переводила разговор на щекотливую для мужа тему.
- Ты думаешь, я не знаю, к кому ты в обед заглядывал?-  начинала она терзать дядю Илюшу.- Опять у своей зазнобы гостевал, бешбармаком объедался. И не говори мне, что чист, как ангел. Про все твои шашни мне известно - разведка работает, так – то вот, голубчик!
- Ах, голубица нашлась непорочная,- в тон ей закипал дядя Илья.- А куда ты намедни на весь день уезжала? Ага, и глаза забегали, и щечки покраснели.  Знаем, знаем, к какому разлюбезному дорожку проторила. Чай у него слаще, чем дома, и рубашка потом не воняет. Он, видишь ли, чином вышел, а я – простой учетчик и батрак на твоем подворье. Ты всех загоняла до смерти, так что охолонись,- и дядя Илюша подхватив ведро воды, принесенное Таней от колонки, одним махом вылил его на голову своей опешившей супруги.
   А потом они мирились, сидя на скамейке, у сенцев. И Таня понимала, что после бури обычно наступает прекрасная погода. В эти минуты затишья никто о ней не вспоминал, и она убегала к своей новой подружке Магире. Играли они обычно в срубе бани, которую по вечерам доводил до ума  сосед Юнус. Девочка-башкирка действительно почти ничего не понимала по-русски, и Таня, представив себя учительницей Александрой Семеновной, по слогам, четко проговаривала слова: «бревно», «топор», «пила», «ведро», «горы», «лес», «мама», «подруга», «хлеб», «небо», «Земля».
    Лето подходило к концу. По утрам на траву около дома ложилась обильная роса. Все чаще выпадали  дни, когда ближние холмы, долы и дальние  горы окутывала плотная пелена тумана. С поливом стало меньше забот, с уборкой по дому Таня управлялась ловко, умело, быстро. По-прежнему она много читала, слушала радиопостановки, учила Магиру писать русские буквы, одним словом, была занята с утра до позднего вечера.
    И вот однажды, проснувшись как всегда с петухами, Таня услышала, как  тетя Фрося  кличет ее со двора. Вышла и  ахнула - в двух шагах ничегошеньки не видать, даже ближнего сарая. Но тут как бы  из ниоткуда выплыла сухощавая теткина  фигура, и уже совсем близко раздался ее привычный звонкий голос.
- Ну и спать же горазда, голубушка, не докричишься,- с досадой бросила она племяннице упрек. - Мы сегодня овец собирались стричь, в стадо не пустили, но кто-то калитку открыл и они убежали  на гору. Надо их найти и обратно пригнать.      Сама пойти не могу, еще корову не доила. Илюша в конторе, ребята с кинопередвижкой в дальней деревне заночевали. Одни мы тут за главных хозяев остались. Так что, шементом собирайся и дуй вон туда,- и тетя Фрося как-то неопределенно махнула  рукой в сторону ближнего холма.
   Таня никогда не видела такого сильного тумана, поэтому не представляла всей опасности заблудиться и уйти далеко от дома. Она храбро нырнула в бело-кисейную зыбкость и начала взбираться наверх. Сандалии легко скользили по ковылю, и она надеялась, что, поднявшись выше, можно преодолеть туманную завесу, и там, на верхотуре увидеть все - и дом, и постройки, и дальний лес, и быть может, даже свою деревеньку.
   Она неожиданно ощутила такую тоску по дому, что на глаза навернулись непрошенные слезы. Ноги устали, плечи поникли, и девочка присела на плоский камень, который так же, как и тетя Фрося, внезапно вынырнул из белесой пелены. Седые космы  тумана плыли, наслаиваясь друг на друга. Тане показалось, что они образуют вокруг нее плотный круг, разорвать который она не сможет никогда. И чтобы отогнать от себя испуг и страх, она  начала звать убежавших овец:
-Б-арь, б-аа-рь, б-арь!
     Но туман глушил все звуки и голоса, и девочке показалось, что на всей Земле наступил час молчания. Даже кузнечики притихли, приумолкли луговые птахи.
- Куда идти? Вниз спускаться или попробовать идти долом?- размышляла Таня, догадываясь, что тетка не простит ее скорого возвращения без овец.
- И какого лешего они тут на этой лысой макушке забыли,- негодовала Танюшка,- почти наощупь передвигаясь в глубь долины.- Молчат, как партизаны, а ведь обычно орут, словно оглашенные, когда  из стада домой идут.
И снова она звала, кричала до хрипоты, пока совсем не обессилила. И тут она вдруг поняла, что заблудилась. Ну не может быть такого, чтобы в радиусе пятьсот метров не обнаружить этих проклятых овечек. Значит, увел ее туман в другую сторону и наверняка сама она обратно домой дорогу не найдет. От этой догадки у Тани подкосились ноги, и она опустилась на землю. Она была теплая,  источающая запахи чабреца и полыни, каких-то еще незнакомых ей горных трав.  Наплакавшись всласть, девочка незаметно для себя уснула. И ей приснились отец и мама. Обнявшись, они сидели за столом и зачинали  одну и ту же фразу, растягивая слова: «Не  туман  в поле тумит, злая грусть на сердце пала, душу мою тяготит…». Голоса их звучали печально, убаюкивающе…Отец поднял на дочку глаза и показал пальцем наверх. Потом они оба пропали, из тумана выплыли чьи-то рогатые и ушастые морды  с раскосыми глазами. И тут Танюша проснулась. Огляделась и ахнула - вокруг нее стояли теткины овцы во главе с вожаком  козлом Люсьеном, с любопытством и опаской наблюдавшие за ней. Туманные сполохи уже поднимались к небу,  и оттуда, с верхотуры, лился нежный дивный свет позднего утра.
   Когда Таня пришла домой, ведомая блеющим стадом, тетя Фрося сказала недовольно:
  - Тебя только за смертью посылать!
 Один только дядя Илюша угадал по заплаканному лицу и истертым в кровь пяткам своей любимой племянницы, что она долго и безуспешно плутала в тумане. И он решительно сказал:
  - Завтра собираемся везти тебя, наша золотая помощница, домой. Заедем в Абзаново на базар и в магазины, купим тебе обновки и прощай, наш хуторок, здравствуй, милая Акберда! Так что ли?- и он ласково потрепал Таню за пушистые косички.