I ll be alright

Я был писателем, он - моей музой. Он нежно нашептывал мне на ухо чувства и мысли, что я изливал в порыве вдохновения на бумагу, забывая ставить точку в конце предложений. Но он не забыл поставить ее в конце нашей истории.
Я знаю лишь то, что сейчас он за границей, что у него все намного лучше, чем было тогда, когда наш мир состоял из двух половинок: он и я, я и он – от перемены мест слагаемых сумма не меняется. А равнялась она ведь вечности. По крайней мере, так считал я. Но не математика. И уж тем более – не он.
Он ушел молча, молча вскрикнул его ключ, проворачиваясь в замочной скважине моей двери. Я улыбнулся, чувствуя, как комната наполняется сквозняком, что проникал сквозь закрытый замок. В доме стало пусто, потому что пусто было в сердце. Я слышал, как его эхо тихонько нашептывает сознанию о безграничном умиротворении. Я наорал на него, послал куда подальше. Оно обиделось и ушло. Я не принял его предложение умереть, потому что надеялся – ты прочтешь мою боль между строк в своем билете на самолет и вернешься, чтобы отпереть меня. Ведь ключ у нас был всегда один, один на двоих, что символизировало неразрывную связь: тел, душ, разумов. Все, чем мы были и чем хотели стать.
Но время шло, и одиночество затягивалось, превращая жизнь в клетке, сотканной из стен собственного дома в… просто жизнь, протекающую по канонам будней, выходных и праздников. Естественная среда, естественное течение вселенной по расписанию – поезда не ходят с такой регулярностью, как протекает банальность. И я пытался успеть хотя бы на один из них, чтобы не отбиться от стада, которым некогда мы с ним считали общество. Когда мы были вместе – мы были сами по себе: вне времени, пространства, режимов, цивилизаций и эпох. Единичный же я выбрал единственный вариант побега от себя самого – превратиться в раба социума. Среда, в которой я обитал: агрессивная и более жестокая, нежели джунгли Амазонки, – затягивала в зыбучие пески своего серого существования, а я не пытался спастись. Барахтался. Знаете – так быстрее потонешь. Но, как и всякое отменное дерьмо, я все никак не желал идти ко дну.
Поэтому сел за стол и снова занялся тем, чем, думал, уже никогда не займусь. Я стал писать. Снова и снова. По строчке в блокнот, абзацу – в тетрадь с потрепанными страницами, пока мои пальцы снова не запорхали над клавишами ноутбука. Но мне в порыве странного каприза захотелось чего-то давно забытого, и я приобрел пишущую машинку. Поддержанную, со стертыми буквами и постоянно западавшей буквой «Х». Поэтому ты потерял имя. И мне пришлось придумать новое. Я сократил его до одной лишь буквы, и горько улыбался, когда пальцы случайно заканчивали предложение… тобой.
Прошли месяцы, и я наконец-то созрел написать свое главное произведение. Вставил лист тонкой бумаги желтоватого оттенка в каретку, провел пальцами по клавишам, сделал глубокий вдох и быстро набрал то, что должен был сказать тебе при расставании. Всего лишь три слова: «Я буду в порядке». Запечатал конверт, не измарав его своим обратным адресом, набросил на пишущую машинку чехол и вышел из комнаты, не погасив настольной лампы. Я, правда, буду в порядке. Потому что я пообещал тебе. И я сдержу свое слово, пусть даже ты никогда об этом и не узнаешь.    
;