Тяжёлый случай. Глава II

                II.
   Однажды на улице я познакомился с бомжом, его имя Василич, мы разговорились. С одной стороны, он обычный непримечательный алкаш, а с другой стороны, если приглядеться, это ведь тоже человек, тоже личность…
   Вообще я субъект молчаливый. Вот и мы во при знакомстве с Василичем сидели молча на одной лавочке. Точнее я лежал, прикрыв голову чьей-то газетой, а он присел рядом. Посмотрел на меня… взглядом.  Вот так и просидели с полчаса. Потом я сказал:
  - Погода вчера мерзкая была, - прямо из-под газеты пробурчал. – Давненько в этом сером городе града не было. Пришлось прятаться под крыши подъездов.  Бомж молчал.  Я подумал, что он или меня не слышит, или вообще не хочет разговаривать.
- Погода – отвратительная тема для разговора, - после паузы отчеканил БИЧ, зажигая спичкой дешёвую сигарету в зубах. – Никогда не говори о погоде, говори о действительно нужных вещах, о чём хочешь говорить. Будь выше этих глупых увиливаний. Куришь? – Он выпустил облако дыма изо рта.
- Редко. Я знал и раньше, то, что вы мне сейчас сказали, от другого человека, сейчас он мёртв кстати. Я просто не знал, о чём хотел говорить, но просто захотел говорить с Вами.
- Тоже мерзкая привычка – пустословие. – пробасил он своим пропитым голосом. Да, он являлся обычным бомжём, но на данный момент был трезв.
Я сел на скамейку. – У меня просто нечасто проявляется желание поговорить с человеком.
Новый знакомый оглядел меня с презрением. – Рисуешься, да? – Он кинул бычок в лужу и собрался удалиться, но я тоже встал. – Да, извините, я ничем непримечательный подросток, придурок, зазнавшийся, глупый, с максимализмом, с высокомерностью, стремлением к оригинальности или напротив к схожести с толпой.
   Седая неопрятная щетина расплылась в улыбки. – Вот с этого и надо было начинать. Меня Василичем кстати величают.
- А меня Кириллом. – ответил я. Так и началось наше знакомство.
   Теперь, когда мы пересекаемся на улице, начинаем разговаривать. У Василича часто нет денег на бухло и курево, ночует в старых коробках. Иногда я дарю ему деньги.  Он мудрый человек, научивший меня многому.  Он любит свободу, ценит её,  и в этом мы схожи.  Противореча бичёвской статистике, Василич спился после того, как оказался на улице: его выгнала из дома жена за слишком свободолюбивые речи. Он не боялся говорить то,  противоречило общественному нравственному мнению или политике СССР, а жить с таким человеком под одной крышей она сочла опасным. Всё-таки она права, Василич сам это признал, его свобода слова – это его свобода слова, жена могла бы вдоволь натерпеться из-за него от всяких инстанций.
   Он простил её, он вообще считает, что это – замечательно – быть свободным как ветер. Теперь, цитирую: «Я переношу испытания телом, а не душой, в отличии от них всех. Я знаю, чего хочу, а они приходят после работы домой с деньгами на руках, и их души скребёт постоянное ощущение: «Почему я не чувствую спокойствия? Почему я несчастен? Почему мне изменяет жена, собака вечно гадит на ковёр, а дочь забеременела в 15 лет? Почему не хватает денег на ремонт?» И ещё их мучают вечные вопросы, о смысле жизни, о существовании человека, но у них нет времени серьёзно задумываться над ними, их отвлекает материальное, бытовое. Зато они не страдают телом, им есть где спать, им есть где мыться. Ну чтож, зато у меня душёнка-то почище будет!»
  Я поставлен на учёт в детской комнате милиции за то, что разбил витрину  ювелирного магазина камнем. Меня просто бесят посетители этого магазина – напыженные блондинки в норковых шубах, которые спешат растратить бабло, подаренное их хахалями.  Таким образом покупают новую «проститутку» года на четыре жирные олигархи, а дамочки растрачивают их по своему усмотрению. Ювелирный магазин находился на моей любимой улице,  мне очень нравится по ней прогуливаться, но эти клиентки портили всё ощущение от места.  Обесцвеченные волосы, накладные ресницы, дорогие шубки или накидки, пятисантиметровые ногти, противные высокие голоса и необременённые интеллектом лица  – они все одинаковы, как на подбор. Вот такой вот ювелирный для богачей. Ну и обстановка за витринами конечно тоже пафосная.
   В тот день меня взбесила их кассирша.  Она прогоняла Василича со скамейки, чтобы он не портил интеллигентный вид возле их прекрасного заведения. Я поругался с ней вдрызг, но ни к чему это не привело, и тогда я просто взял камень, большой такой, увесистый, и кинул им в витрину.
   Запомнились детали: быстро стала вырисовываться паутина на стекле, моё отражение растворялось в этой паутине, звук битого стекла, сигнализация, стоявший рядом Василич. Помню, как мне захотелось бежать что есть мочи, убегать, скрываться, но я стоял на месте и улыбался. Не от страха встал как вкопанный, а ждал, что дальше они со мной сделают, на губах играла торжествующая улыбка. Эйфория.
                *  *  * 
    У дежурного прокурора Анастасии Ивановны  Шпаловой был тяжёлый день – работы  выше крыши, у мужа-мясника украли зарплату, и к дочери в школу вызывают. А тут ещё после вызова в её отделение – детскую комнату милиции, - приволокли подростка,  разбившего стекло в ювелирном магазине.  Рядом с ним стоял бомж, бомжа тоже задержали. Тут голова и так кипит , но никуда не денешься – придётся разбираться. Время позднее, новый аврал на работе – блинчики для домашних отменяются…
                *  *  *
  По версии следствия, (ах, как же смешно звучит), у меня могло бы быть два мотива преступления.  Во-первых, кража:  зелёная сопля придумала гениальный план вместе с подвыпившим приятелем-бомжём  –  просто разбить витрину, и украсть первое, что под руку попадётся. Сразу отпало с моими показаниями, да и тем более я и убегать не стал. Странное поведение, но Анастасия Ивановна здесь на психов и покруче насмотрелась.
 Во-вторых: после приезда моих всклоченных родителей и выяснения их личностей сложилась другая версия: я хотел навредить конкурентам  отца. Мой родитель тоже занимается ювелирном делом, и мало того, что в том злополучном магазине проводятся услуги по ремонту украшений, так у них с моим папашей ещё и общий поставщик.  Вот и пришло в голову уставшему прокурору, что,  дескать,  когда дела у папы пошли не в гору, я тут же решил навредить потенциальным конкурентам. Между прочим, дела тогда с работой у папы были в порядке.  Эта версия тоже отпала.
   А можно поверить моим показанием, и это было бы вполне логично. Только это конечно не совсем адекватно – разбивать витрину магазина из-за того, что кассирша наорала на бомжа, но звонок из школы подтвердил, что с адекватом я не дружу.  А ещё этот звоночек сообщил доблестной милиции, что я постоянно прогуливаю занятия и совсем перестал учиться.  И поскольку задержали меня в девять часов на улице (в моём городе действует комендантский час), мои родители получили серьёзный выговор, вплоть до угрозы жалобы в соответствующую инстанцию.  Я слышал из кабинета прокурора, как мама рыдала в коридоре, объясняя какой я трудный ребёнок и что им никак не удаётся со мной совладать.
  Анастасия Ивановна отпустила меня, а родителям дала совет сводить меня к психологу или психиатру. (Меня уже водили – бестолку).  Шпалова хорошо понимала мою мать – у неё самой дочка моих лет дома, отнюдь не паинька.
   Вот так я попал на учёт в милицию.