Я свет

Я закрываю глаза и вижу город посыпанный сахарной пудрой.
Сначала кажется, что всё здесь белое, но на самом деле это не совсем так. Когда глаз привыкает к белоснежным улицам, он начинает различать цвета домов, витрин, мостовых. Грезно-белые, пыльно-розовые разбеленно-охристые. Цвета ванили и цвета топлёных сливок, цвета сгущёнки и цвета слоновой кости, цвета крыльев ночной бабочки и цвета человеческой кожи.
Чем дольше живёшь здесь, тем больше оттенков различает глаз. Зрение тренируется, настраивается, фокусируется. Я вижу всё больше градаций белого, мне становятся доступны неведомые раньше цветовые нюансы. Всё здесь светится своим собственным матовым неотражённым цветом. Даже тени здесь стали другими, не чёрными, но лишь чуть более насыщенно-медовыми.
Жители города скользят по мостовым словно рыбы, неторопливо и плавно. Они не моргают. Они невозмутимы и погружены в себя. Они идут босиком, ведь на улицах нет ни мусора, ни луж. Никаких битых стёкол или мелкой гальки. Только плотно подогнанные камни мостовой, приятно холодящие ступни.
И я тоже снимаю обувь.   
Как красивы эти люди. Я трепещу от восторга перед их великолепными телами. У них толстые выдающиеся вперёд губы, широкие носы и полузакрытые светлые глаза. У них изящные тонкие лодыжки и такие же ключицы. Цвет их кожи варьируется от бледно-розового (словно в титановые белила добавили каплю краплака) до нежно золотистого цвета старой бумаги. А как чудесны их волосы: медовые, охристые, пепельные, светло-русые и белые. Их волосы завиваются в мелкие колечки. Они такие пышные и красивые, что я стыжусь своих жёстких тёмных волос.
Я закалываю волосы шпильками и обматываю голову длинным трикотажным шарфом цвета чайной розы наподобие тюрбана.
Я обесцвечиваю брови и ресницы, чтобы люди лучше видели черты моего лица, его форму, а не то, что нарисовано сверху.
Я вставляю светло-серые линзы, чтобы мои глаза не горели на бледном лице дьявольским чёрным огнём.
Я становлюсь почти такой как они, и всё-таки не совсем такой.
Я скольжу по улицам среди этих удивительных людей и среди лысых кошек телесного цвета, снующих под ногами. Ничто здесь не нарушает хрупкой бело-бежевой гармонии. Только зрачки людей, словно чёрные звёзды, мерцают под опущенными веками.
Что за удивительный город.
Верхние этажи домов смыкаются балконами и крытыми терассами над улицами, чтобы солнечный свет не обжигал нежную светлую кожу жителей города. Зато повсюду даже днём горят небольшие фонарики, вмонтированные в стены домов и камни мостовой. Фонарики светят белым рассеянным светом, растворяющим тени между домами.
Я бездумно брожу по городу, слушая его тихую музыку, похожую на шёпот.
Возле некоторых домов сморщенные седые старухи продают украшения из ракушек, белых кораллов, лунного камня и светлого бисера. Я покупаю многослойные бусы из бусин, похожих на маленькие луны, в дополнение к своему тускло-бежевому наряду.
Внезапно я оказываюсь на главной площади. Я смотрю вверх – небо на высоте нескольких десятков метров затянуто полупрозрачной белой плёнкой, чтобы смертоносные солнечные лучи никогда не проникали сюда.
Площадь пересекают служители храма в длинных кружевных одеждах, похожих на паутину ночных бабочек. Их волосы заплетены в длинные тонкие косички.
Здание ратуши возвышается над площадью на добрые пятьдесят метров, и утыкается башнями в защитную плёнку. Оно похоже на готический собор. Над главным входом огромное круглое витражное окно. «Роза» - вспоминаю я. В него вставлены стёкла самых разных оттенков белого, матовые и полупрозрачные.
На площади играет небольшой оркестр. Когда я подхожу ближе, раздаются первые звуки «Зимы» Вивальди. Я вижу, что несколько взрослых людей и детей остановились неподалёку и, прикрыв глаза, наслаждаются прекрасной музыкой.
Я тоже остановилась, ощущая голыми пятками вибрацию солирующей скрипки, и мои веки опустились сами собой.
Кажется, я даже заплакала от осознания того, что больше не нужно никуда бежать, и что я никому ничего не должна. Что я буду стареть в этом прекрасном тихом городе и всё равно всегда оставаться здоровой. Что я умру, только если сама этого захочу. А если не захочу умирать, то буду жить вечно. Буду становиться лучше и чище среди сказочно красивых людей и ласковых кошек. Буду читать все книги, которые хотела прочитать, но не успевала, и слушать музыку, такую прекрасную, что нельзя ничего делать одновременно с ней. Буду петь в хоре при храме, но больше никогда не буду говорить.  И так будет всегда. Во веки веков.
Аминь.