Горячее лето восемьдесят первого. 31-32

                31
     День  занят  учетами  и  расчетами.
     Нужно   подбить   наши  силы  и  средства.
   
     На  одну  колонию  экипаж  одной  машины  тратит  около  десяти  минут. За  час  пропыливает  пять-шесть  колоний. При  здешней  численности  их – в  среднем по одной  на  один гектар – за  восьмичасовой  рабочий  день можно  обработать  до  пятидесяти  га. В  три  машины – сто  пятьдесят  га.  На выполнение  плана  в  десять  тысяч  га  придется  затратить  около  двух  месяцев. Уйдет  до  десяти  тонн  дуста.  С  собой  сейчас  у  отряда  три  тонны. Остальные  будем  досылать  железной  дорогой  в  Торткудукскую  санстанцию. Ну, в  общем, дело  трудное, но  реально  выполнимое. Посмотрим  еще, как  дела  пойдут, а  то  можно  будет  какие  из   намеченных  участков  обработать  и  осенью.
    Попробуем  «увеличить  производительность  труда». Часть  времени  уходит  на  поиски   колонии  и  ее  центра, куда  вводится  шланг. Пока  она  обрабатывается, нужно  посылать  одного  из  ребят  отыскивать  следующую  и  пусть  стоит в  центре. Тогда  еще  с  пяток  гектаров  прибавится  в  актив  бригады.
    
    Отметим  обработанные  колонии  на  плане.  Чтобы  периодически  осматривать  их, не  появились  ли   блохи   новых  выплодов. Гугковскими  типографскими   картами    не  пользуемся. Даже  их  «трехкилометровки»  секретны, а  нам  нужны   «стометровки», а  лучше  «пятидесятиметровки». Они  уж  вовсе  сверхсекретны, хотя  для  этой  местности  на  них  кроме  песка  да  такырчиков  ничего  другого  не  нарисовано.
    Наш  способ  назвать  «картированием» - большая  смелость. Делаем  угловой  тур: на  куст  саксаула  наваливаем  саксаульный  сухостой. Сверху  привязываем  красную  тряпку, заметную  издали. На  кустик  у  колонии  вешаем  бирочку  с  номерочком, на  планшете  ставим  кружок  с  тем  же  номером. Сажёнкой  отмеряем  расстояние  до  следующего  «объекта» и  так  далее. Для  шпионов  полная  непонятка, а  для  другой  учетной  группы – вроде  пиратской  карты.
    Насрулло  об  этих  наших  «документах» не  ведает. Можно  их  не  маратать   Грифовой  какашкой. 
   
    Эта  «зона  отдыха» маленькая. За  сегодня   обработали  около  ста  га, квадратный  километр. Вполне  достаточно. Нужно  переезжать   на  другой  участок. В  сторону  нашей  стоянки. Так  полосой  до  Торткудука. Туда  весной  обязательно  полезут  горожане  за  цветами, за  грибами, за  свежим  воздухом. А  эффект  от  дуста  сохранится  на  несколько  лет.
    Потом  Иваныч  пойдет  дустировать  другие  важные  участки: окрестности железнодорожных  разъездов, стоянок  чабанов, вахтовых  поселков. Они  нам  известны, долго  искать  не  придется. Там  площади  пошире: до  трехсот-пятисот, а  то  и  до  тысячи  гектаров.
    Прошлой  осенью  и  в этом   апреле  Иваныч  уже  задустировал  десять  тысяч. Да  разве  угадаешь, какое  именно  место   нужнее?  А  может  и  там  кто-нибудь  заразился  бы.

    Идем  с  Иванычем  на  север  от  озера. Он  посчитает  число  колоний, я  посмотрю  наличие  в  них  блох.
   
    Оружие  сборщика  эктопаразитов – лента  и  аспиратор.
    Лента  это  фланелевая  кишка  диаметром  до  четырех  сантиметров, длиной  около  метра, туго  набитая  ветошью  или  ватой.
    Аспиратор – тоже  последний  всплеск  противочумной  мысли. Широкая  пробирка  или  флакончик. В  пробке  две  дырочки. В  одну  вставлена  медная  или  стеклянная  трубочка, изогнутая  буквой «г», в  другую  резиновый  шланг  с  грушей  от  парикмахерского  пульверизатора. Только  клапан  его  переставлен  наоборот, чтобы  груша  не  выдувала, а  всасывала.
    Довольно  удобный  приборчик. Берется  вместе  с  грушей  в   руку. Грушу  прижали – часть  воздуха  из  пробирки  вышла. Поднесли  кончик  трубочки  к  блохе, отпустили  грушу - раз! Блоха  в  пробирке. Раньше  блох  пинцетом  собирали,  муторно, да  и  раздавить  какую  можно.

    Ленту  вставляю  в  нору, слегка  шебуршу  ей, чтобы  привлечь  недогадливых  блох. Вытаскиваю  постепенно, вращая  ее  по  оси. Вон  одна  блошонка  зацепилась-таки   за фланеливые  ворсинки.  Аспиратором  ее – в пробирку. Дальше  блох  побольше, только  успевай  собирать.  На  то  и  пословица: при  ловле  блох быстрота  нужна. Не  то  соскочат  с  ленты  и  на  тебя. Бывает  и  такое. Да  комбинезон  и  сапоги  для  них – непробиваемая  броня.

    Иваныч,  знай,  чиркает по  песку  циркулищем-сажёнкой. Ушагал  уже  далеко, не  видать. 
    Настоящий «полевик». Чтобы  получить  законное  звание  зоолога, закончил  заочно  биологический  факультет  областного  Пединститута. Контрольные  и  курсовые мы  ему  всей  Станцией  писали. А  на  экзаменах  недостаток  эрудиции  компенсировал  громовым  голосом  и  четкостью  ответа. О  чем  говорил, не  всегда  было  понятно, но  зато  очень  убедительно.
    Ему  на  всякие   теории  наплевать. В  яростные  ученые  споры  никогда  не  вмешивается. Зато  его  группы – самые  добычливые  и  бесконфликтные. И  ребята  его  любят:  свой!  На  таких  противочумная  служба  держится.

   Иваныч - авторитет  в  вопросах  борьбы  с  грызунами  и  блохами. Все  до  тонкости  учтет  и  рассчитает, от  объемов  отравы  до  ложек  и  вилок. С  ностальгией  вспоминает  годы  «оздоровления  природных  очагов  чумы». 

    В  конце  сороковых  вынесли  Судьбоносное  Решение: ликвидировать  в  СССР  эти   пресловутые  «очаги». Извести  под  корень. Дескать, мы  Гитлера  победили, так  неужто  же  каких-то  там  мышей  не  в  состоянии  уничтожить!  Советская  Медицина, Самая  Передовая  в  мире, вооруженная   Самой  Передовой  в  мире  Советской  Наукой и  Техникой, способна  наконец-таки  избавить  Советский  Народ   от  этого  особо  опасного  наследия  проклятого  прошлого! 
    
    Механизм  существования  чумы  в  природе  был  изучен  нашими  учеными  досконально: это  так  называемая  «эпизоотическая  триада».  Возбудитель  вызывает  у  восприимчивых  видов  грызунов  сепсис, зараженную  кровь  пьют   блохи, обитающие  в  их  норах,  и  передают   другим  восприимчивым  к  чуме  зверькам. Возникает  бесконечная  «эпизоотическая  цепочка»: грызун – блоха – грызун – блоха – грызун –блоха – грызун  и  так  далее  до  скончания  веков. Именно  в  этом  роковая  уязвимость  природного  очага. Просто  нужно  разорвать  цепь, покончить  с  одним  из  ее  звеньев. Конечно  же  -  с  грызунами, численность  которых  легко  подсчитать  до  начала  истребления  и  после  него.

    Крупнейшие  в  мире  по  своим  масштабам  работы  начались  в  Ростовсой  области, родине  Иваныча.
    Набравшись  опыта, в   пятидесятых – шестидесятых  их  проводили  в  степных  сусликовых   очагах  Прикаспия, Волго-Уральского  междуречья, Забайкалья. В  семидесятых -  в  пустынных  песчаночьих  очагах  Приаралья  и  горных  сурочьих  очагах  Средней  Азии.

    Бригады  истребителей  ходили  цепями  в  атаки  на  грызуньи  норы, закидывая  их  смертоносной  приманкой. Раскидывали  ее  на  все  четыре  стороны  с  автомашин. К  делу  подключили  «малую  авиацию» -  работяг  АН-2, для  чего  придумали  специальные  рассеиватели. За  это  получали  Сталинские  премии.

    Грызуний  геноцид   планомерно  вели  по  всей  площади  очагов  в  течение  ряда  лет. В  общей  сложности  к  концу  шестидесятых  приманками  было  засыпано  около  двадцати  пяти  миллионов  гектаров, более  десяти  процентов  всей  очаговой  территории  СССР.  Еще  и с  учетом  того, что  многие  очаги  обрабатывали  от  трех  до  шести  раз.  На  таких  землях  несчастные  грызуны  вымерли  почти  полностью. С  этим  прекратились  и  чумные  эпизоотии.
    Работники  Отделов  борьбы  Противочумных  институтов, зоологи  Противочумных  станций  и  отделений  наконец-то  смогли  умыть  запачканные  фосфидом  цинка  натруженные  руки. Стали  ждать – чего  получится.
    
    Однако,  кладбищенский  покой  на  отравленных  участках   длился  недолго.  Через  пару- другую  лет, невесть  откуда,  вымерший  народец  появился  вновь. Видать, проглядели  отдельные  норки  за  отдельными  кустиками  и  холмиками-балочками. Или  среди  грызунов  были  отдельные  умники, не  польстившиеся  на  бесплатное  угощенье. Кто  его  знает, Матушка-Природа  мудра.
    Пережившие  напасть  стали  размножаться  с  небывалой  быстротой, только  держись! Ну  и,  конечно  же,  среди  них  снова  вспыхнули  эпизоотии  чумы.

    То  там, то  сям  стали  крепнуть  голоса  оппонентов.
    Дескать, силы  и  средства  ухлопаны  колоссальные, а  результат?
    Дескать, ядовитым  зерном, особенно, если  оно  на  поверхности, травятся  не  только  грызуны, но  и  птицы  небесные, и  зайцы, и  хищники, поедающие  их  трупы. Овцы  колхозно-совхозные  тоже  не  в  восторге  от  этого  дармового  продукта. Пора  пожалеть  природу!
    Дескать, уничтожая  грызунов, выпускаем  из  их  нор  блох, увеличиваем  вероятность  заражения  от  них  человека.
    Дескать, куда  важнее  бороться  именно  с  блохами.

    От  идеи  «тотальной  ликвидации  природной  очаговости»  перешли  на  смягченный  вариант -  «озоровление  природных  очагов», а  после  на  более  реальное «снижение  эпидемической  опасности  путем  экстренной  и  заблаговременной  профилактики  чумы». Ведется  регулярное  уничтожение  мышей  и  блох  в  населенных  пунктах, что  и  так  всегда  входило  в  обязанности  отделов  санитарно-эпидемиологических  станций.  Диких  грызунов  уничтожают    вокруг  поселков, создавая  «защитные  зоны», впервую  очередь  на  участках, где  эпизоотии  возникают  регулярно. Или  там, где  вероятнее  всего  можно  их  ожидать  в  ближайшее  время.
   
    Истребление  блох  в  колониях – важный  прием  экстренной  профилактики  чумы. Сейчас  мы  его  и  апробируем. Но  размеры  Среднеазиатского  пустынного  очага  достигают  ста  сорока  миллионов  га. Только  на  нашу  часть очаговой  территории  приходится  тридцать  четыре  миллиона.  Эпизоотии  этой  весной  охватили у  нас   более  трех  миллионов  гектаров. Наиболее  угрожаемой  группой  населения  являются  чабаны  на  отгонных  пастбищах. Но  обработать  все  отгоны  просто  нереально. Бригада  Иваныча, даже  еще  две-три,  способны  пресечь  угрозу  заражения  людей  лишь  на  десятой  доле всех  пораженных  чумой  земель.
    Мы  уже  пару  лет  разрабатываем  более  дешевый  и  быстрый  способ  борьбы  с  блохами. Идея  в  том, чтобы  уничтожать  их  не  во  всей  колонии, а  только  на  выходе  из  нее. Именно  тут  чумные  блохи  опасны. Для  этого  ловцы  наших  зоогрупп, добыв  грызунов  и  эктопаразитов  для  исследования, забрасывают  в  устья  нор  по  столовой  ложке  дуста. Рассчет  на  то, что  другие  зверьки  из  такой  колонии  наберут  дуст  в  свою  шерсть  и  растащут  его  по  всем  внутренним  ходам  и  камерам. Да  и  во  входе  порошка  останется  достаточно, чтобы  не  дать  блохами  выскакивать  наружу.
     Подсчитали  возможную  продуктивность, оказалось, что   десять  зоогрупп, выставляемых  Станцией  ежесезонно,   способны   продустировать  норы  примерно  на  тридцати  тысячах  га. А  за  два  сезона  (весна  и  осень) аж  шестьдесят  тысяч!  Неплохая  добавка  к  нашим  машинным  отработкам.               
     Однако, для  официального  признания  законности  этого  приема   придется  потратить  черт  знает  скольких  сил  и  времени!

     А  пока  основная  наша  надежда  на  сознательность  населения  и  грамотность  местных  медиков. Вроде, это  работает.

     С  Иванычем  сходимся  почти  возле  нашего  лагеря. По  его  данным  колонии  на  проведенном  маршруте  редки, значит, дела  пойдут  побыстрее, ведь  «бьем  по  площадям», а  не  по  числу  песчаночьих  поселений. Блох, которых  я  наловил, отвезу  на  исследование  Равилю  с  Ильей.  Еще  успею  сегодня  к  обратному  поезду.   

     «Павел! Борщец  твой  готов? Скоро  группа  подъедить!» «Се-ей час  бу-у-у- дет, -  бурчит  Пашка, - по-ока  чай  по-о-пейте».

     Только  присели  к  столу, вруг  откуда-то  с  юго-запада  подлетает  АН-2. Взревел, крутанул  над  нами  на  бреющем, чуть  подлетел  вверх  и  приземлился  на  ближней  равнинке.

     «Кого  еще  принесло? Никого  же  не  ждали! Пашка, заводи  теплегу, посмотрим!»

     Возле  самолетика  двое  в  темных  штанах, темных  рубахах, темных  пиджаках. Сами  тоже  какие-то  темноватые.
     «Это  группа  товарища  Лисичкина?» «Извиняйте, а  вы  кто  такие  будете?» «Оперуполномоченый  Областного  УВД  Абдулов, оперуполномоченый  Аблязин. У  вас  работает  гражданин  Хаитов  Роберт  Хаевич, шестьдесят  третьего  года  рождения?»
« Да  есть  такой. Чего  натворил-то?» «Участие  в  групповом  изнасиловании. Мы  за  ним, где  он?» «Они  сейчас  все  в  поле, скоро  обед, вот-вот  подъедуть. Пошли  к  нам, там  подождете. Ни  хрена  себе, Роба-джаз!».

     У  обеденного  стола  опера  остаются  в  машине. Минут  через  пять  появляется  наша  мото-пехота.
     «Алексеев, Закиров, Хаитов, ко  мне, быстренько!» -  орет  хитрый  Иваныч, чтобы  не  насторожить  преступника. Первым  подлетает  наш  чернокудрый  змеелов с  дурацким  реверансом. «Лябиду-у!» Перед  ним  возникают  менты, один  спереди, другой  сзади. «Гражданин  Хаитов, Роберт  Хаевич? Следуйте  за  нами». Парнишка  смертельно  бледнеет, на  его  руках  щелкают  наручники. Ловко! Как  в  кино.

     Пашка  отвозит  группу  к  самолету, тот, тарахтя, улетает  прямо  в  Солнце.

    «Вот  и  работай  с  ими! Откуда  узнаешь, кто  такие. Приходють, паспорт  кажуть, все  в  порядке. А  апосля   вона  што. Ладно, хоть  не  убивец  какой».   

                32 
    Домой  в  Акболу  возвращаемся  поездом  втроем. На  вокзале  встретился  с  профессором  Зубовым  и  Генрихом  Келлером.   
    «Здравствуйте, Федор  Юрьевич! Привет, Гера, дорогой!- (в  миру  его  кто  Герой, кто  Геной  зовет) – Давно  здесь?» «Да, считай, с  самого  начала. Не  может  же  Институт  вас  бросить!» «А  чего  не  сообщил, чего  к  нам  не  приезжал?» «Да, понимаешь, делов  накатило  по  горло…».
    (Понимаю. Рад, что  мой  прогноз  для  Тонички  сбылся!).

    «Как  успехи, Федор  Юрьевич?»
    «Дал  добро  на  выписку  Гули. Третью  неделю  девчонку  пользуем. Она  практически  здорова. Пришлось  изменить  схему  лечения. До  меня  ей  из  антибиотиков   один  стрептомицин  вводили  и  не  обратили  внимания, что  у нее  слух  начал  понижаться. Да  и  я  сам, старый  дурак, не  сразу  сообразил. В  этом  нашем    противочумном  скафандре  хрен  чего  расслышишь!  А  потом  уже, когда  уши  свои  нормально  раскрыл, понял, что  стрептомицин  ей  нужно  отменять. Чувствительная  она  к  нему  больно. Заменил  на  тетрациклин, биомицин.  Ей  на  радость. Таблетки-то  лучше  глотать, чем  уколы  терпеть. Ну,  еще  димедрол, хлорид  кальция, Б-1. Вроде, отошло. Теперь  Медсанчасть  и  после  выписки  будет  еще  за  ней  наблюдать.
    Оксанке  я  сразу  комплексное  лечение  начал. Отоларинголога  консультировать  пригласил. Девка  молодая, сперва  побаивалась  к  чумному  больному  подходить. Но  я  ее  убедил. Теперь  меня  полностью  слушается. Особенно  после  работы. Хм, да…»
   (Ну  понятно, профессора-москвичи, консультанты-гусары  наши -  они  такие!)
   «Оксанку  еще  с  недельку  придется  помучить, но  и  у  нее  дела  на  поправку  идут. Первый  и  второй  анализы  отрицательны, слава  богу. Ваш-то  как?»
    «Тоже  ничего. Ходит, температура  нормальная, подмышечная  железа  мягкая, безболезненная. Анализы  отрицательные, кровь  чистая. Наворачивает  мясо-растительную  диету. Дома, небось, еще  долго  будет  о  ней  вспоминать!»
    «Он-то  ладно, взрослый  мужик, соображает. А  вот  Гульке  будет  трудно  на  лепешки  с  чаем  возвращаться. Мандарины-яблоки  когда  еще  она   увидит?»
    «Зато  теперь  в  своем  интернате  героиней  станет! Про  инопланетян, про  их  космические  рационы  такое  наплетет!»

    «Ну  ладно. Посмотрим, что  там  у  вас. Ваш-то, как  его  там, Кучербай  что  ли? – тоже  десятые  сутки  лечится. Пора  уже  всю  эту  канитель  заканчивать. Вчера  звонили  из  Минздрава, рекомендовали  поскорее  возвращаться. Ну  как  же  они  там  без  меня-то! Мало  у  них  других  консультантов! Так  что  осмотрю  вашего, оставлю  свои рекомендации, а  там  пусть  Акиев  сам  заканчивает».
 
    «Кстати, Федор  Юриевич, какое  впечатление  у  вас  от  Акиева?» «Да  толковый, вроде,  парень. На  него  можно  положиться» «Я  к  тому, что  неплохо  бы  ему  наукой  заняться» «А  я  что,  против,  что  ли?» «Я  в  том  смысле, чтобы  вы  ему  тему  подсказали  и  вообще…»
    «В  смысле быть  его  научным  руководителем? Так  ведь  это  с  ним  решать  нужно. И  узнать  у  него, по  каким  инфекциям  он  может  набрать  достаточный  материал. Особо  опасные  ему  не  поднять, у  вас, слава  богу, такие  случаи  стали  редкими, да  и  клиника  их  изучена  досконально. Вот  разве  что  по  кишечным  инфекциям. У  вас  полно  нерасшифрованных  диагнозов. Так  и  пишут  в  истории  болезни: «сумма  ОКИ». Кто-то  ведь  придумал  такой  дурацкий  термин! Это  что  же? У  больного  все  сразу  какие  есть  кишечные  инфекции? Идиотизм! А  за  этим  скрываются  разные  эшерихиозы, сальмонеллезы, пищевые  отравления, расстройства, вызванные  нехолерными  вибрионами  и  еще  черт  те  чем. Установить  этиологию  диарей  у  жителей  области, оценить  особенности  клиники  по  профессиям, возрастам, социальным  условиям, сезонам  года, факторам  заражения – вполне  на  кандидатскую  потянет. Правда, тут  еще  и  хорошая  лаборатория  нужна, но  уж  это  забота  самого  соискателя. Если  он  ко  мне  обратиться, можно  будет  об  этом  потолковать. Но  только  сегодя-завтра. Завтра  к  обеду  я  от  вас  тю-тю.      
       А  вообще-то, между  нами  девочками, уезжать  неохота. Здесь  хоть  отдохнуть  нормально  можно  да  и  оторваться  по  полной. А  там  ведь  замордуют! Ночь  не  ночь, у  какой-нибудь  шишки живот  схватит  после  очередной  обжераловки, беги  к  нему  клизму  делать. Меньше, чем  профессорской  руки  его  задница  не  переносит. А  попробуй  что  не  так, разнесут  в  пух  и  прах, как  пацана  какого-нибудь» 

     «Этого-то  и  у  нас  довольно! На  нас-то, «Союзных», особенно  не  поорешь (то, что  меня  на  Республиканской  ЧПК  Хаббибова  высекла, это  эпизод, это  не  в  счет). А  местных  медиков  Высокое  Начальство  за  тараканов  держит. Мне такое  пару  раз  приходилось  наблюдать. 
   
      Недавно  в  гостинице «Интурист» некая  англичанка  на  коврике  у  постели  узрела  куколку  какого-то  насекомого. Шум  подняла  страшный. Дошло  до  Республиканского  руковоства  гостиницами, до  Горкома  партии.  Вызвали  замминистра  Камилова,  начальника  ГСЭУ,  главврача  Городской  санстанции, главврача  Городского  ОПД, чтобы  они  самолично  установили  видовую  принадлежность  зверя, оценили  степень  его  опасности  для  жизни  уважаемой  леди, провели  комплекс  мероприятий  во  всех  гостиницах  «Интурист» в  Республике.  Камилов  тогда  и  меня  с  собой прихватил, дескать, противочумники  в  насекомых  обязаны  разбираться. Нас  всех  выстроили  в  ряд  и  какой-то  дяденька, чина  его  не  знаю, но, видать, из  О-очень, раздраженно  отчитывал  за  расхлебанность, разгильдяйство, несоответствие  должностям  и  так  далее. Нам, на  полном  серьезе, поручили  исследовать  находку  на  наличие  в  ней  чумы, холеры, сибирской  язвы, бруцеллеза, сапа, мелиоидоза. И в  срочном  порядке  доложить результаты.    
   
      В  другой  раз  и  того  страшнее. В  кабинете  аж  Первого  Секретаря  ЦК  кто-то  из  слуг  увидал  мышь. Опять  та  же  наша  команда  предстала  пред  Еще  Более  Светлые  Очи. Наши   ряды  были  пополнены  ответственными  лицами  из  Медуправления  при  ЦК партии. Им  все  республиканские  медики  завидуют: элита, высокие  зарплаты, льготы  всякие. Здороваясь, мизинчик  тебе  подают. А  тут  другой  дяденька, сложив  ручки  за  спинку,  расхаживает  перед   покаянным  строем  туда-сюда  и  едким  голосом  интересуется, не  переутомились  ли  они    на  столь  изнурительной  работе, не  пора  ли  им  подумать  о  переквалификации  в  фельдшеров  или  санитарок  в  каком-нибудь  не  столь  отдаленном  районе? А  Минздраву  и  его  органам  на  местах  приказано  в  кратчайший  срок  создать  вокруг  Здания  непреодолимое  препятствие  для  мышей, а  затем  уничтожить  их  во  всем  городе.   
    
     Или  вот  еще. Не  хамство, но  дурь  начальничья.   
      
     Жена  Командующего  нашим  Военным  Округом, бродя  по  своей  даче, наткнулась  на  змею. Кобра? Гюрза? Анаконда?  Визгу  и  истерик  было  на  весь  Округ. Командующий  потребовал  оперативно  обнаружить, окружить  и  уничтожить  гада. Ни  в  местном  Райздраве, ни  в  Облздраве, ни  в  самом  Минздраве  специалистов    по  пресмыкающимся, увы, не  нашлось. Ну, конечно  же, обратились  к  нам.  У  нас  же  биологи  высшего  класса! Мы  доверили  эту  боевую  операцию  зоологу  Савушкину. Он  до  нас  в  серпентарии  работал. С этой  фауной  знаком.  Поселили  его  на  генеральской  даче, на  харчах  генеральских. Три  дня, с  рассвета  до  темна, где  пеша, где  конно, а  где  и  вовсе  по-пластунски, он   проводил  глубокую  рекогносцировку   местности  с  целью  обнаружения  мест  возможной   дислокации  неприятеля. На  четвертый, наконец, поймал-таки  Змия, который  при  ближайшем  рассмотрении  оказался  ужом.   Ну  уж, не  уж, а  чтобы  подобной  твари  на  даче  более  не  было!  Сам  Командующий  подъехал, чтобы  лично  составить  оперативный  план  противозмеиной  кампании. Потребовал  от  Савушкина  доложить:  какими  силами  и  средствами  в  кратчайший  срок  добиться  решающей  победы. Тот  в  шутку  сказал, что  против  ужей надо  бы  выставить  ежей. Тут  же  был  дан  приказ  адьютантам  отрядить  роту  солдат  на  поиски  ходячей  колючки  и  доставки  ее  в  необходимых  количествах. Ну, а  Командующий, мужик  простецкий, поблагодарил  Савушкина  за  службу, распил  с  ним  бутылочку  «Московской  особой»  и  отпустил  с  честью. 

     А, впрочем, я, товарищи, придумал  простой, но  действенный  способ  недопущения  начальничьего  ора.
     Вот  почему, скажем, хищник, кидаясь  на  тебя, скалит  зубы,  рычит, визжит, заходится  злобой? Правильно. Для  того, чтобы  запугать, вогнать  в  панику, отбить  охоту  к  сопротивлению. Так  и  начальство. Сначала  гневно  расширяет  свои  зрачки, потом  начинает  шипеть  и,  заметив  твой  страх, переходит  в  крещендо.
     Но  не  тут-то  было! Я  сразу  же  представляю  себе  его   сидящим  на  унитазе. Да, вот  именно  так:  без  штанов  и  с   дурацко - злобной  рожей.   Лицо  мое  остается  вполне  почтительным, но  в  глазах  вместо  ужаса  искрится  смех. Обескураженное  такой  реакцией, начальство  совершает  декрещендо, возвращается  к  шипу, а  потом   с  досадой, но  достаточно  вежливо  выставляет  меня  из  кабинета. Испытывал  несколько  раз. Получается». 

     Попутчики  мои  смеются: «Нужно  попробовать!»   
   
     В  очаге  все  спокойно. За  два  дня  моего  отсутствия  ничего  существенного  не  случилось. Акиев  продолжает  успешно  лечить  Кушербая. Рузаев  с  акушеркой  Исимовой  ездят  по  окрестным  фермам  и  отарам. Привезли  в  лабораторию  анализ  от  больного  лимфаденитом   геолога. У  него  установлена  стафилококковая  инфекция. Вартанова  проехала  по  ближайшим  разъездам, «усилила  их  эпидемиологическую  готовность», собирается  уезжать: надо  готовить  летний  железнодорожный  отряд  на  Устюрт. Здесь  остаются  Ушакова  с  зоогруппой  и  Равиль  с  лабораторией.  Пора  снимать  карантин  с  Кушербаевской  стоянки, отпустить  фельдшера  Косшанова  и  милиционеров. Начальник  штаба  Курбанов  с  Мирзоевым  оформят  это  решение, подготовят  документацию  и  справки  им  о  работе  в  очаге  чумы. С  санфельдшером  и  санитарками  проведедут  там  заключительную  дезинфекцию.   

    Вместе  с  Акиевым  идем  осматривать  Кушербая. Противочумных  костюмов  «первого  типа» уже  не  требуется. Просто  пижама, хирургический  халат  и  колпачок.
    Зубов  с  Келлером  вертят  Кушербая, словно  куклу, ощупывают  его  с  ног  до  головы, заглядывают  в  рот, даже  в  уши. Тот  покорно  отдается  в  их  заботливые  руки.

    Рисковый  Мирзоев  один, без  охраны, приносит  сверхсекретную  историю  болезни.   Консультанты  пишут  свои  заключения. «Есенбаев  Кушербай, 1941 г.р. в  результате  проведенного  лечения  практически  здоров  и  подлежит  выписке  из  сельской  участковой  больницы пос. Акбола  под  амбулаторное  наблюдение».
    Бдительный  Насрулло  терпеливо  ждет  окончания   строго   конфиденциальных  записей, дабы  укрыть их  от  вражеских  глаз  в  свой  несгараемый  сейф.  Записывает  наших  гостей  в  секретный  «Журнал  посещений  и  консультаций  больного  Есенбаева  К., пос.  Акбола». Головой,  бровями  и  губами  делает  мне  знак   помочь  уточнить  их  фамилии  и  должности. Подсаживаюсь  к  нему  и  уточняю.
    Профессор  Зубов  слышит  мой  шопот  и  сквозь  зубы  бормочет: «Все  еще  дурью  маетесь, ребятки!». Потом  громко: «Между  прочим, наше  Управление  обратилось  в  соответствующие  инстанции  с  просьбой  снять  Гриф  с  данных  о  чуме  у  людей.  А  то  смешно  получается: участвуем  в  международных  конференциях, проводим  семинары  ВОЗ. Там  все  совершенно  открыто  оперируют  цифрами  заболеваемости  чумой  от  Африки  до  США, кроме  наших  представителей. Им, беднягам, приходится  слушать  о  наших  же  событиях   из  уст  иностранцев, которые  как  всегда  знают  все  и  довольно  подробно. Так  что, думаю, и  мы    скоро  сможем  говорить  о  своих  подвигах  открыто» 
      Гера  Келлер  грустно  вздыхает: «Ну, Улита  едет, когда-то  будет.  А  товарищ – при  исполнении. У  нас  в  Институте  такая  же  история».

     Мирзоеву  такое  пренебрежение  к  его  миссии явно  не  по  душе. Кидает  в  сторону  гостей  черный  взгляд  исподлобья, но  из  вежливости  молчит.

     Появляется  Начальник  штаба  Курбанов.  «С  приездом, товарищи!».  Генрих  представляется. «Очень  приятно, очень  приятно, доктор! Спасибо  профессору   и  вам   за  большую  помощь! Ваши  ценные  мнения  и  советы  очень  важны  для  нас. Кстати, товарищи:  нас  сегодня  вечерком  ждет  у  себя  директор  совхоза, товарищ  Абилкасимов  Омар  Оразович.  Егор  Нафталович, вы, пожалуйста, лабораторским  специалистам  скажите  тоже. Посидим, отдохнем, чайку  попьем». 
     Ну  кто  от  такого  откажется!  Уже  вечереет  и  делать  все  равно  нечего.

     Через  часок  мы  всей  гурьбой  у  дома  Директора. Встречают  сам  Гаргантюа-Омар  и  Курбанов.
      «Хош  келдыныз, жолдастар! Жол болсын!» - воркующий  бас  Гаргантюа.

     На  этот  раз  располагаемся  не  в  юрте, а  в  гостевой  комнате. Перед  входом  снимаем  обувь  и  ступаем  на  огромный  палас  во  весь  пол.   
     На  выбеленных  стенах   стеклянные  рамки  с  фотографиями. В  каждой  по  нескольку  штук. Хозяин  в  молодости  и  в  современности,  с  какими-то  мужчинами  руководящего  вида. Ребята  в  солдатской  форме, наверняка  дети  Омара. Несколько  черно-белых  фотопортретов, раскрашенных  анилиновыми  красками. Семейный  архив. 
    У  стены  в  углу  кровать  с  высокими  спинками, стопой  матрасов  и  одеял, прикрытых  шелковым  желтым  сюзане   с   красно-зелеными  узорами. В  сводчатых  нишах  стен  парадная  обеденная  и  чайная  посуда.
    Древнеримский  стол  на  коротеньких  ножках, за  которым  не  сидят, а  возлежат. Застелен  ширпотребовской  цветастой  клеенкой. Заставлен  маленькими  фарфоровыми  чайничками, пиалушками, блюдечками  с  карамельками  и  парвардой, кишмишем  и  грецкими  орехами,  ляганами  с  цельными  помидорами, огурцами, головками  репчатого  лука. 
     По  всем  сторонам  стола  разложены   матрасики-курпачи  с  плоскими  подушечками.   Одно  из  окон  украшает   коричневой  облицовкой  кондиционер  БК-1500. Явно,  из  присланных  для  госпиталя. Ну  что  же, Курбанов  с  Мирзоевым  перебрались  на  жительство  сюда. Он  им  по  штату  положен. Акиев  с  и.о. завбольницей  Хайдаровым  в  совхозной  конторе (рылом  не  вышли). У  них  в  комнате  тоже  кондиционер  установлен. А  менты  в  соседней, без  кондиционера. Обойдутся, не  графья.

     Роль  кравчего  на  правах  Друга  Дома, Областного  Представителя  и  Полиглота  берет  на  себя  доктор  Курбанов.
    Перво-наперво  предлагает  Почетному  Гостю -  профессору  Зубову  изготовить  собственноручно  парадный  салат  из  помидоров, огурцов  и  лука. Тот  несмело  берет  бритвенноострый  нож, но  с  непривычки  чуть  не  отрезает  свой  палец.  Курбанов   благородно  его  выручает, взяв  ответственную  операцию  на  себя. Молниеносно  отсекает  от  овошей  ровненькие  кружочки, посыпает  солью, мелко  крошеными  чесноком  и  стручковым  жгучим  перцем, сверху   тончайшими  колечками  лука.    
    
    После  недолгого  ритуального  чаепития  с  нейтральными  вопросами  о  здоровье, успехах  и  благополучии  родных  и  близких  возникают  почтительные  юноши,   совершают  вторую  перемену  блюд: поджарку – куырдак (родтвенник  нашего  родимого  кавардака)  и  чайнички  с  той  самой  бесцветной  жидкостью. Время  тостов.
    Курбанов  проявляет  себя  не  только  как  Достойный  Руководитель  Областного  Здравоохранения, но  и  как  талантливый  тамада.
    «С разрешения  Хозяина  Дома, хочу  сказать  словами  нашего  великого  поэта  Бабура:
Я  снова  средь  друзей – о, долгожданный  миг!  К  потоку  их  речей  я  с  жадностью  приник!
    У  нас  сегодня  Представитель  Минздрава   СССР  профессор  Федор  Юрьевич  Зубов. Он  не  только  наш  Главный  Консультант  по  вопросам  особо  опасных  инфекций, но  и  Ведущий  Специалист  Международного  Уровня! Профессор  недавно  вернулся  из  Африки, где  возглавлял  комплекс  противочумных  мероприятий. Попросим  Федора  Юрьевича   рассказать  нам, как они там  проводятся. Лучше  или  хуже, чем  у  нас».

    Зубов  не  сразу  ориентируется, что, собственно, от  него  требуется
    «Э-э, товарищи. Н-ну, в  общем, я, э-э, действительно  был  в  Африке. Но, вообще-то, должен  повторить  слова  классика: не  ходите, дети, в  Африку  гулять!
    По  линии  ВОЗа, в  прошлом году попал  я  в  Анголу. Есть  там  такая  страна, по  ту  сторону  Экватора. Бывшая  португальская  колония. После  семьдесят  пятого, когда  Португалия  предоставила - таки  Анголе   независимость, между  тамошними  политическими  партиями  начались  такие  драчки, что чуть   полнароду  не  изнахратили!
    К концу  семидесятых, наконец, межкланово-политическая  резня  поутихла. Ангола  пошла  по  социалистическому  пути. Ну, конечно, мы  ей  оказываем  всяческую  помощь. И  военную, и финансовую, и  культурную, в  том числе  и  медицинскую. Там-то  ведь  на  пять  миллионов  жителей  и  двухсот  врачей  не  наберется! Они,  местные,  кто  у  нас  в  Университете  Патриса  Лумумбы, кто  даже  в  Англии, США  обучались.
    Но  что  пнтересно. Приедет  вот  этакий  высококлассный  доктор  в  свое  село, теперь  они  Коммуннами  назыаются, а  сам  и  не  собирается  работать.  Нанимает  какого-нибудь  любителя, или  «народного целителя», подскажет  пару-другую  современных  методов  и  средств, и  платит  ему  от  щедрот  своих  с  очень  недурного  жалования!
    Анголезы – народ  простой, веками  лечились   у  шаманов-знахарей.  А  тут  слава: из  Другого  Мира  Доктор!  К  самому  ему  идти  страшно, просто  жуть. Хоть  бы  к  его  помощнику  попасть, Хозяин  плохому  не  научит!  А  тот  и  пользуется  во  всю  мочь, в  основном   себе  в  карман.
    Что  еще  интересно. Там  американские  и  английские  врачи  работают. Но  тоже  стараются  не  сами  лечить, а  поручают  приехавшим  с  ними  фельдшерам. Те, конечно, по  сравнению  с  целителями-аборигенами -  почти  профессора. К  ним – целые  очереди. А  сами  шефы, Недоступные  Небожители,  окружены  глубочайшим  почтением  народа. И  чем  они  недоступнее, тем  большее  им  доверия. Ну, конечно, за  это  и  такса  определенная. И  платят. И  кто  больше   заплатит, тот  и  считает  себя  наверняка   приобщившимся  к  благодати. У  иностранного  врача  своя  вилла, новейшей  марки  автомашина, слуги. В  общем, -  Господин, Доктор-Масса.               
     Ну  а  мы, советские, по  консульствам  и  военным  миссиям  рамещаемся. Услышим, где  что  случилось, в  любое  время  суток  бежим  туда  собственной  персоной, за  бесплатно  и  роды  принимаем, и  операции  делаем,  и  самые  опасные  инфекции  лечим. Вот  местные  и  сомневаются: что, мол, за  беднота  понаехала  тут  всякая! Такое  и  отношение  к  нам.  Им  до  нашего  сознания  еще  лет  сто  добираться! 
     Да  я, в  общем, не  про   то.  Туда  я  в  отношении  чумы  попал. На  нее  обратили  внимание    португальцы, еще  в  двадцатые  годы. Заболевали  люди  в  портовых  городах.  Как  оказалось,  от  крыс, которые  в  огромных  количествах водятся   на  причалах, складах, в  жилых  постройках.  Вспышки  были  не  очень  большими, по  десять-двадцать  человек. Потом  больных  стали  выявлять  в  глубине  страны, в  основном  на  железнодорожных  станциях. Заражались  тоже  от  крыс. Последняя  крупная  вспышка  была  в  семьдесят  пятом. Как  сообщалось,  заболело  человек  пятьдесят, на  этот  раз  в  пустынных  животноводческих  районах  на  фоне  массового  падежа  песчанок.
     Народное  правительство  попросило  нас  разобраться  в  ситуации. Организовали  группу  специалистов  -  зоологов, паразитологов, эпидемиологов, инфекционистов.  И  меня  туда  же.
     Ну, рассказывать -  это  целый  день  нужно. Короче, попал  я  в  городишко,  или  большую  деревню, Коммуну  Катамбу. Экзотика, пальмы, вокруг  дебри  первобытные. Ночью  рев  трубный, то  ли  слоны,  то  ли  львы, хрен  их  там  разберет. Вышел  я  на  балкончик  местной  гостиннички. Дышу  ночной  прохладой, любуюсь  южными  созвездиями. Вдруг -  трах, дикая  боль  в  правом  бедре, кровища. Кое- как  перебинтовался, сделал  укол  обезболивающим. Мой  переводчик   разбудил  местное  начальство, по  телефону  или  рации  вызвали  Скорую.  В  больнице  вытащили  из  бедра  мелкокалиберную  пульку. Вот  тебе  и  «братская  помощь»! А  чуть  повыше  бы  попало, извините, не  к  обеду  будь  сказано,  – кишки  бы  насквозь… Ну, короче, на  этом    мое  знакомство  с  местными   особенностями  клиники  чумы  и  закончилось.  Потому  и  повторяю: не  ходите, дети, в  Африку  гулять!
     Давайте, выпьем  за  то, чтобы  нам  у  себя  с  нашими  собственными  проблемами  разбираться  своевременно  и  успешно!»

    (А  ведь  честный  мужик! Другой  такое  бы  наплел!).   

    Гаргантюа  сочувственно  поцокивает, покачивая  головой.  Пьем  за  наши  успехи.
    Курбанов  продолжает  дерижировать.

    «Как  писал  наш  великий  Абу-Али  ибн  Сино:  Здоровье  сохранять – задача  медицины, болезней  суть  понять  и  устранить  причины! В  этом  деле  огромную  помощь  нам  оказывает  Противочумный  институт. Попросим  уважаемого  товарища  Келлера, Ведущего  Специалиста  Института, высказаться  по  поводу  наших  событий».
   
     Гера, зная  обычаи, успел  несколько  подготовиться  за  время  рассказа  Зубова.
     «Ну, что  я  хочу  сказать. Мероприятия  у  вас  проводятся  успешно, все  выявленные  больные  успешно  лечатся.
     Я, как  и  Федор  Юрьевич, тоже  недавно  побывал  за  границей, но  не  в  Африке, а  в  Монголии. Чума  среди  грызунов  там  течет  в  большинстве  районов. В  результате  заболевают  и  люди.  Крупные  вспышки, более  двухсот  случаев,  зарегистрированы  в  пятьдесят  первом - пятьдесят  пятом  годах. 
     В  Монголии  создана  целая  сеть  Противочумных  станций, но  они  малочисленны  по  своему  составу.  Большую  помощь  оказывают  Советские  специалисты,  которых  там  не  подстреливают, как  в  Африке, а  очень  даже  уважают.
     Исследуют  грызунов, блох, обследуют  населения, выявляют   подозрительных  на  чуму, лечат  их, проводят  полевую  дератизацию  и  дезинсекцию, хотя  и  в  небольших  масштабах. В  общем  целом, все, как  бы,  чин-чинарем. В  результате, удалось  снизить  заболеваемость   и  теперь  отмечаются  только  единичные  случаи, хотя, к  сожалению, еще  почти  ежегодно.
     Что  интересно. Все  заболевания  людей  связаны  только  с  сурками – тарбаганами. Они  для  монголов – традиционное  блюдо. Готовят  его  обычно  так.  Выкапывают  ямку  насыпают  туда  камни  и  раскаляют  их  костром.  Сурка   потрошат, внутрь  закладывают  часть  раскаленных  камней, укладывают  в  ямку  на  другие  камни  и  присыпают  землей. Там  он  и  запекается. Ну, деликатес, скажем, на  любителя. Но  пользуется  вековой  популярностью. Правда, платить  за   это  приходится  иногда  тяжелой  болезнью. Важно, что  чума  обычно  начинается  с  бубонной  формы, а  потом  часто  переходит  в  легочную. 
     Почему  тогда  там  нет  крупных  вспышек  легочной  чумы? Потому, что   скотоводы  разбросаны  небольшими  семейными  группами  на  огромных  территориях. К  тому  же  у  них  есть  суровый  обычай. Если  у  кого-то  появились  признаки  чумы, он, следуя  заветам  предков, покорно  соглашается, чтобы  родные  поскорей  оставили  его  одного. Те  сооружают  ему  какое-нибудь  укрытие, или  оставляют  юрту, а  сами  откочевывают  на  другое  место. Когда  несчастный  помирает, его  жилье  и  вещи  сжигают.
     Ну,  теперь-то  большую  часть  заболевших, слава  богу, удается  госпитализировать  и  вылечить.
     Что  еще  интересно:  профессиональные-то  охотники  от  сурков  не  заражаются.  Они  определяют  состояние  грызунов  по  внешнему  виду. Больной  сурок  медлителен, с  шатающейся  походкой, шерстка  взъерошена. А  то  он  и  вовсе  неподвижно  сидит, свернувшись  клубком, ни  на  что  не  реагирует. Зато  для  любителя  с  ружьем   это  легкая  добыча. Иногда  мертвого  сурка  приносит  в  юрту  собака. То  ли  она  его  сама  придушила, то  ли  нашла  таким. Но  и  такой  трофей  тоже  часто  идет  в  дело. В  этом  и  есть  основной  корень  зла.
     Сейчас  существует  распоряжение  Правительства  о  запрещении   охоты  на  сурков. Да  разве  народ  удержишь?  Остается  только  более-менее  вовремя  выявлять  подозрительных  больных. Но  и  тут  проблема: местные  медики  не  очень  соблюдают  противоэпидемический  режим  и  часто  сами  заражаются  чумой.
     В  общем, проблем  там -  пруд  пруди. Наши  во  всю  мочь  стараются  помочь, так  что  все  же  можно  надеяться, что  дело  сдвинется  в  лучшую  сторону!

     Что  хочу  сказать. Давайте  выпьем   за  наше  Областное   здравоохранение, на  которое  ложится  основная  тяжесть  по  профилактике  чумы, своевременному  выявлению  подозрительных  больных,  противоэпидемическим  мероприятиям. И  за  еще  более  тесную  смычку  местных  медиков  с  нашей  Службой!».

     Гаргантюа  утвердительно  кивает, удовлетворенно  прицокивает. Выпиваем  за  наши  общие  успехи.
     Курбанов  продолжает  дерижировать.   
    
     Знаю, по  закону  застольной  иерархии  сейчас  будет  моя  очередь.
     Мой  тост  пройдет  под  аромат  бесбармака.

     На  этот  раз  бараньи  мозги  делятся  между   Зубовым,  Келлером  и  мной. Глаза -  Илье  с  Равилем.  Губа – смутившемуся  хирургу  Хайдарову: дескать, не  прохлопай  очередного  больного! (Не  справедливо: он  же  выявил  и  госпитализировал  Кушербая!)  Зато  под  всеобщие  смешки  ухо  пришлось  на  долю  Насруллы  Мирзоева. Ну а  язык, конечно, по  просьбе  трудящихся – тамаде  Курбанову.

      Для  меня  выбрана  цитата  из  Бабура: «Тому, кто  свет  искал  и  знания  постиг, достойеный  ученик  дороже  всяких  книг». Намека  не  понял.  Кто  там  ко  мне  в  ученики  наметился?
Ну  да  ведь  не  могли  же  древние  поэты  для  каждого  из  нас  персональное  сочинить.

     Сначала  хотел  было  что-нибудь  про  «Пир  во  время  чумы»  сморозить, но  решил, что  плоско. Лучше  обыграю  местное – «ошак», по-русски – «очаг».

     «Есть, уважаемый  Омар  Оразович, дорогие  друзья, прекрасное  выражение – уй  ошак, домашний, семейный  очаг -  символ  покоя  и  благополучия. И  есть  тревожное  выражение – аурудын  ошак -  очаг  болезни. Хочу  пожелать  нам  всем, чтобы  нас  как  можно  чаще  грел  уй  ошак, а  всякие  эти  эпидемические  очаги  пусть  и  вовсе  исчезнут  в  ближайшем  будущем!»
    
     Гаргантюа  добродушно  улыбается  этой  синонимической  шутке.    
     Демагогия  и  риторика, но  выпить  за  это  следует!
     «Сыздын  табыстарыныз   ушын!»- «За  ваше  здоровье!». Дружно  выпиваем.
     Курбанов  продолжает  дерижировать. Не  обходит  тостами  ни  одного  из  гостей. Так  и  сыпит  цитатами  из  Восточных  Поэтов. Теперь  чаще  звучат  игривые  рубаи  Омара  Хайяма. К  месту, не  к  месту, не  так  важно. Лишь  бы  было  основание  к  пригублению  пиал.

     Вокруг  яркой  лампы  без  абажура  восторженная  пляска  ночной  насекомой  мелочи.
     В  открытое  окно  вползает  фаланга,  но  смущенная  таким  количеством  явно  недоброжелательных  к  ней  людей, конфузливо  замирает  на  подоконнике. Лохматый  паучище  с  кисть  руки  здоровенного  мужика, с  мощными  крючковатыми  челюстями.
     Узрев  чудище, наши  дамы  слегка  повизгивают. Но  для  чабанов  фаланги  почти  домашние  животные. Они  охраняют  юрты  от  скорпионов. Эти  паукообразные -  смертельные  враги   друг  другу. К  тому  же  фаланги  не  ядовиты, хотя  случайно  могут  и  крепко  тяпнуть. Так  ведь  и  кошка, если  не  в  настроении, царапается  и  кусается. Поняв,  что  ей  ничего  здесь  не  светит, фаланга  разочарованно  сваливает  во  тьму  внешнюю.
   
    Разомлевшие  от  сытной  трапезы  и  выпитого,  делимся   на  отдельные  кучки.   Вполголоса  переговариваемся  о  своем.
   
     Мой  сосед – Насрулло. Видно, парень  уже  в  кондиции. Пялит  помутневшие  глазки  и  бормочит  мне  прямо  в  ухо: «А  чего  это  Замминистра, наш  товарищ  Камилов,  к  нам  не  приезжает? Егор-ака, а  правда, что  его  снимают?» «Да  с  чего  это  вы, дорогой, взяли?» «Наш  же  Облздрав  был  на  Республиканской  ЧПК, рассказывал. Шарип-ака, конечно, человек  хороший, но  злой  очень. Никому  покою  не  дает, все  ему  не  так. Он  и  про  вашу  чуму  ругался. Говорил: сами  вы  больных  выявляете, сами  от  них  микробы  выделяете, а  у  вас  этих  микробов – полные  лаборатории, у  кого  хотите, у  того  и  найдете. Может  он  обманывает, как  считаете?»
     Ой-ей! Кажись, наш  особист  прикидывается  выпившим, а  сам  компромат  собирает. Провоцирует. На  черта  это  ему? Да  просто  так, по  привычке, на  всякий  случай. Вдруг  пригодится.
     «Нет, нет, Насрулло-ака, Шарип  Хамидович  прекрасный  эпидемиолог  и  бактериолог. Он  побывал  в  наших  лабораториях  и  знает, что  такого  не  может  быть. Такому  замечательному  специалисту  трудно  подыскать  замену. Так  что  успокойтесь, нам  с  Камиловым  еще  долго  работать!»
      Насрулло  переходит  на  совсем  уже  бессмысленное  бормотание, изображая  алкогольную  амнезию.   

      Ну  да  черт  с  ним, первый  час  ночи, однако. Пора  домой. 

      Прощаясь,  целуемся  с  Хозяином, благодарим  за  прекрасный  прием, желаем    всяческих  благ, и  ему  и  всем  его  родным  и  близким  до  седьмого  колена.

      На  улице  лунища  во  все  небо.  Пригасила   звезды. Даже  не  надо  подсвечивать  дорогу  фонариками.  Свежий  прохладный  ветерок  студит  разомлевшую  за  день  землю. Пустынная  ночная  благодать!
      Эх, сейчас  бы  запеть,  по-нашенски,  хором,  что-нибудь  вроде: «Распря-айте, хлопцы, коней, тай  ля-айте  спочивать!». Да  с  лихим  припевом-посвистом! 
      Но  ш-ш-ш! Акбола  спит…

      Юрьич  с  Герой  и  Равилем  сопровождают  наших  дам. Мы  с  Ильей – несколько  поодаль, поддерживаем  друг  друга, чтобы  не  споткнуться  ненароком.
      «Давай  проведем  Ночной  Дозор, заглянем  в  госпиталь, проверим  посты. Все  равно  ведь  мимо  идем». Сегодня  по  расписанию  дежурят   медсестра  Ташева  и  ефрейтор  Сарыев.

      Огни  в  больничке  потушены. Возле  Кушербаевского  окна   в  хромоногом  креслице  с  засаленной  спинкой, свесив  буйную  головушку, мирно  посапывает, причмокивая, бдительный  нижний  чин. Да  пусть  поспит  парнишка  на  прохладце. В  такую  ночь  как-то  неохота  разносы  устраивать! Как  брякнется  с  креслица, сам  проснется. Все  равно  карантину  приходит  конец. Но  утром  все-таки   нужно  ему сделать  замечание.
      Со  стороны  ординаторской  вдруг  раздается  женский  визг  и  крик: «Жона  бу  ердан! У-у, шайтон! Пошол, пошол, шорт  такой!»
      Неужто  Кушербай  совсем  выздоровел  и  на  баб  потянуло?
   
      Мы  туда. Входная  дверь  не  заперта. Чиркаю  выключателем.
      На  кушетке, прикрывшись  простыней, испуганная  медсестра  в  своем  цветастом  платье. Рядом  у  ее  ног  старший  сержант  Арсланов, начальник  караула. Вроде, все  пуговицы  застегнуты. Даже  фуражка  на  голове. Вскакивает  раздраженно, но  с  прежней  полуулыбкой, слегка  обнажающей  фиксу.
      «Что  это  значит, дорогие  мои?» «Ходыл  дыжурный  провырат. Ташева  зашем  спит? Дыжурыт  нада. Нымношко  шутыл, мала-мала  пугал. Пускай  нэ  спыт».
      «Попрошу  вас, товарищ  Арсланов, проверять  только  милицейский  пост. В  госпиталь  входить  могут  только  врачи. Здесь  чумной  больной, к  нему  без  противочумного  костюма  нельзя. Придется  теперь  вас  изолировать  и  начать  уколы. А  пока  попрошу  выйти!»
      Арсланов  понимает, что  я  вру в  отношении  опасности. Но  зло  зыркнув, покидает  ординаторскую.
      «А  вас, Галия-апа, попрошу  запирать  на  ночь   двери  в  госпиталь. Так  ведь  любой  сюда  может  забраться!»
      Как  будто, при  желании, в  окно  нельзя  влезть!
      Но  начальство  в  подобной  ситуации  просто  обязано  распорядиться  четко  и  жестко.

      Ну  ладно. Будем  надеяться, что  наш  красавец   в  эту  ночь  больше  сюда  не  заявится.   
      Пошли  спать!