13. Симулянт

История тринадцатая

«Симулянт»

- В отличие от нас, простых студентов, могущих вырваться в Москву в любое время и получить все 33 удовольствия, курсанты военных училищ, мои бывшие одноклассники, имели такую возможность всего два раза в году – во время летних и зимних каникул, - начал свой рассказ Ваня, откидываясь на спинку стула и дымя сигаретой. – Дело было после зимней сессии. Мы приехали в Москву большой кодлой в количестве 8-ми человек. Ну, где провести культурный досуг молодым людям, оказавшимся в центре? Конечно же, в «Яме» (так назывался пивной бар "Ладья" в Столешниковом переулке - прим. авт) . Но в «Яме», разумеется, был санитарный день. Что нужно было сделать, чтобы все же интеллектуально провести время? Правильно. Спуститься чуть ниже в Столешники и зайти в их хороший винный. Там мы взяли восемь бутылок какой-то бурой жидкости – настоящей, термоядерной, которая на свет не просматривается. Встал, конечно, вопрос, где ее выпить? На улице дубняк – куда деваться? В кинотеатре «Россия» в тот день шла премьера «Человека невидимки» в русском варианте. Билетов, разумеется, нет, и за «бронью» очередь – аж по ступеням спускается. Но с нами был незаменимый Грачик (откуда у него эта кличка – отдельная история), который тогда еще не женился и не стал подкаблучником, а значит, еще что-то из себя представлял. Он на несколько минут исчезает за дверями кассы и возвращается, держа в руке 8 билетов.
- Как же это ему удалось? – изумился я.
- Феномен. Говорю тебе, пока он не женился, это был золотой человек. После, когда жена стала заставлять его строить из себя продвинутого и успешного, с ним стало невозможно иметь дело. Так вот, вернулся он с 8-ю билетами. Мы, радостные, проходим внутрь и спускаемся вниз, на первый этаж, в холл, где были буфет и туалеты.
- Теперь-то первый этаж закрыт, - вставил я.
- Потому что там игровой зал, - объяснил Ваня.
- Ну, да, а тогда его еще не было. Вот интересно, - принялся рассуждать я. - Раньше на этом месте стоял монастырь. Когда ломали его, думали, что строят коммунизм, а оказалось, что - казино. Вот дураки-то!
- Ладно, слушай дальше. Спускаемся мы вниз, достаем свой боекомплект.
- Как, вы прямо в фойе на стульях расположились?
- Да нет, мы пошли в туалет. Но туалет туалету рознь! Там же перед входом еще большой предбанник был, где стояли умывальники. Так что никаких запахов, отбивающих аппетит, туда не доносилось.
- Другими словами, встали вполне комфортно.
- Конечно. Там помимо нас, еще, по крайней мере, три компании расположилось.
- В общем, были  в Советские времена места, где можно культурно отдохнуть!
- Вот именно. Ну, в общем, загружаем мы это все внутрь минут за 10…
- Как, прямо из горлышка?
- Да были у нас с собой походные стаканы! Кто ж без них в Москву ездит! В общем, выпили. Пошли на премьерный показ. Перед сеансом была какая-то удлиненная программа. Ну, у зала она вызвала бурную реакцию, особенно у моего соседа Димки, который с самого начала как принялся икать, так и икал все время, не переставая, перемежая икоту нервным смехом. Показывали какую-то передовую свиноферму. И вот этот-то вид хрюкающих свиноматок пробудил во мне нехорошие чувства. Как-то мне после них поплохело. А когда стали показывать ударников свиноводческой бригады, я положил Димке голову на плечо и поплыл в Бразилию. Только недолго я в нее плыл. Чувствую, подступает. А Грачик же, гад, взял лучшие места. В самом центре. Других-то билетов по брони не было. Еще немного посидел, нет – чувствую, не могу. Пришлось по головам – срочно к выходу. Наверное, когда я вышел на свет, вид у меня был соответствующий, потому что сразу привлек к себе внимание билетерши. А когда я из туалета вышел, меня уже встречали, администратор и милиционер. Но в туалете из меня весь портвейн вышел, так что запаха, практически, не осталось. Посмотрел я на них, они на меня – такая хватающая за сердце пауза – и я, чтоб не ехать в отделение, - брык на пол. Вроде, у меня приступ язвы. Они тут же вызвали «скорую».
- Они что ж, тебе поверили?
- А чего им особенно со мной разбираться! Им главное было отреагировать, общественный порядок соблюсти, а уж кто за мной приедет - «Скорая» там, или милиция, - их мало волновало.
 Прибегают санитары, кидают меня на носилки, кстати, вся бригада – в дым (оно и понятно – суббота, вечер – мороз), так что в машине ко мне никто особо не принюхивался. Привезли в Боткинскую, в приемный покой. Выходит дежурный врач. Посмотрел на меня, воздух носом потянул. «Ну», - говорит, - «опять ко мне алкоголика привезли!» Я со всеми раскланиваюсь и по добру – по здорову отправляюсь к своей бабушке, благо жила она рядом – возле Ваганьковского, через мост.
Иду я домой, точнее, как писал Венечка Ерофеев, влекусь – вижу, под мостом стоят три мужика. Пьют портвейн. Посмотрели они на меня, видят, человеку совсем плохо, и говорят: «На, мужик, опохмелись!». «Я разве спорю!»- говорю. Наливают они мне стакан. Смотрю – то же самое, что мы сегодня в туалете пили. Я сразу Булгакова вспомнил: «Лечить подобное подобным». «Ну все» - думаю, - «либо мне сейчас станет совсем хреново, либо напротив – очень хорошо». Выпил одним махом – и брык с копыт. Мужики испугались (как это, шел – шел человек, и вдруг на тебе – упал!), начали голосовать на дороге, чтобы отвезти меня в больницу и надо же, какое совпадение! Остановили ту же самую «Скорую помощь», которая меня отвозила перед этим. Ну, притормозила она, потому что видит, человек лежит. Так бы, конечно, не остановилась, потому что это, все-таки, не такси. Бригада меня сразу признала. В больницу, конечно, второй раз не повезла, чтобы лишний раз не нервировать дежурного врача. Спросили только после того, как я немного у них оклемался: «Тебе куда, родной?» - и проводили до самой двери. Там бабушке наказали, чтобы уж сегодня она меня больше никуда не выпускала, а то у них и так много вызовов. Завтра – пожалуйста, а сегодня – ни в коем случае!»
- А друзья-то не хватились тебя, куда ты делся? – хотел было спросить я, да передумал. Они, наверное, так же, как и мы в свое время, привыкли к Ваниным выходкам – его внезапным приходам и исчезновениям, так что, наверное, никто не удивился, что Ванино место на сеансе пустует. Таков уж, видно, удел всех гениев – быть всегда непонятыми даже самыми близкими людьми.