Эскобар

Он только что позвонил сыну. Не выдержал. Разговор длился около пяти минут и этого, наверняка оказалось достаточно, чтобы агенты АНБ засекли звонок. Очень скоро они будут здесь, в медельинском квартале Лос Олибос. Полицейские окружат дом и всё закончится.

 Он сидит в объёмном, горчичного цвета кресле, у стеклянного низкого, с металлическими ножками столика и ждёт. На Пабло надеты: светло-зелёные мятые брюки, оранжевая, в клетку, пропахшая потом рубашка. Черные кудрявые волосы и усы сально блестят. Щетина на щеках. В слезящихся глазах резь от слепящего солнца. На прозрачной поверхности стола, рядом с малахитовой пепельницей и пачкой сигарет лежит пистолет – «Берета» 38 калибра (рукоятка инкрустирована пластинами из слоновой кости и гравировкой, изображающей золотого дракона). Смуглые пальцы сжимают, тлеющую сигарету. Смотрит на медное, поблекшее от времени, испанской работы распятие, висящее на противоположной стене. Облако сизого дыма немного скрадывает контуры фигуры его личного телохранителя, сидящего в углу, на сломанном стуле. Как только он  докурит – они прибудут.

 Внутренним взором он уже видит, как несколько бело-синих фургонов с эмблемой спецназа на боку, лавируя по узким улочкам города, подбираются всё ближе. Он сидит, расслабившись, нога на ногу (левая сверху, едва покачивается) и пытается представить, как выглядят люди, которые едут его убивать. Серые однородные силуэты, обступающие его лежащее скрюченное тело – такая картина, лейтмотивом пронизывала все его сны последних месяцев.

 Мысли хаотично, подобно небрежному перелистыванию фотоальбома обращаются к прошлому, вычленяя из сплошного монолога его прожитой жизни самые яркие куски.

 Вот он (ах, этот снимок прекрасен!), совсем молодым пареньком, чернявым и остроглазым идёт по  улице  бедного квартала во главе ватаги его приверженцев. Клетчатая рубашка выбилась из штанов. Различные дерзкие планы переполняют его ум. Смелые мечты окрыляют душу. Например, заняться угонами автомобилей или похищением маменькиных сынков - мажоров. Прохожие рабочие в почтении и страхе расступаются перед ними, некоторые кланяются. Как же, ведь пронесся слух, что его банда похитила и убила богатого латифундиста-промышленника.

А вот (тоже отличное фото!) ему – тридцать, он стоит в окружении своих приближённых на стройке стадиона для бедняков. На нём серый дорогой костюм тройка, золотые запонки. Вокруг тарахтят, похожие на неповоротливых жуков бульдозеры. Он чему-то улыбается в усы. Да ведь ему только что сообщили, что его последние конкуренты по наркобизнесу, братья Эчевария расстреляны в упор в центре Боготы. Как раз тогда, когда они выходили из кафе. Это, безусловно, была приятная новость.

Вот ещё один снимок (здесь он какой-то смурной), он находится в собственной тюрьме «Ла Катедраль». Перед ним на раздробленных коленях стоят двое его бывших компаньонов, уличённых в воровстве. Одежда на них разорвана. Лица разбиты в кровь. Ногти на пальцах рук вырваны. Один из них (Диего) скулит и стонет, умоляет пощадить. Другой (Санчес) молчит, презрительно сжав губы. Пабло кивает одному из своих людей, кажется, Пако. Тот подходит к одному из истязаемых, приставляет револьвер к его голове.  Диего обхватывает ноги Пабло, пытается поцеловать штанину, размазывая слюни и кровь по грубой джинсовой материи. Пако, предварительно выдержав мучительную паузу, нажимает на курок. Голова Диего откидывается. Пабло ладонью вытирает штанину. Наступает тишина. Он, грязно ругаясь, сплёвывает на труп. Потом подходит к Пако, берёт у него револьвер, направляет его на Санчеса. Тот бесстрашно смотрит ему в глаза. Пабло стреляет.

А этот кадр вышел нечётким. Он у бассейна, с прозрачной лазорево-голубой водой. Солнечные блики искрятся на поверхности. Изумрудного цвета тент отбрасывает тень смутно похожую на огромного ребёнка, прикорнувшего на земле. Рядом две пышногрудые,  красавицы в розовых купальниках. Одна из них победительница конкурса красоты. Темноволосая, улыбчивая, загорелая – она нежно прижимается к нему. На круглом столике недалеко, белой пудрой лежит горстка кокаина и три, сложенные из стодолларовых купюр трубочки.

И,наконец, самое любимое фото. Он вместе с сыном укрывается в тёмной пещере - непогода застала их в дороге. Холодно до жути. Где-то, слышно, капает вода. Снаружи - ливень, гром, промозглый ветер. Чтобы согреться, они прижимаются друг к другу. Сквозь мокрую футболку, Пабло чувствует, как мальчик дрожит. Пальцы окоченели. Пытается, изо всех сил, растереть их. Костёр затухает - дрова заканчиваются. И тогда Пабло расстёгивает молнию синей спортивной сумки и вываливает в огонь тугие, стянутые резинкой пачки денег. Пламя, с уханьем, ярко вспыхивает, освещая их усталые, грязные лица. Сын смотрит на отца ошарашенными глазами.

Как давно это было и что теперь?

 В последние годы он всё чаще и чаще чувствовал себя скорее Гражданином Кейном (особенно вспоминались ему финальные сцены этого фильма), чем Робин Гудом, о славе которого он мечтал в детстве. Ощущая одиночество и всё возрастающую враждебность окружающего мира, он стал подозрительным, нервным.  Состояние глубокой задумчивости вдруг сменялось приступами неистовой ярости. Он превратился в символ насилия (убийства судей, полицейских, гражданских), пропитавший всю Америку дымкой кокаина.

 Лишь мысли о детях наполняют тёплым светом, погружённую в игру теней душу Пабло. Страх за их будущее возникает в его воображении в самых мрачных одеяниях.  Вот уже больше года он не видел их, и тоска чёрными завихрениями иссушает последние свежие источники в изнуряющей пустыне его сердца, становящейся всё более неустойчивой, топкой, изменчивой, наполненной миражами.  «Я люблю тебя, папа!» - сказал только что в трубку его сын и эти слова бледнеющей радугой высвечиваются  в сознании Пабло.

Хрупкий столбик пепла на кончике сигареты внезапно обваливается и в то же мгновение тяжёлая дубовая дверь в передней под натиском мощного напора начинает содрогаться. Эль Лимон, его телохранитель – долговязый, крепкий парень, с жилистыми красными руками подбегает к окну и начинает оглушающую пальбу из автомата по мечущимся фигуркам внизу. Несколько секунд тишины, а после резкий звон стекла и Эль Лимон, тяжело охнув, сползает на пол.  Пабло хватает пистолет со стола, на ходу снимая с предохранителя и, высунувшись во двор, слепо стреляет по шеренге полицейских, прячущимися за припаркованными авто. Мельтешение в глазах: камуфляжная форма, чьё-то белое бельё на верёвке, зелёный мусорный бак, лающая рыжая дворняжка, матерное слово, намалеванное ядовито-жёлтой краской на серой щербатой стене. Он чувствует сокрушающий удар, расцвечивающийся разноцветными лепестками, постоянно меняющимися местами, как в детском калейдоскопе. А после - заплёванный асфальт, мерцающий багровыми всполохами, постепенно темнеющими.

Дуло снайперской винтовки на крыше соседнего здания смотрит немигающим зрачком.

Нога в тяжёлом армейском ботинке осторожно трогает носком распростёртое, ещё мягкое тело.
- Поздравляю, Луиз! Ты прикончил эту скотину! Меткий выстрел! Сегодня об этом будет говорить вся Колумбия!