Жизнь на окраине. Прод. 32

Ботаничка, «Амёба»…  Возраст и внешность  забылись  Безликость…

Помнится лишь скука. Мальчишки оживали при упоминании о пестиках и тычинках. Девочки реагировали на мальчиков. Становилось чуть-чуть оживлённее.  И так до очередного звонка. Окрики горе - учительницы на нас не действовали. Кричит, а ну её, пусть хоть разорвётся.

Иногда я выучивала  заданное ею на следующий урок, иной раз надеялась на «авось», как и большинство в классе.

На коленях у меня всегда лежала раскрытая книга. Если   вызывали к доске, то соседка по парте или те, кто сидел сзади, толкали  в бок, спину, куда придётся, лишь бы я вернулась из  дальних странствий.


«Ботаничка» отыгралась на летней практике, заставив  всех  без разбора   таскать тяжеленные носилки с землёй. С нашей помощью  она  осваивала новый участок, выделенный  для  неясных  целей: то ли для экспериментов над учащимися и рассадой, то ли для создания во внутреннем дворике клумбы. Но, сколько ни напрягала память, так и не смогла вспомнить, вырастила ли  она с нами или без нас что-то путное.

А  бабушкины маттиолы запомнились на всю оставшуюся жизнь…

После отработки долго болел живот, ломило поясницу, но пожаловаться  родителям на учителя – такое в голову прийти не могло.  Случилось, прошло и хорошо.

Не умели  защищаться от чужой глупости,  не научили  этому.

За лето необходимо было собрать гербарий. Задание тяготило.  Дотягивала до последних дней августа, каждый день уговаривала себя - завтра всё сделаю. А потом выполняла  работу кое-как.

Я всегда остро, после многочисленных дней, лет вынужденного заточения, чувствовала жизнь. Листья,  наколотые на альбомные листы, теряли блеск. А вместе с ними и я -  радость.  Тоскливо становилось, неприятно. Работа без вдохновения  – пустая трата времени и души…



Думая об  учителе географии,  не могу удержать смех.

Так и вижу, как он, человек высокого роста, с длинными ногами, гоняясь за  очередным нарушителем спокойствия,  перепрыгивает через парты.
Почему-то провинившихся  не изгонял из класса, не отправлял к директору.

Преподавание интереснейшего предмета сводилось к  своевременному оформлению контурных карт и постоянному отслеживанию переменчивого  характера своенравной Дамы – Погоды!
 
Вероятнее всего, он ранее работал в Гидрометцентре.

Улыбаюсь, вспоминая  свои действия в те далёкие годы. Казалось бы, что может быть проще, чем каждый день следить за погодой. Но обладая своеобразным характером, будучи  честной во всём до мелочей,  простое задание превращалось для меня в почти что невыполнимое.

Бывало -  погода  менялась  на протяжении  всего дня. Я её отслеживала. Выскакивала на крыльцо, всматривалась в небо, или высовывала голову в форточку, за что крепко попадало от матери.



Вечером,  устав от размышлений и действий, мне же хотелось быть точной,  решала записать увиденное следующим утром.  Я училась во вторую смену, которую, в отличие от сестры, обожала. Времени было достаточно. И о прошедшем дне можно было написать с абсолютной точностью.  Что и делала.  А в классе видела иное. И начинался «перекрой». Выходила полнейшая ерунда…


С контурными картами получалось  сложнее. Нанося на них всё, что требовалось по заданному уроку, старалась сделать их как можно более привлекательными, а в результате -  мазня.

О том, что географию необходимо изучать,  поняла много позже. Из школьных уроков запомнилась лишь лошадь Пржевальского…




От преподавателей пения и рисования  никто из нас  ничего толкового не получил. Посещение таких уроков -  принудительное времяпрепровождение, отбывание наказания за ещё несовершённые грехи.


Казалось бы, иностранный язык…  Возможность войти в иную  среду,  приобщиться, познать  культуру,  уклад, быт другого народа.  А вместо умело пробуждённого интереса – оскорбления, упрёки, угрозы, окрики: « вон из класса», « к директору».
Мне языки давались легко, потому-то на крики не обращала внимания.


А уроки физкультуры  превращались в пытку. А я к тому времени  успешно  играла в своём  дворе в  волейбол,  рано научилась плавать.  Немного внимания  и   такта  взамен насмешкам, и из ненавистного предмета  занятия физкультурой превратились бы для меня, непоседы, в удовольствие.  Иной раз сама учительница  и указывала  на очередного неумеху, развлекалась…

Чтобы избежать  издевок, кто мог, запасался  медицинскими справками о настоящих и мнимых болезнях,  записками  от родителей  с просьбой отстранить их детишек от физических нагрузок.

К сожалению, и в мои годы, и сейчас в школу приходят случайные люди.  И пассивные, они отбивают всякую охоту к учёбе, а уж агрессивно- непреклонные  и вовсе  опасны.


Конечно же, настоящим Учителем необходимо  родиться. Умение  доносить свои знания- Дар.  Мне повезло. На моём пути встретились и такие  Учителя.


Внезапно  «заболела» историей. Произошло это с подачи «Историка», Всеволода Яковлевича Хигера,  человека умного, доброжелательного, весёлого.

Он был высок ростом, громкоголос, при ходьбе размахивал руками.

Уроки  проходили без напряжения.  Умел увлечь самым простым.  Очередная книга под партой закрывалась. Присутствовать было куда интереснее, чем  отсутствовать  - находиться в этот момент рядом с героями очередного романа или повести.

Обращался   к нам  на «Вы» и по фамилиям.

Перехваченные записки  не читал.  Шутил.

- Девочки, не вертитесь, внимательно слушайте урок,  запоминайте!  Мальчишки никуда не денутся. Они без вас не обойдутся, поверьте на слово. Обо  всём поговорите в коридоре после звонка. -


Или:
- Мальчики, оставьте  девичьи косы  в покое, потом, на перемене и подёргаете, и  нежные словечки прошепчете.-

Класс отвечал весёлым шумком. Никто не обижался.

Изрядно прошагав между рядами, довольный сказанным, возвращался  он к  столу и начинал водить   карандашом по  журналу, выискивая  «жертву».  Как бы хорошо  я ни знала заданный  урок,  а всё равно пригибала голову, пытаясь спрятаться. Сердце замирало.

Отвечала около доски толково, внятно, меня слушали.  Но иногда, неожиданно и для себя, начинала останавливаться, запинаться.


Учитель удивлялся   переменам:
 - В прошлый раз ответ был блестящим, а сегодня  что-то  путанное, непонятное.

Ни он, ни я  не догадывались, что слова  не  поспевали за неугомонными моими мыслями. Так было и есть.

Возможно, всё та же лошадь Пржевальского и уносила их в даль далёкую…


http://www.proza.ru/2011/04/26/979