Хороший, плохой, злой

Фильм 1982 г. «Инспектор ГАИ» (СССР) построен на классической для американского вестерна психологической коллизии между тремя персонажами в оболочках советских граждан: правдолюбивого инспектора ГАИ («хороший»),  оборотистого аморального директора автосервиса в исполнении Н. Михалкова («плохой») и третьего, менее заметного персонажа  –  которому "плохой" в конце фильма дарит охотничье ружье, а тот, приветствуя гостя, пока в шутку (не 90-е еще чай на дворе, но уже недалече) предлагает поохотиться на непокорного инспектора. Директор пытается вразумить инспектора по-своему -  добивается неприятностей по службе ему и его сестре.

Конфликт, напомним, в том, что инспектор стеной встает на пути вальяжного директора, который позволяет себе неоднократно превышать скорость, несмотря на предупреждения и несмотря на аварии, уносящие человеческие жизни, оправдывающие правила, единые для всех. Но директор не согласен: он говорит остановившему его инспектору  – есть воробьи и стрижи, одним от природы быстрее летать предписано, и незачем стоять на пути у естества. Т.е. исконно так повелось, что одним что-то можно, а другим нет; есть твари дрожащие, а есть право имеющие.  Цезарь может жене изменять, а жена его – нет (эта аллюзия тоже мелькает в фильме, когда директор в смешении чувств рассказывает, как расстался с женой); и то что можно Юпитеру, то не позволено быку.

Директор считает себя полезным членом общества: он может выбить деньги у государства на обустройство сервиса и качественный ремонт автомобилей своих клиентов, он эффективный управляющий, но это достигается ценой перехода границ, которые позволяют себе обычные люди, и он оберегает эту свою привилегию. В финальной сцене герой Михалкова, побрюзжав, что из-за  упрямства тех, кто не может принять очевидного, приходится заниматься всякими гадостями и вредностями, понуро, без отобранных водительских прав, оставив свою машину инспектору, бредет по шоссе в ожидании попутки. Инспектор вроде бы торжествует, и мысль, что побольше бы таких честных служителей закона и порядка, как этот инспектор, и все у нас будет как надо, внушается зрителю, однако уже без пафоса, типичного для ходульного соцреализма.Ясно уже и то, что система, основанная на внешней покорности и безынициативности, тоже порочна, и что-то здесь надо менять.

 Особенность фильма – в его пророческом реализме. Инспектор формально победил, настоял на своем, но фирмачи тоже не сдались. Ружьецо-то охотничье уже им подарено, и мысль о том, как надо поступать с теми, кто ратует за общие правила для всех и останавливает лихачей на пути в их светлое будущее, в головах своих не столь барственных и разборчивых в средствах поклонников директор автосервиса зародил.   Мы знаем, что ружье вскоре выстрелило. «Злой», идеологически и материально вооруженный «плохим»,  вышел охотиться на «хорошего». Тревожное ощущение грядущей смуты с неизвестным исходом,  явственно передается зрителям вместе с вопросом: на чьей вы стороне.

Понятно, что автодороги и отношения между разнокалиберными участниками движения с регулировщиками – это аллегория государства и общества.  В утилитарном смысле идея поголовного формального равенства в правах, в том числе и на дорогах, не оптимальна, с этим нельзя не согласиться. За удобство жить в системе государства с его разделением полномочий, средние или низшие (по своему положению в государстве) члены общества должны иногда поступаться правами в пользу тех, чья деятельность в утилитарном же смысле более необходима обществу: пожарные, скорая помощь, военные в период конфликтов, правительственный чиновник, собирающий совещание, от решения которого зависит не столько его личное благополучие, сколько жизни других людей – например, в зоне стихийного бедствия. Едва ли можно это оспорить.  Но можно ли утверждать мнимое природное превосходство и упиваться им?

Конфликт «хорошего» и «плохого» в фильме в непроходимо разном  понимании социальной справедливости, разделяющем само общество. Если бы директор, нарушая закон, казнил себя за то, что, выполняя свои общественные функции, ему приходится идти вопреки правилам, выламываться из контекста справедливости, то он бы был в конечном счете единомышленником инспектора. Наоборот, директор мучается, что приходится доказывать твердолобым служакам, что справедливость – это неравенство и превосходство одних над другими, у всех разные способности, возможности, заслуги предков, поэтому не следует становиться на пути у сильного, это и есть справедливость. Более того, он находит удовольствие, утверждая свое мнимое качественное превосходство над обычным населением, и это сводит к абсурду все выгоды его преимущественных прав для общества: мы понимаем, что и как директор автосервиса он, скорее всего, никудышный выскочка, который заботится не о деле, а о своем месте в нем. И инспектор все-таки прав, пытаясь оградить от него общество.