Давай об этом помолчим

Маленькая стройная женщина явно спешила - даже не открыла зонт, хотя накрапывал дождь. Несколько раз наступала в мутные лужи, не обращая на них никакого внимания. На ней очень хорошо сидел серый костюм классического офисного стиля. Она была очень хороша: серые глаза, опушенные густыми ресницами, брови дугой и прекрасные кудрявые волосы, всегда коротко стриженные. Впрочем, внешности своей она тоже не придавала значения, а когда слышала комплименты в свой адрес, широко открывала глаза и глядя прямо в лицо собеседнику отвечала: "Что? Хороша? Да, спасибо, мне уже говорили. У вас все?" И огорошенный собеседник или собеседница поспешали по своим делам.

Алевтина Георгиевна преподавала в университете философию и социологию. И сегодня она запаздывала на лекцию. Но когда услышала в холле привычный гул, поняла, что успела. Встречавшиеся преподаватели всех рангов здоровались и быстро проходили мимо. Не то что они не любили Алю, как все за глаза звали ее, а как-то чувствовали себя неуютно в ее присутствии - была у Алевтины привычка все говорить в лоб, не сгущая красок, но и не приукрашивая.

Муж журил ее не раз: "Алька, ты слишком прямолинейна!"

Вот и сегодня она задержалась дома из-за возникшего в который раз спора. Володя опять корил жену за прямолинейность.

- А кто тебе сказал, что прямая линия хуже, чем кривая? - парировала Алевтина.

- Но я же не о геометрии, а о психологии порядочности!

- Я всю жизнь думала, что живу с хирургом, а оказывается ты - психолог!

- Аленька, не юродствуй, пожалуйста. Ты знаешь - о чем я!

- Не знаю. У тебя столько придирок! Я не собираюсь их трепетно записывать для коллекции и дальнейшего изучения!

- Хорошо. Я о вчерашнем вечере. Зачем ты сказала дочери главврача, что она уродлива?

- Я так сказала? Будь справедлив! Я сказала ей, жаль, что она не похожа на мать.

- А это не одно и тоже? Нашего вряд ли можно назвать красавцем. Ну, сказала бы: "Жаль, Катюша, что у тебя не такие голубые глаза, как у мамы". Как-то не все сразу! Аля, у нас уже дети взрослые, а ты все не меняешься...

- Друг мой, это получилось бы, как в твоей профессии: отрезать кусочек аппендикса и зашить. Потом кто-нибудь другой отрежет еще кусочек... И вообще, Катюша потом подошла ко мне и сказала спасибо за мою прямоту: "А то все так думают, смотрят жалостливо, но никто не решается сказать. А вот вы сказали, и мне совсем не обидно". Ой, я же на работу опаздываю! И "Хонду" сестре отдала на неделю. Провожай!

- Аля, давая я тебя отвезу!

- Пока оденешься, да в гараж, да потом пробки - я пешком быстрее добегу.

И вот она легкой походкой заходит за кафедру и только ей присущим жестом укладывает изящные кисти рук так, словно сейчас будет играть гаммы.

- Добрый день! - делает жест дирижера, останавливающего музыку.

Аудитория в молчании.

- К зачету готовы? Только честно.

- С мест слышится диссонансом: "Да!", "Нет!"

- Хо-ро-шо... - Алевтина Георгиевна подходит к окну и долго смотрит вдаль.

- Алевтина Георгиевна, - не выдерживает одна студентка, - что вы там постоянно высматриваете?

- Не высматриваю. Смотрю, как прекрасен мир!

Многие фыркают: пейзаж поздней осени за окном не вызывает у них ощущения прекрасного.

- Ладно, свободны! Идите, готовьтесь - завтра спуску не дам. Послезавтра у меня отпуск.

- Как?! Начало учебного года! Середина октября... А кто нам лекции будет читать?

- Все-все - не бурчите! Тихон Геннадьевич вас в беде не оствит.

Недовольные студенты вышли, осталась только одна девушка, и Алевтина заметила, что глаза у нее заплаканы.

- Вика, иди сядь со мной. Что там у тебя? Она по привычке смотрит девушке прямо в глаза.

- Мама в больнице, вчера прооперировали. Еще в реанимации... Слезы опять готовы брызнуть.

- Так ты молись. А рыдания твои маме не помогут. Давай-ка я тебя в Часовенку Николая Чудотворца отведу, тут недалеко. А по дороге поговорим.

Некоторое время они шли молча, думая каждая о своем. Алевтина вдруг рассмеялась.

- Ты знаешь, Вика, я всю свою жизнь попадаю в смешные истории. (Алевтина пытается отвлечь Вику от грустных мыслей). - Мне когда сделали короночки, видимо я их торопила, и они могли в самый неподходящий момент выскочить. Так и случилось пару раз. Первый случай произошел на Кировке... Я по работе встретилась с соседкой. Идем по Кировке, я о чем-то весело расхохоталась... Даже на поняла, что произошло, только что-то громко звякнуло об асфальт. Чувствую, зубы потеряла, а у меня через тридцать минут лекция. Давай искать. Она спрашивает, что уронила, я говорю, что колечко. Постеснялась признаться, что зубы выпали. Вот солгала, и так на душе мерзко стало!

Валентина давай мне помогать в поисках. Идут три милиционера, оказалось - ее знакомые. Спрашивают, что случилось?
Она говорит, что колечко ищем. Народу там всегда много, и вот уже человек двадцать на полусогутых колечко золотое ищут... Найти не можем, я уж хотела признаться, что зубы ищем. А саму хохот разбирает, не могу сдержаться.

Там уже реплики из толпы: "Наверное, уже кто-то нашел!" - "Вот именно, нашел и смылся!" Потом парнишка один говорит: "Доползались тут, вон кто-то даже зубы обронил". Вся толпа хором: "Где?!" Я хвать свои зубки, мило всем улыбнулась, и говорю: "Вот это мы и искали!" Вот хохоту было!

Вика тоже рассмеялась.

- Ну, Алевтина Георгиевна, оказывается, вы такая проказница!

- Да... Иногда... Главное, тебя развеселила. Ну вот мы и к Часовне подошли.

Они вошли, надели шарфики, купили свечи и поставили святителю Николаю. Постояли, каждая думая и молясь о своем.

На обратном пути Вика спросила:

- Алевтина Георгиевна, а что вас связывает с этой Часовней? Это так на вас непохоже. Вы такая... такая...серьезная, прямолинейная...

- И эта туда же! А кто при храмах должен служить? Криволинейные?!

Вика так расхохоталась, что великое множество голубей вспорхнули и улетели.

- Ладно, давай вот на эту скамеечку присядем, у меня с ней связана просто мистическая история. Расскажу вкратце про мою службу. Матушка из этой часовенки раз в год идет в отпуск, а я ее подменяю: навести порядок, продать свечи, иконы, тем кто приходит, следить за порядком, чистить подсвечники.

- И вам это нравится?!

- Я счастлива! Ты даже не представляешь какое это блаженство... Я с таким удовольствием и любовью служу в Часовенке. Бегу, все по жизни... бегу, ничего не успеваю. А тут раз - и все остановилось. А в душе покой и радость, и все за стенами Часовни становится пустым и суетным - ненужным.

Время очень быстро в ней бежит. Утром пришла, сигнализацию отключила, в охране отметилась, молитву почитала о зажжении лампадок, лампадки зажгла... Вокруг Часовенки помет голубиный - сметаю. Правда, это дворник делать должен, но я стараюсь до него, потому, что он все выбрасывает в мусор, а я этот помет под дубочки и липки молодые рассыпаю, что на территории посажены - они от него, как на дрожжах растут.

Ну а потом читаю всем родным и близким о здравии, упокоении.

Потом приходит Виктор, мужчина с хлебзавода (в свой обеденный перерыв), читает Акафист "Слава Богу за все".
Минут через тридцать после Виктора приходит парнишка, который читает Акафист Николаю Чудотворцу. Они приходят ежедневно. Потом начинается обед в организации, при которой построена Часовня, и многие сотрудники спешат кто свечу поставить, кто записочки заказать, кто просто помолиться. Потом мой обед. А после обеда уже через 2-3 часа и домой. Уборочку сделать надо, после свечей все почистить, маслицем помазать...

И между всем этим приходят "захожане" с улицы и постоянные. Каждому хочется поговорить о своем. А мне каждому хочется доброе слово сказать.

Но самое интересное, что я совсем не устаю, все делаю не просто с удовольствием, а с радостью. Заметила, что постоянно улыбаюсь, даже если никого в Часовенке нет. Об этом можно много рассказывать... Но однм словом, Викуля, я - в Раю!

- Да-а-а... Вика совсем другими глазами смотрела на любимого преподавателя. Но вы же, Алевтина Георгиевна, говорили о каком-то мистическом случае, связанном с этой скамейкой. Или я вас утомила?

- Да нет, расскажу. Это до сих пор меня и радует, и тревожит... Была я в Свято-Успенском Далматовском монастыре в паломничестве - очень меня впечатлило это святое место! Житие преподобного чуть не наизусть заучила. Все лик его с иконы у меня перед глазами...

И вот однажды я как раз подменяла матушку в Часовенке, и вдруг заходит пожилой мужчина. Подумалось, что БОМЖ. Они часто заходят денег попросить, но охрана быстро их выводит за ворота. А этот вроде и не похож на БОМЖа, но одежда словно с чужого плеча и явно ношеная, хотя видно что чистая, постиранная. Обычно, если незнакомые хотят помолиться святителю Николаю, спрашивают, где его икона. А этот пришелец так уверенно прошел к иконе, словно много раз здесь был. И с таким достоинством молился, неспешно, словно беседовал со святым. Потом подошел ко мне (думаю: денег будет просить), а он поискал в карманах, достал какие-то монеты и положил в ящичек для пожертвований. Потом присел на стульчик и сидел, не то отдыхал, не то - молился. Сидел так спокойно, положив загорелые руки на колени.

А мне в этот день надо было идти на прием к зубному врачу.

Вика прыснула, закрыв рот ладонью, видимо вспомнила историю с потерянными зубками. Но Алевтина посмотрела так, как только она умела смотреть: прямо в зрачки - спокойно, но строго. И Вика только шепнула: "Простите!"

- Так вот, у меня был талон к врачу. И я обратилась к незнакомцу: "Простите, но мне нужно уходить. Да боюсь, что и охранник придет за вами - неудобно получится. Вот, примите. - И я подала мужчине двадцать рублей и три кусочка хлеба, что остались от моего завтрака.

Он принял, молча поклонился, перекрестился с прежним достоинством и благородством, и вышел. Когда я выходила из ворот, он сидел вот на этой скамье и ел хлеб. Ел не жадно или неаккуратно, а каждый маленький кусочек отламывал длинными сухими пальцами и клал в рот с благоговением и жевал, закрыв глаза с таким наслаждением, словно это был не хлеб, а небесная амброзия.

Я отсутствовала недолго, мне перенесли прием на другой день. А когда вернулась, странного незнакомца уже не было. Я присела на скамью. Что-то меня тревожило... Очень тревожило! Эти сухие длинные пальцы, загорелое чуть удлиненное лицо, продольные морщины на щеках, одежда темно-серого цвета, страдальческие глаза... Глаза! Лик! Далмат Исетский! Преподобный отче, простите, простите!!! Это был он! Он!!! Как я сразу не узнала?! Господи, прости!!!

Вика встала и перекрестилась в сторону часовни, чего сама от себя не ожидала.

Обе молчали. Потом девушка проговорила: "А в Крещении я Виринея".

- Вот и хорошо. А я - Алевтина, есть такое имя в Святцах.

Они молчали о только что рассказанном чуде, словно об этом говорить было нельзя, словно каждое слово могло разрушить благоговейную память этой истории, как маленький камешек, брошенный на только что образовавшийся тонкий ледок.