Друд - сын пирата Друд едет на север

14 Друд едет на север

К семи часам утра на почтовой станции уже было много народа. То и дело прибывали пассажиры и их родственники. Все бестолково толкались, суетились не по делу и давали ненужные советы. Могучие грузчики, словно огромные корабли, разрезали толпу надвое, чтобы пройти к почтовой карете и передать для погрузки очередной сундук, узел или кожаный мешок с корреспонденцией.
Друд стоял в стороне, держа под уздцы лошадь. Его провожал Ивэн Даль.
-Смотри, вон ещё путешественники, которые поедут в сопровождении кареты, - показал Даль в сторону здоровенного крестьянина верхом на сивом мерине и мужчины в чёрном плаще на гнедом рысаке. – Теперь вас уже трое. Это хорошо. Много народа – безопаснее ехать.
Друд кивнул. Он очень волновался и мысленно был уже в пути.
-Смотри, не отставай и не обгоняй карету, - продолжал подавать советы его спутник.
-Да-да, я оторвусь от них только в Хоксли – пригороде Сен-Катарен, - сказал Друд, не отрывая глаз от занимавших свои места пассажиров.
-И то, если вы приедете с утра или днём. Если вечером – переночуй на постоялом дворе.
-Я всё понял.
-Да ты меня не слушаешь!
-Я всё помню.
Прозвучал рожок: карета двинулась с места. Друд кивнул Ивэну, взлетел в седло и вместе с другими путешественниками, ехавшими верхом, поскакал за ней. Сердце его стучало от радости: наконец-то он делает важное и нужное дело, которое позволит ему приблизить час возвращения домой! Его светлое настроение поддерживало высокое синее небо и яркое весеннее солнце, отражавшееся в лужах.
Проверка документов на выезде из столицы прошла без проволочек. Всю первую половину дня они ехали вдоль ещё чёрных полей с пожухлой травой, и ещё голых лесов, в тени которых продолжали сохраняться островки снега. Когда новизна окружающего пейзажа перестала занимать Друда, он начал изучать своих спутников.
Мужчина в чёрном, скакавший верхом на гнедом рысаке, внешность имел самую прозаическую и невыразительную. По его ничем не примечательной одежде нельзя было даже приблизительно определить ни сословие, ни род занятий. Мужчина не глядел по сторонам, и своим холодным, отстранённым видом,  показывал, что хотел бы избежать любого общения.
Зато крестьянский парень на сивом мерине заметно тяготился своим вынужденным молчанием. Сначала он выглядел очень задумчивым, затем начал строить гримасы, а вскоре с его стороны раздалось:
-О-о-о! У- у-у! Тра-ла-ла! Трам-там-там!
На распевках дело не остановилось. Дав себе волю в малом, парень не выдержал и через некоторое время запел во весь голос глубоким басом. При этом, поскольку песня была о любви, исполнитель, должно быть, воображал девицу, к которой она могла быть обращена, а потому постарался придать своему лицу особо торжественное выражение, словно он пел церковный псалом.  Друд и высунувшиеся из окна пассажиры фыркали, слушая, как парень выводит заунывным голосом:
Марианна, жизни свет,
Ты живёшь в избушке
На холме у трёх ракит
С матерью старушкой.
Ты как птичка весела,
Голубка милее.
Словно розы на щеках
У тебя алеют.
В церковь нашу под венец
Лишь с тобой пойду я,
Чистым сердцем и душой
Радостно ликуя.
Будет пусть моя любовь
На всю жизнь с тобою
И тогда, когда глаза
Навсегда закрою
Если ж первой ты уйдёшь,
То пойду я следом
В тёмный край, где свет земной
Никому не ведом.
Марианна, жизни свет,
Храни тебя Боже,
Нету в жизни у меня
Никого дороже.
В полдень почтовая карета остановилась возле харчевни в деревне Большие Дворы. Путешественники оставили свои места и вошли внутрь, чтобы плотно пообедать. Одна почтенная вдова поставила на скамейку возле себя огромную корзину и откинула обвязывавший её платок. Внутри обнаружилась гора варёных яиц и краюха хлеба. Едва взглянув, как женщина разбивает о край стола скорлупу, а потом целиком засовывает в усеянный жёлтыми крошками рот по целому яйцу, Друд брезгливо отвернулся, стараясь не слышать её причмокивания и чавканья. Не меньше его раздражал запах чесночной колбасы и солёных огурцов, которые с хрустом жевал дорожный певец, разложив свою снедь на не очень чистом платке. Сам юноша предпочёл купить еду прямо в харчевне, тем более что хозяин смог предложить приезжим только что изжаренную на вертеле баранью ногу. Друду очень хотелось с кем-нибудь поговорить и вообще завести себе дорожного товарища, но среди пассажиров преобладали люди старшего возраста, причём ничем для него не привлекательные. Среди них был только один близкий ему по годам семинарист с такой унылой физиономией, которая начисто отбивала желание даже к мимолётному общению. Обед так и прошёл бы без всяких впечатлений, если бы взгляд Друда случайно не упал на пожелтевшее объявление, частично заклеенное другой бумагой, которое висело на притолоке двери. В нём сообщалось о бегстве узника из городской тюрьмы Кистоля и приводились его подробные приметы. Друд чуть не захлебнулся своим сидром, прочтя имя Дэвида Рудольфа. Из описания юноша узнал, что, по мнению составителя объявления, он имеет «лицо чистое, нос прямой, долгий, рот обыкновенный, волосы до плеч, русые, глаза серые». На всякий случай он исподволь поглядел на всех своих соседей, но никто из них не взглянул на старую бумагу ни единого раза.
Вскоре путешественники продолжили свой путь, Друд некоторое время ехал с неприятным осадком в душе. Однако вскоре ясное небо и тепло припекавшее солнце привели его вновь в бодрое расположение духа. Не смотря на то, что крестьянин на мерине принялся опять распевать во всё горло, юноша погрузился в мечты. Дело в том, что по прибытии в Сен-Катарен он должен был явиться с донесением не к кому-нибудь, а к своему старому знакомому офицеру Иннокентиасу Морны. Тому самому, с которым они познакомились в кистольской тюрьме, где офицер сидел за вызов на дуэль. Ныне полк Морны стоял в Сен-Катарен, причём офицеры снимали квартиры почти в центре города, неподалёку от крепости. В том, что Иннокентиас помнит его, Друд не сомневался, иначе он не смог бы дать подробное описание их встречи в письме Мельхиору Баллири, которое юноша случайно увидел на столе у последнего, когда приходил к студенту сообщить о внезапной болезни старика Фиборса. То-то Морны удивится внезапному превращению «тюремной пташки»! В глубине души Друд любил театральные эффекты и с удовольствием прокручивал в голове разные варианты их встречи, в которых неизменными оставались только эмоции офицера. В его сценарии Иннокентиас, охваченный смутными догадками, сначала сомневался и приглядывался, затем разными намёками пытался убедиться в своей правоте, а после неизменно поражался, причём Друд в его глазах значительно вырастал в своей значимости. Однако позже юноше пришла в голову мысль, что тюремное приключение может не только не вызвать ожидаемой реакции, а, напротив, возбудить недоверие к нему со стороны Морны. В памяти сразу возникла сцена с Бордом-Сигюрдом и Эронимасом, произошедшая на квартире, куда Друда отправил Мельхиор, после того, как он назвал себя Дорстеном Эсклермондом. Это было тяжёлое воспоминание, поэтому юноша стал лихорадочно соображать, что он может противопоставить любым сомнениям. Оказалось, что только пароли и документ, который он выучил наизусть и хранил в своей памяти. Друд снова мысленно переиграл всю встречу. В новом варианте Иннокентиас всё так же догадывался и приглядывался, но Друд сдержанно отвергал все его намёки и сохранял свою тайну.
Под вечер на небе собрались тучки, и стал накрапывать лёгкий дождик. Спина у юноши, давно уже не проводившего столько времени в седле, начала болеть, как и нога, о которую весь день билась шпага. Вид постоялого двора, где пассажирам почтовой кареты предстояло провести ночь, вызвал у него чувство облегчения. В тепле, у горящего очага, Друд ощутил такую усталость, что едва мог есть. Он решил не засиживаться внизу, а сразу отправиться спать. Комнаты, которые хозяин мог предложить для ночлега, находились на втором этаже и были предназначены на двух-четырёх человек каждая. Соседями юноши оказались невыразительный мужчина в чёрном плаще и тощий семинарист. Обстановка в комнате была самая скромная. При свете свечи Друд разглядел обитые дешёвой тканью стены, три кровати, табурет и таз с кувшином для умывания в углу. За отдельную плату хозяин предложил прогреть постель железной грелкой с углями, но юноше так не терпелось лечь, что он отказался и, едва коснувшись головой подушки, словно провалился в глубокую яму.
Друд проснулся глубокой ночью от холода: дала себя знать влажная постель в неотапливаемой комнате. Кроме того, у него сильно чесались руки: в постели водились клопы. В комнате было светло от полной луны, заглядывавшей в окно. Тощий семинарист, лёжа на спине с открытым ртом, храпел с такими руладами и переливами, что можно было оглохнуть. Друд обулся, набросил на плечи кафтан и подошёл к окну, оставив шляпу лежать на постели.
-Не спится? – услышал он голос с кровати незнакомца в чёрном.
-Да, храп мешает, - отозвался юноша, умалчивая про холод и клопов.
-Гостиница мерзкая, - констатировал незнакомец. – До Сен-Катарен придётся ещё четыре раза ночевать в подобных. А вы далеко едете?
-Тоже до Сен-Катарен.
-Ваши родственники не побоялись отпустить вас в столь юном возрасте одного, ведь на дорогах неспокойно?
-У меня есть только отец, - сказал Друд и почувствовал, как тяжела и неприятна эта фраза.- Он заболел и сейчас находится в Сен-Катарен. Я еду к нему. А вы тоже к родственникам?
-Нет, я по делам, - сдержанно ответил мужчина, поднимаясь с постели и натягивая сапоги.- Раз уж мы не спим, давайте знакомиться. Фробишер Борд Орильи.
-Дорстен Руфрий Эсклермонд.
-Вы дворянин?
-Да, - обронил Друд, но тут же спохватился: вроде бы капитан Эсклермонд не дворянин.  – Нет.
-Странный ответ.
-Моя мать дворянка, - попытался вывернуться юноша.
-А отец, наверно, купец? – спросил Орильи.
- Он владеет кораблём. Нанимается перевозить грузы в колонии, - ответил Друд, сердясь, что так много говорит о себе.
- Фамилия вашего батюшки кажется мне знакомой. А как называется его корабль? Случайно не «Фабиола»? – поинтересовался новый знакомый.
-Наш прежний корабль утонул. Отец поехал покупать другой. Я не знаю,  купил ли он его, и если купил, то как он называется, - холодно сказал юноша и сделал было шаг обратно к кровати, посчитав, что лучше провести остаток ночи с клопами, чем со столь любопытным соседом.
Орильи, словно почувствовав это, перевёл разговор на нейтральную тему, начав рассказывать о предстоящей дороге. Несмотря на то, что они постепенно удалились от настораживающих предметов, Друд остался очень недоволен собой. Чтобы избежать общества Орильи, всю дообеденную часть пути второго дня он то немного обгонял почтовую карету, то слегка отставал, якобы заинтересовавшись окрестным пейзажем. Впрочем, когда путешественники в полдень остановились для очередной трапезы и отдыха на постоялом дворе деревни Барсуки, Фробишер Борд даже не подумал подсесть к юноше за стол, а завёл беседу с почтенной вдовой, владелицей большой корзины.
Бессонная ночь, чувство беспокойства и раздражения от собственной неосторожности привели к тому, что Друд рано почувствовал усталость. Его поясница и ноги ныли. Под вечер он почти спал в седле, когда вдруг из ближайшего леса с гиком высыпал конный отряд полупьяных людей с пистолетами и окружил путешественников. Женщины, приняв их за разбойников, подняли крик. Возница, даже не думая о сопротивлении, покорно остановил карету.
-Не шуметь! – приказал толстый мужчина с малинового цвета физиономией. – Мы - честные люди, слуги благородного Иоста Льюкса!
Поскольку женщины не унимались, он пальнул в воздух, после чего проревел:
-Дворяне среди вас есть?
Путешественники переглядывались и молчали. Лошадь Друда беспокойно переступала с ноги на ногу, и один из нападавших грубо схватил её под уздцы.
-Признавайтесь, не бойтесь! Наш благородный хозяин приглашает вас отметить крестины его дочери! Мы четвёртые сутки сворачиваем с пути всех благородных! – продолжал бесплодно взывать мужчина с малиновым лицом.
-Да что спрашивать? Заберём всех, кто одет поприличней, а на месте разберёмся! – предложил один из нападавших.
-И то верно! – подхватил вожак и приказал:- Ребята, хватай тех, кто получше выглядит!
-Что вы делаете? – попытался возмутиться Друд, увидев, как его окружают трое здоровенных парней. – Мне нужно ехать! У меня больной отец в Сен-Катарен!
-Вот и выпьешь, сударь, чтобы он был здоров! – ухмыльнулся один из парней.
Кроме юноши слуги благородного Иоста Льюкса захватили Орильи, а также выволокли из кареты престарелого нотариуса, почтенного аптекаря и зачем-то семинариста. Поскольку последние были безлошадными, их подсадили позади некоторых всадников, после чего отряд по команде ринулся обратно в лес. Там за густыми зарослями кустов скрывалась просёлочная дорога. Лошадь Друда вели в поводу, поэтому вырваться возможности не представлялось. Сопротивляться с оружием в руках он и не думал, потому что ранение или смерть означали провал всей поездки. Орильи и другие пленники оказались не в лучшем положении.