Счастливое число Левина

упоминание BDSM отношений и однополой любви, bloodplay, смерть персонажей.
впечатлительным и нежным натурам не читать.
вопрос о том, что хотел сказать автор своим произведением остается открытым

За прошедшие четыре недели Антон целовался с семерыми парнями, но до секса дело так и не дошло.
Каждый раз в голове переключался невидимый тумблер, и Левин комкал свидание под первым попавшимся предлогом. Парни были неплохи, некоторые очень, но Левину вдруг становилось не до них. Он наскоро прощался, выскальзывал в ночной, слабо освещенный город и наматывал круги по улицам, возвращаясь домой только под утро.
Четыре недели. Двадцать восемь гребаных дней. Двадцать девять ночей. Город выпивал его душу, оставляя пустую разбитую оболочку. Возвращаясь домой, Антон наощупь добирался до кухни, наливал себе чего-нибудь крепкого. В абсолютной тишине наблюдал, как над домами сереет небо, и появляется слабая розоватая полоска рассвета. Чистил полную окурков пепельницу и шел в душ. Антон ненавидел рассвет.
Левин часто засыпал в маршрутках и метро, но ни разу не проехал своей остановки. Он был гладко выбрит, ухожен, безукоризненно вежлив с коллегами и посетителями. И только в курилке, по тому, с какой яростью Антон грыз кончик сигареты, можно было бы понять, что он на самом деле чувствует. Но об этой особенности никто не знал, и пепельница переполнялась искусанными до ваты окурками, а к вечеру все начиналось снова. Анкеты на сайте знакомств, пустые разговоры по аське, иногда - очередное неудачное свидание с очередным ничем не примечательным парнем.
"Любовь", "романтика", "всю жизнь вместе" давно стали для Левина словами, вышедшими из употребления. А секс - необходимой процедурой вроде душа.

С Волком они встретились в тренажерке, куда Антон ходил два раза в неделю не столько из-за заботы о собственной физической форме, сколько для того, чтобы потом, добравшись домой, упасть и забыться, наконец, долгожданным сном - без снотворного или бреда. Удавалось нечасто.
Волк смотрел на него в упор, в твердом ясном взгляде голубых глаз читалось любопытство и узнавание. Левин было дернулся, но потом понял, что уйти от встречи нельзя, это смешно, хотя Волк был последним человеком, которого бы Антон хотел видеть. Левин невольно поморщился, вспоминая их последнюю "встречу" - пьяный дебош двоих обдолбанных идиотов, едва не закончившийся могилой для одного и тюрьмой для другого.
Волк смотрел.
- Тренируешься здесь? - констатация очевидного факта. Кивок в ответ: "Да, не видишь разве?".
На этом разговор был исчерпан, но в раздевалке они опять столкнулись лицом к лицу, и Волк лениво, глядя в сторону, протянул:
- Как насчет вечера?
Антон поежился, но так и не смог сказать "нет".
Ровно в 9 к подъезду совсем не пафосной Левинской хрущевки подкатил так хорошо знакомый Антону темно-зеленый "ягуар". Волк, дождавшись, пока Левин сядет в машину, привлек его к себе, поцеловал - собственнически, сильно прикусывая губы. Левин, чувствуя на языке знакомый металлический привкус, откинулся на спинку сиденья - акценты были расставлены, выбор сделан.

Секс с Волком - полное подчинение, жесткий до жестокости - приносил такую желанную, но кратковременную, разрядку. Левин чувствовал себя пустым и чистым, он вскакивал по будильнику, проспав часа два-три, бодрый и деятельный. Стандартная процедура кофе-душ-бритье-рубашка-галстук-костюм подверглась изменениям; в моду у Левина вошли водолазки с длинными рукавами и глухим воротом, благо, дресс-код позволял. Но ссадины на костяшках пальцев, искусанные запекшиеся губы скрыть было трудновато. Кое-кто из коллег заинтересованно косился в его сторону, и Левин уже знал, что деликатное молчание продлится недолго.
Ближе к середине дня смутное беспокойство возвращалось, пустота вползала в него, заполняя поры, Антон начинал задыхаться. К ночи все повторялось: 230 по трассе, две бутылки виски на двоих в пригородной полосе, собственное тело, будто приносимое в жертву с такой исступленной яростью и готовностью, о которых потом, днем, Левин предпочитал не вспоминать.

- Дальше не проехать, - сказал таксист извиняющимся тоном. - Все перекрыто.
Левин кивнул, не глядя сунул водителю деньги и неохотно открыл дверцу. Вылезать из теплого чрева машины и идти пешком почти целый квартал до места встречи совсем не хотелось. Антон вздохнул и раскрыл зонт, стараясь, чтобы острые капли-снежинки меньше били по лицу. Сырой, холодный и неприветливый ноябрь полностью овладел городом.
Левин шел, борясь с зонтом, который то и дело норовил выгнуться или вовсе вырваться из рук, и пытался сосредоточиться на будущей встрече, найти правильные слова. От того, как он поведет разговор, зависело очень многое. Возможно, все.
- Антон? - знакомый голос заставил вздрогнуть, Левин застыл на месте, как вкопанный. Только этого не хватало. Влад.
Пару месяцев назад они расстались - мучительно болезненно для обоих, воспользовавшись ничтожным поводом. Левин неохотно вспоминал и само расставание, и предшествующие ему бесконечные разговоры и ссоры - они говорили, выясняли отношения, и все никак не могли поставить точку. Левину тогда казалось, что хуже быть просто не может. Он ошибался.
- Антон, куда ты пропал? На звонки не отвечаешь, в сети бываешь вообще? - Влад забрасывал его вопросами, Антон улыбался, отшучивался, что-то спрашивал сам. Со стороны - ни дать ни взять, встреча старых друзей. А внутри - плотный слежавшийся пласт пепла и золы и треснувшая почва, сквозь которую пробивается, клокочет магма. И боль. Левин и не думал, что будет настолько больно. Он все больше погружался в себя, с ужасом осознавая, что, оказывается, выхода нет, и все эти месяцы порознь были напрасны: и ночные прогулки до изнеможения, и пьянство, и вялые попытки писать, и Волк.
Прошло каких-то пять минут. Они с Владом продолжали обмениваться ничего не значащими репликами. Так, как могли бы говорить с кем угодно. Когда угодно.
- Ну, пока. Смотри же, не пропадай!
Антон механически улыбнулся в ответ:
- Теперь не пропаду. Пока.
Он забыл обо всем: о встрече, о зонте, не замечал впивающихся в лицо мелких острых снежинок, и очнулся только перед метро. Поняв, что безнадежно опоздал и промок, даже не расстроился.
Значит, ему только это и осталось: тренажерка, одиночество и опасный, как бритва, секс. Антон криво усмехнулся сам себе и нырнул в метро.

О том, что Волк разбился, Левин узнал из выпуска новостей. Он вообще редко смотрел телевизор, но иногда находило настроение, вечер выдавался из рук вон паршивым, и Антон, щелкая по бесконечной рекламе практически на всей сотне каналов, решил остановиться на криминальной хронике города. И буквально в первом же кадре увидел груду искореженного металла, в которой трудно было узнать машину. Антон и не узнал, а, скорее, почувствовал, и это было подобно удару под дых. Голос за кадром, между тем, сухо сообщал подробности аварии: вчера, на трассе, около 23 часов... водитель и пассажир "ягуара" погибли на месте, водитель... в тяжелом состоянии доставлен в больницу... причина аварии, по предварительным данным, - превышение скорости водителем "ягуара", находящимся в состоянии алкогольного опьянения. Картинка давно сменилась, пошла очередная реклама, а Левин сидел, тупо уставившись в экран, и думал только о двух вещах: Волка больше нет, и вчера, в этот злополучный вечер, с Волком мог быть он.
Но за пару часов до назначенного времени позвонила Лера, устроила скандал, снова требовала денег, кричала в трубку, что он бросил ее одну с ребенком, а он устало повторял, что жили они последние несколько месяцев своей недолгой семейной жизни порознь, и чей ребенок носит его фамилию и отчество Антон не знал, да и не хотел знать, но в помощи, если мог чем-то помочь, Лере никогда не отказывал. И, когда, в конце концов, Левин повесил трубку, то понял, что совершенно не хочет никуда ехать. Все, что ему хотелось - зарыться с головой в одеяло и заснуть. Волк от предложения остаться дома у Левина отказался.
Антон очнулся от оцепенения. Прошел на кухню, плеснул себе виски в стакан. Зацепился взглядом за календарь: вчера, оказывается, было 12. Двенадцать являлось счастливым числом Левина с самого детства. Счастливым? Ну-ну.

После смерти Волка почти ничего не изменилось. Антон все так же два раза в неделю ходил в зал, каждое утро с трудом отрывал голову от подушки из-за снотворного, наскоро брился, когда пил, когда нет, кофе, выкуривал две обязательных сигареты и уезжал на работу. Проводил вечера в асе, завел ЖЖ. Вот только секс после Волка его не интересовал вообще. Антон чувствовал, что совсем скоро выйдет в тираж. Если еще не вышел. Нельзя сказать, что это его тревожило. Левин убеждал себя, что всему виной возраст и череда неудач в личной жизни, что для него, в общем-то, совсем не было странно.
Антон удивлялся сам себе, наблюдая, как в приемной мается очередной красавчик модельной внешности, приглашенный на съемки. В былые времена Левин бы обязательно подошел, поинтересовался, как дела, сунул собеседнику в руки визитку со своим телефоном - он был знаком чуть ли не со всеми мало-мальски известными фотографами города и запросто мог устроить понравившемуся парню приличную фотосессию. Так, собственно, и с Владом они познакомились. Но не теперь.
Левин даже согласился провести вечер со своим шефом - подтянутым и спортивным мужчиной с седыми висками, на вид ни за что не дашь его 58 лет, максимум, до 45, - и, внутренне содрогаясь, наблюдал, как он ест, пьет, и не отдернул руку, когда узкая ладонь стиснула его пальцы. Антон готов был пойти дальше, если бы внезапно не увидел за соседним столиком - вспышка, озарение - Влада. И по короткому, быстро отведенному в сторону, взгляду понял: Влад его тоже заметил.
А в четыре часа утра тишину разорвал настойчивый звонок в дверь. Левин ругнулся, зарылся было головой в подушку, но нежданный гость продолжал звонить, и тогда Антон решил открыть дверь и в любом случае разобраться с тем, кто за ней.
Но в квартиру ввалися Влад, тряхнул белобрысой челкой и взглянул на Антона своими необычными аквамариновыми глазами:
- Я тут подумал, а хуле нам друг от друга бегать?
И Левин притянул его к себе, вдохнул знакомый запах его волос, парфюма, сигарет и дорогого алкоголя, и только потом, после всего, глядя на ровно и бесшумно дышащего во сне Влада, Левин вспомнил, что они забыли закрыть входную дверь.

Бесснежный слякотный декабрь близился к концу. Народ суетился, покупал елки, витрины даже маленьких магазинчиков зазывно блестели гирляндами. Но Левин не чувствовал праздника. Он засыпал и просыпался с привкусом горечи во рту, который нельзя было ничем забить, разбитый, уставший, как будто и не спал вовсе. Дни были похожи на ночи, а ночи - на дни, серое и черное, не разберешь, где какое. Кроме одного утра.
Когда Антон проснулся, Влад, полностью одетый, сидел на кухне, хмуро глядя в остывшую чашку, и курил.
Увидев Левина, нервно потушил сигарету:
- Ну, я, пожалуй, пойду, Антон. Прости, а?
Левин застыл на месте. Горло перехватило, комком подкатили дикая злость и какая-то почти детская обида.
- Все сказал?
Влад смерил его отрешенным пустым взглядом:
- А тебе мало?
Зря заговорил, зря повелся. Вообще все зря. Антона внезапно отпустило - как будто невидимый занавес упал и отгородил от окружающего мира. Левин видел, как губы Влада шевелятся, как он рассерженно жестикулирует, но смысл слов ускользал, и жесты почему-то казались смешными.
И тогда Антон засмеялся - искренне, как смеялся только в детстве. Продолжал смеяться, глядя на оторопелое лицо Влада, смеялся до слез даже тогда, когда Влад с размаху влепил ему пощечину. Левин смеялся все громче, пока не начал всхлипывать, и не съехал по стенке вниз, сжавшись в комок от рыданий. Когда он затих, Влад присел рядом и спросил негромко, будто боясь потревожить спящего:
- Антон, ты что, рехнулся?
Левин попытался что-то сказать, но не смог, вместо этого слабо помотал головой.
Влад поднялся и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Уже стемнело, когда Левин очнулся, на мобильном было 47 пропущенных вызовов. И ни одного - от Влада.
Пустота, которой Антон так боялся осенью, наконец, настигла его.

Резать оказалось проще по не совсем еще зажившему шраму. Левин теперь и не верил, что это было, а ведь пары месяцев не прошло.
...Волк, скалясь, сделал надрез, боль не сразу достигла основательно притупленного алкоголем сознания, края раны пропитывались кровью, все быстрее, и тогда Волк провел губами по обнаженной коже передплечья Антона - от локтя до запястья, - надолго остановившись на месте разреза. Левин свободной рукой вцепился Волку в волосы и дернул на себя, слизывая с губ солоноватую, отдающую железом жидкость, бредил и, кажется, просил еще. Но, когда лезвие опасной бритвы коснулось второй руки, не сдержался, выгнулся в оргазме, проваливаясь в темноту.
Потом Волк матерился сквозь зубы, стирая кровь и перевязывая раны, а Левин сидел молча, не двигаясь, с головой тяжелой и пустой. Он чувствовал только гулкое биение своего сердца.

Сейчас сердце не колотилось, наоборот, билось как никогда размеренно и четко. Антон чувствовал только глухое раздражение оттого, что все идет не совсем так, как задумано. Вена оказалась неожиданно скользкой, и сделать надрез никак не удавалось. Голова закружилась, руки дрожали. "Это физиология, - сказал себе Левин, - соберись", - и, сжав зубы, вдавил лезвие в упругую ткань.
На часах было 12 минут первого.