Балерина

   Алекс всегда был везунчиком, 35 лет, хорош собой, любимая работа, карьера, деньги – многие завидовали.  Фотохудожник с именем, связями, необременительными любовными приключениями и постоянной тоской, чёрт знает откуда взявшейся и не отпускающей счастливчика Алекса уже почти год. Дошло до того, что однажды утречком подумалось «а нафига просыпаться?».
   Когда позвонил главный редактор журнала «Кумиры», Вадим Акаёмов и попросил зайти, Алекс был в абсолютном психологическом раздрае.  Но Вадим был не просто работодателем, он был другом. Они дружили уже тысячу лет, ещё со школы. У обоих были строгие мамы без пап и довольно бедное одинаковое детство. Теперь оба сделали карьеру, поменяли свои когда-то скромные квартиры на совсем нескромные апартаменты, но продолжали дружить и поддерживать друг друга, всегда, когда в этом возникала необходимость.  Тем более, что и профессии их сильно пересекались. Вот и сейчас, Алекс не сомневался: Вадим собирается предложить ему работу. Скорее всего, очень важную для обоих. А работать чертовски не хотелось. Сначала Алекс хотел отказаться, но потом испугался, что, уступив своей тоске, совсем в ней увязнет, и согласился на встречу.
   Вадим был необычайно возбуждён.
   - Старик, я даю тебе шанс прославится окончательно и бесповоротно.  Ты, конечно, слышал о Лизе  Шульгиной?
   Алекс слышал. И не только.
   Лиза Шульгина была балериной. Не просто модной, не просто талантливой и известной, Лиза была явлением. Алекс любил балет и уже давно следил за творчеством восходящей звезды. Но как-то издалека, не смея, да и не желая приближаться.
   Лиза вошла в комнату стремительно и легко, слегка выворачивая ступни, как все балерины - хрупкая и царственная одновременно. Приветливо улыбнулась, вставшим при её появлении мужчинам, и с любопытством посмотрела на Алекса. Лиза не была красивой. Вернее, в ней не было ничего от привычной  кукольно- глянцевой красивости, но Алекс не мог оторвать от неё глаз. Перед ним стояла девушка, каких он никогда раньше не встречал. Её тонкое  лицо, фигура, стать, были отмечены такой высокородной  породистостью, что она показалось Алексу ожившим портретом  знатной испанки  великого Эль Греко. Та же удлинённость черт и абсолютная гармоничность лица, фигуры и образа. Её хотелось, как произведение искусства, разглядывать долго и подробно. И только глаза на необыкновенном лице немного диссонировали с образом уверенной красавицы. Они искрились таким живым синим всплеском  кокетства и любопытства девчонки-хулиганки, что Алекс  невольно улыбнулся.
   Они перекинулись парой слов, и Алекс с удивлением услышал, что  голос у него сел. Кажется, так бывает от волнения или страсти только в ранней юности. 
Но и Лизин голос оказался с хрипотцой. 
Они почти ничего не сказали друг другу - договорились о встрече, обговорили время сеанса, попрощались и всё. Легко коснувшись его руки, Лиза вышла из комнаты той же стремительной походкой, что и вошла, оставив после себя лишь шлейф волнующих  духов и ощущение чего-то нереального, приснившегося, невозможного.
   Во время съёмки они почти не разговаривали.
Алекс приглушил свет и постарался сконцентрировать его на  мягком повороте головы Лизы, с собранным, как это принято у балетных, пучком волос над высокой шеей. Линия перехода шеи в длинную узкую спину  потрясла его. В ней было что-то трагическое, очень женское: беззащитность, излом, покорность, хрупкость.  За них хотелось отдать жизнь. Руки! Это в них, то на колени брошенных, то вверх взметнувшихся, слышал Алекс сводивший его с ума голос с хрипотцой.  Это они страдали, радовались и умирали в её спектаклях, а сейчас покорно лежали на коленях, словно уставшие крылья Ангела.  И взгляд, и осанка, и поза – всё в ней было абсолютно органично и совершенно. Но вот она повернулась,  и всё изменилось. Взгляд роковой, обжигающий, не оставляющий надежды на пощаду, спина пружинистая, влекущая и опять эти руки - зовущие и отталкивающие одновременно.
Только ПЕРЕДАТЬ, молил он в страстном возбуждении, только суметь передать то, что открылось ему:  этот взгляд, эти руки, это лицо…
   Сеанс их творчества был настоящим откровением, озарением, ВДОХНОВЕНИЕМ, наконец! Всё получалось само собой, они понимали друг друга по движению руки, взгляда, кивка, улыбки. Такого творческого подъёма, такой лёгкости и радости от работы у Алекса не было никогда раньше. Он чувствовал себя творцом, почти Богом и был абсолютно счастлив. 
   А потом была любовь. Недолгая. Но самая настоящая. Самая ОНА. Как артефакт. Чтобы было что в оставшейся жизни вспоминать и уже ни о чём не жалеть.
Через какое-то время Лиза уехала на гастроли, а когда вернулась, что-то уже погасло в них, что-то развело.  Видимо, вычерпнуто было до дна это невозможное счастье. Сил больше на такой накал не было.
   Вот они и расстались.

Фото Ричарда Аведона.