Волчица

…Во время некоторых своих левитаций  я переносилась в лагерь неподалеку от Магадана, где когда-то сидела моя мама за то, что исказила в диссертации суть полемики Сталина с Марром о первичности игры и труда. Я воплощалась в маму. Охранник с трехлинейкой выводил меня из барака, где после дня на лесоповале, бесчувственные, как бревна, спали зэчки.

 Мы выходили в лунную ночь по скрипучему снегу.  Он вел меня, подталкивая в спину, твердым, как вертухайская похоть, дулом винтовки. Сам-то он был в пимах , в тулупе, хорошо отдохнувший.  А на мне были штопанные чулки, ношенная телогрейка, траченный молью полушалок. И я валилась с ног от усталости.  За вышками чернела тайга, выпилить которую двуручными пилами, по –бурлацки запрягаясь в ошкуренные сосновые стволы, не хватило бы и вечности, которой у меня не было в запасе. С вышек били в глаза прожекторы. Он заводил меня в каптерку охранников и, скинув тулуп на пол, начинал лапать. Чем сильнее он распалялся, тем  больше сквозь его покрытую трехдневной щетиной рожу проступали черты волка.  Приказывая мне встать  на четвереньки, он  набрасывался на меня сзади, рыча, скрежеща  и щелкая зубами…

 Потом наступала смена караула.  И охранник за охранником оборотни совокуплялись со мной, воя от наслаждения, отбрасывая в свете луны и прожекторов подвижные тени на стену, где висел портрет ухмыляющегося в усы вождя. В конце концов я сама стала волчицей. В свою тысяча первую лагерную ночь я вырвалась из-под  волка-оборотня и, оставив на колючей проволоке клок шерсти – бросилась в тайгу. 

 Я раздвоилась.  Та часть, что окончательно стала зверем, петляя уходила от прицельных выстрелов снайперов, паливших в меня с вышек. А та часть меня, что оставалась в бараке караульного помещения,  сбросив с себя вертухая и схватив стоявшую в углу винтовку, с  точностью ворошиловского стрелка, послала моему насильнику пулю в лоб. Потом я выскочила голая на мороз и двумя выстрелами сняла двух охранников с вышек. Они упали , как две черненькие фигурки в тире парка КИО, где играла музыка и продавали газировку с сиропом на разлив. Бабы бесновались в запертом бараке и, сбив прикладом амбарный замок, я отворила эти закрома тоски и ненависти. И я увидела, как вырвавшаяся из барачных теснин  стая волчиц, кинулась терзать ещё не остывшие трупы охраны, чтобы потом—одной живой волной, разрывая ржавую колючую проволоку—уходить в тайгу…   

Ветеран КГБ:

Помню коллективный побег из женского лагеря неподалеку от Ведьминой сопки. Это уже был 1954 год. Все зэчки замерзли, не пройдя по снегу и нескольких километров. Коллективный психоз. Умопомрачение. Перебив охрану и напившись свежей крови, они видимо в самом деле возомнили себя стаей волчиц. Да и лагерь то был поставлен в таком месте, что не приведи господь! При вскрытии у них в желудках обнаружили стальные опилки. Для чего они их глотали –так и осталось загадкой.  Эксперт говорил, что они делали это, чтобы  стимулировать выкидышей, мол, кусок найденного ими в тайге самородка, который они потом точили маникюрной пилкой, светился в темноте—он был радиактивным и убивал их яйцеклетки.

Следователь же считал, что это был ритуал –женщины, среди которых была и осужденная полусумасшедшая  ученая-астрофизик, верили, что кусок металла – обломок инопланетного вещества с помощью которого они трансмутируют и, превратившись в текучую ртутеподобную металлическую сущность, возможно, даже  смогут перелететь на другие планеты. Ну и местечко было выбрано для этого лагеря!   Какое-то шаманское капище. Женщин похоронили у подножия сопки. Потом их всех амнистировали. Один из чудом выживших снайперов дал показания – что ни ночь охрана выбирала себе жертву для сексуальных извращений...