Вдох - выдох

ВДОХ – ВЫДОХ
(Из цикла «ПУСТЯКИ»)
     То памятное воскресенье можно было бы назвать «День страха».      
     Сначала я очень боялся опоздать на паром, последний его рейс.
     Нельзя мне было опаздывать. Ну, никак. Меня ждали, явно беспокоились. На меня надеялись.  Но опоздал. Так всегда, когда чего-то очень сильно боишься или не хочешь, оно и происходит. Долго ждал попутку у картофельного поля на выезде из города. Топать пять-шесть километров с поклажей что-то не хотелось. Когда же время стало поджимать, пошел-таки пешком, но порвался шнурок на ботинке. Он хлябал на ноге, натер мозоль. Потому не шел, - плелся. Когда осталось идти всего метров триста, догнала полуторка. Поднял руку, но машина не остановилась. Видимо, водитель тоже боялся опоздать.
     Побродил по берегу, на всякий случай помахал рукой паромщику. Тот, скорее всего, уже был дома, чаек попивал или что покрепче. Сумерки стали быстро сгущаться – осень, дни стали короче. И пасмурно. Как быть? Ковылять обратно домой? С волдырем на ноге? Дойду ли? Нет уж, лучше оставаться тут до утра. Не замерзну, поди. Нашел бревно, застрявшего на берегу после паводкового лесосплава, устроился на комле. Развязал рюкзак, достал буханку  хлеба, отломил шматок. Колбасу лишь повертел в руках, – не моя. Пожевал. Стемнело совсем.
     Невеселая история, невеселые и мысли. Достанется мне завтра на орехи! Сначала от новых друзей-товарищей, с которыми неожиданно свела судьба. А она штука капризная. Еще вчера был студентом Горного института, сегодня – слесарь химического предприятия, Азотно-тукового завода. Но в цехе дали понять: успеешь, парень, нанюхаться коксового газа и аммиака, покрутишь еще вентили и натрешь мозоли гаечными ключами. Сначала надо бы потрудиться на благо быта заводчан, их деток. Что это значит? А то…
     …В числе других направили меня строить новый корпус в пионерском лагере, который находился в сосновом бору на берегу реки Томь. Красивое место и хорошо знакомое с детства. В школьные годы доводилось и в пионерах побывать тут, и помощником вожатого поработать.
     Мужички были из разных цехов, но хорошо друг друга знали. За годы совместной работы общались не только по мере производственной надобности, а и в общественных мероприятиях участвовали, на демонстрации дружной семьей ходили, водочку для «сугрева» пили,  песни пели, а иные и жили по соседству, по вечерам козла забивали. Я был тут, можно сказать, чужаком, к тому же неопытным по части плотницких и бетонных работ. Но мне грех было жаловаться, - надо мной не подсмеивались и не лезли с поучениями. 
     Работали от зари до зари, никто нас не подстегивал. Сами понимали, что надо успеть до заморозком залить фундамент. Да и задерживаться тут не больно-то хотелось. Контроль начальства сводился к одному: чтобы не было никаких пьянок.
     Неделю мужички продержались нормально. Не пили. И, казалось, ни у кого не было и мысли о «злодейке с наклейкой». Но к субботе настроение у кое-кого начало меняться. То ли долгий отрыв от семьи, то ли напомнила о себе привычка отмечать выходной день застольем, только начали мужички между собой шушукаться сначала, а потом и открыто мараковать, как бы разжиться парочкой бутылок водки – нет, не ради пьянки, загула какого-то, просто душа требовала расслабиться чуток. И в самом деле: ни контроля со стороны жен, ни начальства – прораб в город уедет, как пить дать. Редкое, да что там, редчайшее, можно сказать, положение: воля. И что? Не воспользоваться ей, весь день дурью маяться, козла забивать?
     Инициативу взял на себя Альтшуллер, бригадир. Подошел ко мне, спрашивает:
     - Слушай, студент, - я действительно числился еще студентом, находился в годичном академическом отпуске, - тут ребята заметили, что у тебя нет сменного белья, теплой одежды. На прогулку пожаловал, что ли? А?
     Я пожал плечами. Мать предлагала взять с собой фуфайку, - не взял. Тепло еще было.
     - Хочешь, - продолжал бригадир, - поговорю с начальством, чтобы тебя отпустили на денек домой?
     Я понимал, конечно, что меня назначили мальчиком на побегушках. Но что делать? Не замерзать же в вельветовой куртке? Полотенце и трусы также нуждались в замене.
     Словом, дело было сделано. Собирали меня в дорогу всей бригадой. Денег дали, список составили, что купить, напутствовали: «Только не оставайся в городе на понедельник, обязательно возвращайся в воскресенье. С таким условием начальство тебя отпустило». Ведь врали. Ни с каким начальством они не разговаривали. Решили, что будет лучше, если о моей отлучке никто не узнает.
     И вот сижу я на бревне и будто слышу, как мужички поминают меня недобрым словом. Нехорошо, ой, как неладно все получилось!
     Сколько времени в раздумьях просидел так, не знаю точно – может час, может, и больше, только услышал вдруг нарастающий шум работающего двигателя. Прислушался. Вроде, кто-то едет сюда. Не может быть. А почему, собственно? Мало ли причин для поездки на реку? Может, на рыбалку кто собрался на ночь глядя, чтобы на зорьке с удочкой постоять.
     А вот и показались два дрожащих огонька светящихся фар автомобиля. Машина лихо скатилась с обрыва, так же уверенно подъехала к причалу. Издала три длинных и один короткий сигнал. Ее, видимо, ждали на том берегу. В ответ там замигали огоньки фонарика. А вскоре затарахтел движок тягача. Есть все же Бог на свете. ЕСТЬ.
     Паромщик удивленно посмотрел на меня, на мой огромный рюкзак, ничего не сказал, даже денег не взял. На машине – спасительнице я доехал до деревни Елыкаево, которая прижималась к тому самому сосновому бору, где находился пионерский лагерь.
     И вот я в бору, в хорошо, казалось бы, знакомом. Но он вдруг предстал передо мной совсем чужим. Огромный, могучий, он обнял меня своей загадочной темью. Недовольно зароптал, потревоженный наглостью нежданного и непрошенного путника.
     С тех пор прошло много лет. Однако даже теперь, вспоминая о том походе, могу с уверенностью сказать, что все страшилки и ужастики, коими пичкает нас Голливуд, - семечки по сравнению с теми ощущениями, какие испытываешь ночью, когда в кромешной тьме идешь по густо заросшему лесу, среди зловеще шепчущихся между собой сосен и пихт.
     Я знал, что ни медведей, ни волков, ни даже зайцев в том лесу нет, но почему-то думалось, что вот-вот кто-нибудь подкрадется, вцепится когтистыми лапами и… Еще боялся сбиться с пути. Тропа была неширокая, утоптанная людьми, лошадьми и повозками. Но ее не видно было совершенно. Ориентиром была трава, низкорослая, мягкая, гладкая. Ступишь в сторону, - натыкаешься на бурьян. И все же… чем черт не шутит, уйдешь куда-нибудь не туда. Могли появиться  за эти годы другие тропы, ответвления в ту или иную сторону? Конечно, могли. Проб лукаешь всю ночь, а утром будешь голову ломать, в какую сторону податься.
     Плетусь, поправил лямки потяжелевшего рюкзака, всматриваюсь вдаль в надежде увидеть заветный огонек и вдруг… В двух шагах раздается затяжной глубокий вдох… У меня внутри все оборвалось. Вот говорят «душа ушла в пятки». Не знаю, дошла ли она до моих лодыжек, но вот где-то ниже пояса засвербело точно. Я невольно остановил дыхание, замер в ожидании нападения неизвестного врага. Но он почему-то не спешил, чего-то ждал. Я трусливо посмотрел по сторонам. Глаза к этому моменту начали привыкать к темноте. Никого. И снова шорох. Будто кто-то терся своим телом о ствол дерева – мирная, в общем-то, процедура, но она меня не успокоила. И тут я увидел ее – корову.
     Я облегченно выдохнул. А с выдохом будто прибавились силы и сообразительность. Вспомнил: здесь поблизости должно находиться лесничество. И корова эта, стало быть, лесничего. Подоила хозяйка ее и отпустила на все четыре стороны. В те времена мы могли позволить себе такое и не запирать двери дома на замок. Такого воровства, как сейчас, тогда не было.
     …Каким счастьем блестели глаза моих новых друзей, когда они достали из рюкзака  аж три бутылки водки. Это грамм по сто пятьдесят на каждого. Остаток ночи прошел в разговорах. Никто не спал, кроме меня, непьющего совсем.
- * -
     Эта история имела для меня полу печальное и полу анекдотичное продолжение. Когда надо было сформировать команду из восьми человек для погрузки селитры в вагоны, стали звать меня. Молва о том, что студент не пьет, стала «достоянием республики». А это значило, что причитающийся мне стакан спирта после погрузки становился «достоянием» семерых. Дошла она и до физрука Карницкого, будущего директора главного стадиона области. Студент стал защищать честь завода на соревнованиях по легкой атлетике, волейболу и даже штанге.