добрый человек Черный

Добрый человек Чёрный. (Чёрный и две его жены.)
Черный был самый добрый человек изо всех, кого я знал, и не потому, что много встречал людей недобрых. Доброта Черного была необъятной, она переполняла его тщедушное тело, и целиком определяла вою сущность Черного. 0 других людях можно было сказать: он добр и умен; добр, но хитроват; добр и обаятелен. К Черному такие сочетания были неприложимы, он был добр и этим все сказано. И когда я узнал, что Черного судили, я не удивился. Доброта его настолько выходила за общепринятое, что, естественно, не могла вписаться в какие – то законом принятые  рамки. Беда его оказалась в том, что судьи ничего не знали об этом свойстве Черного. Для них он был человеком, нарушившим закон, действия которого подлежали наказанию, и причины его поступков они искали в обыденных обстоятельствах, судили о них из логики заурядного человека, каким он им казался, а Черный, если и выглядел с первого взгляда такой заурядностью, на самом деле являл собой человека недюжинного. Но эта незаурядность проявлялась им только в одном качестве - доброте и сострадании к людям, и в первую очередь, конечно, к женщинам. Избыток доброты и сострадания диктовали ему особенную логику поведения. Понять логику его поступков, не зная этого свойства, было нельзя. Ведь если отбросить эту ему одному свойственную логику сострадания, то лишь тогда его поступки могли показаться и безнравственными и корыстными.
Он появился в комнате общежития вечером, когда  мы все были дома, с плащом, переброшенным через руку, и с маленьким фибровым чемоданчиком в руке. С такими чемоданчиками, оклеенными изнутри и снаружи картинками, демобилизуются солдаты. Войдя, он посмотрел на нас сияющими глазами, словно он был невероятно счастлив оттого, что судьба занесла его именно в нашу комнату, и именно к людям, встрече с которыми он безмерно рад. Он поставил на пол чемоданчик, в котором, как оказалось, было все его имущество и сказал: "Здравствуйте, я буду жить у вас, меня зовут Коля". Потом с чувством пожал каждому руку, смотря снизу собачье - преданными черными глазами.
Новичок был невысок ростом, нескладен, и лицо у него было нескладное, какое-то корявое, а волосы стриженные ежиком, были черны до синевы. За эти волосы и общую цыганистую смуглоту его и прозвали Черным. Кличка прижилась к нему с первых же дней, и с тех пор его никто и никогда не называл по имени. Черный не обижался. Он воспринял это как должное и, больше того, как знак благожелательного к нему отношения, как включенность его в коллектив, Перезнакомившись, новичок повесил плащ в шкаф, переложил скудное содержимое чемоданчика в тумбочку, потрогал рукой пружинистые сетки на кровати и уселся на неё, оглядывая нас сияющими глазами. " Если б вы знали, ребята, как я рад, что попал сюда к вам", - сказал он. Мы удивились ,чему радоваться. Словно он попал не в общагу, а в отдельную квартиру. Через полчаса мы знали всю биографию Черного. Восемь классов, работа, армия, учится в вечерней школе, был женат, недавно развелся, жена... Он на нее не в обиде, но теща - сволочь, а жена во всем слушается ее. Деньги в дом приносил, не пил, по бабам не шлялся, а все недовольны. И вот допекли они его, мало того, из квартиры выперли, вещи все оставил и бог с ними, он не жалеет, как пришел к ним, так и ушел. Пять лет словно  не жил. " Вы не представляете, как они  пилили  меня". Мы представили это через некоторое время. Сколько нужно было зла, чтобы пробить броню доброты и терпения Чёрного, чтобы заставить Чёрного ненавидеть. Впрочем, о жене он плохого никогда не говорил, и когда мена через некоторое время вышла замуж, Чёрный радовался этому искренне и от всей души. Сознание того, что она несчастлива, мучило его.
Он был старше всех нас в комнате, но так получалось, что относились к нему со снисходителъным пренебрежением и немного сверху вниз. Чёрный этого словно и не замечал, а мы злоупотребляли его добротой. Когда у нас кончались деньги, мы знали, что всегда можно занять у Чёрного. Если даже у него оставался последний рубль, он делил его пополам. Когда он мог чем-то услужить, счастье переполняло его. Он готов был восхищаться каждым человеком только за то, что он не сделал  ему зла. Когда по понедельникам мы вспоминали свои похождения за выходные, то не было слушателя более благодарного, чем Черный. Он ловил каждое слово, ахал от удивления и восклицал: ”Ну, ребята, ну и даёте вы. Описал бы кто, вот роман будет, прямо зачитаешься".
Мы быстро привыкли к этой лести и воспринимали ее как должное. 0 себе самом Черный всегда говорил только уничижительно,  с пылом заверял, что куда ему до нас. Под его восторженные ахи мы решали ему домашние задания в вечерней школе. Была еще одна причина посмеяться и поддразнить Чёрного. Была у него слабость к некрасивым женщинам, а вернее, их даже и некрасивыми назвать было трудно, это были уродины. Сам Чёрный любил повторять: " Всякую тварь на себя пяль, бог увидит, хорошую пошлет". Может быть, эта страсть к уродинам  проистекала оттого, что Чёрный слишком низко себя ценил и считал, что женщина, снисходя к нему,  делает это из доброты и жалости, а может быть, и даже скорее, он думал, что, некрасивая женщина будет считать себя обязанной ему. По этому поводу он излагал нам целую теорию. Мы иногда спрашивали у Чёрного, не была ли его первая жена уродиной, но он всегда отвечал, что она была красивая. Кто-то однажды увидел ее и сказал, что она не уродина, а просто некрасивая. Надо сказать, что между понятиями уродина и некрасивая женщина, проблема, интерес к которой появился под влиянием увлечений Черного, лежала четкая грань. К уродинам мы относили женщин не просто некрасивых, а с каким-то изъяном в лице и фигуре, и к тому же в них было что-то забитое и злое. Где находил их Черный, как умудрялся знакомиться, для нас было загадкой. Обычно он возвращался вечером в радостном оживлении, и с восторгом рассказывал о новом знакомстве. Если Черный расписывал ее как красавицу, то значит это была некрасивая замухрышка. Но чаще это были уродины, и Черный, довольный тем, что может нас потешить, звал нас на танцы, на смотрины. Мы шли на танцы, как в кунсткамеру и ждали, когда появится Черный  и с сияющим лицом проведет свою избранницу поближе к нам, давал возможность оценить все ее прелести. На следующий день мы устраивали обсуждение дамы сердца. Что бы мы ни говорили о ней, Черный только расцветал. Уже то, что он становился на время центром внимания, восторгало его. И тогда кто-то из нас заметил, что Чёрный по-видимому, счастлив уже от того, что он может сделать счастливым еще кого - то, и в особенности того, кто уже никогда и не  надеял ся  на свой кусочек  счастья.
Как-то незаметно Черный стал самым незаменимым человеком в комнате. Всегда готовый услужить, всем и всеми восторгающийся, он был нашей медной трубой, которая пела нам гимны. И, кроме того, он был амортизатором, который смягчал конфликты, возникавшие в комнате. Ссоры Черный переживал так болезненно, словно они касались самого его дорогого, и с неуклюжей добротой всегда пытался примирить непримиримое. Это было лучшее время в жизни нашей комнаты,
Чёрный закончил вечернюю шкоду и поступил в техникум.. " Не всю же жизнь мне ломатъся", - говорил он. Он работал обрубщиком в цехе заготовок, работа была тяжелая и грязная, мы сочувствовали ему и теперь уже всей комнатой делали для него курсовые и прочее. А Черный вдруг бросился в общественную деятельность. Это уже нас удивило, но он с обескураживающей простотой объяснил нам свои расчеты: " Без общественной работы квартиры не получить и не выбиться". Он понял пробивную силу своей доброты  и не такой уж он бы дурак, чтобы ею не воспользоваться . А через некоторое время Черный сообщил нам, что женится.. С обычной своей восторженностью он расписывал достоинства своей будущей жены, рассказывал, как она несчастна в жизни, муж у нее был пьяница, но сама Саша  - женщина прекрасная. Будущая семейная жизнь рисовалась Черным  в самых радужных томах,  мы  непременно будем приходить к нему в гости, а если уж кто будет сидеть на  мели, то обедать к нему  можно будет приходить без разговоров. Жена его великолепно  готовит, и, вообще, она  заранее от нас в восторге и просто жаждет познакомиться с нами. Профком  выделил Черному комнату, он собрал свой старенький чемоданчик и ушел от нас.
Через месяц мы отправились в гости к Черному. Увидев нас на пороге, он не смог скрыть своей растерянности. Может быть мы и ушли бы сразу, но дело было перед получкой, а из комнаты так пахнуло печеным тестом, что наши желудки взвыли, и мы решили, что не уйдем, пока не оценим кулинарные способности жены Черного. Жена маленькая, худенькая замухрышка, даже не пыталась скрыть своего недовольства нашим визитом, и сразу же исчезла на кухне, время от времени выглядывая оттуда маленькими злыми глазами, убрались ли мы или еще нет. Черный виновато суетился около нас, принес чай, и с беспокойством смотрел, как таяла гора пирожков на столе.
Беседы в дружественной обстановке не получилось, и уничтожив пироги ,мы ретировались. Больше в гости к Черному мы не ходили. Судя по всему , новая семейная жизнь складывалась не так, как он мечтал. Жизнь так и не убедила его в том, что так называемые несчастные женщины копят в душе злобу, которую непременно потом выместят на муже, если он подвернется.
Некоторое время мы виделись иногда с Черным случайными встречами, то на заводе, то на улице, Он перешел на работу в отдел, и при встречах все пытался убедить, как ему теперь хорошо живется, Постепенно разъехалась из общежития и вся наша компания, кто женился, кто поступил учиться, кто сменил работу. Ушел из общежития и  я.
Спустя несколько лет я встретил в городе одного из старых приятелей той поры. Стали вспоминать знакомых, спросил я, конечно, и о Черном, что с ним, как он. Тогда я и узнал о трагедии, или комедии, постигшей его. По работе своей Черному приходилось часто ездить в командировки на один из объектов. Не обошлось, конечно, и без женщины там в командировке. Но Черный не был бы собой, ,если бы это вылилось у него в обычное ксмандировочное приключение. Все женщины несчастны, и всегда готовы пожаловаться на свою несчастную судьбу. Новая пассия Черного оказалась, естественно, из той же породы несчастных, и Черный решил осчастливить ее, а поскольку для таких женщин счастье только в замужестве, то Черному пришлось пойти на очередную жертву, на этот раз - самую крупную.
Он женился на ней. Как это удалось сделать ему, будучи уже женатым, загадка. Командировки продолжались. Черный переезжал от одной семьи к другой, и, яснее ясного, каждая жена требовала от него зарплату. Так подучилось, что в той гдубинке, куда Черный ездил в командировки, водился некоторый дефицит. Зная честность Черного, ему давали деньги на покупки. Что-то Черный привози, что-то не привозил, обещая привезти в следующий раз, часть денег возвращалась, новые поступали к нему, и этот круговорот денег и вынужден был  использовать Черный, чтобы содержать двух своих жен. Долги  росли как снежный ком.
Как он рассчитывал выкрутиться, трудно сказать. Может быть думал, что выход найдется со временем сам собой. Но однажды ,механизм командировок дал сбой. Черный надолго застрял дома, хотя понятие дом было для него теперь относительно. И в один прекрасный день в квартире Черного появилась женщина с ребенком на руках и, смущенно улыбаясь,  спросила вышедшую ей навстречу жену Черного: "Здесь Коля живет?" А в ответ на недоумевающий взгляд радостно добавила: " Я Колина жена".
Подробности дальнейшей встречи двух жен Черного примерно ясны. К сожалению, обе оказались лишены того сострадания, которым в такой избытке обладал Черный, и которым он одарил их.
Суда ждали недолго. Черный уехал в места отдаленные с удержанием  для выпдаты огромного долга сослуживцам. Никто из них не захотел понять Черного, все забыли о его доброте ,стремясь вернуть свое кровное. " С кем же из жен остался Черный? - спросил я. Приятель этого не знал.