Кости у дороги 1

Гром, и в правду, очень освежает небеса…



2012 год, горы близ Туапсе, у самого моря…
Она вышла из душа, едва касаясь ковра ступнями, обнаженная, забывшая о полотенце, наслаждавшаяся холодом внутри себя. Когда очень холодно там, в нутре,  не чувствуешь сквозняков. Ей было холодно до жути, словно все внутри раскалено, да только наоборот. И ныло в животе, сердце стучало опять аритмично.
Она выбрала, что оденет на этот вечер, нашла подходящее платье в единственном шкафу, она давно не надевала ничего кроме повседневной удобной и настолько любимой одежды. Её звали Майей, но это ничего не значило. Странно это, наверное, для каждого человека его имя что-то означает. Он как-то к нему относится – любит или ненавидит, смущается или гордится. Но ей было с тех самых пор, как она себя помнит абсолютно плевать на то, как её звали и что про неё думали. Она никогда не отмечала свои дни рождения, за неё это делала её семья. Это было давно, когда еще Майя училась в школе. Она бросила и школу, и семью, в один прекрасный день просто не смогла опять повторить этот ненавистный маршрут жизни. Это была не её семья – ей даже не нужно было себя в этом убеждать.  После этого девчонка постаралась забыть об этом дне и никогда не просыпалась с мыслью – а ведь сегодня я родилась.
Уже примеривая платье, она почему-то остановилась. Так же аккуратно сложила его обратно и оделась как всегда.
Она вышла тогда из дому, забыв мобильный рядом с книгой на столе, взяв замес-то ненужной тут в глуши трубки деревянный амулет, вырезанный когда-то из бука, на счастье, вышла, чтобы больше не вернуться – не потому что так хотела, так просто выпало. Но вот вопрос  – она, то знала или нет, что не увидит еще раз свой дом, трейлер, припаркованный у дороги под кронами, под самой горой у пляжей рядом с Туапсе.
Она повесила замок и вставила ключ, повернула, проверила его рукой и ушла вверх по каменной кладке, утопавшей в густой и влажной зелени…
Согласно расклеенным по городу листовкам в тот день, а точнее ночь на ней были очень сильно рваные джинсы и топик заляпанный масляной краской и завязанный узлом на животе, почти под грудью. Её видели идущую вдоль дороги, туристы, что нескончаемым потоком машин с разницей в пару часов ехали в этот приморский городок.
Дикари внутри, они отдыхают вдали от людей. Даже в наши дни. Не всем уютно в городах.
Да и еще, краска была красная и желтовато-зеленая. Цветов крови и покрытых сплошной зеленью известковых скал.

Ротор гудел, вращаясь, только что он выплевывал раскаленный металл – теперь же лишь шипел под проливным дождем.
-Ну как?
-Плохо, Дади, очень плохо, ты сам посмотри, прицел сбился сразу же, отдача никуда не годится, от такой кучности стрельбы пехота врага будет ржать как лошадь с недорезанными яйцами.
-Ты бы хоть противовес поставил. Для начала.
-На ротор?
-Ну, за бугром ставят, у нас и роторы то не в моде.
-Я не за бугром живу, и вообще ну его нахрен, все равно ливень – понесли в ангар.
Они сняли с треноги установку странного вида и потащили, пригибаясь под начавшимся градом в огромный ангар. Море было неспокойно, приближался шторм. В это время штормы тут частое явления, зачастую все это сопровождается градом и ветром, достигающим нескольких сотен километров в час, а заканчивается зачастую смерчем.  В таких условиях испытывать можно разве только в бою. Когда уже все равно, какая у моря погода.
Намокнувшие в крови воды не боятся. И ветра тоже. Так говорил их отец. Они были братья на самом деле, хоть и вели себя при людях, словно не родные, и работали тут, бывало, по двадцать часов в сутки. Но было что-то в этих местах, в этой бетонированной площадки у ангара с видом на море, действительно было, что-то такое, от чего становилось легче. Тут можно было просто быть. Сколько угодно, и все равно, чем ты занимаешься, насколько тяжела работа, насколько поджимают сроки и сколько давления на грани с матом льется на тебя через трубку каждый день как звонят заказчики.
Тут можно было жить. Их мать сказала бы, что тут прекрасная энергетика. Но она умерла, так и не увидев, что за место нашли её дети для себя в жизни.
Но штормило тут часто и так, же часто приходилось намертво закрывать огромные створки ангара и работать там, но вот стрельбище было одно, и переоборудовать часть ангара под аналог было не самой лучшей идеей. С такой акустикой в нем можно было оглохнуть даже в наушниках. Плюс вероятность рикошета.
Вот и сейчас тонкие полоски тянулись от воды к тучам, они росли как хоботы исполинского левиафана. За ними ничего нельзя было разглядеть во мгле. И в правду приближалась буря, все суда из гавани спешили выйти подальше в открытое море.
Они уже стали ремонтировать ротор вертолетной пушки. Но это была их работа, хоть в последнее время платили не очень, и все чаще приходилось перебиваться заказами со стороны.

Как я ненавижу эти горные дороги. Они петляют и петляют, и мне родители с рождения внушали страх к этим поворотам. Помню еще с отцом мы ездили к его другу на рыбалку. И каждый раз при очередном повороте он притормаживал. Намного сильнее, чем нужно – я это понимала уже тогда. И каждый раз его лицо становилось таким напряженным. Наверное все это из-за того нелепого случая с матерью. Но ведь она осталась жива. И все равно – она это она и ничего тут не поделаешь. Кто-то считает нам даже по какому-то закону природы не положено садиться за руль.
Ну, по крайней мере, еще при этом брать пассажиров и ехать ночью по дороге в гору, да к тому же выпив. Это по определению плохо заканчивается, ну а если у тебя сзади и несовершеннолетний пассажир – то чувствуешь себя последней преступницей и стараешься не пропустить ни одного камня случайно упавшего на дорогу, а повороты берешь с цыплячьей скоростью.
Наверное, только теперь я поняла, почему так нервничал тогда мой отец – ведь позади него сидела я.
Два часа до конца света.