Фома и зайцы

     Дедушка Мазай жил в живописном месте, посреди берёзового леса, на берегу красивой чистой реки. Дом стоял на пригорке и весело поглядывал голубыми окошками на четыре стороны. Тремя на речку и холмы с перелесками, двумя другими на двор и огород.
Ночью, когда все крепко спали, дом свободно разворачивался, куда пожелает.  Бывало и такое, закружится забудется и заснёт спиной к речке. Выручал петух весёлой песней напоминая, что пора просыпаться и наводить порядок в усадьбе. Особенно тем нерадивым, которые по причине своей рассеянности забывали вовремя вернуться на своё законное место.
Так и жили, не тужили - в дружбе и согласии - год за годом, лето за зимой.
Каждую весну дедушка спасал своих зайчишек. В половодье река за одну ночь разливалась на многие километры. Вырывалась из берегов и затопляла всё вокруг до горизонта. Заячьи ушки торчали то тут, то там, с нетерпением поджидая своего спасителя, дедушку Мазая.
Зайчишки живо прыгали в лодку и смирненько катались от островка к островку, осторожно косясь на своё отражение в реке и интересом наблюдая за тем, как дедушка в очередной раз снимает перепуганного зайчишку с торчащей над водой кочки. Многих дедушка Мазай знал в лицо, радовался вместе с мамами зайчихами пополнению в их семьях. Нежно теребил малышей за ушками и прижимал пушистые тельца к щеке. Так и жили - в любви и согласии - дедушка Мазай и его знакомые зайцы.
    Время неумолимо раскручивает свой маховик - чем дальше, тем быстрее и быстрее. Пробил час и для Мазая. Однажды ночью его Душу подхватил Ангел и унёс на небо, чтобы указать дорогу в яблоневый сад.
Дедушку похоронили у реки на деревенском погосте. Дочери после поминок вернулись в город к своим семьям.
Сын, Фома, так толком и не прижился в городе – скучно ему было среди городской суеты, душно и тесно в панельной «хрущёвке». Фома мечтал жить на просторе … над рекой, среди берёзового леса, в доме с окнами на четыре стороны.
После армии заехал к сослуживцу погостить - там встретился с Настёной – влюбился, женился и остался. Сын родился, Васятка, и покатилось … То да сё - отложить, купить, занять, отдать – ни конца, ни края этой круговерти.
Плесень внутри завелась. Сначала незаметная, в сторонке, а погодя рядом с совестью залоснилась бархатным верхом. Пока тонюсенькая прозрачная плёночка, Фому сквозь неё разглядеть можно. А как там дальше? «Надо решать, пока не поздно!» - мается Фома, сомневается.
    За что только не брался в городе, чем не занимался, в конце одно и тоже - лбом в стенку упирался. Что за порядки в этих городах? Будто за хвостом гоняешься - и рядом, и не догнать.
А тут ещё эта напасть! По ночам, во сне, петух отцовский навещать взялся - спать не даёт, орёт как оглашенный. Залетит на прясла, расшеперится на солнышко, и запоёт - да так, что от радости озноб пробирает. Какой там сон? Все планы, все мечты о богатой жизни в пух и прах развеет. Извёлся в конец Фома.
Вырвался домой на недельку - когда отец ещё жив был - оттаял нутром. Уйдёт в степь, упадёт в траву, руки, ноги раскинет по сторонам и часами напролёт жаворонка слушает. Спохватится, а по щекам слёзы бегут горячие, дурь городскую вымывают. С петухом уговорился, чтобы тот почаще навещал да погромче пел. Петух в ответ изловчился и ущипнул Фому за щёку. Шарик тоже уговаривал остаться, за отцом присмотреть.
Вернувшись в город, решил Фома с Настёной поговорить. Уговорить переехать в родительский дом.
Душа у Фомы крестьянская, силушка богатырская, усадьба богатая, земля плодовитая. Чего ещё желать? Заживём на воле, сами себе хозяева!
    Настя официанткой в буфете работала. Народ разный попадался. Домой частенько со слезами возвращалась. Фома к ней и так, и эдак - дело-то молодое - ноль внимания с её стороны. И на кой нам такая «цивилизация», Настёна? Нам песни петь, детишек рожать, а мы в тесноте корчимся, в духоте чахнем.
А на родной сторонушке простор, для Васятки раздолье. Сынишка к технике тянется, негоже его через колено, пока из глаз свет лучится. У батьки техники полный гараж. От москвича до сенокосилки ... Скучать не придётся.
Настёна, недолго думая, согласилась. Васятка, как увидел реку, лес, Шарика, петуха, кроликов … покой потерял. Из крольчатника силой вытаскивали. С сереньким крольчонком расставаться наотрез отказался, в обнимку засыпали. Ребятишки. 
Ожила усадьба, жена лицом посветлела, о помощнице всё чаще намекать стала. Фоме только в радость.
Весной тёлочку привели с соседнего хутора, пяток поросят прикупили. Куры, индюки, гуси, утки гомонятся, козы бякают. Живёт усадьба на разные голоса, не осиротела. Слава Богу!
    Всё бы ничего -  да вот беда - глубоко засела городская «заноза» о красивой и богатой жизни в правом виске у Фомы.
Знал Фома, что отец не один год с зайчишками дружбу вёл. Весной по большой воде поплыл по отцовскому маршруту, только мысли не тятины с собой захватил. А зайчишки тут как тут - в условном месте поджидают. Год выдался щедрым – на каждом островке до десятка зайчишек – молодняк в основном.
С полусотни с первого захода в лодку напрыгало. Радуются зайчишки, интересуются, почему дедушка Мазай за ними не приплыл?
Молчит Фома - успевает только лапки шпагатом путать, да малышей по мешкам рассовывать. Три раза до темноты скатался, и каждый раз лодку под завязку зайчишками загрузил. Крольчатник полнёхонек, сам умаялся.
    Васятка радуется, интересуется у отца: «Когда, папочка, повезём зайчиков в лес отпускать?». Молчит отец - под нос что-то бормочет - по всему видать бредит.
Настя дочку под сарафаном носит, к осени рожать собралась, а тут на тебе – мужик совсем сбрендил. Память отцовью предавать? Не к добру это … ох, не к добру! Уговорить, устыдить пыталась мужа, всё впустую. Спозаранку Фома снова к лодке. Ворохнулось бабье сердце, почуяло беду. Не просит, причитает Настёна: «Одумайся, Фома. Не нужны нам эти зайчишки, отпусти ты их на волю … к нам вернись прежним!».
    В лесу тоже переполох. Потеряли друзья друзей, родственники родственников. С ног сбились искать, пока беглец не объявился. На сходе лесном общем выслушали зайчишку. Рассказал смельчак, что не поверил Фоме. Пока плыли в лодке, освободил лапки от пут и сиганул на берег. Потом из багульника наблюдал, как Фомка зайцев в усадьбу перенёс и взаперти оставил.
Выручать надо братьев, не приключилось бы беды. Так и порешили – любой ценой вызволить пленников! Поручили это дело двум волкам одиночкам. Обещали, после успешно проведённой «операции», принять в стаю на законных правах. У вожака слово крепкое. Сказал, значит примет!
    А Фома всё ближе и ближе. Оглянулся по сторонам – ага, торчат ушки! Причалил к островку и давай морковкой дразнить. Пока лапки шпагатом связывал, лодка качнулась. «Что такое»? Будто кто тяжёлый через борт запрыгнул. Оглянулся, а рядом пара волков с телёнка годовалого ростом. Хотел в воду сигануть, но над ухом так клацнуло, что ноги и руки перестали слушаться. «Всё, - конец!» - замелькала жизнь перед глазами. Батю увидел, как живого. Закатил глаза под лоб и давай молитву вспоминать вслух.
«Греби к дому, а помолиться успеешь» - пробасил волк. Минут через сорок причалили. Волки Фому за шиворот и к калитке. Шарик пару раз тявкнул и замолк, глазам не верит. Залюбовался на могучих сородичей. Настя только руками всплеснула и тоже обомлела, Васятка рядом, с открытым ртом, кролика к груди прижимает.
    Прошли волки через двор к клеткам, растворили дверцы и выпустили косых на волю. А зайцы нет чтобы сразу наутёк – так не же – они у спасителей на шеях повисли. Обнимать давай, целовать … смеются и плачут от радости. Волки ворчат понарошку, засмущались с непривычки. В страшной ухмылке смущение прячут. Тоже рады, что успели, что не осиротеет лес без добрых зайчишек.
Унёс ветерок белое облачко, через поле и овраг, рассеял на опушке берёзовой.
Фому волки к лодке развернули. Подмигнули Насте, шепнули: «В воспитательных целях». Взъерошили тяжёлой лапой кудри на затылке у Васятки и тоже успокоили: «Игра у нас такая с папкой твоим, не волнуйся, малыш, и не бойся». Запрыгнули в лодку и растаяли в вечерних сумерках.
Телефона в доме нет, река разлилась - вода кругом - сиди и жди. На третий день ранним утром лодка причалила к родному берегу. В лодке Фома сидит, а на руках десяток зайчишек. Тычут ушастики лапками в сторону Насти и Васятки, к Фоме прижимаются, в глаза заглядывают.
      
На корме с длинным шестом в когтистой лапе знакомый волк. Приветливо размахивает букетиком подснежников, улыбается и подмигивает Васятке ...

Октябрь 2010г.