about pure love

Стройный, как молодой росток сакуры, на холме мелькал силуэт молодой девушки. Черные, как смоль, волосы были аккуратно собраны в пучок на затылке, тонко очерченные черты юного лица, становились еще прекраснее, омраченные грустью и задумчивостью. На белых щеках играл легко-розоватый румянец - то ли от предстоящей встречи, то ли из-за надменного солнца, бросающего острые лучи на землю, прикрытую еще не сошедшим с зимы снегом. Тонкие полы кимоно легко шелестели под величавым ветром, пришедшим поприветствовать дочь императора на одиноком склоне холма, поросшего вековыми соснами, в чьих иголках искрились не растаявшие снежинки, звездами сверкающие в стремительно темнеющем небе.
   Темно-карие глаза незнакомки были устремлены вперед, вдаль - но не Фудзиямой любовалась молодая особа, она ждала своего избранника, с такой трепетной надеждой в светлом взоре, что она могла осветить ей путь в самую беспросветную ночь.
   На горизонте замаячила одинокая фигурка, мерно взмахивающая крыльями. Через несколько секунд девушка смогла различить приближающегося, и не удержала радостного возгласа, сорвавшегося с ее алых губ - хрупкий журавль опустился на край холма, царственно складывая крылья. Тонкие ноги нерешительно переступали по мороженой земле, черные глаза-бусинки с надеждой смотрели на радостную девушку. Обычному человеку эта птица не показалась бы ни чем не примечательной, но девушка знала, что этот журавль - тот, кого она ждала, из-за ало-красной шелковой ленты, аккуратно завязанной вокруг лапы птицы.
  Солнце последний раз сверкнуло на горизонте и недовольно завалилось на бок за темную линию, отделяющую землю людей от твердого неба, места жительства богов, но так, что легкое персиковое сияние еще окутывало деревья и море, раскинувшееся за холмом, на котором остановилась императорская дочь. Красивое лицо девушки осветила счастливая улыбка, делая ее выражение еще прекрасным - в тот же миг, пробежав по земле,  ударил в лицо сильный поток ветра, неизвестно откуда взявшегося. Край кимоно жалобно захлопал на поднявшемся вихре. Девушка только сильнее улыбнулась и, словно в предвкушении чего-то приятного, зажмурилась. Как только фигурные завихрения ветра, устав, осели на землю, она позволила открыть себе глаза.
  На краю холма, на самом обрыве стоял молодой самурай в полном вооружении. Его мужественное, но не теряющее от этого своей красоты лучилось от счастья, черные глаза с обожанием, пробивающимся сквозь отличное воспитание, смотрел на свою возлюбленную, вмиг застенчиво потупившуюся.
Молча приблизившись, он низко поклонился молодой особе.
 - Ацуки...
 - Микава...
  Двое возлюбленных бросились навстречу друг другу, заключая в истосковавшиеся объятия. Девушка подняла глаза от непробиваемых доспехов на лицо самурая. Ласково поправила длинные волосы, собранные в высокий хвост.
 - Милый Микава, я люблю тебя. - прошептала она, отстраняясь от юноши. - отец запрещает наши встречи. Дальше нам придется встречаться тайно, и если нас увидят вместе, мы оба погибнем. Император знает, что ты владеешь волшебством, и только поэтому не хочет, чтобы я общалась с тобой. Он думает, что тобой управляют злые духи.
 - Это не так. - грустно улыбнулся Микава, склоняя голову. Он провел тыльной стороной ладони по мягкой ткани кимоно - большего он не мог себе позволить, был обязан прятать, скрывать свои чувства, быть сдержанным. Девушка непонимающе отпрянула, но Микава поймал ее нежные руки в свои ладони и заглянул в испуганные глаза. - Все в порядке. Хочешь посмотреть на свое государство с высоты птичьего полета? Узнаешь, каково это, быть птицей, когда воздух свистит в перьях, в ушах, навстречу несется горизонт и непроницаемые облака. Это прекрасное и захватывающее чувство, которое тебе очень понравится, я уверен.
  Ацуки несмело кивнула и позволила увлечь себя за руки к краю обрыва. Микава на секунду замер, но, сделав шаг назад стремительно рухнул вниз, увлекая ее за собой. Крик застрял в горле девушки, она в ужасе вжалась в доспех своего возлюбленного, но тот вдруг разжал руки, отпуская ее. На секунду в глазах Ацуки мелькнула паника, она попыталась схватить друга за запястья, но ее мгновенно смягчающиеся ладони поймали только журавлиные перья. Чтобы замедлить падение, девушка попыталась взмахнуть руками, и тут же резко взмыла вверх, рассекая длинным клювом темнеющий воздух.
  Двое журавлей закружились в воздухе, описывая вокруг друг друга круги, ласково проводя крыльями по мягкому оперению. Робкие, но не теряющие от этого своей любви ласки сквозили в каждом движении двух грациозных птиц – Микава едва касаясь крылом подруги, провел перьями по ее крылу. Ацуки  на секунду показалось, что черный глаз журавля подмигнул ей, прося не бояться. Но она не знала, верить этому или нет, ей просто пришлось положиться на свое чутье, что она и сделала.
   Закружившись вокруг возлюбленного, раскидывая крылья, она рванулась ввысь, в лазурно-голубое небо, рассекая темным клювом воздух. Ветер неистово свистел в каждом перышке ее тела, словно желая помешать девушке насладиться птичьей свободой, дарованной добрым волшебником. Услышав ласковый клекот за спиной, Ацуки обернулась на Микаву – в его глазах-бусинках светилась тревога, но девушка даже и не думала остановиться, свобода покорила ее, и поработила одновременно. Микаве не оставалось ничего другого, как легко схватить клювом девушку за крыло и направить к скальному выступу, где они встретились.
Ильный ветер обдал девушку теплым потоком с ног до головы, так, что она чуть не повалилась наземь – сказывалось то, что она успела отвыкнуть от хождения по земле за эти несколько минут, - но Микава, тоже в мгновение ока сменивший свой облик на человеческий, вихрем подлетел к ней и бережно подхватил под руки, не давая упасть. Полными восхищения и обожания глазами Ацуки воззрилась на своего возлюбленного, не в силах сдержать волны безумной радости, оставшейся после ощущения свободы птичьего полета.
 - Это было великолепно… - с трудом прошептала она, прижимаясь к распрямившемуся другу, - как, наверное, хорошо быть птицей!
 - Да, это действительно прекрасно, - вздохнул Микава. Вдруг его мужественное точеное лицо разительно изменилось, стало опечаленным и встревоженным, - нам придется расстаться, я чувствую, что скоро сюда могут прийти наши враги. Тогда мы больше не сможем встретиться вовсе. Прости, мне придется покинуть тебя… прощай…
 - Нет! – радостное выражение мгновенно сдуло с лица восхищенной Ацуки, на глаза тут же набежали слезы, готовые вылиться в свет безмолвным плачем. Но ничто не могло остановить непреклонного самурая – все с тем же обреченным выражением необъяснимого горя Микава отступил на несколько шагов назад, в движении раскидывая руки. достаточно было кистям подняться чуть выше живота, как они тут же начали покрываться мягкими, короткими перьями, сопровождая преображение едва уловимым шелестом и шорохом, звуком легкого шелка по паркету императорского дворца. Не прошло и мгновения, как на месте доброго волшебника стоял обыкновенный журавль, грациозно покачивающий головой. Смерив отчаявшуюся девушку кротким взглядом глаз-бисеринок, он плавно снялся с места,  взмахивая мягкими крыльями оторвался от выступа, направившись к горизонту, темнеющему севшим солнцем.
…Ацуки еще долго стояла на обрыве горной скалы, устремив темный взор, полный горечи от потери на потемневшую полоску горизонта, за которой скрылся ее возлюбленный.

Короткие, мелкие шажки зашелестели по горным уступам, словно кто-то легкий торопливо, судорожно взбирался на выступ в земле, именующийся у людей горной вершиной. Девушка взлетела на самую верхушку обрыва, закрывая лицо руками. Те, кто жил рядом с императорским дворцом точно бы узнали в незнакомке Ацуки, императорскую дочь, но то, что девушка горько  безутешно плакала, могло поразить и заставить сжаться даже самое загрубевшее сердце, какое только существует на земле. Ацуки опустилась на колени на промороженную землю, не ощущая холода подбирающейся зимы – ледяной осколок, гораздо холоднее, чем горный камень пронзил ее сердце, так, что оно больше не затянется никогда. Не в силах сдержать сдавленных рыданий, рвущихся из груди, девушка уткнулась носом в колени, желая скрыть от окружающего мира свое безутешное горе. Как такое могло произойти? Почему Микава не явился на назначенное свидание? Что могло произойти с вооруженным самураем, готовым дать отпор и самому токугаве, и обычному лесному разбойнику или мародеру? Она знала ответ на этот устрашающий вопрос – сегодня на главной площади перед дворцом ее отца глашатай объявил, что днем раньше был схвачен чернокнижник, разыскиваемый всем Киото и Осакой, и прилюдно казнен. Ацуки знала, о каком чародее шла речь – о Микаве, о ее Микаве. Он умер... оставил ее одну в этом мире, не знающем любви. Зачем ей нужна эта бесплодная жизнь без возлюбленного, без того, ради кого она живет на этой земле. Ничего ей тогда больше не нужно!..
Рывком поднявшись с земли, девушка выпрямилась, собираясь с душевными и физическими силами, готовясь совершить то, что от нее требовал долг ее государства, воспитываемый на традициях и обычаях почитаемой семьи. Если возлюбленного больше нет с нею, значит, и она не достойна находится здесь, где нет того, кому навеки принадлежит ее сердце. Маленькие ладони девушки с силой сомкнулись в напряженные кулачки, слезы постепенно перестали течь, вытесненные другим, более сильным чувством – желанием вернуть справедливость на свое место. Глубоко вздохнув, Ацуки с места взяла стремительный, неэкономный бег и с отчаянным криком сорвалась с обрыва головой вниз, желая покончить со своей жизнью.
Ветер бешено свистел в ушах, как в тот миг, когда она на пару минут стала птицей, глаза слезились от рассекаемого воздуха, но в душе, помимо горя и боли проснулось то чувство, уже забытое за пережитыми страданиями – радость полета, свобода и легкость. Но скоро все это закончится, так же, как и эта ненужная жизнь, потерявшая смысл. Но тем, что тебе даровала природа,  - пусть и на мгновение падения, представившегося полетом, - нужно воспользоваться. Желая ощутить то беспричинное и всеобъемлющее счастье, Ацуки попыталась раскинуть руки, и с немым удивлением поняла, что слышит резкий свист ветра в мягкий крыльевых перьях. Да, руки, тело, спина,  - все это покрывалось перьями с такой поразительной стремительностью, что девушка не успела сообразить, как стрелой взмыла в воздух, избежав падения и смерти, пройдя всего в паре метров от земли. Спланировав в воздухе, шелестя крыльями в воздухе, Ацуки аккуратно опустилась на землю, неуверенно переступив тонкими ногами. Неужели она стала журавлем? Но как, почему? Кто смог превратить ее в это столь изящное и прекрасное существо – только один человек знал ее любовь к журавлям, поэтому при их встречах всегда превращался в эту изысканную птицу, только он мог превратить ее. Неужели Микава жив?..
Ацуки подняла узкую голову на замерший впереди контур неизвестного, кто при более внимательном рассмотрении оказался одиноким журавлем, словно изваяние застывший на одном из обвалившихся с горного уступа глыб. Маленькое сердечко птицы-девушки резко ухнуло вниз при виде потемневшей от грязи и воды, но сохранившей свой изначальный вид красной ленты из тончайшего и мягкого, как пух журавля шелка…