цена любви глава 10

начало: http://www.proza.ru/2010/09/30/1212
Глава 10
Второй час осени

    Колеса вагона мерно постукивали на стыках рельс, с каждым стуком приближая Иринку к заветной цели. Она сидела на боковом месте, смотрела в проплывающую за окнами ночь, и каждая клеточка, каждый нерв в ней кричали от нетерпения. Ей казалось, что поезд идет медленно, слишком медленно, что он вообще застыл, замерз, скованный злым волшебством, и никогда не привезет ее домой, к Мишке…
  Она  почти не спала предыдущую ночь, потом была утренняя смена, на которую она вышла, по сути, самовольно, не слишком приятное объяснение с начальницей, требующей от молодого специалиста соблюдения трудовой дисциплины и элементарной субординации, дорожная нервотрепка и длительное сидение на вокзале… И вот теперь все это позади, за окном плыли до боли знакомые места, еще полчаса – и она спрыгнет на самый лучший в мире перрон, и кто знает, может быть, те силы, которым она так отчаянно молилась сейчас в душе, исполнят самые безумные ее мечты!
   Сердце колотилось в груди сумасшедшим боем, не в пример равнодушным колесам, щеки горели, и внутри нее все как-то мелко подрагивало от нервного возбуждения. О, пожалуйста, кто там есть на небесах, будьте милосердны, ответьте, приехал ли Мишка? Неужели он все еще торчит в своей Александровке? Если и на этот раз она не увидит его, то точно рехнется, просто не выдержит и рехнется, будет грызть землю, бегать по лесу, колотить кулаком в таз и швырять в пруд камни. Соседи испугаются и вызовут  дюжих санитаров,  они  поймают ее  и  увезут в психушку, но и там ей не станет легче, она и там будет буянить, и им придется надеть на нее смирительную рубашку и наколоть снотворным!...
   Все, хватит, больше невыносимо так мучить себя! Еще полчаса, и она приедет, и все узнает. Ира вынула расческу и начала прихорашиваться. Дура, ну почему она днем не сходила в душ на заводе, или хотя бы не помыла голову? И черт бы с ней, с начальницей, ничего бы она ей не сделала, зато сейчас грязные лохмы не свисали бы на лицо такими тусклыми прядками. А вдруг Мишка все-таки придет ее встречать?
   Да вряд ли… вряд ли он придет… Час ночи, и он не знает, с какого поезда ее ждать… А вот завтра...
   А вот завтра она намоется в бане, и ее рыжие кудри станут чистыми и воздушными. Он придет вечером, и они сядут на свой заколдованный черный диванчик, и примутся до одури ласкать друг друга истосковавшимися в разлуке губами. А потом…
   «Хватит мечтать, ненормальная, станцию свою проедешь, вон уж и фонари замелькали!  Иди-ка в тамбур, остуди шальную голову, глотни свежего воздуха!»
   …Выбравшись из вагона, она незаметно, украдкой оглянулась, тихо вздохнула и медленно пошла по перрону – мимо складов и магазина, мимо багажной камеры и нового каменного здания вокзала, с легким чувством грусти и облегчения, думая:  «Не пришел. Не пришел. Не пришел»…
     Как вдруг…
    -Вас не проводить? – Он вывернулся из-за кустов навстречу ей – и остановился, стройный, высокий, с копной светлых волос. Свет от фонаря выхватывал его улыбку,  пронизывал насквозь пышную шевелюру, и каждый волосок на его голове сверкал и переливался, словно золотая нить. Ира смотрела на него, как завороженная, впитывая, вбирая  в себя этот долгожданный миг, восторг встречи, чудо его явления… Как долго она ждала ее, боже, как долго!.. и вот он, здесь, перед нею, так близко, и она может смотреть на него, купаться в его запахе, слушать его дыхание… - Иринка, Иринка моя, ты приехала!
   -Миш-ша… - замирая от сжигающего ее изнутри огня, выдохнула она, - Мишечка… - как много было слов, но все они вдруг разлетелись, все до единого; все разлетелись и потеряли смысл. Осталось лишь имя, его любимое магическое имя, выстраданное,  вымученное ею долгими одинокими вечерами на унылой кухне заводского общежития. Пальцы загорелись и заныли в предвкушении блаженства. Блаженства плутания по райским кущам его волос… - Мишечка, Миша, наконец-то…
   -Иринка, это ты? Это и вправду ты!? – он уже совсем рядом, и руки на плечах, и губы на губах, и пьянящее, сбивающее с ног чувство счастья, все отдающего и ничего не требующего взамен. Эта минута – как откровение, как открытая книга, как признание в чем-то большем, чем просто любовь…
   -Но как ты узнал, что… я именно сегодня…
   -Пятница, Иринка. Сегодня была пятница. Ночь с пятницы на субботу. Когда ж еще ждать тебя, как не на выходные?
   -Да-да. Пятница, - утопая в его глазах, прошептала она. – Конечно же, пятница… была пятница. А сейчас началась суббота, первое сентября… второй час как началась… осень…
    -Ты дрожишь, - пробормотал он. – Тебе холодно?
    -Нет, не-ет, - теснее прижимаясь к нему, выдохнула она, - разве мне может быть холодно с тобой? О, Миша, три недели – как три века, я чуть с ума не сошла без тебя!
    -А я, а я? – горячо заговорил он. – Я трижды проклял себя, что уехал из поселка! Мне никогда не было так грустно на родине, я не находил себе места! А потом, когда узнал, что ты приезжала….
   -Я сегодня такая страшная, - вспомнила она свои сомнения, - башка грязная, и вообще…
   -Ну, что ты, Иринка…
   Его губы хлынули на нее потоком, хлынули и ошеломили. Потерявшись в безбрежном океане чувственности, она жадно пила их нежность, но все никак не могла насытиться…Перехватывая инициативу, она растворялась в их глубине, ласкала и мучила, продляя наслаждение, которое и без того казалось нескончаемым.
   -Иринка, - стонал он, страстно отвечая на ее дикие ласки, - ты сегодня такая… такая невероятная… я тебя такой не знал… Поцелуй еще, сама…  еще, еще…
   Она добралась, наконец, до его длинных солнечных волос, она запутывалась в них, тонула и захлебывалась, именно так, как и мечтала, сидя долгими одинокими вечерами перед его фотографией в ненавистном Кстове… именно так, как ей этого и хотелось…
   -О, Мишка, какие у тебя волосы, - прерывисто шептала она, зарываясь лицом в легкие светлые пряди, -  как золотой шелк! Я так скучала по ним, так скучала!.. Я тебе и шампунь купила, импортный!
   -Змеина!.. Ирка, ты настоящая змеина! Ты не представляешь, что ты со мной делаешь! О, эти твои пальчики, там, сзади… ты же меня совсем с ума сводишь! А знаешь, я специально не стал стричься … пока можно…  тебе ведь так нравятся мои лохмы... милая, иди сюда… – он расстегнул одну  пуговку на любимом Иринкином батнике, губами лаская ее нежную матовую кожу. – Ирка, я не могу больше, просто сил нет! Мне это снилось там, в Александровке, каждую ночь…  ты опять дрожишь… тебе все-таки холодно?
   -Нет, - прошептала она, задыхаясь от совершенно невероятного по силе чувства. – Нет, мне хорошо, невозможно хорошо! Миш-ш, пойдем домой, что мы все на перроне стоим? Увидит кто-нибудь, таких  сумасшедших…
   -Ну и пусть… - безумным шепотом ответил он, - ну, и пусть… Иринка, нежели это ты?!.. я без тебя как неприкаянный ходил…

   Они долго шли до ее улицы по ночному поселку, было тепло, тихо, совсем, как в июле, только темнота была гуще и насыщеннее, не в пример летней. Фонари не горели, и они то и дело спотыкались на неровной тропинке, почему-то это смешило их, они останавливались, хихикали, болтали ничего не значащую чушь, целовались и шли дальше.
    -Миш, ну, ты прикинь, на дворе двадцатый век, а наш поселок застрял где-то в в прошлом, даже фонари не включают!
    -А они тебе нужны?
    -С одной стороны, нет, конечно, но с другой… Сейчас мы упадем в темноте и переломаем себе ноги, и нас положат в больницу. Будем лежать в гипсе и стонать, а по ночам ковылять на костылях в коридор, чтобы свидеться украдкой.
   -Ну, почему же украдкой? Я найду огромный алмаз, и подкуплю медсестру, и она поселит нас в одну палату. И мы запрем дверь, и никого не пустим. А потом…
   -Перестань…
   -…а потом… потом я медленно раздену тебя… совсем… а ты разденешь меня… и мы упадем в красоту наших тел… и сойдем с ума от страсти  и нежности…
   -Перестань, - прерывистым шепотом повторила она, - ты так говоришь ЭТО, что я  не могу дышать…  Я и не знала, что ты такой …змей-искуситель…
   -На себя посмотри… змеина… валькирия… Скажи, ты хочешь меня?
   -Дурак! – покраснела она. – Пойдем побыстрее. Меня наверняка  дома уже с собаками ищут.
   -Ты не ответила… 
   -Ты сам знаешь, и не провоцируй меня! – она шутливо ткнула его кулаком в бок, потом остановилась и близко посмотрела ему в глаза. – Ладно-ладно, если уж ты так настаиваешь…  Нет, я точно рехнулась, если говорю это, но мне уже все равно. Пусть меня выгонят с работы за опоздания, пусть мать не пустит домой, пусть осудят люди… мне все равно, лишь бы ты был со мной, всегда! Но это невозможно, и я ненавижу все, что нас разлучает – твою армию, мой Кстов! Ненавижу, ненавижу, все ненавижу! Я не жила без тебя, я минуты считала, но у нас всего-навсего два с половиной вечера, а потом… опять… ты здесь, а я  там… снова мучиться и ждать, сбегать с работы, мчаться на вокзал, ехать сюда … на один вечер… И снова уезжать, в одиночество, в тоску, в безнадежность…
    -Иринка, но что же делать? Нам даже негде побыть вдвоем… Мы, что, даже не посидим сегодня?
   -Ты сам только что сказал, что негде. У меня сейчас вся семья на ушах. Ждут, свет везде включили. Пока чаем не напоят, спать не ляжешь. Плюс разговоры, расспросы, всякие глупости… короче, тоска. Завтра приходи, вечером, точнее, уже сегодня. Сегодня вечером… О, боже, а в воскресенье мне уже уезжать…
   В Иринкином доме действительно светились все окна.
   -Знаешь, я пожалуй, не пойду ближе, мать твоя  меня не жалует, - он остановился около соседской черемухи, обнял Иринку за плечи. – Иди ко мне. Попрощаемся здесь, до вечера…
   -Миш-ш…
   -Тихо. Не говори ничего. Не надо…
   Они стояли еще минут пять, после чего Иринка нехотя оторвалась от него и пошла к своей калитке, отчаянно заставляя себя не оглядываться…
     Откуда было ей знать, какое потрясение ждет ее вечером?..
далее:http://www.proza.ru/2010/10/27/1096