Гл. 9 Тезисы по текущему моменту

Текст начинался странно:
«..Вот он, маленький Володя Ульянов с трогательными каштановыми кудряшками, бегает за сестрой Олечкой по саду, топоча кривоватыми, но крепкими ножками. Замечательно удобно в семье Ульяновых: дети все близкими по возрасту парами, мальчик и девочка, есть с кем поиграть! Как будто специально запланировали любящие, но строгие родители. Ульяновы не принадлежали к верхам провинциального Симбирска, к наследственной знати, что смотрела на них свысока. Отец, Илья Николаевич, – потомок обрусевших чувашей и татар, мать – Мария Александровна - дочь еврея и немки. Они жаждали общественного признания и активно боролись за него. Отец на своей должности, мать – воспитанием детей. К смерти отец дослужился даже до дворянского титула.

Все дети Ульяновых хорошо учились и умели прекрасно вести себя на людях. Маленький Володя очень рано понял, на что стоит тратить силы, а на что нет. Сразу отказался играть на пианино, мастерить поделки и собирать марки. А вот рыбу удить любил, однажды этот юный рыболов даже едва не утонул в реке. Все, ну все было у этого ребенка! И книжка «Хижина дяди Тома», и братья с сестрами, и своя комнатка с окнами в сад, и умные родители, и старший брат для подражания!

Счастливое детство закончилось, когда  умерли два самых значительных для Володи человека. Сначала скончался от удара отец, причем в одночасье, не успев даже толком составить завещание. А потом казнили брата Александра.

Эта смерть брата и вообще нечто совершенно уму непостижимое. Прекрасный студент петербургского университета, получил золотую медаль за научную работу о половых органах червей. В письмах домой толкует о своей квартирной хозяйке, неважной еде и прочих пустяках. Забот никаких, кроме учебы, материально он вполне обеспечен. И вдруг у него вспыхивает такая ненависть к монархии, что просто удивительно. Или его вид на Зимний дворец и Петропавловскую крепость в такое революционное неистовство приводил? Юный Александр меняет православие на новую, куда более модную религию – революцию, и начинает дружить с теми, кто замыслил убить царя, и с его смерти начать преобразования России. Именно Александру и поручили заняться изготовлением бомбы, между прочим. Сын порядочных родителей, благородный юноша – и сразу убить царя, который ему лично ничего такого и не сделал! Наверное, в голове у него был такой же беспорядок, как и у остальных революционеров.

Что будет после того, как устранят царя, никто толком и не представлял. Все эти народники, чернопередельцы, землевольцы, Желябовы, Перовские, Засулич и прочие – да понимали ли они, что делают? То, что они не понимали народа и не знали его – совершенно очевидно, и эта вся суета с борьбой за народное благо была заморской и довольно ненужной модой, вроде нынешних хиппи или панков. Но всех заговорщиков казнили еще до того, как они начали претворять в жизнь свои планы. Благородный юноша Александр взял вину на себя, надеясь сделать суд пропагандистским шоу, как говорят сейчас. Благородно, но совершенно глупо, с какой стороны ни посмотри.

Все это, несомненно, очень повлияло на семнадцатилетнего Владимира Ульянова. Но не нужно так уж преувеличивать и делать из него особого страдальца, и тем более строить на этом всю его дальнейшую жизнь. В те времена неразвитой медицины многие дети рано теряли родителей, довольно часто - братьев и сестер, и рассматривали это с присущим христианам смирением. Мол, бог дал, бог взял. Смерть брата была скорее обидной, потому что тот совершил непроходимую глупость – не подчинился просьбе матери и не стал просить помилования. Образцовые родители Ульяновы воспитали принципиальных до жестокости детей, что Александра, что Владимира, что Марию, которая всю жизнь потом допекала бедную жену своего любимого брата Володи. Но тем не менее Володя блестяще закончил гимназию, а ненавистное царское правительство и не подумало отнять у него и его сестры полученные золотые медали, и отец будущего главы временного правительства Керенский этому всячески содействовал, выдав ему прекрасную рекомендацию.

И вот Владимир Ульянов уже студент Казанского университета. Густые пока волосы аккуратно зачесаны назад, медные пуговицы на мундире блестят, воротничок сияет белизной, как и полагается будущему юристу. Он на первых порах так старался быть хорошим, что даже отучился курить. Не оттого, что это вредит здоровью, а оттого, что это подрывает бюджет семьи. В самом деле, его матушка получала только двести рублей в месяц как вдова, да самое незначительное наследство в 2000 рублей от покойного мужа. Да продажа дома в Симбирске дала 6000, да плата за сдаваемое в аренду Кокушкино. Да те средства, что оставил славившийся своей патологической экономностью дедушка Бланк, да то, что оставил брат покойного мужа Василий, и еще кое-что по мелочи. На самом деле денег в семье хватало, чтобы дети не знали нужды и необходимости трудиться.

Они жили, как и полагается порядочным буржуа. Для того, чтобы Володя мог спокойно учиться, мать переехала в Казань, купив там большой дом. Но учеба не занимала у него всего времени, его более чем хватало на другие дела. Например, на наслаждения запретными плодами дерева свободы, что сдуру умудрилось забросить свои семена на дурную русскую почву. Володя так увлекается Чернышевским, что носит с собой фото кумира. А мне все эти Рахметовы, Веры Павловны, кажутся такими скучными! Чтобы сделать их интересными, их нужно было в самом деле, запретить...

Начитавшись таких вольнолюбивых книжек, задорные студенты никак не могли согласиться с тем, что им следует придерживаться в университете определенных правил. К примеру, не организовывать никаких кружков и землячеств, ходить в форме, приветствовать профессоров и вести себя прилично. Володя полностью разделяет эти мысли и готов бороться за студенческие свободы.

И вот в один прекрасный морозный день на свежем снежке вокруг университетского здания сереют студенческие шинели, блестят на солнце медные пуговицы и краснеют щеки студентов. Они собрались, чтобы высказать свой протест против инспектора Потапова, что отвечает за порядок в университете. И Володя с ними, хоть и всего первый семестр в университете. Как же отстать от товарищей? К полудню их уже восемьдесят, все выкрикивают что-то про свободу университетов и отмену правил поведения, чувствуют себя декабристами, а несчастный инспектор Потапов взывает к ним: «Господа! Господа!», пытаясь уговорить их разойтись. Но его просто отталкивают без всякого уважения к бороде, годам и посту. И никакого снисхождения даже к попыткам ректора достичь соглашения, никаких уступок. Студенты требуют уволить Потапова, и никаких гвоздей!

Самые горячие головы стали рвать и выбрасывать свои студенческие билеты. Молодежь так быстро поддается настроениям! Не соображали легкомысленные юнцы, что обрывки тут же соберут те, кому надо. Такова уж юность во все времена – неосмотрительна и вольнолюбива, а главное – глупа. И Володя такой же был, не подумал о своей старушке матери, о сестрах, что ждали его в слезах и ужасе дома, о няньке Варваре Сарабатовой, что растила его с детства и молилась за него. Вряд ли он тогда думал о борьбе с тиранами, скорее всего, не хотел показаться с плохой стороны своим приятелям-студентам. Юношеская психология в отряде, классе, банде и прочем коллективе – дело известное.

Ясно, что все это могло кончиться только арестом и исключением из университета, а потом высылкой, причем выслали в собственную же деревню Ульяновых Кокушкино. Это было очень мягким наказанием, если учитывать семейную наследственность. Ссылка ничуть не умерила его революционного задора. Он даже пишет письмо в сосланному в Саратов Чернышевскому, а потом знакомится с группой Владимира Федосеева, одного из первых русских марксистов. И читает все, что тогда было в моде, начиная от трудов по экономике, и кончая Чарльзом Дарвиным. Разумеется, его библией становится «Капитал» Маркса. А жизнь настоящей России – крестьян, бурлаков, рабочих - была ему далека и не нужна. Хотя он их видел, конечно – когда приходили убирать в доме, работали в саду, но все так, издали...

Впрочем, в деревне он живет недолго, скоро ему снова разрешают вернуться в Казань. Мать, наученная горьким опытом со старшим сыном, понимает, что Владимира нужно увезти куда-нибудь подальше от всех этих революционеров. Она покупает поместье Алакаевка у либерального богача Константина Сибирякова. Тот заботился о школах, больницах, и остальных не так чтобы революционных, но вполне полезных вещах для крестьян в своей деревне. Это просто райское местечко.  Прекрасный большой дом, вокруг чудная природа, леса с дичью и река с рыбой. Вся земля сдана в аренду крестьянам, об освобождении которых так радеет Владимир Ульянов. Масса возможностей творить добро,  и мать надеется, что сын станет настоящим хозяином.
 Но конкретные крестьяне и добрые дела сына отчего-то никак не заинтересовали. В Алакаевке Владимир проводил время за чтением, учебой, охотой, ужением рыбы или прогулками. Этакий праздный помещик на досуге. За все пять сезонов, проведенных в Алакаевке, он так и не познакомился ни с одной крестьянской семьей. И не понял, что реальная деревня была отнюдь не такой, какой виделась народовольцам, землевольцам и чернопередельцам. Разумеется, крестьяне тут же углядели возможность надувать новых хозяев, что толком не умели вести хозяйство. Сначала «исчезла» лошадь, потом корова, потом еще кое-что... А потом мать поняла, что это было пустая затея – заинтересовать сына хозяйством,  и  продала поместье. Сыну было некогда заниматься такими мелочами, как заботы о благе семьи, он самолично переводил «Коммунистический манифест» Маркса, учил английский и строил планы полного изменения порядков в Российской империи.
И всю дальнейшую жизнь он будет заниматься все тем же самым – жить, не обращая внимания на окружающих, и строить планы изменения порядков в мире. Разумеется, исключительно во имя светлого будущего рабочих и крестьян, как и все его единомышленники. К тому времени он уже познакомился с многими тогдашними «диссидентами» из кружка Владимира Скляренко. В этом кружке пылкие молодые люди усердно изучают экономические и революционные теории, но все по литературе, и без единой попытки познакомиться с теми, кого собираются благодетельствовать – народом.

 Надо думать, во все времена для всех революционеров народ - аморфная биомасса, которая не сознает своего блага, и его надо было направить в нужную сторону. Владимир Ульянов с каждым днем все больше верит в революцию по Марксу и дальнейшее развитие пролетариата в России, не замечая, что пока этого пролетариата так мало, что всерьез о нем говорить не стоит. Россия была тогда страной крестьянской. Одновременно Владимир окончательно усваивает главную заповедь революционеров того времени – совесть, жалость, любовь к ближнему - вещи в их деле совершенно излишние, их нужно выбросить за борт. К тому времени, впрочем, ему уже почти нечего и выбрасывать, если посмотреть, как он относится к своим близким. Он всю свою жизнь был окружен женщинами - мать и три сестры, потом жена, что постоянно заботились о нем, как о ребенке. Впрочем, он всю жизнь был избалованным и плохо воспитанным ребенком, привыкшим получать все, что хотел, с ходу, и впадал в раж, если что-то шло не по его воле. А уж обид не прощал никогда и никому. Темперамент он имел холерический и импульсивный, и ему было глубоко наплевать, что о нем думают другие.

Темперамент темпераментом, а тем не менее способности к учению у Владимира Ульянова сногсшибательные, память феноменальная, поэтому он в двадцать один год сдает экзамены за весь курс юридического факультета Петербургского университета. Вскорости устраивается работать помощником в контору преуспевающего юриста Андрея Чардина, персоны, с точки зрения властей, «сомнительной надежности». Но у Чардина Ульянов не столько занимается своим делом, сколько готовится к революции.

Правда, отношение к народу у него своеобразное. Его не волнует страшный голод в Поволжье в 1891-92 гг., жертвой которого стали примерно 400 тыс. человек. А ведь Владимир Ульянов жил именно там, где голод был самым сильным. На улицах Самары нищие крестьяне просили милостыню, трупы лежали на улицах. А Владимир знай себе твердил, что помогать жертвам нельзя ни в коем случае, иначе это повредит революционной пропаганде. Чем хуже народу, тем лучше для дела революции! Он искренне считал, что бедность масс неизбежна, это «фактор прогресса». А сам меж тем вполне сыт, и, более того, он спокойно смотрел на то, что управляющий их имением спокойно выжимает из крестьян арендную плату в это голодное время. Его каменное сердце удивляет даже сестер Анну и Марию, что занимались помощью голодающим.

 Но у Владимира на все упреки только один ответ: что там какие-то голодающие по сравнению с мировой революцией? Он занят только этой самой революцией, и поэтому в адвокатской конторе работает кое-как. На жизнь, конечно, Владимир Ульянов не зарабатывает, живет на проценты с семейного капитала. Зато как  революционер он все больше расправляет крылья и готовится воспарить стервятником над несчастной страной. Но интересно, что в своих письмах и очерках он эту страну как бы и не видит вовсе, а все больше рассуждает о теориях, мечтая стать русским Марксом.

А где лучшие условия для этого? Конечно, в столице! Его привлекли, конечно, не рабочие на заводах, а группка марксистов – Петр Струве, Михаил Туган-Барановский, Сергей Булгаков, и все тоже все больше с буквочками и цифирью дело иметь любят. Усердно анализируют статистику, собранную, между просим, царскими  чиновниками. Стараются приложить новые западные финтифлюшки-идеи на русский немодный, но практичный сарафан. Планируют пути, по которым должна пойти Россия, не спрашивая ее желания. Революцию должна делать просвещенная элита!

 И Владимир в своей чистенькой квартирке на Ямской тем же занят, благо деньги есть. Крестьяне в имении исправно платят аренду, а мать посылает сыну его часть. Впрочем, он как бы работает в конторе адвоката Михаила Волькенштайна, но только для виду. На самом деле - все пишет, пишет о новых хозяйственных процессах в крестьянской жизни. Перо скрипит, идеи так и брызжут, энтузиазм переплескивается через край. Когда он не пишет, то встречается с единомышленниками, не одобряя, впрочем, тех их затей, что не способствуют делу мировой революции.. Например, школы для рабочих, о которых печется его будущая супруга Надежда Константиновна Крупская, так и вовсе не к чему. Фабрики и заводы Петербурга он видел только снаружи, за границей пока и вовсе не бывал, как и многие его друзья того периода – Красин, Классон, Коробко и прочие. Но все юные марксисты, как один - с претензиями на руководство, а у Владимира Ульянова этих претензий - больше всех. Наверное, потому что он святее остальных верил в Маркса, и в то, что Россия уже созрела для революции, хотя это было далеко не так.

  Для своих единомышленников Ульянов вскорости стал слишком «красным», тем более что он быстренько подобрал и использовал теорию террориста Петра Ткачева о партии, основанной на строгой конспирации, централизации и ставящей политическое насилие главным средством деятельности. Особенно Ульянов восхищался Нечаевым, тем самым террористом, что убил невинного студента Иванова, ставшего прообразом для «Бесов» Достоевского.

Но человек молодой, поэтому и его не миновали не излишние для дела революции страсти. В это время возникает какая-то туманная интрижка с увлеченной не то революцией, не то революционерами девицей Апполинарией Якубовой. Точно, правда, ничего не известно. Разве то, что она встретила его из тюрьмы, бросившись ему на шею со слезами и поцелуями, да фраза, сказанная им куда позже с «нежностью», как отметила супруга: «Да-а-а, Кубочка...». Впрочем, он свои сердечные чувства всегда ставил позади революции и готов был отказаться от любимой женщины, коль скоро это мешало делу, как это случилось много позже с Инессой Арманд.

В столице у Владимира начинаются хронические проблемы с желудком, общие для всех Ульяновых, постоянные головные боли, потом воспаление легких, как дань петербургскому гнилому климату. Пришлось ехать лечиться за границу, прямо как сейчас новые русские это делают, в Швейцарию, пока еще на свои, а не на партийные деньги. Он снимает домик в Цюрихе, нанимает прислугу, возмущаясь, как она много просит за свои труды да еще претендует на то, чтобы ее кормили – что за наглость, в самом деле! Но на свое лечение денег не жалеет, позволяет себе самого дорогого врача. Потом – Франция, и квартира в Париже, посещение могилы Маркса, потом – Берлин, встречи с Либкнехтом и Плехановым. Он уже тогда жил для политики, даже если и заботился о своем здоровье. Никакого особого желания тратить деньги на подарки оттуда близким, между прочим, о чем же сам же пишет матери.»

  Тут Вера оторвалась от чтения и задумалась. С чего это Туркин дерзнул конкурировать с теми, кто уже вдоль и поперек потоптался по биографии вождя, вроде известного правдолюба Солженицына? Кстати, с Солженицыным довольно смешно выходит, только отчего-то никто этого не замечает. Ведь он бежит из России, как тот же Ленин, от преследований властей, и точно также оказывается в Швейцарии. А там разносит в пух и прах в своих писаниях вождя революции за то же самое, что вполне позволяет себе, а именно  – за сопротивление ненавистному режиму.

Точно так же, как и Ленин в свое время, Солженицын живет на иностранные деньги, и во всеуслышание призывает иностранцев покарать его родину за те неприятности, что довелось перенести его предкам и лично ему. И, подобно Ильичу, выдает желаемое за действительное и сочиняет «точные факты» на основе слухов, что потом будут превращены в оружие против всех русских.

Вера на всю жизнь запомнила увиденное по телевизору интервью с супругой Солженицина в начале девяностых. В то время писатель еще жил в Америке и только собирался вернуться на Родину. Эта ухоженная моложавая дама, выехавшая «на разведку местности» к Вериному великому удивлению, говорила не столько о свершениях мужа и его литературных планах, сколько о том, как ее возмущает отсутствие горячей воды в Москве летом. Ведь в штате Вермонт, где они прожили в собственной вилле в лесу, все двадцать лет они и двух часов не провели без нее! Вере  противно было смотреть на эту уверенную в себе даму, что понятия не имела о тех мерзостях, с которыми каждый день сталкивались люди в послеперестроечной России. Наверное, супруга великого диссидента собиралась и дальше выдавать нищему народу поучения, как жить и что делать из-за высокого и надежного забора подмосковного поместья.
     Похоже, Туркин вслед за Солженицыным, не оставлял камня на камне от мифа о Ленине, которым кормили народ все семьдесят лет. Да, факты есть факты, и против них не попрешь, но зато какой простор для интерпретации!
И она продолжила чтение:

«..Уже тогда он выглядит куда старше, чем был на самом деле. Несвежее обрюзгшее лицо, почти лысая голова, жидкая рыжеватая бородка, глаза, один из которых смотрит все время с прищуром по причине его сильной близорукости, старый потрескавшийся голос. Юные марксисты вроде Мартова, Потресова, Ванеева и прочих, с которыми он основал свой «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», уже тогда называли его «стариком». На фото, что сделано после того, как их всех арестовали и приговорили к ссылке в Сибирь, он единственный среди них лысый. И сидит в центре, как и подобает будущему вождю.

Кстати, когда его арестовали, Ленин ловко использовал свои знания по юридической части: «Я не признаю себя виновным в принадлежности к социал-демократической или любой другой партии. И мне неизвестно о существовании какой-либо враждебной правительству партии...», - дает он показания. В сущности, так оно и было. Все эти группы вроде их «Союза» рождались на пустом месте, без всякой связи с пролетариатом, освобождать который они претендовали. Скорее для проведения свободного времени и самовыражения, как говорят сейчас – вот мол, какие мы крутые и современные.

В результате такого вот проведения свободного времени царь сослал Ульянова и его друзей в Сибирь. Интересно, что в отличие от него, остальные соратники не могли оплатить себе туда дорогу в хорошем вагоне со всеми удобствами, и вынуждены были путешествовать без всякого комфорта на казенный счет. Но он обращал на такие вещи внимания – дружба дружбой, как говорится, а табачок врозь. Тем более что нервишки уже никуда, на людей стал набрасываться, на членов семьи браниться без повода. Впрочем, поводы нервничать имелись, тюрьма и ссылка поставили крест на его адвокатской карьере.

И, как всю жизнь, с ним преданные и любящие его женщины. Матушка и сестрицы сопровождали его в ссылку аж до Тулы. А по дороге в ту самую «сибирскую Швейцарию» под Красноярском два месяца провел он в Енисейске, в библиотеке водочного фабриканта и библиофила Геннадия Юдина, очень сочувствовавшего революционерам. Интересно, что в сердцах многих богачей такое сочувствие прекрасно сочетается с жаждой к наживе и мелким скопидомством по отношению к тем, кто работает на них.

И вот Владимир Ульянов в ссылке. Вид на Саянские горы из окна, лес в пяти минутах ходьбы, речка под носом, все для охоты и рыбалки, еда хорошая и дешевая до удивительности, как он сам признается в письмах, вода заменяет всякую минеральную. Домик  в полном его распоряжении, даже с кабинетом для работы, прислуга, что все делает, и друзья-единомышленники тут же, чтобы не в одиночку на охоту ходить да купаться, а также вести дебаты о политике. Сеттер ирландский – как же без него охотится на всех этих зайцев и лис? Разве что мошки-комары донимают, но на то она и природа, чтобы с мошками. Думаете, это описание дорогого курорта для любителей природных красот, что нынче сумасшедшие деньги готовы платить за такие вещи, включая мошек? Нет, это перечень условий ссылки мятежного адвоката Ульянова. Народ в социалистическое время и мечтать о таком не мог!

Для полного счастья жена тут же. Хотя, если честно, он женился скорее из практических соображений, как будто, чтобы было кому заботится о быте. Владимир Ульянов всю жизнь предоставлял такие мелочи другим, а сам мечтал о благе для всех, так сказать. Не обращая внимания на окружающих и ту же супругу Надежду Константиновну. Она - типичная народная учительница, гладкие волосы, унылая одежда,  да еще это вздутое горло и выпученные глаза от базедовой болезни. Кличка среди революционеров у нее была «рыба». Анна Ильинична, сестрица нареченного, сказала, что Крупская перед отъездом в Сибирь выглядела как «селедка». И потом сестры Анна и Мария делали все, чтобы сделать для жены брата жизнь не слишком сладкой. Они были дамы принципиальные.

И Владимир был тоже чрезвычайно принципиален, даже в семье. Он так и говорил, что может любить только женщину, что разделяет его идеалы. Надежде Константиновне ничего другого и не оставалось делать. Она вела всю партийную переписку, организовывала ему жизнь, терпела приступы его дурного настроения. Терпела потом и его роман со сторонницей «свободной любви», а попросту довольно развратной особой Инессой Арманд, что ратовала за распространение «свободной любви». Помогала собирать материалы для первого основополагающего труда – «Развитие капитализма в России».

В 1998 году книга готова и опубликована в количестве 2400 экз. Под псевдонимом Владимир Ильин. Колоссальный труд, что ни говори, горы статистики перевернуты. Он ушел бы в небытие, как и прочие такого же сорта книги, не сделай автор многообещающий вывод: пора устроить революцию! И наплевать, что пролетариата в те времена была всего жалкая горстка, какой-то один-два процента от всего населения, и наплевать на попытки режима реформировать его в пользу народа. Главное – мировая революция! Ясно, кто должен ее возглавить – он, Ульянов!

И дальнейшие годы уже окончательно посвящены исключительно борьбе за то, чтобы возглавить. Для этого лучше всего было оказаться в нужное время на нужном месте. В то время, как и сейчас, самым подходящим и нужным местом для всех диссидентов была заграница. И будущий вождь устремляется туда, чтобы прожить там семнадцать лет. Причем почти все эти годы, разве исключая два последних, военных, – вполне приятно, время от времени читая доклады перед кучкой сторонников, споря об дорогих сердцу идеях, сочиняя книги, путешествуя из страны в страну, знакомясь с достопримечательностями, не отказывая себе в посещении театра, библиотек, музеев... Замечательна карта, что показывает его передвижения, начиная от Пскова, где он пробыл последние сто дней ссылки и дальше. Берн, Цюрих, Мюнхен, Штутгарт, Лондон, Брюссель, Лейпциг, Стокгольм, Люцерн, Ницца, Париж, Женева, Италия, Краков. Причем не галопом по Европам, как нынешний зачуханный массовый турист, а с чувством, снимая надолго квартиру и даже нанимая прислугу.

Кстати, а вот у Ленина с деньгами, этим неизбежным и ненавистным коммунистам злом, было вовсе не все так уж плохо. Мать до самой своей смерти посылала ему на жизнь. Так что фактически Ильич не сильно отличался от тех тургеневских помещиков-паразитов, которых он так любил осуждать. Те тоже проживали за границей на не заработанные деньги. И он жил в свое революционное удовольствие. Впрочем, без всякого контакта с рабочими или крестьянами и желания этот контакт иметь, а все больше в трудах по созданию партии, чтобы их освобождать. Хотят ли они этого, ему и в голову не приходило спросить. Он мечтал создать новую, европеизированную Россию, этот кремлевский мечтатель.»

Прочитав это, Вера усмехнулась: Кстати, а ведь несмотря на то, что позднейшие курсы «Истории КПСС» всячески изображали деятельность Ленина за границей, как нечто очень важное, на самом деле он был в положении диссидентов семидесятых годов, что удрали на Запад. Те же абстрактные разговоры о народном благе и вполне конкретная беззаботная жизнь за чужой счет. История все время повторяется...

 Она вздохнула и опять взялась за чтение.

 «В 1903 году Ульянов собрал несколько таких же диссидентов и объявил об основании первой российской рабочей партии. Таких партий, партиек и тому подобных группок в те времена основывалось много, и большая часть тут же распадалась. У Охранного отделения руки не доходили даже всех учитывать. Жандармы знали, что там за публика толкается - в основном, из болтунов и выскочек, что предпочитали пустые разговоры серьезной профессии.

И ленинская партия долгое время была сборищем именно такой же публики.  Кто в нее входили и что они за задачи ставили, написаны горы книг. Не говорили только, что Ульянов в своей партии не гнушался прямым обманом, тут же изгоняя из партии тех, кто не соглашался с его лидерством. Почитать только его нападки на «меньшевиков» - можно подумать, что это не бывшие соратники по борьбе, а самые злостные враги! Да и потом партийная жизнь, если внимательно всмотреться – одни сплошные интриги и мышиная возня не столько вокруг правильности выбранного курса, сколько вокруг того, кто именно должен все дело возглавлять. И постоянно борьба с бывшими соратниками за якобы самую верную линию. Сначала Ленин восхищается Плехановым и Мартовым, потом – выживает их из «Искры», сначала в восторге от марксиста Богданова, потом – предает его анафеме... И так весь путь в революцию, через дрязги, предательство, скандалы, рукоприкладство и даже порой уголовщину.

Что уж там говорить об ограблениях банков в целях пополнения партийной кассы, которые практиковал Сталин с компанией! Или, например, курьезный случай, явно достойный водевиля, и хорошо демонстрирующий мораль революционеров. В 1907 году умер племянник революционного богача Саввы Морозова  некий Шмидт, оставив своим двум незамужним племянницам весьма изрядное состояние. И не без помощи Ленина два явных прохиндея – некто Виктор Таратута и Андриканис решили срочно жениться на сестрах, чтобы прибрать к рукам денежки и сделать их достоянием партии. Будущего вождя упрекали в том, что дело-то, мол, того, не совсем этичное... Но он только решительно, по ленински отмахнулся – в революции нет места чувствам! И затея, как ни странно, удалась. Правда, когда дело дошло до отчислений в партийную кассу,  Андриканис решил придержать денежки для себя, да и Таратута не отдал партии все, что ей причиталось, скорее жалкую толику...
И так бы все варилось в своем соку – Ленин в европейских столицах мечтал о недостижимой революции, спорил и скандалил, а также писал, писал, писал... Среди эмигрантов две трети его считали выскочкой, и отнюдь не признавали вождем. Он ведь и в «революции» 1905 года в России толком не участвовал, разве соответствующий труд написал – что и как делать.  Кстати, как-то забывают, что на первую русскую революцию особенно не пожалели денег японская разведка и американский банкир Якоб Шифф.»

Тут Вера усмехнулась: да уж, революции удобнее всего устраивать из-за границы. Оттуда, наверное, всяким самозваным вождям люди в России кажутся маленькими, как блохи, поэтому если пара миллионов от голода умрет или погибнет, особого значения не имеет.

Интересно, в каких кабинетах отпускались суммы, и кто их потом получал, чтобы спустя короткое время объявить о необходимости перестройки, а затем и развала СССР, грабительской «прихватизации» и прочих мер, что стоили народу примерно столько же, сколько и революция семнадцатого года? Об этом узнают очень нескоро, если и вообще узнают. Кто были эти новые Ильичи? На такие роли подбираются исполнители из третьего эшелона, готовые задешево и на все, а главное – мало известные, как в свое время Ленин...

 «...Известность Ленина в России в то время была почти равна нулю. Например, некий Михаил Кедров, ярый приверженец Ленина, напечатал три тома его работ в количестве 3000 экз., но до 1912 года смог сбыть едва половину, а остальное продал в макулатуру. То есть история развивалась бы своим путем, не случись величайшее потрясение начала века – первая мировая война. Очень показательно, что «самый человечный человек» ждал этой войны, как манны небесной, и писал Горькому об этом, сожалея, что вот де, эти мерзкие Николашка и Франц-Иосиф* все никак не хотят доставить ему такого удовольствия и начать войну.

Но ему недолго пришлось мучиться нетерпением. Германия, эта «нация без жизненного пространства», мечтала расширить свои владения за счет владычицы морей Англии, и той же России. Россию немцы собирались раздеть по принципу «апельсиновой корки», оторвав от нее все «колонии», включая Украину, Польщу, Прибалтику, Среднюю Азию и оставив разве самый центр – вот каковы были скромные немецкие планы. И прибрать к рукам нефть, уголь, железо, землю. Немцы строили планы примерно в таком духе: «За два-три месяцев мы справимся с Францией, потом к осени – с Европой, и к Рождеству в Европе будет полный порядок». Как всегда, эти таланты по части абстрактной математики, просчитались. Германия имела глупость начать войну сразу на два фронта, и вскорости стала терпеть поражения. И тут русские диссиденты оказались очень кстати, особенно если учесть, что военные успехи Германии против России и Франции оставляли желать лучшего.

План «апельсиновой корки», кстати, предусматривал поддержку национально освободительных движений во всех частях Российской империи. Да, очень знакомый сценарий, и его они все еще не оставили. И кого же из диссидентов лучше всего поддержать? Да конечно, самого что ни на есть радикального! Того, кто постоянно на всех углах кричал, что готов согласиться на поражение своей страны в войне, ненавидит свою страну и готов пожертвовать всеми русскими во имя святого дела революции.

И немцы, конечно, никак не просмотрели этого революционера. Все  действия немецких агентов прекрасно документированы в архивах  Министерства Иностранных дел, кстати, хотя многие историки до сих пор предпочитают этих документов не видеть в упор. Все сохранилось, до самой последней расписки в получении денег.

 Согласно этим документам, немецкий Генеральный Штаб прислал к Ильичу своего агента, эстонца Александра Кескюлу. Тот желал сделать независимой свою маленькую страну даже ценой крушения всего остального мира. Ленин встречается с этим эстонским патриотом и обещает ему все, что Германия пожелает – начиная от мира без всяких аннексий и контрибуций, отделения Украины, Польши, Финляндии, и до введения русских войск после войны в Индию. Чтобы русскими руками воевать против главного конкурента немцев – англичан.

 А чуть позже к Ильичу немцы посылают некоего Александра Парвуса. Это революционер-миллионер, не то русский еврей, не то немецкий социал-демократ, но в любом случае – агент на службе немецкого Генерального штаба. И через него потекли немецкие денежки для русских революционеров. На пропаганду, на организацию саботажа, оплату участников забастовок, демонстраций и митингов, покупку лояльности, так сказать. Идет «раскрутка» будущего диктатора- немецкой марионетки. Правда, сам Ленин смотрит на это как будто по-другому – мол, вы меня только туда пустите, в Россию, и я такую оттуда мировую революцию организую, на все соглашения наплюю!

И вот из личности, которую и в Цюрихе-то очень немногие знали в лицо, у которого в 1916 году в записной книжке членов партии и симпатизирующих было едва три десятка человека, он превращается в 1917 году в главу правительства. Описывать все перипетии путешествия  в том самом запломбированном вагоне нет смысла. О нем написаны тома. Зато стоит указать на удивительную бессовестность человека, что, едва получив власть с помощью немцев, тут же пустил некоторые из многих миллионов, что они ему дали на то, чтобы устроить революцию в России, на революцию в Германии. Кайзер Вильгельм не сильно дольше наслаждался властью, чем Романовы.

  Да, Ильич, как истинный ученик Макиавелли, никогда не считал себя связанным заключенными с врагом соглашениями. И с тем же Парвусом, что отправил его в пресловутом вагоне в Россию и всю дорогу снабжал его деньгами, обошелся самым беспардонным образом.

Александра Парвуса на самом деле звали Израиль Лазаревич Гельфанд, псевдоним он принял только в Германии, что стала его настоящей родиной. Сын одесского ремесленника с детства мечтал о двух вещах – стать революционером и разбогатеть. Из Одессы он уехал еще юношей в Швейцарию, по стипендии так называемого Палестинского фонда. Потом – диссертация, работа в немецкой и русской прессе, сотрудничество с главой немецких социал-демократов Каутским. А там случилась война на Балканах, и он использовал ее с чувством, нажившись на поставках во время войны. Он стал миллионером»...

Тут Вере стало смешно. Поверить в то, что миллионер мечтал о благе рабочих – это уж извините! Скорее миллионеры мечтают о таком порядке, когда рабочие, охмуренные новой религией, будут работать почти бесплатно, как бы «на себя», а они при  этом – получать прибыли, какие домарксовому капиталисту и не снились.

 « Парвус мечтал об одном – покорить эту громадную и абсолютно глупую, но наделенную столькими богатствами страну. Кем уж он там хотел стать – абсолютным монархом, или, что куда практичнее, главой единственной в стране разрешенной партии, неизвестно. Помогая Ленину, он наверняка рассчитывал поехать и отпихнуть его от власти. Парвус - ловкий человек, да и богатый. Но не все решают деньги.  Ленин отвечает Парвусу, что революция не терпит людей с грязными руками. Наверное, Ильич честно полагает, что у него-то они чистые. Нет на них крови тех, кто пал в войне, кто умер от тифа потом, расстрелян в гражданскую войну...»

       На этом рукопись кончалась. Но зато в папке были какие-то выписки из книг, переводы документов, заметки... Вера  с усмешкой подумала, что таким вещам не было бы цены, если бы их можно было применить в те времена, когда она отвечала за «Школу Ленина». Народ, надо думать, с руками оторвал бы билеты на какую-нибудь лекцию на тему «Особые ленинские методы финансирования партийной кассы» - рассказ об ограблении революционерами Джугашвили и Красиным банка в Тифлисе...

Именно так и нужно было рассказывать тогда о Ленине. У такого, а не сусально-липового вождя и впрямь стоило поучиться - его пробивной силе, умению идти на компромиссы, бессовестности. Те, кто были наделены этими качествами, стали победителями новой контрреволюции. Все эти супербогатые олигархи, продажные политики, непотопляемые поп-звезды и прочие. А те, кто слушали сусальные сказочки о вожде, остались в дураках.
         Убирая бумаги на место, Вера думала о том, что это все очень интересно, но не очень проясняет вопрос с письмами. Что в них, хотела бы она знать? И сумел ли Туркин уже проверить, подлинные они или нет и сделать их переводы?