A l interieur

       В полной темноте я на ощупь, ударившись о ножку кресла, пробралась к тебе в постель. Я легла рядом и уставилась наверх, прислушиваясь к твоему дыханию. Сквозь щель в шторах потолок облизывала тонкая полоска белого света от уличных фонарей. Я прижалась к тебе. Мне нужно было это тонкое тело, я как хищник вдыхала его запах, ноздри задрожали. А ты замер.  Может, ты проснулся, а может, и во сне все понял. Я с легкостью перевернула тебя и залезла внутрь. Наконец-то… Все органы ходили ходуном. Раздвигая руками и ногами скользкие, похожие на мешки, отростки, я ползла вперед.
      Я давно изучила все это. Да, собственно, изучать тут было особенно нечего. Все одинаковое – легкие, кишки (которые только мешались здесь), всякая прочая дрянь… Мне не это было нужно. Я оттолкнула ребро, которое не заметила в темноте, и оно хрустнуло. Но вот я на месте. Зрелище завораживало. Как маленькие дорогие часики, точно в такт, сердце. Большое, пронизанное венами, сокращающееся, как будто от боли. Я нависла над ним и, не дыша, рассматривала. Да… Это стоит всякой остальной мерзости здесь. Я взбила сердце, как подушку, и устроилась поудобнее, сладко зевнув. Сегодня я высплюсь.
       Проснулась я рано. Вылезла, отряхнулась и цапнула первую утреннюю сигарету – самую сладкую за день. На улице происходило утро, оно сползало лучами по домам, цепляясь за них когтями, но всегда как будто обещало что-то новое.
       Я глянула на тебя и задохнулась дымом. Ты еще спал, на спине, раскинув руки и ноги, но на лице дрожало болезненное выражение. Я опустила глаза. Тело, белоснежное, прекрасное, тонкое тело, похожее на перо большой райской птицы, которое я так любила нежить и мять, превратилось в желтоватый скелет, обтянутый кожей. Оно было покрыто синяками и кровоподтеками, вены на ногах и руках вздулись, дыхание стало прерывистым, и вылетало изо рта хрипами. А на животе гноилась рваная рана, то отверстие, через которое я каждую ночь проникала в тебя. Ты молчал, ты знал, ты улыбался, когда я говорила, как хорошо спала.
        В глазах у меня зарябило. Произведение гениального скульптора превратилось в мусор. Я нащупала на тумбочке консервный нож и воткнула себе в живот. Пришлось приложить силы, чтобы вспороть кожу, и я давила все сильнее. Дыра была уже приличных размеров, и я отложила нож и подняла тебя на руки. Ты стал еще легче, чем был. Немного испачкав тебя кровью, я укачивала тебя, пока морщины у тебя на лбу не разгладились, а ресницы не перестали дрожать. Ты опять стал хоть немного похож на то сокровище, каким я тебя помнила. Я аккуратно, стиснув зубы, положила тебя внутрь. Сегодня ты выспишься.                               


*(фр.) Внутри